История одной болезни

Олд Гринвич, Коннектикут, 2 декабря 2022г Идея подарить ей телефон была провальной — когда Ксавье на это решился, ему казалось, что такие долгие вынужденные каникулы без связи с Уэнсдей будут для него пыткой. Но вышло как всегда наоборот — пыткой оказалось то, что связь с ней у него есть, есть этот чертов пустой диалог в Ватсапе, с одним сообщением от него, прочитанным, но не отвеченным. «Привет, Уэнсдей! Большинство ребят общаются друг с другом через это приложение. У тебя есть диалоги со мной и Энид, ты можешь добавлять номера телефонов других людей и создавать диалоги еще. Как у тебя дела? Собираешься в Невермор в следующем семестре? Получилось разобраться с телефоном? Если нужна будет помощь, можешь обратиться ко мне.» Он отправил это сообщение через день после отъезда из Невермора. И то, этот день он выдержал специально, чтобы не показаться слишком уж назойливым. Если б была его воля, он бы писал ей каждый час — о том, что делает, о чем думает, что читает и с кем общается. Но он прекрасно понимал, что такая назойливость только оттолкнет ее — по правде говоря, она была той, кого отталкивало почти все и почти во всех, поэтому это безумное желание «понравиться Уэнсдей Аддамс» из обычного желания подростка незаметно переросло в целую жизненную стратегию, похожую на такую, какие разрабатывают особо амбициозные карьеристы, мечтающие через 20 лет стать генеральным директором крупной компании или даже президентом США. Разум Ксавье уже сотни раз говорил, что обычная подростковая влюбленность не стоит того, чтобы добиваться расположения девушки так долго — в конце концов, зачем ему это если Уэнсдей им не интересуется. Но каким-то непостижимым образом он продолжал идти по этому тонкому канату к сердцу Уэнсдей Аддамс, рискуя в любой момент упасть с него, а и чего хуже, увидеть, как она сама жестоко перерезает его и хладнокровно отправляет его в бездну. Но сердце генерировало доводы в свою пользу с двойной силой и заглушало разум. Она все-таки как никак, но общалась с ним. Вероятно, она с ним не сближалась лишь потому, что подозревала его в убийствах. Она закрыла его собой от стрелы — очевидно, в тот момент некогда было думать, значит это было то, что она сделала для него машинально. Она хотела его спасти, даже ценой своего здоровья. Ну и последний, самый неприятный довод, который его одновременно злил и успокаивал — она целовалась с Тайлером, а значит ей не чужды подростковые симпатии, значит теоретически её расположения добиться реально, ведь раз смог этот придурок, то сможет и Ксавье. — Приятного аппетита, сын! — в столовую зашёл Винсент и сел за стол, на который сразу же поставили посуду и вынесли первые закуски. — Ты что-то рано сегодня, — обычно отец не обедал дома, а только ужинал, так что его появление дома во время обеда было необычным. — Закончил дела пораньше, — сказал Винсент с довольно странным выражением, так, что было трудно угадать, все ли нормально, — Да нет, там все успешно, — как будто прочитав мысли, поспешно добавил отец, — Просто на сегодня больше нет актуальных дел. Кроме тебя… Ксавье слегка поперхнулся супом из шпината. У отца есть к нему какие-то дела? Они вообще крайне редко разговаривали о чем-то конкретном, жили больше как соседи, пусть и были в достаточно нормальных отношениях, но только благодаря тому, что не лезли в жизнь друг друга. Хотя, конечно, в редких случаях Винсент переходил к своим наставлениям, если считал, что Ксавье что-то делает не так. — О чем ты хотел поговорить? — Ксавье слегка нахмурился и напрягся, но уверенно посмотрел на отца. — Видишь ли… — Винсент будто бы мялся, не зная, как начать разговор, — Я знаю, что ты уже взрослый и тебя, вероятно, интересуют девушки. И, думаю, пришла пора на эту тему поговорить подробнее. — Пап, ты что, серьезно? Если ты про предохранение, то, боюсь, ты опоздал и об этом следовало разговаривать года 3 назад. Но все нормально, и я все знаю — Ксавье был в шоке от затеянного отцом разговора и хотел закончить его как можно быстрее. — Нет, сын, я не об этом… — Винсент потер пальцами переносицу, пытаясь справиться с замешательством, — На самом деле я хотел поговорить о других, намного более серьезных вещах. О любви, семье, а также о том, как подойти к этому разумно, но при этом не идти против себя… Понятней Ксавье не стало, но этот набор слов странным образом перекликался с тем, о чем он думал за обедом, пока сидел один, поэтому Ксавье заинтересовался и решил послушать, что же такое хочет сказать ему отец. — Давай конкретней, папа. О какой семье речь? Семью я пока не планирую заводить… — Конечно, конечно… Никто не говорит, что тебе непременно нужно заводить семью. Но, знаешь, часто отношения, которые потом приводят к семье, зарождаются еще в школе. По Невермору я знаю множество таких примеров среди своих друзей и знакомых. Только вот в Неверморе учится довольно много различных видов изгоев, и об этом нужно помнить, когда начинаешь с кем-либо отношения, потому что дети рождаются с очень разными способностями. Я имею в виду, с кем-то способности наследуются или по матери, или по отцу, при некоторых комбинациях силы могут уменьшаться или исчезать вообще, некоторые пары дают совершенно неожиданные третьи способности, которых не было у матери или отца. Я уверен, на основах генетики вы изучали все эти моменты. — Изучали… — Ксавье не очень понимал, куда вообще клонит отец и при чем здесь генетика, любовь и разум. — Мы с тобой провидцы. Твоя мать тоже была такой. У нас был немного разный дар из одной области провидения, и в нашей комбинации ты приобрел помимо способностей к провидению еще и уникальную способность оживлять картины — это пример того, как гены могут сыграть в случае, если возникает союз людей двух немного разных способностей из одной области, чаще всего уязвимой. — Уязвимой? Такой, как провидцы? Я слышал, это рецессивный признак. — Именно так. Но у изгоев все сложнее, чем в науке. Изгоев в принципе мало. Но среди нас тоже есть свои меньшинства. Если оборотней, сирен или вампиров относительно много, то провидцев действительно становится очень мало, и браки с большинством других видов изгоев обычно заканчиваются тем, что способности к провидению полностью становятся утрачены. Не говоря уж о браках с нормисами. Да, есть небольшое количество видов изгоев, которые в паре с провидцами могут сохранить в себе этот ген, но обычно это такие же редкие виды, как и мы, и там тоже все совсем неоднозначно, иногда это может привести к утрате любых способностей или к ослаблению их. — Отец… — Теперь уже очередь Ксавье тереть переносицу, — Ты хочешь сказать, что я не могу выбрать себе любую пару, а должен принять то, что ты выберешь мне? — А вот мы и подошли ко второй части нашего диалога… — Винсент был сосредоточен, но его глаза излучали вполне отцовское тепло, — Нет, конечно нет, я не хочу этого… В нашем современном мире возможно многое, заключаются любые браки, хотя, если быть честными, именно это и привело к уменьшению численности изгоев, в особенности некоторых их видов. Ведь еще 200 лет назад провидцев было примерно в 30 раз больше, чем сейчас, и это при общем росте населения Земли. Такими темпами мы будем последними… Винсент как-то тяжело вздохнул и призадумался. Было видно, что мысли об этом даются ему тяжело, — Но, знаешь, думать об этом и искать пару из себе подобных это не то же самое, что брак по расчету. Я любил твою мать, я правда ее любил, и я думаю, ты это помнишь. К тому же сближаться с человеком, которому приходят видения всегда интересно — он как будто бы видит еще другие части паззла, которых нет у тебя, и вместе вы его собираете. Ксавье молчал, но мысли невольно крутились вокруг Уэнсдей, которая и была тем самым паззлом, видела те же самые события, что и он, но, с другой стороны. Но она бесцеремонно врывалась в его мастерскую и воровала его кусочки паззла, которые он запечатлял в картины, а сама крайне редко чем-то делилась с ним, хотя ему всегда хотелось, чтобы они обсуждали свои видения на равных и размышляли над грядущим. — Знаешь, давай буду с тобой честен, — продолжил отец, — Я давно вижу разные варианты твоего будущего. Я не могу так категорично, как это иногда преподносится в фильмах, сказать, что ты будешь счастлив только с одной женщиной, хотя, если честно, примерно так оно и есть. Конечно, есть другие варианты, и, возможно, пойди ты одной из этих дорог, ты подумаешь, что все нормально и так и должно быть, но я-то видел и другой вариант, тот самый, можно сказать самый яркий и значимый… — Винсент внимательно посмотрел в глаза Ксавье и добавил, — Я думаю, ты понимаешь, о ком я. Нет. О ком он? — Я не понимаю ничего. Ты… эм… Якобы ты знаешь ту, с кем я буду счастлив? — На самом деле последнее, что хотел сейчас Ксавье, это какого-то знакомства с потенциальной невестой. — Знаю, и я вижу это уже довольно давно. Просто я думаю, тебе было рано об этом рассказывать. А сейчас, я думаю, ты уже готов. И это никакой не расчет, не я тебе ее выбрал, её выбрал ты, просто я увидел это, увидел какой ты будешь с ней и какой ты будешь без нее. Тебе лишь остается идти по этому пути, уверенному в том, что все правильно. Ксавье нахмурился. Если его отношения с девушками — это его выбор, как говорит отец, то вообще зачем что-либо на эту тему было говорить. Разве не значит, что все произойдет само тогда, когда будет нужно? — Я знаю, что это будет трудный путь, поэтому и рассказываю об этом тебе — просто для некоторого понимания ситуации. Но я уже давно заглядывал в эту часть своего будущего и уверен в том, что это лучший вариант. Мортиша тоже это видит, но она пока уверена в своем решении не затрагивать эту тему с дочерью… — Стой! — Брови Ксавье поползли вверх, а в глазах читалось удивление, смешанное со злостью, — Мортиша Аддамс? А зачем она заглядывает в мое будущее? О, господи, неужели ты попросил всех своих знакомых провидцев следить за мной, чтобы знать мое будущее более детально? Тебе не кажется, что это уже слишком, отец? — парень чувствовал, как начал закипать от злости от такого бесцеремонного вмешательства отца. — Ксавье… — Винсент явно не разделял ярости сына и как-то устало на него посмотрел, — Ты рисуешь ее портреты вот уже 6 лет и даже не понял, что я сейчас именно о ней и говорю? Мортиша Аддамс не заглядывала в твое будущее, она заглядывала в будущее своей дочери, в одном из вариантов которых был ты. И вот что интересно, когда я начал размышлять над этим разговором с тобой, она стала видеть этот вариант будущего для Уэнсдей намного ярче, как будто бы уверенность в том, что это правильно поможет тебе добиться ее расположения. Да, я наслышан об этой девчонке, и она трудная, но, похоже, что ты действительно будешь счастлив именно с ней, да и она как никто подходит тебе генетически — её дар в сочетании с твоим действительно усилит способности ваших потомков… — Остановись… — Ксавье уже был относительно спокоен, но злость сменялась шоком. Его отец на полном серьезе советует ему в спутницы жизни Уэнсдей Аддамс. Чёрт, да, наверное, он женился бы на ней хоть сегодня, если б она этого хотела. Эта мысль еще сильнее испугала Ксавье — он вдруг понял, что то, что говорит отец, он ощущал и сам. Он ее выбрал и не мог ничего с этим поделать. И в такую абсурдную мысль о том, что ни с кем больше он счастлив не будет, в такой слащавый бред в стиле голливудских ромкомов, именно сейчас верилось очень легко — ведь сколько он не пытался выкинуть её из головы, ничего не выходило. Но толку в его любви было мало — потому что девушке, чьим портретам выделен отдельный шкаф его мастерской, эта любовь не нужна, она вообще жила своей жизнью одиночки, не нуждаясь ни в друзьях, ни в возлюбленных, — Папа. Уэнсдей мной не интересуется, — слова застревали в горле, как будто бы правда острыми кинжалами вспарывала глотку, — И она точно не оценит ухаживаний. Ненавистница патриархата и одиночка по жизни, ей просто это не нужно. Даже если я… если мне она нравится… Последнюю фразу Ксавье выдавил из себя с трудом — несмотря на то, что отец уже все знал, было неприятно оказаться в его глазах тем самым глупым мальчишкой, без памяти влюбленным в самую красивую и неприступную девушку Невермора. — Уверен, ты найдешь к ней подход. Но здесь я, пожалуй, с тобой соглашусь — это будет не просто. Поэтому и решил с тобой поговорить об этом, ведь важно не наломать дров, а это так легко сделать, если не уверен в том, куда ты стремишься. Ксавье больше не хотелось об этом говорить — ему будто бы становилось душно от того, как накалялись мысли в его голове, поэтому он, поспешно попрощавшись, пошел в свою мастерскую, где обычно было легче думать. Желания рисовать у него не было, поэтому он просто прошелся туда-сюда несколько раз, обдумывая мысль о нем и Уэнсдей и их возможном будущем. Которое казалось таким невозможным сейчас. Взгляд упал на шкаф с ее портретами, и рука невольно потянулась туда. Последнее время он рисовал ее в Неверморе, потому что именно там ее и видел, но в домашнем шкафу были в основном ее портреты 5-6-летней давности, когда он, будучи пораженным 10-летней девочкой с похорон, рисовал ее так часто, что это могло сойти за помешательство. Ксавье нашёл самый первый набросок Уэнсдей карандашом — это были еще неуверенные рисунки, хотя и достаточно неплохие для 10-летнего ребенка. И самый первый портрет Уэнсдей маслом — девочка с косичками смотрела исподлобья своим пронизывающим взглядом и держала в руках свою сумку с вылезающими оттуда пауками. В этот самый день он перестал объедаться сладким, вдохновленный мыслью, что с худыми мальчиками ей будет дружить интересней. С худым мальчиком действительно охотней общались, все, кроме нее, которая выбирала себе друзей по какому-то совершенно неведомому ему принципу. Улыбнувшись про себя тем временам, Ксавье начал вспоминать тот солнечный день, когда он решил впервые нарисовать ее полноценный портрет. Олд Гринвич, Коннектикут, 3 августа 2016г Ксавье никогда бы не подумал, что существует столько оттенков черного — прохаживаясь по отделу с масляными красками, он удивлялся разнообразию тюбиков черного, каждый из которых немного отличался от других. Дома у него был всего один черный цвет и раньше ему этого хватало. Но с тех пор, как он задумал нарисовать портрет той самой мрачной девочки с двумя косичками, из-за которой он чуть трагически не умер и благодаря которой все-таки выжил, он понял, что оттенков черного у него критически мало. Портреты давались Ксавье труднее всего, и раньше единственный человек, которого рисовал мальчик, была его покойная мать. Он рисовал ее такой, какой помнил — улыбающейся, готовящей что-то на кухне, отдыхающей на шезлонге у бассейна, идущей в поход к водопаду. Они часто ездили в походы всей семьей, и мама, выбирая самые интересные маршруты, всегда так искренне улыбалась, когда перед ними открывался новый живописный вид. С тех пор, как ее не стало, отец ни разу не ездил с Ксавье по национальным паркам, хотя раньше был рад всем маминым авантюрам — как будто бы она была тем самым катализатором, который запускал в нем желание двигаться и попутно наблюдать красоту этой планеты. И эти совместные походы запечатлелись в его сознании как что-то невероятно домашнее, нежное и семейное, и безвозвратно ушли из его жизни вместе с ее объятиями и теплотой ее рук. Это не значит, что Винсент не любил сына, совсем нет. Ксавье знал, что отец его любит. Но отец был так сломлен и подавлен, пытаясь пережить смерть жены, что невольно слишком мало занимался сыном. Он ушел в работу и в свои дела с головой, а его 10 летний сынишка сидел в своей комнате и часами рисовал пейзажи из совместных семейных походов, а иногда и портреты матери. В первый раз за свою жизнь, после трагических похорон, у него возникло желание нарисовать картину, не связанную с его личной семейной трагедией. Уэнсдей Аддамс, бледная девушка с черными как смоль волосами и обжигающими бездонными темными глазами, уже появилась несколько раз на страницах его скетчбука, и теперь парень готовился ее запечатлеть на холсте. Выбрав несколько оттенков, а именно обсидиан, иссиня черный, смола, оникс и полночь, он уже было пошел на кассу, как его взгляд упал на еще один оттенок с названием «паук». Он улыбнулся, вспомнив ее розыгрыш с пауками и подумал, что, вероятно, оттенок «паук» ему тоже пригодится. Не то, чтобы Ксавье понравился этот розыгрыш. Он вообще считал, что издеваться нехорошо и лучше ко всем относиться с уважением. Но жестокие Пол и Джордж явно не слышали ничего об уважении других, и, возможно, таким как они действительно не помешала бы встряска. А природная мягкость характера Ксавье не позволяла ему устроить им эту встряску самостоятельно. Расплатившись за краски, он направился привычной дорогой через парк. Мысли о том, что дома его будет ждать работа над новой картиной, вдохновляли и придавали позитива в эти максимально скучные летние каникулы. Близких дружеских отношений в школе у него ни с кем не сложилось, разве что только приятельские, но, очевидно, этого было недостаточно, чтобы специально созваниваться и встречаться с ребятами вне школы. Он знал, что он сам тому виной — большую часть времени он ходил по школе с кислой миной, на перемене объедался пончиками, запивая их газировкой, и даже преподаватели не всегда могли до него достучаться со своими вопросами. Не сказать, что он учился плохо, но за последние пару лет его успеваемость заметно снизилась. В нос ударил привычный запах корицы. Этот запах не спутать ни с чем — фудтрак Cinnabon на окраине парка пахнет еще издалека своими вкуснейшими булочками с корицей. Для Ксавье было привычным делом закупиться там булочками — чаще всего он брал коробку сразу с четырьмя. Улыбнувшись уже знакомому запаху и предвкушая их вкус, он направился прямиком к кафе. «Тебе точно ничего не светит, ты же в 2 раза тяжелее ее, толстяк!» — внезапно всплывает в голове фраза Пола. Глупо было с их стороны полагать, что Уэнсдей его интересует в этом плане — ведь им было по 10, что явно очень рано для любви и тем более для отношений. Но отчего-то эта фраза не покидала голову Ксавье, била в виски, и как будто бы кровоточила где-то внутри головы своей правдивостью. После смерти матери он стал есть слишком много сладкого, он это знал и так. Вес пополз вверх, двигаться стало сложнее, что все больше склоняло его к тому, чтобы проводить дни напролет на диване с карандашом в руке и булочками на столике. Врачи жали плечами, отправляли в первую очередь к психологам, кто-то просто сажал на диеты, но на диетах Ксавье никогда не сидел, потому что большинство времени был предоставлен сам себе, а в 10 лет контролировать себя самостоятельно довольно трудно. И все же в его голове что-то перевернулось, и он замер на месте на полпути к своим любимым булочкам. «Тебе точно ничего не светит». Это и так было понятно, ведь всем своим видом Уэнсдей Аддамс показывала, что ей никто не нужен — ни чтобы развеять скуку, ни чтобы поиграть, ни чтобы поговорить. И если он и готов был с удовольствием разделить с ней любые детские забавы, она не выглядела той, кому это нужно. А был бы он худым и симпатичным мальчишкой, может быть она бы и улыбнулась ему в ответ. Странная нелепая мысль, промелькнувшая в голове, бесила до чертиков. Да с чего он взял, что это бы что-то поменяло? Это просто странная и загадочная девочка, которая ни с кем не любит играть, потому что любит слишком странные игры. Да и зачем ему играть именно с ней? Вряд ли он вообще ее когда-нибудь еще увидит. Он просто нарисует ее портрет, потому что ее внешность слишком необычная. А дружить можно с кем угодно. Вздохнув, парень отправился домой без булочек. Врачи правы, он уже давно пристрастился к сладкому настолько, что это стало ему мешать в жизни. По крайней мере сегодня ему точно будет не до мыслей о сладком — готовый холст уже стоял в его комнате и ждал юного мастера.