Сумрак над Невой

      Поздняя осень окутала мрачный лес, стянув его туманным покрывалом. Сумерки подкрадывались из-за горизонта, съедая контуры древесных крон и растворяя их в темноте вечернего неба. Холодный ветер, наполненный сыростью, гнул ветви уставших елей и сосен, заставляя их скорбно трещать.       По тёмно-серой дороге, после сворачивая на угрюмое бездорожье, ехали чёрные автомобили. Те, кому удалось заметить их краем глаза, задавались вопросом: «Что этим людям может быть нужно в такой дыре?». Но в лицо спросить бы никто не осмелился.       Машины остановились у старой церквушки на окраине деревни столь ветхого вида, что казалось, она как минимум повидала закат царской власти и войну с фашистами. Двери звучно отворились, и из салонов вышли вооружённые бандиты. Их главарь, уже немолодой мужчина с серыми безжизненными глазами и зачёсанными назад чёрными волосами с редкой проседью, сразу прикурил, сделав пару неспешных затяжек, а потом скомандовал своим здоровякам:       — Топайте. А то нас не встречают.       Тройка крепких мужиков устремилась как верные псы по команде хозяина к дверям церкви. Они так громко стучали в них руками и ногами, что могло показаться, что вот-вот и ссохшаяся преграда перед ними рассыплется. Но в итоге им открыл сухой высокий старик в рясе с длинной седой бородой. В карих глазах догорали последние огни жизни, которые чуть сияли, видимо, лишь благодаря его слепой вере в то, чему он посвятил всю свою жизнь.       — Чего вам тут надобно? Что вы тут ищите?       — Да так, дед, грехи пришли отмолить, да забрать то, что вам совсем не надо, — с усмешкой откликнулся главарь банды, бросив окурок на сырую землю и немного вдавив его ногой в рыхлую грязь.       Старик нахмурился, его лоб стал ещё более морщинистым. Он загородил собой проход в храм божий и строго отрезал:       — Не пущу вас! Не позволю! Не ваше то! Ох не ваше! Никому трогать не дано! И вам не стоит! Беду накликаете на себя и на всех вокруг, да такую, что даже сам Господь Бог не спасёт! Не меня, не вас! Одумайтеся! — стоял поп на своём, перекрывая худым телом проход, но он был словно тростинка для мощных мужиков, которые отшвырнули деда и вошли внутрь. За ними подтянулись и остальные. Последним вошёл главарь. Он внимательно осмотрел внутреннее убранство нищей убогой церквушки, сплюнул под ноги себе и заключил:       — Не знал бы, решил, что тут кроме гнилых досок и уродских икон брать нечего. Вскрывайте пол, мужики: оно где-то там!       — Остановитесь! — кричал поп, переползая через порог, но тут же его с одного удара ногой выбросил обратно один из криворожих шестёрок.       Старик, с проступившей алой кровью на лице, остался лежать в грязи у крыльца, слыша лишь то, как сильнее забили капли холодного осеннего дождя, а множество ломов разбивали едва живой пол церкви. Как жадные псы они рвались за тем, что было спрятано внизу.       Клубы пыли, щепок и прочего мусора устремились вверх, заслоняя опечаленные и даже встревоженные иконы, которые будто ожили и смотрели на всю эту вакханалию, но не в силах сделать хоть что-то.       — Босс! Тут гробина каменный! — хрипло, закрываясь от пыли, вскрикнул один из прислужников.       — Открывай давай.       Мужики, долго не думая и не тушуясь, как истинные расхитители могил, небрежно, хоть и с трудом, скинули тяжелую крышку гроба, обнажив всё то, что покоилось внутри не одно десятилетие. Бандиты восторженно загоготали, как стая ворон, слетевшихся на труп. Правда, с трупа, что покоился внутри, окутанный заржавевшими увесистыми цепями, склёвывать было нечего: голые белые кости уже давно освободились от бренной плоти и оголили свою холодную каменную белизну.       — Вот это нихрена! Босс! Да тут столько цацок!       — Вытаскивайте и по сумкам.       — А трупак чё?       — А тебе дома скелет хочется поставить? Ёриком назовёшь? — рыкнул главарь. Он подошёл к выбоине в полу и заглянул в спрятанный гроб, в котором лежал скелет в старых истлевших одеждах. Точёный белый череп обрамляли длинные, почти белые волосы, а его фаланги пальцев, на которых было множество колец с драгоценными камнями, смыкались на идеально сохранившейся фарфоровой кукле в золотом платье и с огненно-рыжими волосами. Мужчина усмехнулся и вырвал красивую игрушку из скрипучей хватки мертвеца.       — Вам это нахера? В Эрмитаж сдадите? — мужики громко загоготали.       — Хер там. Дочке подарю. Удивительно похожа, — подметил он, вспоминая свою бледненькую дочь с кукольным лицом и рыжими локонами.       Они забрали всё, разве что скелет трогать всё-таки не стали: бросили холодные кости в таком же холодном каменном гробу, даже не удосужившись закрыть его. Тяжёлые сумки со звенящими драгоценностями и дорогим антикваром расхитители побросали в тёмное авто своего главаря и под стук холодных капель дождя о гнилую листву уехали прочь.       Поп, утирая рукавом кровь с опухшего лица, шёл к дыре, шатаясь. Заглянув в темноту одним видящим глазом, он дрожащим голосом проблеял:       — Помоги нам Бог…       Скелета в гробу не было. И его точно не стали забирать бандиты. Сердце попа колотилось от страха, последние редкие тёмные волосы в бороде старца побелели за долю секунды. Тело отказывалось слушаться: он точно знал головой, что надо бежать отсюда, бежать, куда глаза глядят, но не мог двинуться с места.       Не смог и тогда, когда поверхностью кожи затылка ощутил ледяное зловещее дуновение. Не ветер потревожил его покой, не дыхание зверя, а тот бездыханный труп, чьё сердце не билось уже давно. Лёгкий, но одновременно душащий своей тяжестью бриз смерти. Запах плесени, пыли, сырости и сухих костей ударили в нос густым смрадом.       Единственное, на что хватило воли у попа, так это чуть повернуть голову, чтобы взглянуть в глаза тому, кто стоял у него за спиной. Но у его смерти не было глаз. Слыша то, как его собственные зубы стучат друг о друга, священнослужитель глядел в чёрные бездны на белом черепе, по которому белёсой паутиной небрежно раскинулись волосы.       Скелет стоял и внимательно — если это можно было так назвать — смотрел на мужчину. Будь у него нос, то он бы точно принюхался; а будь язык, то лизнул бы как голодный зверь.       Поп успел только закричать.       Скелет вмиг отрастил клыки кровожадного хищника и вцепился ему в лицо, отгрызая плоть. Резко хлынувшая кровь вопящего от боли и ужаса человека впитывалась в белоснежные кости как будто бы в губку. Поп старался вырваться, несмотря на то, что ему откусили как минимум половину лица, обнажив кости черепа, зубы и носовую полость. Но следующий голодный укус пришёлся на шею старика. Алая кровь из артерий под крики, а затем и хрипы брызнула на иконы, окропляя их кровавыми слезами. Святые точно оплакивали жертву несчастного служителя, которого с хрустом и хлюпаньем жадно пожирал оживший мертвец.        Алый демонический огонь ярко засиял в чёрных глубоких глазницах, виднеющихся из-под свисающих со лба длинных жемчужных прядей волос. Белый скелет напитался густой тёплой кровью. Плотными гладкими червями сосуды и волокнистые нити разных тканей стали обвивать кости. Едва ли чудовище стало походить на человека — скорее на красную груду костей, лишь немного покрытую пульсирующей, кровоточащей плотью, будто с ещё живого человека начисто содрали почти все мышцы с кожей.       Попа ему было явно мало.       Мясо и кровь. Он был ужасно голоден. Распахнутые двери церквушки позволяли ледяному осеннему ветру врываться внутрь, донося до едва ли сформировавшихся носа и обонятельных рецепторов запах еды. Свежей живой плоти. Его путь лежал в деревню. Его вёл дьявольский голод.