Как думаешь, он заряжен?

О, да… Гермиона усмехается. Снова эти штормовые глаза… На первой полосе Пророка пестрит колдография. А ниже, статья… гласившая о дате смерти… Гениальнейшего Драко Люциуса Малфоя. Гермиона долго разглядывала напечатанные буквы и думала… о нём. Перед её глазами лежал конверт, запечатанный чёрным сургучом. Гермиона обвела пальцем печать. Она рассматривала пергамент, в верхней части которого — заголовок: «Приглашение» Перед ней лежало приглашение на похороны её главного врага. Но почему-то она знала, что это не конец. И вот в чём загвоздка. Их враждой не движила ненависть. Нет. Но они были заклятыми врагами лишь потому, что знали друг друга наизусть… Самый злейший враг — тот, который знает все твои уязвимые места… И Малфой таковым являлся. Дьявол! Он понимал каждое её действие, поэтому мог каждое предугадать. Но он не был на шаг впереди. Ведь она тоже выучила его повадки. Сколько лет продолжалась эта война двух противоположных миров, двух мнений, противоположных убеждений..? И вот сейчас Гермиона собирается на похороны самого Драко Малфоя. А на душе колеблятся такие предательски неоднозначные чувства… И почему-то ей кажется это лишь иллюзией. Но она объявится там. Нарядившись в его любимый цвет. Она не любит чёрный… Однако ради него готова была полностью облачится в этот глубокий цвет полуночного неба. Гермиона смотрит на себя в зеркало. Смотрит в свои глаза, в которых всю жизнь горел огонь, пылал, освещал путь. Но по коже пробегают мурашки. А дух захватывает от тайфуна, обрушившегося где-то у неё под грудной клеткой. В своих карих радужках она видит ту арктическую пустыню и метущую метель. Она быстро моргает, в попытке избавиться от навязанного собой же наваждения. Ведёт рукой по ткани жакета, надетого поверх чёрной удлинённой рубашки и расшитого корсета. Две верхние пуговицы расстёгнуты… И она вспоминает, как больше десятка лет назад на этом оголённом декольте были алые засосы. Оставленные им. Гермиона смотрит на свои губы, ныне подчёркнутые тёмным карандашом. А тогда… словно налитые свинцом, они были опухшие и искусанные до крови… Его имя, которое она произнесла, кажется, впервые в жизни… День его похорон просто стал очередным днём, когда Гермиона заставляет всплыть на поверхность самые тайные воспоминания. Весь тот интим, всю подноготную, она вновь и вновь вскрывала это, точно больной гнойник. А гной, что вытекал — последствия. Гермиона в жизни не поверит в его смерть. Но на его похоронах будет скалится триумфальной улыбкой. Которой научилась у него…

* * *

Даже погода в Лондоне провожала этого человека. Который оставил не только след в истории, но и неизлечимую болячку в воспоминаниях всех, кто был близок ему. Гермиона это знает. Грейнджер шла в окружении своей охраны. Мужчина по левую сторону любезно держал над её головой зонтик. И без того серое, осеннее небо, затягивали грозовые тучи. Где-то вдалеке слышался гром. А громкие удары больших капель ливня о поверхности уже долбили где-то на подкорке сознания. Этот звук въелся в её барабанные перепонки. А в воздухе витал аромат сырости, напоминающий его… На улице зябко, сыро, неприятно, ветер пробирает насквозь. Его любимая погода… По прибытию по коже пробежал холодок. И не от противного ноябрьского ветра. Гермиона провела взгляд от громоздких чугунных ворот, до шпилей башен. Над девушкой возвышался величественный особняк в готическом стиле. Особняк был полон народа. А масштабное и роскошное мероприятие больше походило на средневековый был в замке короля. Гермиона чувствовала себя не в своей тарелке. Как минимум, потому что понимала, что запросто, без прислуги и помощи, сможет найти дорогу до санузла или кухни, если ей вдруг вздумается «припудрить носик» или выпить воды. Девушка знала этот особняк так, словно тут родилась и выросла. Она помнила дорогу до той самой спальни. Ту кровать из тёмного дерева, белые простыни и его чёрную мантию. Атмосфера её угнетает. Однако на лице девушки расплывалась безумная улыбка. Картинка перед глазами расплывается. Голову кружит, взгляд застелила густая белёсая пелена, ноги, точно вата, а по венам течёт вязкий дурман. Она выходит из бального зала, спускается по мраморной лестнице в западном крыле. Перед ней тяжёлые двери с чугунными, неподъёмными ручками. А за этими дверьми — некогда цветущий сад. С алыми розами… Всё это по прежнему было иллюзией для Гермионы. Но она верила, велась. Спустя столько лет… Она стоит в том саду, среди толпы скорбящих и тихо плачущих, а она стоит и томно улыбается. Она на похоронках злейшего врага. Аккуратно делает шаг вперёд. Шаг к победе, шаг к концу, наконец-то положенному. Подходит к гробу, желает посмотреть на его лицо, последний раз взглянуть на гениального соперника. Беспощадно бьющая стена дождя наконец перестаёт закрывать обзор. Она роняет взгляд. А за ним падает и сердце… Гроб пуст. В жалкую секунду Гермиона оборачивается, вскидывая руки. Палочки нет. Она пропала… Драко Малфой, — мертвенно бледный, но такой настоящий, — стоит среди её людей, слившись с толпой. На его лице ни единой эмоции, он словно пуст. Однако в глазах гремит шторм. Он режет девушку взглядом, той холодной сталью. Он такой красивый… Одет с иголочки. Он в полностью белом костюме, таком чистом. Будто он пришёл из другого мира, слишком идеальный. Острые скулы всё также напряжены, кожа сияет, глаза — шторм, обрушившийся на мир Гермионы. Спустя бесконечные мгновения… Её взгляд падает да гвоздь программы. Её прошибает током. Всё это — потрясающе реалистичная декорация для последнего представления, разыгранного специально для неё. А в его руках серебряный револьвер. Мир безумен… И она безумна. Её глаза сверкают. На выдохе она произносит: — Словно наша последняя встреча была толко вчера… В следующее мгновение словно ледяная статуя тает. На его лице больше нет той холодной пустоты… Кончик губ тянется выше… И губы расплываются в том самом чеширском оскале. Маэстро доигрывает последнюю мелодию… — Как думаешь, любимая, она заряжен?