Свидание в Варанавате

— Тебе лучше не приближаться, — услышал Шакуни, не дойдя до Бхишмы нескольких шагов. Гандхарадж замер, как вкопанный, крепко держа коня Девавраты под уздцы. Бхишма стоял спиной к Шакуни, глядя на полыхающий костёр, в котором сгорало тело брата. — Я всего лишь пришёл сказать, — заискивающим тоном заговорил Шакуни. — Пандавам и махарани Кунти придётся идти до Хастинапура длинной дорогой. Через лес ракшасов. Конечно, они справятся. Пандавы — сильные воины, но… На всякий случай нам нужно догнать их и защитить. Если прикажешь, я поеду один. Я действительно им помогу! Это не ловушка и не обман. — Чем дольше я обо всём этом думаю, — в вибрирующем, густом баритоне Бхишмы звучала неимоверная усталость, — тем больше прихожу к выводу, что именно ты всё заранее спланировал. И этот пожар, и поездку махарани Кунти с сыновьями в Варанавату, и даже строительство дворца. Это так? Вся эта история — твоих рук дело? Признавайся! Бхишма обернулся, пронзая Шакуни взглядом тёмных глаз и хмуря густые брови. Гандхарадж смутился, однако лгать тому, с кем его отныне связывало столь многое, он не мог. — Я спланировал, верно, — кивнул он. — Однако всё далеко не так просто, как кажется на первый взгляд. Видишь ли, — Шакуни облизал пересохшие губы, — я не имею права выдавать чужие тайны, однако также не хочу, чтобы ты лютовал и отыгрывался на других после того, что случилось между нами… А поэтому я, наверное, скажу… — Когда это я лютовал и отыгрывался на других?! — возмутился Бхишма. — А ну, напомни! — Ты же вечно эту свою песню заводишь… «Адхарма, адхарма»! Разве не так? И всё время про Дурьодхану с Духшасаной говоришь, что они асуры. Вы с Видурой прямо как будто сговорились. Бхишма долго молчал. Потом с расстановкой произнёс: — Я не имею права отныне произносить слова «дхарма» и «адхарма». Я бы вошёл в огонь, чтобы сгореть вместе с телом брата, однако не могу. Во-первых, брат никогда меня не простит, если я покончу с собой. Его душа приходила, и он ясно дал понять: я должен жить. Во-вторых, матушка Ганга ещё в юности рассказала, какая судьба ждёт моих внуков. Я каждый день умоляю дэвов отвести от них такую ужасную судьбу! Я не желаю видеть, как будут сражаться сыновья Панду с сыновьями Дхритараштры. И я не хочу участвовать в этой битве, но именно такое будущее нас ждёт. Им придётся воевать, а я буду вынужден помогать Дурьодхане и убивать сторонников пандавов. Эту лилу не отменить! А тут ещё ты, бхут тебя побери, устроил такое… — голос Бхишмы предательски дрогнул, затем окреп. — Так что там за тайна, после которой я буду лютовать? — Ну-у, — лукаво протянул Шакуни, склоняя голову к плечу и закрывая один глаз по старой привычке, — возможно, моя новость тебя даже порадует, если ты не хочешь сражений. Видишь ли… Очень сложно начаться настоящей войне между любовниками. Нет, бесспорно, и такое возможно, — начал гандхарадж рассуждать вслух, будто сам с собой, — однако я не думаю, чтобы перессорились и приревновали друг друга сразу все три пары. — Три? Пары?! — Бхишма подавился дымом от костра и закашлялся. — Какие пары?! — вскрикнул он, и эхо от его возгласа вознеслось куда-то в небо. — Первая — Накула и Духшасана, — невозмутимо начал загибать пальцы Шакуни, отпустив поводья и расслабившись. Конь, похоже, тоже перестал напрягаться и принялся щипать траву. — Вторая — Сахадэва и Ашваттхама… Бхишма внезапно согнулся пополам, держась рукой за сердце. — А третья? — прохрипел он, глядя на Шакуни так, словно умолял о пощаде. — Карна и Арджуна, — подлил последнюю каплю масла в пылающую лампаду гандхарадж. — На самом деле это они вшестером просили Дурьодхану построить домик для свиданий в Варанавате. Дурьодхана в свою очередь обратился с просьбой ко мне, а я подумал: «А почему у пандавов будет домик, а у меня — нет? И почему у пандавов есть взаимная любовь, а у меня нет? Это нечестно!». С этой мысли всё и началось. И я тогда совершил один магический ритуал, вызвал якшу, он поставил свои условия за моё желание… Остальное ты знаешь. Прости. Я, правда, виноват! — Что насчёт Дурьодханы? — слабым голосом вопросил Бхишма. — Он бы не стал помогать просто так. С кем из пандавов у него запретная связь? Говори, я ко всему уже готов… — Ни с кем, — успокоил его Шакуни. — Дурьодхана мечтает жениться на царевне Бханумати. У неё вскоре сваямвара. Дурьодхана поедет добиваться её руки. Спать не может, только об этой царевне грезит! Он единственный, кто совершенно точно не собирается грешить с мужчинами. — Слава Триаде! Хоть кто-то нормальный в этой безумной семье… — Я тоже так подумал. Прямо слово в слово! — радостно подхватил Шакуни, широко улыбаясь и благословляя небеса за то, что чудом уцелел. — Почему я до сих пор не прибил тебя? — задал Бхишма риторический вопрос, глядя на Шакуни. — Тебя не оскорбит моё скромное предположение? — вежливо уточнил гандхарадж, окончательно перестав бояться гнева Бхишмы. — Какое? — простонал Гангея, чувствуя себя разбитым и больным, как никогда. — Я думаю… Совсем немного, — он показал малое расстояние между большим и указательным пальцами, — я тебе небезразличен после того, что между нами случилось. — НЕТ!!! — рявкнул Бхишма. — Это в корне ошибочное предположение!!! Я тебя по-прежнему видеть не могу! Хуже того, ты мне стал противен втройне!!! — Спорить не буду, — быстро дал задний ход Шакуни. — Я только на всякий случай скажу: ты был мне небезразличен с того момента, как только я тебя увидел. И даже если бы ты меня сегодня убил, я бы продолжал любить тебя и в будущей жизни. Собственно, это всё, что я хотел сказать, — моментально закончил он, увидев, как перекосилось лицо Бхишмы. — Ты возьмёшь меня с собой в ракшасий лес? Надо выручить махарани Кунти. А то мало ли, каким опасностям она там сейчас подвергается? — Давай. Садись, — Бхишма указал кивком на своего коня. — Сюда? — не поверил внезапному счастью Шакуни. — А куда ещё?! — рассердился Бхишма. — Жеребец один. Придётся ехать вместе. Только предупреждаю — если попробуешь трогать меня, тебе конец! — А коня трогать можно? — Коня — можно, — Бхишма был уже на пределе. — За шею или за гриву? Убийственный взгляд был ему ответом. Шакуни, внутренне ликуя, взлетел в седло и с наслаждением ощутил, как Бхишма вскочил следом, усевшись за его спиной и обхватив его руками. И не нужно было теперь думать о том, что ему дозволено, а что — нет. Бхишма волей-неволей оказался тесно прижат к нему. Блаженство разлилось по телу, и Шакуни торжествующе улыбнулся. Всё закончится теперь хорошо, он был почти уверен в этом! *** Мистический лес ракшасов ночью выглядел ещё более жутким. В каждой тени, казалось, притаилась смертельная опасность. Вдали слышались горестные всхлипы и вздохи, будто в кустах всю ночь рыдали незримые веталы. Юдхиштхира поклялся, что не будет спать до утра. Остальные должны были дежурить по очереди, сменяя друг друга и сидя рядом с ним у костра. Таким образом Юдхиштхира надеялся предотвратить ужасную адхарму, которая, несомненно, произошла бы, если бы он уснул, оставив неспящей хоть одну из парочек. После того, чему он стал невольным свидетелем в сгоревшем дворце, сын Дхармараджа никому не доверял, а особенно младшим братьям и их возлюбленным. Первым не спал Духшасана, составляя компанию Юдхиштхире. Вторым — Ашваттхама. Третьим ближе к утру вызвался бодрствовать Карна. К тому времени, когда Карна очутился возле костра, небо над лесом стало заметно светлеть. Юдхиштхира бодрился, но сын Радхи видел: старшему пандаву тяжело. После долгого путешествия он устал не меньше прочих, но не позволял себе отдыхать. — Поспал бы ты, — неожиданно для себя промолвил Карна с некоторым сочувствием. — Я и один посижу. — Нет! — резко ответил Юдхиштхира, поджимая губы. — Знаю я вас, как вы по ночам «сидите»! Сейчас я усну, а ты разбудишь Арджуну, и понесётся… А потом проснутся остальные от ваших криков и стонов и тоже присоединятся к непотребству! — Даже если так, — зубоскалил Карна. — Тебе-то что? — Мне-то ничего, — ровно ответил Юдхиштхира. — Матушка только, боюсь, глаза откроет. Представляешь, что с ней будет? Умрёт от разрыва сердца. Арджуна — её любимец. Она не переживёт такого! — Ладно, допустим, ты прав, — Карна не настаивал, но и молчать больше не мог. Его давно уже распирало изнутри от знания чужой тайны. — Скажи, как ты сам выносишь всё это? Не тяжело ли молчать и сдерживаться? — Не понимаю, о чём ты, — лицо Юдхиштхиры стало каменным. Карна подбросил веток в костёр, потом перевёл цепкий взгляд на старшего из пандавов. — Дурьодхана ведь нравится тебе? Юдхиштхира побледнел. Видно было, как он отчаянно борется с собой, чтобы не выдать свои истинные чувства. — Кто тебе сказал? — едва справляясь с дыханием, спросил сын Дхармараджа. — Сам не слепой. И Арджуна зрячий. Считай, мы оба заметили, — приврал Карна, приписав себе открытие, сделанное исключительно Арджуной. — Так что ты чувствуешь к митру? Он тебе действительно нравится? Или больше, чем «нравится»? Трясущейся от волнения рукой Юдхиштхира подкинул ветку в костёр. — Больше, чем «нравится», — коротко ответил он и торопливо добавил: — Это похоже… на одержимость. Я словно болен. Только никому не говори, если в тебе есть хоть капля уважения к махарани Кунти. Матушка не перенесёт такого. Это слишком большая ноша — иметь пятерых сыновей, из которых один — вечный ребёнок, которого не прокормить, а четверо остальных — грешники. Я начну совершать суровые аскезы. Я сделаю всё, чтобы вырвать из себя эти чувства! Я… — Прекрати! — Карна поймал руку Юдхиштхиры и крепко сжал её, успокаивая старшего пандава. — Тебе вовсе не надо жертвовать собой! Твои чувства так же священны, как и любые другие. Они чисты, как воды Ганги. — С ума сошёл?! — Юдхиштхира отпрянул от Карны, вырывая руку. — Не пытайся уверить меня, что противоестественное влечение к мужчине — нормально! — Ну вот посмотри на нас с Арджуной. Мы счастливы. Нам хорошо. Никто не страдает. Почему нужно считать это грехом? Грех — это когда кому-то причиняют зло. Кто и кому причиняет зло, если двое просто счастливы? Юдхиштхира задрожал, принимаясь ворошить веткой костёр. Искры полетели вверх. — У вас не будет наследников, — пояснил он. — А даже если вы женитесь на дэви, переломив себя, это будет ложью и притворством. С какой стороны ни посмотри, получается грех. — Не иметь наследников грех? — удивился Карна. — Некому будет читать мантры за тебя, когда ты умрёшь. А если никто из твоих детей за тебя не молится и не думает о тебе, то душа с большой вероятностью попадает в Паталу. Не спорь, я это точно знаю от Дхармараджа! Здесь мир такой… Недаром он назван Локой Смерти. Он засасывает вниз, как болото, каждого, кто рождается тут. Считай, что мы находимся в утробе ненасытного чудовища. Вверх подняться крайне тяжело, а в нижние миры можно легко свалиться даже в Сатья Югу. И чем дальше уходит время от Сатья Юги, тем легче падать вниз и тяжелее карабкаться наверх! Очень редкий бездетный праведник может попасть в Дэвалоку. Для этого надо уходить в лес ещё в юности и совершать суровые аскезы. Мне придётся пойти именно таким путём. Я люблю Дурьодхану, а потому не могу жениться, это будет ложью. Живя в миру и не имея детей, я отправлюсь в Паталу, чего, понятно, мне не хочется! Жить в аду и до, и после смерти — это слишком. — А ты согласился бы попасть в Паталу после смерти, если бы Дурьодхана при жизни вдруг полюбил тебя? — Он меня не полюбит. Это бессмысленный вопрос, — Юдхиштхира спрятал глаза. — Не такой уж бессмысленный. У каждого человека есть тень. Даже если сам человек думает, будто он весь светлый и праведный, это не так. У тебя есть тень, у меня она есть. И у Дурьодханы тоже. — Ты меня не удивил, рассказав это. Но что это меняет? — не понимал Юдхиштхира. — Если тебя не любит тот, кто тебе нужен, это совсем не значит, что его тень будет точно так же равнодушна к тебе. — Карна, — Юдхиштхира грустно посмотрел на своего собеседника, — ты наверное шутишь надо мной? — Ничуть! Слушай меня внимательно, — Карна понизил голос, пересаживаясь ближе к Юдхиштхире, чтобы никто из спящих, случайно проснувшись, не смог уловить сути их беседы. — В Сурьялоке располагается дворец Вишвакармана. У него есть артефакт… Такая синяя жидкость в небольшом золотом сосуде. Если ею капнуть на тень человека, то появится двойник. В точности такой же с виду, но чувства его могут отличаться от чувств оригинала. Санджни, твоя бабушка, именно так создала Чхаю, ставшую впоследствии матерью Шанидэва. Ты понимаешь, о чём я? — Я… понимаю, — заикаясь, ответил Юдхиштхира, и Карна заметил, что на лбу сына Дхармараджа от волнения выступил пот. — Но меня никогда не приглашают в Сурьялоку. Я обязан находиться здесь! Разве что после смерти удостоюсь чести… — Вот ещё! Смерти ждать! — фыркнул Карна. — Дхармарадж может провести тебя туда ненадолго, ты же его сын. Тебе нужно только попросить. Сурьядэв приглашал меня к себе один раз и разрешил приходить ещё. — Сурьядэв?! — поразился Юдхиштхира. — Но почему он сделал это? Карна мягко улыбнулся. — Адиратха и Радха меня усыновили в младенчестве. А настоящий мой отец — Сурьядэв. Только т-сс. Это секрет, — он прижал палец к своим губам. — Я сам узнал недавно. Незадолго до истории с Варанаватой. Всё думаю вот, как рассказать Арджуне. Сурьядэв просил пока молчать, открывшись мне однажды утром во время моего поклонения. Ты ведь не проболтаешься о сказанном, надеюсь? — Ни за что! — истово поклялся Юдхиштхира, невероятно разволновавшись после рассказа Карны. — Значит, мне нужно попасть во дворец к Вишвакарману? — почти с благоговением спросил он. — И достать золотой сосуд с синей жидкостью? — Да. Если тебя не поймают дэвы, и ты сможешь принести артефакт сюда, то проверишь, какие чувства испытывает к тебе тень Дурьодханы. Это большой риск, конечно. Всё зависит от того, на что ты готов пойти. — Почему ты помогаешь мне? — недоумевал Юдхиштхира. — Ты не донёс на нас махарани Кунти. Помог обезвредить Бхимасену. Ну и вообще… Ты же брат Арджуны! Мы вроде как одна семья. Прости, что раньше дразнил тебя святошей. Больше не буду. Юдхиштхира невесело усмехнулся. — А вдруг даже тень Дурьодханы отвергнет меня? — Не попробовав, не узнаешь! — подбодрил его Карна и дружески хлопнул Юдхиштхиру по плечу.