Любовь может быть сжигающей дотла

      Только глубокая тьма играла в стенах этой маленькой комнаты, где всё было даже как-то слишком мрачно для нормальной жизни, но владельца этого скромного уголка не волновало подобное. Его комфорт был важнее, а значит, он может спокойно позволить себе такую кромешную темень. Окна были полностью занавешены такой же тяжелой, как обстановка, и черной, словно уголь, тканью.       В самом углу сидел в своей величественной и серьёзной позе один из представителей Академии, тот самый скрытный секретарь, который знает всё и про всех. Он с наслаждением попивал дорогой алкоголь из золотого бокала, который иногда оставлял блики на тёмных стенах от легкого света в комнате, который пропускала неаккуратно задернутая штора. Напиток так же подрагивал бликами, особенно когда его намеренно раскручивали лёгким движением руки, раскрывая прекрасный запах винограда, что заботливо выращивали, а после настаивали в огромных бочках. Поглядывая на шторы окна, что было сбоку от него, он размышлял о темноте, ведь подавать много света в это место нельзя. Это нарушит спокойную идиллию и порядок мыслей, выстраивавшихся после лёгкого опьянения. Кожаное кресло слегка отливало блеском от света, как и бокал, подчеркивая собственную роскошность.       Казалось, в этом месте есть незаметное что-то яркое и живое, хоть и выглядела эта комната скорее как место для минут молчания или же сладких и томных пыток. Именно здесь хотелось оставаться вечность и только то и делать, что вглядываться в эти черные стены и углы. В такие моменты представлять перед своими глазами самые необычные картины, которые будоражили на лице лёгкую ухмылку, а после и закусывание губы в предвкушении. Это было место для больших эмоций, чем весь яркий и сочный мир вне этих стен.       Четкие мысли и фантазии дребезжат от волнения, именно сейчас должно произойти что-то нереальное и притягательное. Новое. Знакомое. Странное. Необычное. Но несмотря на эти разные чувства внутри, что переливались из одного в другое, что и вино в бокале, всё это было приятно и… захватывающе. Он невольно быстро облизывает свои пересохшие от легкого волнения и потрескавшиеся от покусывания губы. Взгляд легко охватывает комнату. Аль-Хайтам, поднимаясь и ставя бокал на маленький журнальный столик, находится в своих сладких мыслях. Пребывает в легкой истоме и жажде. Давно его не раскрепощали одни только картины в голове. Он разворачивается лицом к креслу, смотря на мебель, а после отходит в центр комнаты, вслушиваясь в тишину вокруг себя.       Никто не мог нарушить такую мирно текущую жизнь. Почти… Свет, который медленно проникает в эту черноту, ощущается больше телом, чем глазами, что сейчас словно не видят этого света, будто только тело может чувствовать, а глаза настроены на другое, на что-то нереальное и давно забытое. Внутренние эмоции требуют растворить в себе это чувство тепла, чтобы потом утонуть. Заново. В новом. Как и этот свет в темноте комнаты. Свет, что обволакивает собой, тянет на себя, словно в самую бездну. Боязливое, странное чувство, которое заставляет немного вздохнуть, вскоре прикрыть глаза и ощутить холод в темноте. Такой свет ему знаком… Но то тепло, которое он чувствовал ранее, было другим…       Фантомный, но сладостный и пленительный голос со стороны окна что-то откровенное шепчет и зовет к себе, просит раствориться в нём. От этого аль-Хайтам оборачивается и смотрит в эту сторону. В сторону света, только сейчас ничего там нет, только неплотно занавешенное окно, что не пускает к себе, отталкивая любого. Словно этот лучик света должен быть, должен пленить. От этого нет беспокойства или расстройства, это давно пройденный этап, аль-Хайтам закрывает глаза и медленно расслабляется. Его тело становится словно невесомым. Его любимый наркотик стал бить в голову, подгоняя адреналин и жажду к необычному, рискованному, но от этого даже стало только лучше. Его любимый наркотик тоже считает, что Хайтам может дать ему это чувство и предвкушение в очередной страсти и храбрости, раскрепощенности и вольности.       Яркий свет вокруг заставляет немного вздохнуть и приоткрыть глаза; это горит не пол вокруг, это горит керосин в ярком шоу. Этот огонь заставляет стены осветиться и разгоняет свет по всей комнате. Этот огонь поджигает чувства и легкое волнение с большим напором и силой, пока свет вокруг распределяется, укутывая в свой пленительный жар чувств, что не смогут быть описаны даже в голове. А, возможно, это горят те самые чувства адреналина и стремления в дальнейшее, к скорой и необходимой встрече. Это можно только ощутить, пронизать через себя, почувствовать каждой клеточкой тела. Черная рубашка согревает тело ещё больше, со стороны сердца становится жарко. Оно прямо ударяется о рёбра, когда грациозно и даже с лёгкой ухмылкой подходит мужчина меньше ростом, но он притягивает к себе взгляд, тянет и не подпускает ближе. Словно поджигает любого собой, кто подходит к нему ближе. Только серовласого мужчину это привлекает. Он расстегивает пару пуговиц на черной, как стены, рубашке.       Это тело перед ним в яркой одежде красного цвета, словно привлекает забрать под венец во всех традициях Ли Юэ. Этот цвет только подчеркивает все изгибы нешироких плеч, они же равны прекрасным бедрам, стройной талии, что подвязана легким поясом, накаченными руками и слегка веснушчатым лицом. Эти веснушки играют на щеках, словно искорки от огня. Оба глаза невероятного цвета крови — рубинового, утонченного и горящего; от беззаботного, игривого и такого расслабленного взгляда партнёра становится страшно представить, что будет дальше гореть в этом огне. Их одежда или их эмоции и чувства, а, возможно, и они сами, стараясь утопить друг друга в своих ощущениях. Пожалуй, гореть вместе в этом керосине, подожжённом их чувствами, — самое лучшее, что может быть в мечтах Хайтама. Он бы никогда не осмелился сказать подобного вслух. Тем более сейчас, когда они находятся в такой прекрасной идиллии. Здесь есть только они, а значит, никто не посмеет им помешать или остановить.       Парень в красных одеждах с удовольствием крутится вокруг мужчины в черном, растворяя у себя в голове очередную фантазию и смотря прямо в глаза своего героя, который пьянит и манит, улавливает каждое движение и изучает. Рассматривает так, словно видит впервые, но и это же делает Кавех. Черный костюм из рубашки, которая хорошо облегала каждую накаченную мышцу этого изящного, аристократического, по мнению художника, тела. Разглаживая взглядом особенно широкие плечи, до чего больше всего нравилось прикасаться, прижиматься и гладить тонкими руками. Элегантных штанов, что так же идеально подчёркивали прекрасные ноги. Кавех с довольной ухмылкой хищника выводит хаотичные линии вокруг аль-Хайтама, который с жадным взглядом уже раздевает это нежное тело, которое хоть и усыпано шрамами от самоистязания, но всегда притягивает к себе взгляды, шепча что-то себе под нос о желании быть пьяным вечно, таким и нравится учёному. Взгляды были прикованы друг к другу, никто не смел прикасаться. Не время.       Именно в руки такого мужчины хотелось бы попадать каждый раз, ощущая на своей коже прикосновения щекочущих локонов волос, которые будут выводить совершенно случайные, но идеальные узоры и контуры новой истории поверх старых шрамов войны с самим собой. Разные, утонченные чувства будут вырисовывать на всей коже новыми цветами и точностями контуров, которые будут подчёркивать новые изгибы, новые возможности и новые желания.       Но на что пойдёт этот идеалист ради такого человека, как аль-Хайтам? На что он готов ради прикосновения и принятия своего поражения в этой битве? Ведь они оба понимают, кто точно выйдет тут великим победителем.       Мужчина, одетый в красное, отходит в сторону двери, направляясь вон из темноты комнаты, где так ярко сияет его огонь власти и силы. Что может сделать тьма ради такого маленького, но нежного лучика света и тепла?       Каждый вопрос заставлял приходить в новые, интересные туннели событий, которые открывали очередные двери в дальнейшие события и сюжеты. Художественный Свет прекрасно знает, что этот вид Зачитанной Тьмы сделает всё, что есть в его силах и будет рядом. Поэтому, открывая дверь, он впускает в комнату ещё больше света. Но в ответ на этот жест его же притягивают обратно, во тьму, прижимая к своей крепкой груди и держа за тонкую талию.       Всего секунда, а на пол падает темная штора, которая озаряет комнату своим светом яркого солнца. Свет держит в своих руках черную ткань. Аль-Хайтам будет готов пойти на всё, пока у него в руках есть Кавех, а в глазах бегают искры огня от чувств, которые они с радостью заставят гнаться за лучшим, за большим. Любовь к своему партнёру тянет обоих в омут невозврата, куда утягивает их обоих Кавех. Каждый раз это ощущается острее. Тьма не может пропустить это мимо себя, и его Свет только прижимается, обнимая легко своими руками за крепкую шею и уверенные плечи. Им не нужно ничего другого, пока рядом друг с другом они сами.       Руки невольно перемещаются по лёгкому телу Света, которое сейчас пленит своей легкой доступностью, хоть до этого пришлось постараться над тем, чтобы добраться и не обжечься о жар этого тела. Оставлять такое сладкое лакомство нет сил и желания, аль-Хайтам только ближе прижимает к себе, утопая в ярком освещении комнаты, где они сейчас одни. Им никто не сможет помешать в этом горячем танце и пошлых взглядах, которые всегда будут прикованы к друг другу. Им суждено сгорать в этом свете, прятаться в тени, но в любом удобном моменте они оба будут утопать вдвоем и принимать друг друга так жадно и страстно, как никто другой до них этого не делал.       Они быстро перемещаются к креслу в самом углу. Кавех, довольно улыбаясь, отталкивает свою жертву на кресло и нависает сверху, он уверен, что такой вид для Хайтама будет прекрасен. Никто кроме художника не сможет привлечь к себе внимание самого ученого, только он один способен на это, и только он один может знать слабые точки, притянуть к себе ближе и с довольной улыбкой хитрить в такие моменты. Всё внимание Хайтама будет приставлено только к одному телу, только один человек сможет притягивать к себе с каждым разом сильнее. Это уже не просто желание, это давно выработанная привычка и вечные чувства, которое нельзя остановить, даже при огромной нужде. Тот самый огонь керосина, который успел потухнуть, но не потухнут их сердца. Это уже не просто влечение к чужому телу. Просто так остановить их нельзя, только добавить больше чувств.       Тьма довольно улыбается такому раскладу и просто смотрит без возможности прикосновений. Между его ног размещается чужое колено, для опоры. Блондинистая голова опускается, притягивая к себе чужие губы, проталкивая своим языком очередную порцию разврата через страстный поцелуй. Им нельзя прерываться в этом занятии. Они должны быть полностью притянуты друг к другу, хотя их лица только и делают, что горят желанием. Безграничная похоть в движениях губ и рук, которые исследуют накачанные мышцы, раскрывает их подноготные.       Утопать в друг друге и омуте, который оскверняет их обоих, гораздо приятнее, чем может показаться на первый взгляд. Это не мешает им привыкать и тонуть дальше. В крови играет адреналин, что заставляет больше тонуть в этом запахе выгоревшего керосина и чувствах, что поджигают всё вокруг себя.       Красные глаза приковывают к себе всё внимание. Хотелось только вдохнуть этот запах тепла и света, никогда не отпуская. Руки сами тянулись к чужой талии, пока всё вокруг озарялось солнечным светом, в котором можно было увидеть каждую пылинку, что они сумели поднять собственным переполохом. Художник только ухмыляется, беря свою Тьму за щеки и поднимая взгляд на себя. На красные глаза и такие же красные стрелки, которые только подчеркивали выразительность взгляда и хитрый огонёк. На лице можно было заметить неровности, но эти погрешности только добавляли свою изюминку и изящность. Для Хайтама Свет будет идеален, даже если этот Свет готов его сжечь в собственных чувствах. Любви, агрессии, ненависти… В любом из этих чувств. Но все они только добавляли масло в огонь внутри учёного.       Серовласая голова аккуратно прижимается к оголенной груди, слушая стук бушующего от волнения сердца. Всё казалось такой иллюзией и нереальностью, но руки, которые легли на талию Света, только доказали то, что Хайтам находится в реальности. Его художник перед ним, на его коленях, впутывается в аккуратные локоны своими тонкими пальцами, что были невероятно мягкими и нежными. Верно, эти руки не могут заниматься ужасной и грубой работой, они всегда должны быть мягкими и нежными, неповторимыми. Это лишь подтверждает желания аль-Хайтама о том, что всё, что он предпринимает из своих чувств, доходит, и его возлюбленный может расслабиться. Прямо как сейчас — просто поглаживать по голове и наслаждаться таким спокойствием и умиротворением.       — Хайтам… — разрывает тишину темной из-за черных стен комнаты волнительный голос, который заставляет резко поднять голову с легким беспокойством, а после заметить то, как усмехнулся уже своей доброй улыбкой Кавех. Внутри разливается приятное тепло, но прижаться обратно к груди не позволяют, поднимая лицо за подбородок и находясь в нескольких миллиметрах от искусанных губ. — Я не позволю такому вечеру закончиться одними объятиями. Я требую продолжения, — уверенно проговаривает художник, а после наклоняется и страстно целует, совершенно не давая возможности сказать что-то в ответ.       В невероятно нежном поцелуе теряются все слова, пока солнце медленно закатывается за горизонт, ослепляя комнату розоватыми оттенками света. Возлюбленные не отводят от друг друга губ и рук, совершенно не переживая о том, что скоро наступит право властвовать Тьме. Только Свет об этом не беспокоится, не теряет своей довольной ухмылки, ведь он полностью доверяет. Его Тьма не сможет позволить себе причинить боль такому прекрасному лучику Света, в котором души не чает. Казалось, что всё вокруг застыло, медленно тускнеющие остатки света постепенно уходят в сторону от возлюбленных, которые распыляют друг друга только одним изучающим взглядом.       Нежно на пол спадает красный пояс, который так заботливо укутывал талию, выделяя её красоту. Только глаза на неё не смотрели, взгляд был прикован к оголенной шее, что являлось самым соблазнительным, ведь она сверкала в последних лучиках солнца своей бледностью. Здоровой бледностью. Ключицы выделялись и так и притягивали губы, чтобы оставить на них невесомые поцелуи, аккуратные прикосновения пальцев, что аккуратно стягивали с плеч красную ткань.       — Кавех… — зовёт тихий голос, который наполнен желанием и возбуждением. От такого голоса хочется закусить губу и откинуть голову, позволив полностью покорить, только взгляд опускается на любимого читателя книг, одаряя его самодовольной улыбкой. От шеи и ключиц тянет прекрасным ароматом сумерских роз. Тех самых, которые несложно достать, но сделать прекрасные духи, что не будут отдавать горечью, довольно сложно. Только Свету удалось найти такие прекрасные духи, отчего теперь аль-Хайтам прижимается носом к шее и ведёт по ней, втягивая такой прекрасный, нежный и дурманящий запах. — Я тебе не позволю уйти без того, что ты так желаешь от меня.       Черная рубашка падает на пол из тонких пальцев, оголяя полностью учёного, что только усмехается на своём месте, после отправляя следом и красную ткань из Ли Юэ. Учёный знает о тратах возлюбленного, но совершенно не против. Он даже счастлив оттого, что его невероятный художник может делать то, что хочет. Может позволить себе любую побрякушку или какие-либо материалы для работы. Всё. И такая привилегия только у одного человека во всём Тейвате.       Нежные поцелуи и рваное от переизбытка чувств дыхания утягивают Кавеха прижаться ближе и просто раствориться в этом невероятно мягком безумии, пока внутри всё сжимается в прекрасной неге. Мысли уже путались, взгляд стал меньше концентрироваться на том, что происходит вокруг. Сейчас волновали только невесомые поцелуи на коже, уверенные руки, которые поглаживали бедра. Поднимая глаза к потолку, он чувствует первый засос на своей ключице, поэтому с недоумением опускает свой взгляд на Хайтама, что только с ухмылкой смотрит снизу вверх, вскоре перебираясь своими руками выше, к паху.       Тонкие пальцы впиваются в серебристые локоны, притягивая ближе к себе, не желая терять того жара, что успел скопиться между ними. Фантазии уже говорили о том, как эти руки после всего процесса заботливо унесут на кровать и будут всю ночь поглаживать, чтобы беспокойные сны не знали места во снах художника. Поцелуи пробрались ниже, невольно перерастая в более ощутимые и тягуче совращающие. Язык проходился по соскам, а легкое дыхание опаляло их холодом. Как легкий, теплый ветер, который дул из открытого окна их комнаты.       — Ну переста-а-а-ань, — игриво тянет старший, вскоре наглым образом перебирая в свои руки всю власть и утягивая в жаркий поцелуй. Языки сплетались и заставляли только ближе прижаться телом. Теперь можно было заметить насколько им не хватало кислорода, грудные клетки вздымались быстро и часто, отчего внутри расплывался жар быстрее. Кончики пальцев покалывало в приятных ощущениях. Каждый из них чувствовал возбуждение друг друга, ведь прижимались невероятно близко и тесно. Руки опускались ниже, стараясь уловить каждую рельефную точку на теле партнера, а после ловя стоны от лёгкого нажатия на пах. — Иначе я тоже буду над тобой издеваться…       В ответ же только поднимается бровь, заставляя Кавеха замолчать, ведь он сам первее не выдержит подобной красоты рядом. Вздохнув в этом свете, он опускает руку в чужие штаны, заставляя рвано и с наслаждением выдохнуть возлюбленного. Ужасные ткани успели заставить каждого из них устать, но хотелось двигаться дальше, ближе к самому сладкому и волнительному.       — Ты подготовился? — задаёт вопрос учёный, который также решил не терять время и пробраться под красные штаны возлюбленного, возможно, чтобы начать раньше с разминкой, которая была всегда необходима, ведь каждый из них желал лишь того, чтобы второму было комфортно и приятно от подобного процесса. Свет же отводит свой смущенный взгляд в сторону, прикрывая одной рукой рот, словно и ничего постыдного он не успел совершить, что было огромной ложью. Всегда подобным занимается именно учёный, стараясь делать это как можно нежнее и мягче, но, похоже, этой полосе пришёл конец, ведь Кавех сам собой занялся, чтобы сократить время на такое скучное и нудное занятие.       В комнате царит тишина, но вскоре слышны мягкие причмокивания губ о друг друга. Сильные руки подхватывают художника под ягодицами, вскоре унося в сторону спальни. Уже там аккуратно бросает его на мягкие покрывала. Обнаженные тела сливаются в очередном мягком и невероятно сладком поцелуе, отчего каждый из них старается прижаться ближе или закинуть руки и ноги, чтобы не позволить этому жару между их телами разорваться и раствориться в приглушенной от света спальне. Член Кавеха упирался в живот Тьмы и потирался, привлекая к себе внимание, призывая поскорее закончить начатое.       На черной простыне оказывается смазка, а вскоре по комнате проходят горячие возгласы и удивленные стоны. Весь дом невольно стал наполняться самыми развратными звуками, которые распыляли собой чувства любви и страсти. Запах сумерской розы смешался с ароматом цветов скорби. В спальне царил полнейший разврат и громкие стоны со вздохами. Смазка помогала проникнуть без лишних повреждений и дискомфорта, лишь распыляя влюблённых. Ощущения скапливались в огромный комок. По мягким щекам Кавеха стекали слёзы от наслаждения, пока на губах расширилась улыбка от удовольствия, пока член не проходился по простате, заставляя прикусить руку, но не смея отводить взгляд от прекрасного мужчины перед собой, который с ухмылкой продолжал активно входить и выбивать вновь своё имя с любимых уст.       — Ха-а-айта-а-а-ам! Ах… — Красные глаза смотрели вглубь бирюзовых, несмотря на слезы. Мысли все покинули голову, пока перед ним открывался вид на накаченное тело, которое продолжало выбивать больше наслаждения, не забывая про нежные поцелуи и прикусывания мягкой плоти под губами. Наслаждение доходило до пика, а ощущения бабочек только раскаляло всё внутри. — Я тебя… — Фраза резко обрывается резкой разрядкой. Спина вгибается от чувства, которое позволяют после расслабиться, а тело допускает высшую грань чувствительности, которой активно пользуются, утягивая в новую порцию возбуждения.       — Прекрасен… — шепчет в тишине аль-Хайтам, наблюдая за прекрасным лицом, стирая с висков любимого слёзы, а после целуя мягкую ладонь, заканчивая страсть, но не прекращая прекрасные прелюдии, слыша под собой только тихий смешок. На губах расцветает самодовольная улыбка, пока луна тянет свои лучи через тяжелые шторы. Природа вокруг словно просила о продолжении с острым желанием запечатлеть каждый момент прекрасной пары, которая сейчас лежала на кровати, с улыбкой обсуждая совершенно неважные вещи. А после Тьма аккуратно загребает к себе на руки нежнейший лучик Света, унося в ванную. — Ты у меня самый прекрасный…       — Пх, от самого прекрасного человека в мире слышу… Моя сирень…       — Почему сирень? — с интересом спрашивает мужчина, пока идёт по темному коридору.       — Потому что ты первый и единственный, кого я так ценю и люблю, — с улыбкой говорит художник, вскоре проводя пальцами по груди возлюбленного, задевая его сосок, а после тихо хихикая от чужой глупости…