Двойной агент~

~В прошлой главе~ –Наклонись ко мне, Фёдор~р–кун,–промурчал Накаджима, а когда его приказ был выполнен, он схватил того за край рубашки, и подтянул к своему лицу так, что расстояние между их губами составляло буквально парочку сантиметров. Он прищурился смотря в яблочные глаза и прошептал:–Переспи со мной. *** Достоевский смотрел на своего босса ошеломленными глазами, он поверить не мог, что такой человек как его босс, САМ попросит такое. Он стал думать: пошутил его босс, или нет. Накаджима ждал когда тот наконец-таки придёт в себя. Вскоре ему это надоело, и он приблизил его лицо ещё ближе, и завёл в поцелуй. Сначало парень стал мять закрытые губы фиолетово–волосого, пробуя на вкус эти сухие, бледные подушечки рта. Ему всегда было интересно, какие они на вкус, возможно, они были со вкусом Чая, что так любил пить его подчинённый, или Горького шоколада, которым он ни раз делился с Ацуши. Они оказались ни того, ни другого вкуса – они были ежевикового вкуса, сладкого, но с долькой горчинки и кофеина. Идеальное сочетание, как раз подходит обладателю: характер спокоен и сладок, но иногда бывает горький и резкий, иногда конечно же и грубый. Он идеал Ацуши... Тигр просто его обожает, он идеальный типаж парней, которые симпатизируют Накаджиме. Пока он думал о вкусе Фёдора, второй уже очнулся, и стал пытаться ответить на поцелуй. Он приоткрыл свой рот, и немного наклонился на Беловолосого, позволяя тому упасть на матрас кровати, а сам слегка наклонился, и взял всю инициативу на себя, проникая своим ловким языком в рот возлюбленного. Аллоглазый изучал рот Ацуши от и до, от зубов, до «начала» языка. Второй же не валялся без дела, и стал аккуратно, нежными движениями рук снимать с него рубашку, расстегивая каждую пуговицу, начиная с самой верхней. Фёдор тем временем время зря не терял, и, оторвавшись от манящих губ, стал целовать шею Накаджимы, также раздевая. Засосов он не оставлял, так как знал, что миссия ещё продолжается, и если кто-то их увидет – можно считать, она провалена. Вскоре рубашки были сняты с обоих людей, и оставались лишь брюки, а под ними – трусы. Как только Достоевский хотел спустится к брюкам босса, тот схватил его ногами за талию, и поменял местами. Теперь Ацуши сидел сверху Достоевского, и гордо ухмылялся. –Эм... Ацуши–с..–Хотел спросить «слуга», как его перебил поцелуй в его же губы. –Помолчи, и просто наслаждайся,–единственное, что сказал Тигр, и отполз назад, чтобы быть на уровне ширинки брюк. Он протянул руки к замку, и расстегнул молнию. Следующим слоем одежды были трусы, но и они не стали проблемой – Ацуши просто засунул руку под них, и достал оттуда агрегат Фёдора, что уже хорошо так затвердел. –Хах,–улыбка парня стала ещё шире,–не думал, что ты так быстро возбудишься. На это Достоевский ничего не ответил, лишь прикрыл покрасневшее лицо левой рукой. Это не понравилось двухглазому, и тот потянулся к лицу фиолетоволосого, и убрал его руку. –Мне нравится смотреть на твоё лицо,–сказал он, и посмотрел на пульсирующий член в своей левой руке,–он так и хочет чтобы его взяли в рот, или... Он хочет войти в кого-нибудь?–Накаджима издевающе посмотрел на Фёдора. На самом деле ему был неважен ответ, ведь он уже знал его. Аккуратно наклонив голову, он взял головку в рот, и стал медленно насасывать его, также медленно беря глубже. Вкус его был не очень таки и приятным, сам он был влажным и солёным, с привкусом горечи. Но Ацуши это не волновало, все, чего он хотел, так это доставить удовольствие Достоевскому. Спустя мгновение агрегат уже был на половину во рту Тигра, и достигал его глотки, челюсть беловолосого болела, ведь член был не только длинным, да и довольно широким. Когда он достиг «начала» языка, парню стало плохо и закружилась голова. Тошнота подступила к горлу, и так и нарывалась вырваться из него. Остановив это рефлекс, Накаджима стал проводить своим шершаво–влажным языком по стволу, чувствуя каждую выпуклую вену. Правая рука, до сей поры державшая начало члена, мяла и проводила ту его половину, которую Ацуши взять в рот не смог. Фёдор тем временем наблюдал за этим, с красным лицом и тихо постанывал, шепча чтобы беловолосый остановился. Это, конечно, доставляло ему огромное удовольствие, но сам факт того, что ему его доставлял Ацуши, уж очень сильно смущало Фёдора. Но инстинкты взяли верх, поэтому Достоевский схватил мягкие волосы Накаджимы и стал насаживать его ещё глубже. Второй этому был не против, поэтому закрыв глаза, стал брать глубже и больше, все также облизывая его, и немного сося. На это аллоглазый стал издавать звуки громче и развратнее прошлых. Как же ему было приятно это! Но что ему ещё больше нравилось, так это то, что Ацуши принял его грубость смиренно, и даже стал делать так, как Фёдор того хотел. Скорость сосания со временем становилась ещё громче, как и стоны, и уже через 5 минут Достоевский излился в рот Накаджимы. Горячая и невкусная жидкость попала ему в рот, а Фёдор стал кричать что-то на подобии «Извините! Вы плюньте это!» или «Я нечаянно, простите!». Ацуши же решил сделать то, о чем первый даже не думал. Он проглотил сперму, и облизал языком губы, которые также немного были в белой жидкости. Достоевский смотрел на него ошеломлëнными глазами, такими же, когда смотрела на него, когда тот предложил ему переспать, и после осознания, покраснел ещё сильнее, и собирался уже вставать и уходить, как тут его схватили за подбородок, заставили посмотреть на недовольное лицо, и спросили. –Куда собрался? Мы ещё только начали,–Сказал Ацуши, и затянул Фёдора в грубый поцелуй, нагло ворвавшись в рот последнего, вскоре воздуха стало не хватать, поэтому Накаджииа оторвался от сладких и манящих губ, прошептав,–Сегодня ты просто обязан доставить мне удовольствие.