***
Прошло порядком трёх дней с заболевания девушки. Ромка больше не появлялся, но Полинка рассказала, что его мать узнала о частых прогулах и строго-настрого заставила посещать уроки. Девушка представила его возмущенное лицо, но сделать тот ничего не мог. Учительница сообщала женщине о каждых проступках мальчишки, за что он, очевидно, получал. Но злорадствовать было бы плохо, ведь Софья выходит в среду ученья и знаний. Снова... А она уже привыкла проводить всё свободное время в уютной кровати, разглядывая каждую чёрту на маске оленя. Кстати, что насчёт её? Соня абсолютно не знала, как с ней распоряжаться, и что делать. Поэтому, она решила не носить её в школу, оставив в самом дальнем ящике тумбочки. А лучше выкинуть и забыть как страшный сон. Но всё это позже, сначала ведь нужно с этим разобраться. Соня застегнула все пуговки на жилете, покрутилась возле зеркала, осмотрев свой облик со всех сторон. Кажется, она превзошла себя в аккуратности образа. Волосы лежали просто идеально, словно Софья укладывала их несколько часов, но та их просто расчесала. Юбка была без единой складочки, как и рубашка. Колготки не стягивались и даже не кололись, как происходит обычно. Девушка даже нацепила белую заколку на такие же светлые волосы, которая достаточно хорошо подчёркивала образ её невинности. - Соня, пора идти, - стучит ей в комнату Полина, аккуратно заглядывая внутрь одной лишь головой. Сестра наконец то решила дойти до школы в компании Софьи, словно сделала какое то одолжение. Девушки, конечно, помирились. Первая пришла Полина, лишь потому, что ей было до жути интересно узнать подробности. Она видела следы обуви на снегу. Блондинке пришлось рассказать всё, не утаивая ни единой детали. Полина, конечно, каждое их взаимодействие сводила к отношениям, но сразу же умолкала, когда речь заходила об Антоне. - Иду, - улыбнулась Софья, и подхватив рюкзак с пола, направилась прочь из комнаты. Что то необъяснимое заставило её на долю секунды застыть в дверном проёме и снова осмотреть своё обилие. Когда взгляд остановился на нижнем шкафчике тумбочки, сердце непроизвольно застучало, девушка раскрыла глаза от удивления. Появилось то же чувство, как и тогда, когда она побежала на улицу к волчонку. Соня не могла объяснить, как она оказалась у тумбочки, как достала маску из шкафчика и положила в рюкзак. Морозова также не помнила как плотно закрыла дверь в свою комнату, вышла из дома вместе с Полиной, не перекинувшись с ней и парой фраз, но сознание пришло лишь тогда, когда во мраке тёмного леса сверкнули два жёлтых глаза. Появились на долю секунды, и тут же пропали, не оставив и следа.***
Девушки зашли в школу и молча побрели в класс. Настроения общаться не было, Соня до безумия боялась неизвестности. А Полина заметила, что с сестрой что то не так. Заметила, но не придала тому значение. Зря, очень зря. Войдя в класс, блондинка случайно кинула взгляд на последнюю парту третьего рядом, где вещи на стол раскладывал Антон. Его раскрытый рюкзак стоял на соседнем стуле, а из него виднелось длинное ухо. Деревянная маска зайца. Соня кинула рюкзак возле своей парты и направилась к Антону, который даже не знал, что сейчас спросит у него блондинка. Всё это происходило под непонимающим взглядом Полины и недоумевающим взглядом Ромы. - Ты видел что нибудь странное? - уверенно спрашивает девушка, облокачиваясь ладонями о парту. - О чем ты? - как ни в чем не бывало отвечает Петров, убирая рюкзак со стула, и туда же сразу приземляется блондинка. - Я о маске, - кивает она в сторону рюкзака, а глаза Петрова наполняются страхом, становятся по пять копеек. - Тихо, - шипит он, садясь за парту и поворачиваясь к девочке. - Ты посчитаешь меня поехавшим. - Поверь, хуже меня уже не будет.***
Антон поведал страшную тайну о лисе-Алисе, с ярко-желтыми глазами. Рассказал о ведениях сестры, и о собственных историях, произошедших явно в недавнее время. Антон открылся Соне, говорил, как же сильно боится этой неизвестности. А Морозова отвечала тем же. - Знаешь, никогда не думала, что скажу это, но я боюсь встретиться с родителями, - поднимает виноватые глаза девушка, словно только что призналась в убийстве человека. - В каком смысле? - непонимающе поднимает бровь парень. - Я не хочу умирать, Антон, - признается девушка, и тут же звенит школьный звонок, заставляя ту подняться с места и пойти в сторону своей парты. Весь урок девушку терзали мысли о том, что будет дальше. Как действовать, и что предпринимать. Радовало только то, что она не чокнутая, ведь у Антона то же самое. Теперь она не одна. Софья перестала считать себя психичкой, но если бы она не знала о чертовом волке, и Антон бы рассказал свою историю, то она бы с точностью сказала, что он – настоящий психопат.***
Девушка спускалась по лестнице, сжимая в руке листок с контрольной работой. Чёртова математика, как же Соня её ненавидела. Очередной тест, очередная тройка. Софья не маг точных наук, и уж точно не чародей вычислений. Она, так скажем, гуманитарий. Ноль способностей к математике. Тут, неожиданно для девушки, её прижали к стене, достаточно напугав. - Ром, ты чего? - тихо шепчет она, глядя на злого одноклассника. Парень дышит рванно, явно чем то очень сильно недовольный. А девушка пугается его выражения лица, думает, чем же могла провиниться. - Какого это, мило ворковать с убийцей? - рычит парень, когда девушка удивлённо вскидывает брови, но не отвечает. - А, Сонь? - Ты про Антона, что ли? - улыбается она, но когда не видит в знакомых глазах хоть каплю добра, улыбка спадает с её лица. - Ром, я узнала, он тоже видел, и... - Мне плевать, Сонь! - воскликивает парень, а девушка вздрагивает от неожиданности. - Это всё бред, слышишь? Бред! И хоть Рома понимает, что истерика Сони тогда, у леса, явно не была фальшивой, и что в этой чертовой деревне явно происходит что то странное, он хотел думать о том, что это реально бред. Что нет никакого волка, никакого чёрного гаража. Ничего нет. Нет пропаж детей, нет пугающего леса, в котором кажется, что за тобой кто то следит. Всё хорошо. А Соню до безумия эти слова задевают. Твердил ведь, что верит. А сейчас говорит так, словно Морозова психичка какая то. И всё это из за дурацкой ревности, правда ведь? - Не смей ко мне прикасаться, - сказала, словно отрезала. В уголках глаз скапливаются слезы отчаяния. Её не хочет понимать Пятифанов. Тот, кто провожал до дома. Тот, кто обнимал в истерике. Тот, кто просто был рядом. А было ли это больше глупой жалости? Было ли, Ром?***