Коллекционер

Теплый майский день подарил ласковое солнце, согревая свору ребятишек, что расположились на детской площадке. Резвые сорванцы уже успели сыграть в догонялки, облазить все их тайные ходы, ведущие к кривым шалашам. Теперь они, — краснощекие и потные, сидели возле турников и рассматривали свои коллекции. У Майлза, вон, цветные стеклышки. Да ни абы какие, а все разные: есть даже стеклышко от бутылки дорогого отцовского виски. Папа Майло был в бешенстве, когда сын свалил коллекционный напиток, который он берег уже восемь лет. Но мальчишка все равно был доволен, что так сложилось, ведь теперь у него есть самая настоящая стеклянная редкость. А у Эдда — лучшего друга Майлза, была коллекция бабочек. Девочки то визжали, то плакали, когда видели проколотых тонкими иголочками насекомых. Жалость к мертвым созданиям смешивалась с омерзением при виде их сухих крыльев и мохнатых тел. — Лин, а у тебя что? Ты говорила, что у тебя какая-то супер-пупер редкая коллекция, — Эдд с насмешкой глянул на единственную в их небольшой компании девочку. Лин была тихим и скромным ребёнком, поглощенным книгами про приключения принцесс и их рыцарей. Она ничего не собирала, но очень хотела влиться в компанию этих мальчишек, поэтому и ляпнула как-то на днях не подумав, что есть у нее собрание редкостей, — каких только она еще не придумала. — А я… а я свою не принесла сегодня, — Лин вжала голову в плечи, а кончики ее ушей слегка покраснели. — И завтра не принесёшь. И через неделю тоже, — пробасил Майло. Он был старший из них, но все же еще малый ребёнок, хотя голос его был на удивление низкий и даже грубый. — Потому что ты лгунья! Мальчик ткнул Лин грязным пальцем в щеку и загоготал. — Я не лгунья! — девочка вскочила с места и принялась тереть щеку. Она хмурилась и недовольно сопела. Лин задели слова Майлза. Теперь она и сама начала верить в свое вранье, настолько сильно ей хотелось доказать что-то этому вредному мальчишке. — Лгунья! — не унимался старший. — Нет! — продолжала стоять на своем Лин. Эдд заливисто смеялся, глядя на эту перепалку. В разгаре ссоры дети не заметили как к ним подошёл высокий мужчина. Он был не по погоде тепло одет. Высокий воротник плотного черного пальто прикрывал нижнюю часть лица. Руки он спрятал в карманах. Странный незнакомец уже несколько минут глядел на троицу ребят. Его тёмные глаза поочерёдно задерживались то на Эдде, то на Майло, то на Лин. Бесстрастный мужской голос раздался ровно в тот момент, когда Эдд, заметив незваного гостя, дернул за руку друга и спор мгновенно затих: — Не важно, что вы собираете в свою коллекцию. Ни одна из них все равно не сравнится с моей, — в уголках глаз мужчины наметились легкие морщинки. Казалось, что он улыбнулся. — И что же вы коллекционируете? — спросил Майлз, и можно было сказать, что вопрос прозвучал уверенно, если бы не в миг покрасневшие полные щеки. Мальчика явно смутил этот человек. — О! — черный неподвижный взор странного взрослого отразил блеск, который появляется у всякого человека, когда речь заходит о чем-то, чем он безумно гордится. — У меня дома находятся самые прекрасные из земных созданий. Я бережно храню их от чужих глаз. Люди… завистливые существа. — Ч-что это значит? — Лин переминалась с ноги на ногу от нервного напряжения внезапно охватившего её в ту минуту. — Зависть, — мужчина глухо кашлянул в ворот пальто, — это самое страшное, что может породить человеческая душа. Все мы ее испытываем, но все зависит от испорченности сущности. Спроси о зависти своего старшего друга. Мужчина слегка дёрнул головой в сторону Майло. Тот широко раскрыл рот и был готов рьяно отстаивать себя, но странный человек не позволил произнести мальчику даже звука. — Он завидует твоей коллекции, хотя в глаза ее не видел. Если она в самом деле есть, значит, есть вероятность, что она может оказаться ценнее его стекляшек. Девочка кусала и без того истерзанные губы и слушала взрослого, не сводя с его прикрытого лица больших и напуганных глаз. Незнакомец, довольный произведённым на детей эффектом, продолжил: — Одна лишь мысль, что у кого-то есть нечто более прекрасное, чем у него — приводит завистника в бешенство, — мужчина ухмыльнулся и перевел не самый добрый взгляд на Майлза. Мальчик, чье лицо до этого багровело от злости, теперь стоял бледный и оробевший. — Такие, как этот мальчишка отбирают у других все самое важное лишь из жадности и ревности. Повисло молчание. И казалось оно дурным и мутным. Незнакомец больше не смотрел ни на кого из детей, — взгляд его был пустой и складывалось впечатление, что он вообще никуда не смотрит или делает это как будто внутрь себя. Ребята же не сводили с пугающего их мужчины ошарашенных глаз. Их пробрал страх, но отражался на каждом юном лице он совершенно по-разному: Лин нервничала и дрожала как тоненький осиновый листок. Майлз перестал слышать как бьется собственное сердце, хотя до этого в ушах то и дело отстукивал его гневный ритм. А Эдд чувствовал как сильно ему хотелось что-то сказать, но в горле пересохло; хотелось побежать, но ноги онемели и не желали двигаться. Спустя несколько долгих, бесконечно долгих минут, мужчина резко и коротко дернулся всем телом, будто его пронзил небольшой заряд тока. Он резво оглядел детей, — отчего каждый из них в ответ сразу отвел взгляд, улыбнулся им до странного добродушной улыбкой и елейным голосом сказал, почти что пропел: — Пока, дети. Остерегайтесь плохих взрослых, — развернулся на стертых каблуках своих видавших лучшие времена лакированных туфель, и слегка сгорбившись удалился прочь от детской площадки плотнее кутаясь в высокий ворот пальто. Лин, Эдд и Майло провожали страшного человека прикованными к его спине взглядами. Этот голос, эти глаза и этот длинный чёрный силуэт они никогда не забудут. Не смогут забыть.