Как говорят пингвины?

В офисе небольшая суета, всюду чёрно-белые пятна, стилисты и креативщики, кто-то включил опенинг «Пингвинов из Мадагаскара» и теперь смеётся. У Арсения смех застрял где-то в груди и теперь дрожит по кончикам пальцев. Крю недавно закончила собрание: обсуждали новый сезон нового шоу на новом канале, а теперь ливерпульской четвёркой впридачу с продюсером собираются на премьеру самого настоящего фильма с самым настоящим Арсением. Он уже получил свою долю шуток и подколок, так же как и похвал и поздравлений — и все лавры принимал сдержанно и спокойно. Понимал, что большинство его чествуют, потому что вроде как надо. И лишь монохромная братия знает не по наслышке про подводные камни, которые за этим лежат, а потому — рады за него искренне и всем сердцем. Не в первый раз он будет видеть себя на большом экране (хотя каждый раз как в первый), но сейчас его, как невесту под венец, поведут в зал самые близкие друзья. От этого накрывает похлеще любой дури, и на своей энергии Арсений сам может всех их впятером домчать до кинотеатра на своём горбу. Он заходит и оглядывает комнату, с ужасом замечая Стаса, который на удивление одевается не с той же быстротой, с которой разговаривает. Шутливо вступает с ним в перепалку и выуживает телефон из чехла, начиная записывать видео для подписчиков. Арс ругает Стаса, хвалит Диму, мажет камерой по Серёже, но в задаче почему-то недостаёт составляющей, и он идёт на её поиски в коридор. Шарит глазами по стенам, натыкается на одного из членов команды и быстро зацепляется за это вниманием. Головой он сейчас далековато. Если будет морозить чушь, можно будет потом обрезать видео, ну а пока снова ощупывает взглядом даль коридора в попытке высмотреть длинный силуэт. Будто почувствовав, что его ищут, Антон выползает из кабинета и шаркает в их сторону, уже издалека сверкая улыбкой. Арсений — сверкает в ответ. Саша понятливо смотрит и удаляется в кабинет, из которого вышел Антон. — Ну что, звезда, сегодня сияешь ярче обычного? — Антон подходит и крепко сжимает его плечо, немного массируя. Арсения со звездой он сравнивал часто, и куда чаще именно с Солнцем. Даже называл так — «солнце», — а Арсений отмахивался, загораясь щеками. — Чего так? Марс в Козероге? Арсений закатывает глаза и косится на руку, всё ещё поглаживающую его плечо. В офисе на нежности они не расщедриваются, чтобы случайно не оказаться в сторис Серёжи Матвиенко. Так и остаётся то лапнуть за локоть, то ущипнуть за бок, то дёрнуть за ухо, как девчонку за косичку в первом классе. И ведь означает это одно и то же — «я тибя лублу». — Овен в рыбах, — отвечает Арсений. Моргает и оглядывает ухмыльнувшегося Антона с головы до ног. — Ты безумно красивый. — Не такой красивый, как дебютант. — А я и не дебютант. — А я и не говорил, что это ты. Арсений цокает и качает головой, растягивая губы в улыбку. Его не наебёшь. В глазах Антона есть тот влюблённый блеск и восхищение, которые он сам иногда чувствует у себя в затылке, когда видит вьющуюся чёлку, слышит бряканье браслетов, чувствует запах знакомого парфюма и смотрит в бесконечно ласковые зелёные глаза. — Сучара. — Ты самый красивый в мире, Арс, — Антон облизывает свою улыбку и проводит ладонью по его спине, слегка подталкивая в кабинет с остальными парнями. Кажется, включили десятичасовую версию заставки из «Пингвинов». — Поехали смотреть, как тебя и там, и тут показывают. В дороге много смеются и клянутся не отходить далеко друг от друга, потому что пока они вместе — это ещё прикол. Но стоит одному пингвину отбиться от стаи, и из шутки исчезает доля шутки, превращаясь в пингвина-каламбуриста. — Алло, это посольство? — Антон подносит к уху руку на манер телефона и по-сучьи выгибает бровь. Непонятно, у кого понабрался. — Посолите мне суп. Арсений хочет закатить глаза, потому что он здесь ценитель каламбуров, вообще-то, и имеет право судить. А это — моветон и безвкусица. Но Серёжа опережает его, поднося кулак-телефон к своему уху: — Алло, это примерочная? Решите мне пример. Ещё несколько минут, и их опоздание перестало бы быть кокетливым, став неприличным. Как и ожидалось, к тому моменту, как они приезжают, кинотеатр уже набит битком, кишмя кишит и пруд прудит зрителями и фанатами. Впятером они кивают в разные стороны, Арсений разбрасывает в толпу «спасибо» в ответ на поздравления и старается сдержать внутри возглас искреннего счастья. От эмоций сами по себе делаются много лишних телодвижений. Он часто поправляет очки, которые прекрасно лежат на переносице, одёргивает пиджак, который и так сносно сидит в плечах, и смотрит в сторону чёрно-белой высокой фигуры, которую уже тянет к аппаратам для попкорна. Снова суматоха, Арсения утягивает за собой съёмочная группа. Внутри бурлит от предвкушения и волнения — ему не всё равно, как парни оценят его игру. Кажется, за долгие годы импровизационной карьеры он сыграл столько ролей, что хватило бы на десять карьер Кристофера Ли. Но каждый раз его застаёт врасплох осознание, что на экранах его увидят реальные люди и сложат о нём какое-то своё мнение. Так что в зале снова подкрадывается успокоившаяся было тревожность, он стоит перед бесконечной чередой кресел со зрителями, которые сейчас будут смотреть на Арсения Попова в кино. Парни хихикают и фоткают его, всё-таки отбившегося от стаи, но Арсения цепляет только взгляд из-под тёмных очков — гордый и влюблённый — и едва заметная улыбка. Зохан по левую руку что-то ему говорит, он что-то ему отвечает, представление актёров проходит быстро, как по щелчку пальцев. Арсений пружинит к первому ряду и садится в соседнее с Антоном кресло. — Алло, это завод? — горячий шёпот на ухо. — Вы меня заводите. Арсений фыркает от того, как это плохо, и немного расслабляется. Через несколько минут звук из колонок бьёт по ушам в темноте, и он смотрит фильм в третий раз. Зал отзывчивый, смеётся и хихикает, и слева Антон улыбается тоже. Подворовывает у Арсения попкорн, шепчет смешливые комментарии на ухо и переглядывается с ним на сцене из сексшопа. Ощущать его совсем рядом — приятно. Но не менее приятно знать, что также рядом с Антоном есть ещё Дима, Стас и Серёжа, и все как один в дурацких костюмах. Эта поддержка открывает второе дыхание и отворяет все двери — Арсений широко улыбается и вертит телефоном в руках, смотря куда-то сквозь полотно киноэкрана. После показа Солнце ярко светит на Q&A и провожает удаляющихся из зала Диму с Антоном. Фанаты оккупировали выход и столпились у него своей пёстрой стайкой. Проще было уйти пораньше. Но когда он просачивается через служебный выход вместе с кастом, телефон в чехле вибрирует и высвечивает сообщение: Шаст: Жду тебя дома, как жёнушка. Ужин скоро будет на столе. И от этого хочется домой ещё сильнее.

***

Арсений приезжает раньше курьера. Заваливается в квартиру возбуждённым комком эмоций и радостно смеётся, стоя на пороге. Выглядит он, еле-еле помещаясь в чёрном смокинге посреди прихожей, нелепо и роскошно одновременно — так, что хочется смотреть бесконечно. Антон бы и хотел оторвать взгляд, если бы силой не отрывал его пару часов назад, сидя в кинотеатре. Сейчас не может налюбоваться. — Прости, что так долго. Никак не могли попрощаться, — и в голосе ни капли раскаяния. Хотя Антон всё понимает. И готов понимать всегда. Готов, пока Арсений светит светом и улыбается улыбкой, такой красивый и неземной, словно не настоящий, а сошедший с экрана голливудского фильма. Падает в объятия одновременно с тем, как Антон распахивает руки в приглашении, и снова булькает смехом в тёплую грудь. Антон так любит — когда под щекой чужая макушка, а под ладонями широкая спина, бока, плечи. Арсений быстро стихает в руках, ластится в шею и коротко целует, утыкаясь носом куда-то в ключицу. Скоро усталость задавит внутри адреналин, и он совсем разнежится, но Антон только рад его разнежить ещё больше. Сжимает в кольце рук ещё разок и отстраняется, улыбаясь в счастливое лицо с дикими глазами. — Раздевайся давай. Я покушать заказал, доставка скоро приехать должна. Арсений выдыхает и кивает согласно, отворачивая взгляд и ища свои домашние тапки (Антон их прячет, чтобы его побесить, но Арсений почему-то никогда не бесится и всегда их находит). Но потом смотрит на него хитро и с прищуром и заявляет, взяв его за предплечья: — А может лучше ты оденешься и устроим светское свидание? В широких зрачках улыбка, но Антон понимает, что в каждой его шутке лишь доля шутки, и Арс реально в теории готов сейчас взять и отужинать вместе с ним в смокингах. Как это будет смотреться на кухне, где ещё вчера вечером кто-то из пацанов разлил бутылку пива, и запах немного застоялся, Антон не представляет. Зато представлять не надо шальные довольные глаза и улыбку до ушей — невозможно не ответить такой же. — Наверное, ещё никто так пафосно не ел хинкали, — Антон берёт его за руку и ведёт в спальню переодеваться. Если будет нужно, он сам стащит с Арсения этот ебучий смокинг, и даже без поползновений в сторону так эффектно и изящно подчёркнутой им части тела. — А что? — не затыкается Арс, послушно становясь ведомым. За Антоном он бы «повёлся» хоть на край света. — Откроем вино, зажжём ту фаллическую аромо-свечку. Оба прыскают — сувенир им привёз Серёжа из очередного отпуска. А они, как дураки, поставили её на самое видное место «до лучших времён». Хотя с Шастуном же получается романти́к, так что тут даже свечка в форме члена должна заиграть новыми красками. — Надеюсь, запах у неё не фаллический. — Думаю, иначе бы Серёга её не подарил. В спальне темно и холодно. Антон проветривал перед его приездом, потому что Арсений любит звенящую свежесть и практически не мёрзнет. Ради такого можно и самому потерпеть, и надеть носки, и ходить с лягушачьими ладонями. Кисти и ступни у него остывают в два счёта, а сам он, оставшийся, держит тепло довольно долго. Антон подходит к комоду, выдёргивает из него первое, что попалось, домашнее (Арсений бы пошутил, что «исподнее») и кидает это на кровать. Затем оборачивается к мужчине и берёт его вторую руку. Арсений морщится забавно на холодные ладони, но ничего не говорит. Только смотрит во все голубые глаза и сжимает чужие пальцы своими в ответ. Антон поднимает брови. — Ну чего? Реально в костюме есть собрался? Арсений улыбается, в этот раз как-то хрупко, а ямочки прорезаются глубоко и особенно заметно. Лежат на щеках тенью, но без былой шали, а робко. Под взглядом подобравшегося Антона он закрывает глаза, вздыхает и гладит чужие запястья большими пальцами. Отвечает через пару секунд, подняв веки и пожав плечами: — Нет, просто вечер хороший был. Не хочется, чтоб заканчивался. Он признаётся в этом легко и быстро. Вот так говорит, цепляясь глаза-в-глаза, и это так искренне и открыто, что Арсения хочется снова сгрести в ловушку из рук и долго-долго держать, чтобы этот вечер для него и правда никогда не заканчивался. Антон смягчается и тянет одну ладонь к его лицу, укладывая пятерню на гладкую щёку. Пальцы голые и беспрепятственно скользят вверх-вниз по скуле. Арсений слепо тянется к ним губами и натыкается на костяшки, оставляя на них короткий поцелуй. — Арс, у тебя этих премьер будет — дохуища. Веришь? — он смотрит доверчиво и с упёртой уверенностью в глазах, а пальцы всё ещё гладят по щеке. Арсений ластится, как котёнок. — А я верю! Все эмоции сейчас гиперболизируются, раздуваются до неземных масштабов. Хочется сжаться, чтобы не разорвало. — Давай раздеваться, — мягко предлагает Антон, и когда видит, что Арсений кивает спешно и тянет с себя пиджак, клюёт его в щёку, выходя из комнаты на зов домофона. В этот раз, скорее всего, курьер. Забрав пакеты с едой, он тащит их на стол, но затем в голове щёлкает, и он идёт обратно в прихожую. Достаёт с антресолей, вытянувшись во все два метра, запрятанные тапочки и как верный пёс идёт в комнату, чтобы отдать их в руки владельцу. Что-то подсказывает, что состояние Арсения сегодня не располагает к поискам его наикомфортнейшего элемента гардероба. Арсений в расстёгнутых брюках и уже переодетый в футболку вешает рубашку и пиджак на плечики, пряча их в чехол для одежды. Он оборачивается на Антона сразу, как слышит шаркающие шаги, и благодарно улыбается, завидев, что тот несёт в руках. — Вроде в тапочках хожу я, а ноги не умеешь поднимать ты. — Да я устал в этом футляре весь вечер, — жалуется он, показывая на чехол для одежды в руках Арсения. — В следующий раз надену смокинг только на церемонию Оскар, когда поедем за твоей статуэткой. — Шутник, — он фыркает. И губы поджимает. Снова загоняется. Антон смотрит на него с ласковой строгостью, с нежным укором, сводит брови к переносице, и снова тянет ладони к его щекам. Синева глаз нехотя задерживает на нём внимание — отлично. — Я горжусь тобой, мой хороший. И люблю, когда ты гордишься собой тоже. Не смейся над собой, не в этом случае. Я всегда поддерживаю тебя искренне, парни поддерживают тебя искренне, фанаты горят тем, что ты делаешь. Не смей сейчас включать этот похер фейс и снова загоняться по поводу своего актёрства. Антон говорит ещё что-то, а Арсению остаётся только слушать. Щемит где-то под рёбрами, давит в горле, но Арсений не плачет. Просто постепенно, грамм за граммом начинает ощущать вес сегодняшнего дня, и эмоции путаются в голове. Эйфория мешается с паранойей, сладкая дрожь предвкушения — с волнительным тремором, амбиции — с неуверенностью. Но Антон держит его — буквально держит, не даёт оторваться от земли, шепчет уверенно и прямо в глаза, — и на душе разглаживаются складочки. — Спасибо, — он шепчет слово, наверное, в миллионный за сегодня раз, но впервые действительно так много в него вкладывает. Это не только благодарность за буст его уверенности. Здесь ответная реакция на все долгие месяцы, которые вели к этому показу. Потому что Антон не врал, он поддерживал и всегда — искренне. — Я хочу в душ, — внезапно говорит Арсений, и Антон замирает в недоумении. Нить разговора теряется, но голова потихоньку начинает проясняться. — Ну, — он с фырканьем выдыхает, — иди. Только давай по-бырому, остынет же всё. — Я быстро. Напиздел. Потому что Антон всё-таки достаёт и зажигает свечку, с содроганием наблюдая за тем, как постепенно плавится восковая головка. И к тому моменту, как Арсений, посвежевший и расцветший, появляется на кухне, член похудел едва не до самой крайней плоти. Но Антон зря времени и не терял: — Алло, это куртизанка? Мне нужна новая куртка. — Как ты заебал, — смеётся Арсений, шаркая к нему и сразу обвивая руками за поясницу. — Хватит этих пингвиньих мемов, мы открыли какой-то ящик Пандоры. — Да они вообще топовые. Ты слышал, как пингвины говорят? — Это что, детская загадка на внимательность? Пингвины не говорят. А если говорят, то: «Антон, мы не звоним по телефону, чтобы обмениваться всратыми каламбурами». Антон пропускает это мимо ушей и, закатив глаза, продолжает восторженно: — Я погуглил сейчас звуки пингвинов, и это вообще ебануться. Как будто бесы выходят. — Ах вот, что это было. А я думал, ты мизинцем об угол ударился. — Ой, пошёл в жопу, не так уж сильно я орал тогда. Арсений смеётся беззвучно и встаёт на носочки, чтобы заглянуть за широкое плечо. Стол сервирован на скорую руку, но старательно, фольгированные контейнеры стопкой возвышаются у раковины, а еда переложена в широкую тарелку. Даже свечку зажёг, ну что за кавалер. — Может, надо было всё же остаться в смокингах? — предлагает Арс, поиграв бровями и заглядывая в довольное лицо. — Какой ты жестокий, — Антон качает головой, чёлка мягко ложится ему на лоб. — Настолько же жестокий, насколько чертовски красивый в этом пингвиньем костюме. — Что, прям красивый? Арсения выгибает под любым комплиментом, даже самым топорным, сказанным именно Антоном, поэтому часто оказывается осыпан ими с ног до головы. Корона уже поскрёбывает потолок, но кого это волнует, когда у Арсения в глазах такие красивые искорки, а на губах такая искренняя улыбка? — Охуеть как, — подтверждает Антон, с удовольствием давая то, чего он хочет. — Хотелось просто взять тебя и поцеловать. — Так просто возьми и поцелуй. Как хорошо, что они друг друга всегда слышат с первого раза и повторять предложение не приходится. Руки скользят на талию Арсения, а губы — по губам. Это знакомо, и тепло, и мокро, но главное — безумно правильно. У Антона дрожат прикрытые веки, очень хочется распахнуть глаза и любоваться Арсением, будто он никогда его не видел. Арс жмётся к нему ближе, а руками хватается за ткань футболки. Проходит несколько минут, прежде чем они находят в себе силы оторваться друг от друга. — Хочу целовать тебя до рассвета, — говорит Антон, стукаясь лбом о лоб. Шея так быстро затекает, но с этого ракурса очень хорошо видны густые ресницы и бледные веснушки на носу. — До самого рассвета держать тебя в руках и целовать, пока губы не отсохнут. Говорить тебе, какой ты замечательный, кормить твоё чсв, делать комплименты. Ты не представляешь, как много я хочу с тобой сделать, Арс. — М-м, предложение заманчивое, — мурлычет Арсений и ползёт руками по его груди к плечам. — И что же ещё можешь делать до рассвета? Взгляд мутнеет, и внизу живота начинает приятно покалывать. Антон улыбается. — Могу до рассвета поздравлять тебя с премьерой, — говорит прямо в губы, параллельно заползая ладонями под резинку штанов и сжимая в руках крепкую задницу. Арсений задушенно выдыхает ему в рот, цепляется крепче в плечи и тянет голову назад, обнажая белую шею. Он до одури вкусно пахнет, безумно сладко стонет и просто жуть как привлекательно выглядит — податливый и гибкий. — Развернись, — Антон шепчет, наклонившись, в самое ухо, и Арсений послушно поворачивается, тазовыми косточками врезаясь в стол. — Нагибайся, мой хороший, буду тебя поздравлять. Арсений скулит несдержанно. Член крепчает с каждой секундой всё больше, а по спине спускается дрожь предвкушения до самого копчика. Кажется, что даже кольцо ануса пульсирует в ответ на обещание. Антон с наслаждением наблюдает за раскинутой картиной — а это действительно какое-то искусство — и медленно очерчивает ладонями бока, бёдра, ягодицы. Наконец останавливается на кромке штанов. Трусов на Арсении ожидаемо не оказывается, но сейчас это даже на руку. Антон просовывает между его ног две руки и слитным движением раздвигает их ещё больше врозь. Затем оттягивает резинку спортивок вниз, аккуратно высвобождает тут же отозвавшийся на прикосновение член, и оставляет штаны спущенными чуть ниже основания ягодиц. Арсений пыхтит откуда-то сверху, нетерпеливо виляет задницей. Помучать его хочется до жути, но Антон, вроде бы, поздравлять собирался. — Подарочный римминг заказывали? — после мокрого поцелуя в правую половинку. — Да, упакуйте два. — На два тебя не хватит, Арсюша, дорогой, — Антон смеётся и похлопывает его по бедру. — Кончишь и так и развалишься на столе, как самая вкусная хинкалинка. Надо бы тебя скорее съесть. — Может, ещё с тарелкой борща меня сравнишь? И кого ещё тут не хватит. Да у меня встанет снова через пятнадцать минут, если постараться. — Не молодись за счёт лизания жопы, Арс. Арсений хочет фыркнуть самодовольно, но в итоге только задушенно выдыхает, когда влажный язык широко лижет по расселине. Антон эту тему уже давно прохавал, отточил мастерство во всех позах и условиях, так что без труда и раздумий раздвигает ягодицы широкими ладонями в стороны и ввинчивается внутрь одним уверенным движением. У Арсения подгибаются и дрожат колени. Всё немного сумбурно и расторопно, но они оба устали и надо бы успеть поесть, прежде чем этот ужин превратится в простой ночной жор. Тем более, ни один не жалуется — у Антона занят рот и нет претензий, у Арсения нет в принципе сейчас возможности связывать мысли в упорядоченную последовательность. Антон знает, что Арс может кончить и на языке, но это займёт время и отнимет последние силы. Нужно выбрать меньшую из зол, и это — обхватить чужой член плотным кольцом и начать дрочить. Отклик на ласку — протяжный стон. Арсений хочет вместе со спермой выплеснуть всю нервозность сегодняшнего вечера, чтобы внутри осталась только блаженная сытость. И язык Антона. Кончает он резко, когда чувствует, как длинные пальцы трут под мошонкой, и слышит, как сзади хлюпает и чвакает слюна. Сперма отвратительно оседает на обеденном столе — фу — а рука на члене замедляется, постепенно сводя на нет своё движение. Арсений чувствует влажную головку на пояснице, и его снова переёбывает — он стонет и выгибается, пока Антон додрачивает себе и кончает ему на спину. — Потрясающий, — хриплый шёпот одновременно с поцелуем в загривок. Антон помогает ему встать и вытереться. Ладони невесомо колдуют над его телом, и вот он снова чистый, а на столе нет белёсой лужицы. Когда они наконец садятся есть, хинкали холодные, а мясо уже впитало весь бульон, и вкусно причмокивать в каждый укус не получается. С другой стороны, Арсений не любит, когда Антон сёрбает какую бы то ни было жидкость, так что возможно это и к лучшему. Ужинают поздно, но охотно. Арсений скармливает хвостики Антону, а сам крадёт у него несколько глотков колы, ухмыляясь в свой чай с имбирём, который тот не сопрёт, потому что не любит. В голове до приятного пусто, а в теле легко. Так, словно он сейчас взлетит под потолок, и Антону придётся его ловить, чтобы спустить на пол. Отягощают только пара тарелок хинкали, которые он опрокидывает в один присест. Если бы Арсений был воздушным шариком, то скорее всего фольгированным гелевым — красивый, блестящий и который хотят все поголовно дети в парке. Антон бы был колбасой, из которой крутят пуделей и цветочки. Всё, как и хотел, — в сознании безмысленно, в желудке сыто. Вечер, плавно перетекающий в ночь, больше не тяготит, а лишь отзывается мелким покалыванием в пальцах. — Я вспомнил ещё один, — бормочет Антон ему в затылок, когда свет уже выключен и кровать разобрана. Арсений мычит вопросительно, чуть отклонившись затылком назад, стараясь не впечататься им в чужой нос. — Алло, это окулист? На меня напала акула. И смеётся, распушая Арсению волосы. Дурак.