Шутовские сказки и мифы

Старший следователь прокуратуры Михаил Юрьевич Горшенёв зябко поёжился на трамвайном сиденье. Обогрев салона работал плохо. За неделю он уже успел возненавидеть этот маршрут среди малоэтажных исторических домиков, по которому он катался каждый день туда и обратно до поздней ночи. Горшенёв вспоминал, что когда в ноябре нашли первый труп четырнадцатилетнего мальчишки, это был неприятный, но, как он тогда считал, рядовой выезд на мокруху. Пацана в луже крови нашла в одной из арок-тоннелей выгуливающая собаку женщина. Криков и блевоты было много. Судмедэксперт установил, что незадолго до смерти потерпевшему была введена большая доза кетамина, а смерть наступила в результате колото-резаных ран лица и шеи. Когда через три недели при похожих обстоятельствах был найден второй труп, на этот раз тринадцатилетнего мальчика, с такими же ранениями и кетамином в крови, Горшенёв заподозрил, что на их территории появился маньяк. Но начальство отказало ему в объединении двух дел, мотивируя решение нежеланием поднимать панику среди населения и портить статистику. Поэтому Горшенёв и катался который вечер по одному и тому же маршруту — он был единственной ниточкой в делах. Обоих мальчиков в последний раз видели в этом трамвае. Пока что ему не везло, или наоборот везло: никого подозрительного он не встречал, но и новых трупов не прибавилось. От нечего делать Горшенёв размышлял о своей жизни. Как получилось, что он может позволить себе сутками расследовать дело, потому что дома его никто не ждёт? Все попытки построить хоть какую-то личную жизнь разбивались о вечную занятость на работе. Трудно начать отношения, если во время свидания ты можешь сорваться из-за попросившегося на допрос задержанного, открытия новых обстоятельств дела или в морг. По совету коллег он даже зарегистрировался на сайте знакомств, но ничего хорошего из этого не вышло. Почему-то абсолютно все мэтчи оказывались с духовно богатыми девами, первой реакцией которых на его место работы, было упоминание Порфирия Петровича из "Преступления и наказания". Если раньше Горшенёв испытывал неприязнь к Достоевскому, то теперь он ненавидел его до белых глаз и крови из носа. У него мелькала мысль поискать удачи на тёмной стороне — среди геев. В надежде на быстрый секс без обязательств и упоминаний школьной программы по литературе. Но побоялся, что кто-нибудь спалит. УСБ, коллеги или, что ещё хуже, знакомые родственников. А для поиска среди подследственных и потерпевших он ещё недостаточно отчаялся. Да им обычно и не до флирта со следователем. Поток размышлений о личной жизни прервало появление пацана со спортивной сумкой и высокого мужика в очках, которые только что зашли в трамвай. Пацан выглядел лет на пятнадцать и вполне тянул на потенциальную жертву, мужик в очках пока ничего подозрительного не делал, спокойно сел на сиденье за водителем и, вроде бы, не обращал внимание на пацана, который занял место в середине вагона. Горшенёв устало наблюдал за пассажирами, на всякий случай разминая мышцы, сведённые от долгой неподвижности. Проехав пять остановок, пацан собрался выходить. Горшенёв размышлял выходить ли вместе с ним, чтобы проводить, или остаться наблюдать за очкариком. Всё решилось само, когда на остановке очкарик засуетился и выскочил из трамвая вслед за пацаном. Чертыхнувшись, Горшенёв поспешил за ними. В крови забурлило радостное предвкушение. Неужели не зря катался?! Пацан быстро шёл явно давно знакомой дорогой, не оборачиваясь по сторонам. На некотором расстоянии за ним шёл очкарик. Процессию замыкал Горшенёв, старающийся не приближаться слишком близко, но и не отстать. Всё шло хорошо до тех пор, пока из двери магазина на улицу, прямо под ноги Горшенёву, не выкатилась бабка с хозяйственной сумкой на колёсиках. Он почти споткнулся об неё, успел вовремя затормозить, но бабка всё равно начала хватать его за полы куртки и голосить о невоспитанной пьяни, шляющейся по улицам в попытках убить старушек. "И тут Достоевский," — зло подумал Горшенёв, вырвался из цепких бабкиных рук и с ужасом понял, что пацана и очкарика нигде не видно. Куда они могли подеваться? Зашли в подворотню или успели дойти до угла и повернули на другую улицу? Горшенёв рванул вперёд, больше не заботясь о конспирации. Решив, что на оживлённой улице опасности меньше, он решил первым делом проверить вход во двор. И, кажется, не ошибся. Там раздавалась какая-то возня и голоса. Уже вбегая в арку, Горшенёв подумал, что может не успеть. В тусклом свете фонарей он увидел, как очкарик держит пацана за плечо левой рукой, а правой заносит шприц, целясь в открытую шею. Видимо, в тот день как-то по особенному встали планеты, или в лесах Ленобласти сдох последний медведь, но судьба решила не только подкинуть под ноги вредную бабку, но и приятно удивить Горшенёва. Пацан не стал дожидаться спасения, а быстро провёл какой-то хитрый приём из боевиков, с подсадом голенью и броском через бедро. Блеснув, шприц отлетел в сторону, а очкарик, крепко приложившись, стонал на асфальте, даже не пытаясь встать. — Это ты где так научился людьми кидаться? — спросил Горшенёв пацана, медленно приближаясь и разворачивая "корочки". — Подполковник юстиции, Горшенёв Михаил Юрьевич. Молодец, быстро среагировал. Скорее всего, ты сегодня помог задержать маньяка, охотившегося на детей. Пацан как-то странно отреагировал на похвалу. Нервно заржал и сел на валяющуюся под ногами спортивную сумку. — Да в пизду такую жизнь, что не делай, а даже маньяки ребёнком считают, — сквозь смех выругался он. — Это у тебя отходняк от стресса такой? Со смехом? Ты, кстати, не видел, в какую сторону шприц улетел? — спросил Горшенёв, вызывая по телефону следственно-оперативную группу. — Это не стресс, просто не понимаете, как заебало. Мне уже три месяца восемнадцать, а не то что сигареты и пиво без паспорта не продают, на прошлой неделе в кино на фильм 16+ пускать не хотели, — вздохнул пацан, растирая лицо руками. — Шприц у меня за спиной лежит. — Вот пусть всё и лежит. И шприц и задержанный. Сейчас машина подъедет — всё запротоколируем, обфоткаем и поедем показания давать. Как тебя зовут-то? — Влад, — ответил пацан и протянул руку для пожатия. Но с показаниями не сложилось. Как только они приехали в Следственный комитет, Горшенёва вызвали в кабинет начальника, где, после доклада о результатах расследования, долго одновременно ругали за самодеятельность и хвалили за задержание подозреваемого. Когда он вернулся в свой кабинет, то застал Влада спящим на диване для посетителей. — Эй, — потряс Горшенёв его за плечо, — освобождай территорию, сегодня я в кабинете сплю. Поздно уже, лень домой ехать. Завтра показания дашь. — Говно вопрос, — пробормотал Влад и, не открывая глаз, перебрался в кресло, где свернулся клубком и продолжил спать. От такой наглости Горшенёв завис, не зная, что делать. Тяжёлый день давал о себе знать, сил на активные действия не осталось, и Горшенёв улёгся на диван, укрывшись курткой. Хер с ним, пусть спит в кресле. Можно будет с самого утра быстренько всё оформить. Видимо, судьба решила, что за вчерашний день выдала весь запас удачи, и как только Горшенёв проснулся, его отправили в СИЗО, где свежезадержанный маньяк требовал немедленной встречи со следователем, угрожая голодовкой, суицидом и отказом в дальнейшем давать показания. Они с Владом успели только выпить по чашке горячего чая с найденными в сейфе остатками печенья и договориться о переносе дачи показаний на два часа дня, перед тем, как разъехаться по делам. В два тоже не получилось, и пришлось перенести на вечер, потому что оказалось, что подозреваемый решил чистосердечно признаться и долго каялся, делая это очень подробно, что было очень хорошо для сбора доказательной базы, но постоянно впадая в пространные рассуждения о мизантропии, к месту и не к месту цитируя Ницше и пытаясь убедить, что он Харон, переправляющий грешников на тот свет, явно "играя в несознанку". — Можете передо мной не слишком стараться, — сказал Горшенёв, собирая со стола бумаги в конце допроса, — вас всё равно обязательно отправят на психиатрическую экспертизу. Уже на подходе к зданию СК Горшенёв вспомнил, что так ни разу сегодня и не поел, но он уже сильно опаздывал и решил, что потом заскочит к дежурному следователю за дошиком. Влада он обнаружил снова спящим, на этот раз под дверью своего кабинета. Неожиданно для Горшенёва опрос свидетеля закончился поеданием обалденных жареных пирожков с капустой, которые Влад испёк ему, впечатлившись разнообразием и питательностью совместного завтрака. Разговор с делового перешёл на личное, и Горшенёв сам не заметил, как начал пересыпать свою речь матом, бесконечными "это", "ё-моё " и "понимаешь, да?", которые исключал будучи следователем, используя только для общения с близкими. Вечер снова закончился совместной ночёвкой в кабинете, потому что ехать домой было уже поздно и лень. С того дня как-то так повелось, что несколько раз в неделю Влад пересекался с Горшенёвым, передавая собственноручно приготовленную еду, мотивируя это заботой о здоровье спасшего его от маньяка героя. То, что он спасся сам, не упоминалось обоими. Если у Горшенёва было свободное время, они сидели на скамейке возле СК или в кабинете, если на улице было слишком холодно. Влад рассказывал про желание учиться на актёра, но сомневался в своей способности поступить. Горшенёв, узнав, что Влад с первого класса самостоятельно прочитал всего одну книгу, настойчиво подбрасывал книги для самообразования, которые они потом обсуждали, почти никогда не сходясь во мнениях. Горшенёв кипятился до такой степени, что его речь начинала почти полностью состоять из слов паразитов, на что Влад только смеялся и протяжно тянул "ну Михааал Юрииич". Это обращении было единственным, что напоминало про их разницу в 14 лет. Скорее всего их общение рано или поздно сошло на нет, если бы одним весенним днём во время посиделок с пирожками возле следственного комитета, их не заметил хозяин квартиры, в которой Влад снимал комнату. Оказалось, что несколько лет назад Горшенёв задерживал его за избиение женщины. Эта встреча вылилась в разбитый нос Влада и ещё одно задержание для хозяина квартиры, на этот раз за нападение на сотрудника при исполнении. Владу пришлось съехать с квартиры из-за угроз приятелей задержанного. Чувствуя себя виноватым, Горшенёв предложил перекантоваться пару недель у него, на время поиска нового жилья, и отправился на дежурство. Когда он вернулся домой, то почти не узнал свою квартиру — такая там царила чистота. Как будто на его территорию совершила налёт банда сумасшедших уборщиц, уничтожив весь скопившийся беспорядок. На кухне ждал сытный завтрак, грязной посуды в раковине тоже больше не наблюдалось. Горшенёв решил, что обязательно задаст вечером Владу самый главный вопрос, который должен будет решить направление их дальнейшего общения. Проснувшись от запаха готовящегося ужина, Горшенёв умылся и решительно отправился на кухню. Влад стоял возле плиты и помешивал жаркое в сковороде. Он обернулся и широко улыбнулся, наморщив нос. — Привет, через пять минут можно есть садиться, вовремя проснулся. Горшенёв выдохнул и бросился в омут. — Это, я тебя давно спросить хотел. Когда мы…эт самое… познакомились, ты что подумал? Про меня. Никаких ассоциаций не было? Литература там, кино? Влад покраснел. — Ну чо молчишь, я ж вижу, что-то было? — Просто думаю, что тебе не понравиться, ты начнёшь мне лекции читать, и ужин остынет. — Ё-моё, да скажи уже! Влад выключил плиту и отошёл от Горшенёва подальше. — Подумал, что ты как Маша Швецова из "Тайн следствия", только более деловой и эффектный. На самом деле, я даже испугаться не успел, а ты уже был рядом и всё порешал с маньяком. Влад закусил нижнюю губу и посмотрел на Горшенёва, нервно покручивая кольца на пальцах. — Точно не "Преступление и наказание"? — уточнил Горшенёв. — А кто там следователь? — Удивился Влад. — Ты же знаешь, что я школьную программу только в очень кратком содержании читал, и то не всегда. А ты мне ничего из Достоевского не давал ещё. — И не дам, потому что Достоевский… так, стоп. Я ж не об этом, ё-моё. Не ищи жильё, ты и тут не мешаешься. И зови меня по имени, без отчества. Раз вместе живём. — Тебе просто нравится, что я убираю и готовлю? — С улыбкой сказал Влад, расслабившись. И протянул на пробу имя, — Ми-и-иха. Прикольно. — А мне сегодня на раскладушку, как обычно, или с тобой ложиться? — В самом конце ужина спросил Влад, снова заливаясь румянцем и прикусывая губу. — Или я неправильно понял? — Нет. Ёпта, да. Эт самое…Конечно. Да блять, ну понимаешь, да? *** Горшенёв сидел на совещании и делал вид, что слушает, как районный прокурор, Батогов Вячеслав Викторович, распекал подчинённых за низкую раскрываемость и затягивание сроков. Вместо этого бесполезного занятия Миха лучше бы дописал протокол осмотра трупа по новому делу и пораньше вернулся домой. С некоторых пор он старался не задерживаться на работе. — И последнее на сегодня, — бубнил Батогов. — Приближается 25 июля. С 2014 года — это день сотрудника органов следствия РФ. Совсем новый праздник, но нам были выделены средства на его проведение в форме, — прокурор подсмотрел в лежащий перед ним документ, — комплексного праздничного семейно-спортивного мероприятия, направленного на демонстрацию общественной значимости профессии. Сначала будут вручены ведомственные награды отличившимся за год. Потом сотрудники и члены их семей примут участие в соревнованиях. — А как же банкет? — Громко прошептал кто-то. — Банкет будет потом. И только для тех, кто участвовал в спортивной части праздника, — строго сказал прокурор. — Предупреждаю заранее, хотя бы один родственник каждого сотрудника должен присутствовать. Родители, дети, братья и сестры, племянники, супруги. Сожители тоже считаются. Даже пи… гом… даже лица, которые состоят в нетрадиционном сожительстве. Батогов неожиданно смешался, но быстро пришёл в себя. — Горшенёв, про тебя речь, хватить витать в мыслях! Совещание окончено, все свободны, кроме Горшенёва. Следователи быстро собрали документы и разошлись по кабинетам. Некоторые кидали сочувственные взгляды на оставшегося. — Горшенёв, открой блокнот и пиши, — строго сказал Батогов. Горшенёв вынырнул из размышлений о том, где успел накосячить, и на автомате приготовился записывать. — Первый пункт: пирог куриный с рисом, пункт второй: пирожки жареные с капустой, пункт третий… — Это что такое? — Не понял Горшенёв. — Ну как что? Список того, что принесёте на праздник. Пол отдела в гости столоваться ходило. Уже опера легенды рассказывают. А непосредственное руководство ещё не угощал. — Ответил Батогов. Дверь кабинета приоткрылась и послышался голос секретаря прокурора. — Вячеслав Викторович, не забудьте маринованные кабачки. Обязательно попробуйте Владовы закрутки. — Ну запиши ещё и кабачки, — согласился прокурор.