Звезды, которых нет

Глядите мне в глаза, повинуйтесь мне, мой штурман. Штурман поднимает голову и смотрит в холодные черные глаза. Отныне я — ваш Вождь. Моя воля — ваша воля. Он послушно кивает. Разве может быть по-другому? Не дышите, мой штурман. Кау-Рук открыл глаза и посмотрел на часы. Проспал, снова. И ладно бы выспался, но чувство было такое, словно он и вовсе не ложился пару циклов. Остатки сна вцепились в свинцово-тяжелую голову, тоска скребла по сердцу, и будь Кау-Рук немного слабее духом, его бы наверняка накрыло апатией. Но штурман не мог позволить каким-то дурацким и совершенно нехарактерным для него снам выбить его из колеи. Поэтому он прикусил губу и волевым усилием обратил свои мысли к насущным делам, сделав, однако, небольшое изменение в привычном суточном распорядке. Нужно было зайти к Гелли перед завтраком. Еще не хватало, чтобы единственный — штурману почему-то хотелось в это верить — член экипажа, способный корректировать курс, оказался неспособен выполнять свои обязанности. В медотсеке Гелли не оказалось. Еще спит, завтракает, вместе с Ильсором строит планы на революцию? Кау-Рук не удивился бы, узнав, что она вообще не придерживается никакого распорядка. Знаменитая арзакская беспечность. Штурман подошел к прозрачной двери, за которой располагались ряды анабиозных капсул. Нет, обязанностями-то медсестра точно не пренебрегала, ни одна ведь до сих пор не отказала. Кау-Рук прислонился лбом к холодному стеклу. Интересно, спящим снятся сны? А если да, то какие они, могут ли быть страшными? Штурмана передернуло от мысли, что кому-то там, пусть даже одному из всех, может сниться кошмар длиной семнадцать лет, от которого нельзя очнуться, пока сердобольные медики не выкрутят свои вентили с химическими реагентами. А вообще, каково это — вверить свою судьбу маленькому экипажу, случись что с которым — и ты вечно будешь лететь в пустоте, пока шальной астероид не прервет твое существование? Штурман спешно попытался подумать о чем-нибудь другом, но нездорово разошедшееся воображение принялось рисовать сцены гибели Неуловимого. Сердцебиение участилось, стерильный корабельный воздух словно растерял все молекулы кислорода, оставив только удушающую углекислоту. Кау-Рук стиснул зубы и постарался сфокусировать взгляд на своей руке, но казалось на самой сетчатке загорались, перекрывая реальность, образы. Освещенный тусклым красным светом отсек с капсулами. Арзаки и менвиты смотрят на него пустыми глазницами. Кровь. Мертвый экипаж. Мертвый он сам. Все закрутилось водоворотом и утонуло в темноте. И он растворился вслед за ними, и там, внутри, все началось по новой, приобретя не поддающуюся никакой идентификации форму, а затем снова, и снова…. — Штурман!.. Штурман! Кау-Рук вынырнул из черноты. Перед глазами — потолок медотсека и склонившееся встревоженное лицо медсестры. На щеке — ее подрагивающие пальцы, под спиной — холодный пол. Какой позор, мой полковник. — Что с вами случилось? — Гелли убрала руку и теперь обеспокоенно разглядывала штурмана своими большими бестолковыми глазами. — Здравствуйте, Гелли. Кау-Рук повернулся на бок и, игнорируя спешно протянутую на помощь руку, с усилием поднялся на ноги — при этом в глазах на секунду потемнело — и вытер рукавом выступивший на лбу пот. — Что случилось? — Не знаю, — штурман неопределенно пожал плечами. Бешено стучащее сердце понемногу успокаивалось, как и дрожь в коленях. И вот как ему описать свои жалобы? Ладно обморок — вещь осязаемая и конкретная, но изначально-то он с чем пришел? Мне страшно и тоскливо, помогите? Нет. Плюнуть на гордость и рассказать все, как есть, включая и недомогание, и усталость, и панику со страхом, и даже про кошмары, пусть и не раскрывая их конкретного содержания? Возможно. Просто недомогание и усталость? Да. Гелли внимательно слушала, попутно готовя оборудование, и кивала головой. — Прошу. Еще что-нибудь? — Вроде нет. Кау-Рук закатал рукав и уселся в медицинское кресло. Медсестра шустро нацепила на штурмана датчики. — Судя по всему, это просто нервное переутомление. Может, вы слишком много работаете? Проверка курса — не абы что, но и не назвать чрезмерно утомительной работой. — Не сказал бы. Штурман поморщился, когда игла, проткнув кожу, вошла в вену. Гелли, собрав необходимое количество крови, поместила ее в анализатор и запустила диагностику. — Теперь надо подождать. Штурман согласно кивнул и прикрыл глаза. Он от души надеялся, что обнаружится что-нибудь конкретное, и, желательно, корректируемое соответствующими витаминками или таблетками. Но что-то подсказывало, что так легко он не отделается. Приборы пискнули, сообщив о завершении диагностики. Гелли вгляделась в экраны и недоуменно сдвинула брови. — Что там? — Странно… Никаких изменений структур… Биохимия крови, гормоны, давление… Все в норме. — Может, запустить еще раз? — Ведь с ним определенно что-то происходило. — Согласна. По крайней мере, должен был бы быть повышен гормон стресса. Возможно, ошибка приборов. Но повторный анализ крови и диагностика показали идентичные результаты. Ничего. Все с вами в порядке, полковник.

***

Кау-Рук пытался сосредоточиться на черных строчках, но смысл напрочь ускользал. Штурман отложил электронку и растянулся на постели, заложив руки за голову. Отлаженная корабельная жизнь стремительно катилась под откос, и хуже всего было то, что он, Кау-Рук, не знал, что предпринять по этому поводу. На звезды смотреть — страшно, едой наслаждаться — мерзко. Пища теперь не просто была безвкусной, но оставляла на языке привкус пепла. Но когда Ильсор, услышав жалобу, попробовал его порцию, то лишь недоуменно посмотрел на Кау-Рука и пожал плечами. — Не бог весть что, мой штурман, но съедобно же… Но мы все тщательно проверим. И проверили, разобрали по винтику, собрав, конечно, затем обратно, все оборудование в складском отсеке и в пищеблоке, но не нашли ничего аномального. Артас потом ворчал еще, что пришлось работать ради пустого избраннического каприза. — Разве мы недостаточно на них горбатились? Вождь… Но Ильсор лишь многозначительно посмотрел на него и с улыбкой покачал головой. Что же там еще?.. Ах, да. Медицина — бессильна. И если он еще и окажется неспособен читать — то останется только в петлю лезть. Пусть сами как-нибудь долетают до Рамерии, без него… Невеселые мысли были бесцеремонно прерваны стуком в дверь. Штурман лениво перевернулся на бок, с намерением встать, но дверь отворилась и на пороге появился запыхавшийся Артас. — Мой штурман! Вождь срочно требует вас в медотсек! На его лице было такое дикое выражение, что Кау-Рук решил все вопросы задать потом. Вскочив с постели, он выбежал из каюты, едва не задев арзака, и опрометью кинулся к медотсеку. Ждать еще, пока он там отдышится… Коридор, ступеньки, коридор… Наконец, нужная дверь. — Мой штурман. Кау-Рук скользнул взглядом по мертвенно бледному лицу Ильсора и такому же бледному, но вдобавок искаженному ужасом и залитому слезами лицу Гелли, и понял все за мгновение до того, как Ильсор заговорил. — Отказало три капсулы. Сердце упало. Страшная мысль, которую он запретил себе думать, пока бежал сюда — оказалась верной. Но штурман был не готов к количеству. Один отказ — это можно было бы списать на сбой оборудования. Но три сразу… — Кто? — Ривон, Эрдене и Баан-Ну, — глаза Ильсора блестели от сдерживаемых слез. Имена арзаков штурману не сказали ровным счетом ничего. Но генерал… Офицер, военный, по умолчанию готовый к смерти. Но — не так! Не в капсуле во время сна! Пальцы сами собой сжались в кулаки. Гелли, уловив это движение, шагнула за спину Ильсора, страх на ее лице стал еще сильнее, хотя, казалось, куда уж. — Мой штурман… — в голосе арзака послышались предупреждающие нотки. Возьмите себя в руки, полковник, вы пугаете женщин. Кау-Рук выдохнул и разжал кулаки. — Нужно выяснить причину отказа, Ильсор. Выяснить и не допускать потерь впредь. Сразу говорю — я ни в коем случае не обвиняю никого, и особенно Гелли. Уверен, она делала все от нее зависящее. И это было правдой. Штурман был бы уверен в отсутствии умысла, даже если бы погибли только менвиты. Не в их природе. — Разумеется. Как только придет Артас, мы начнем проверку и найдем причину. И устраним. — Рассчитываю на это. Штурман кивнул Ильсору, вышел из медотсека и нетвердой походкой направился в рубку. Двое арзаков, один менвит. Генерал… Кау-Рук не станет по нему скучать, но сам факт… Получается, мой полковник, вы теперь командующий? Да к черту! Штурман со всего маху ударил себя по щеке, чтобы вернуться в чувство. Это не его зона ответственности. Гениальный инженер, спроектировавший Неуловимый, и ассистентка Лон-Гора найдут уязвимость и исправят. А он не инженер и не медик. И уж точно не командующий. Он — звездный штурман. Астрокомпас сфокусировался на ориентирах. Корректировка не требовалась. По крайней мере, здесь все было в порядке. Что бы ни случилось, он доведет Неуловимый домой. Слегка успокоив себя этой мыслью, он потянулся к кнопке, подумал пару секунд, и опустил на нее палец. Звездный штурман не должен бояться звезд. Не должен бояться своей зоны ответственности. Защитные экраны раздвинулись, и перед взором предстала черная бездна. Кау-Рук посмотрел в нее несколько секунд, и откинувшись в кресле, зашелся в истерическом хохоте. Всех трех созвездий, на самых ярких светилах которых должна была фокусироваться система навигации, не было. «227-й цикл. Скорость полета — предположительно штатная. Курс — предположительно Рамерия. Произошел отказ трех анабиозных капсул, причины пока не установлены. Среди погибших — командир экспедиции генерал Баан-Ну. Командование принял полковник Как-Рук. Сбой в системе астронавигации — визуальные наблюдения выявили отсутствие ориентиров, которые показывает автоматика. Эмоциональная нестабильность экипажа. Командир экспедиции, звездный штурман Кау-Рук».