Сумрак над Невой

      — Что за херня? — сдавленно вырвалось у Сергея.       — Выходите немедленно! Оба! — кричала Марина сверху.       Он обернулся, позади него, совсем близко стоял Семён, на его лице читался ужас, парень заворожённо пялился на существо, запертое в подвале, боясь даже моргнуть. Его всего трясло, но он повторял:       — Это же дядя Вова, мам, он же…       — Живо наружу, пока он не взбесился! — истерично взвыла Марина.       — Эй, пойдём, парень. — Сергей осторожно толкнул Сёму в плечо, но тот продолжал смотреть на тяжело дышавшего людозверя — настоящего беса, — из пасти которого шёл густой сизый пар и текли густые слюни. Глаза черта вращались в глазницах, как у перепуганной коровы перед бойней — казалось, вот-вот и начнёт мычать или блеять.       Чуйка Сергея не подвела. Тварь взвыла тяжело и протяжно, в его голосе улавливался человеческий стон, накладывавшийся на стенание какого-то жуткого лесного чудища. Если это был тот самый дядя Вова, то он взаперти обезумел и едва ли отличался от загнанного, затравленного лося.       — Давай, Сём, бегом! — Сергей подгонял подростка и сам поднимался следом, поглядывая из-за плеча на всполошившегося черта: удивительно, что он ещё не вырвал цепи прямиком из стены!       Сёма мигом взлетел вверх, очевидно подгоняемый ужасом. Сергей устремился за ним, как вдруг Марина попыталась захлопнуть крышку люка. Шок и страх спровоцировали что-то, что посильнее адреналина побудило тело действовать быстро и решительно. Раненая рука оказалась чрезвычайно сильна, и Сергей резким ударом кулака распахнул люк, не дав Марине его закрыть. Женщина в ужасе попятилась назад, хватая сына за плечи и пряча за своей спиной.       — Сёма, бегом! Выходи, выходи! — Марина вытолкала парня наружу, а потом и сама прямо у Сергея перед носом захлопнула дверь. Он в ярости ударил ладонями по двери.       — Какого, чёрта, Марина?! — не тише зверя в подвале взревел Сергей. Он был в таком гневе и шоке, что готовился дать волю своим чувствам и энергии и снести эту дверь с петель, но пока разум его велел пытаться договориться: — Выпустите меня!       — Простите, но нет, — послышался голос Марины, а следом суетливый шум и шёпот, который Сергей каким-то чудом слышал чудовищно хорошо: — Сёма, где ружьё.       Глаза Миллера широко распахнулись, между лопатками прошла холодная дрожь, а живот горячо свело: эта женщина собралась его убить — убрать как свидетеля! И собиралась сделать своего собственного сына соучастником! Он не мог этого позволить. Гнев овладел им, он бурлил в горячей крови, струился бурным потоком в жилах, наполняя каждый взвинченный мускул. С одного удара левой рукой Сергей сделал дыру в двери. Затем правой. Снова левой. Дверь на его глазах и на глазах домочадцев превращалась в решето, во все стороны летели щепки. Сергей как озверевший вырвался наружу из недолгого, но давившего на него, заточения. Взбешенный, он чувствовал, как капилляры внутри его глазных яблок расширились и налились кровью, отчего его взгляд вряд ли выглядел дружелюбным. Во всяком случае побелевшие от ужаса Марина и Семён беспомощно вжались в угол.       — Пожалуйста, не убивайте нас, — прошептала Марина. — Не убивайте…       — Да ты с дуба рухнула, женщина! — с каким-то неестественным для себя рыком заорал на неё Сергей. — Ты сама меня собиралась застрелить как какую-то дворовую собаку! А! Что за хуйня?! Какого хуя у тебя чёрт в подвале! Дура!       Марина тяжело сглотнула — как язык проглотила. Позади неё, прижавшись к обшарпанной стенке, трясся Сёма. Из-за своего страха парень стал выглядеть ещё младше и ещё более беспомощно, но именно его жалостливый вид, заблестевшие от подступивших слёз тёмные глаза и неслышное блеяние отрезвили Сергея. Он ударил себя ладонью по лбу и упал на колени, ничего не сказав.       Все замолчали. Гробовую тишину, врезающуюся в уши, изредка прерывал скрежет в подвале.       — Как так вышло? Как он таким стал? — мрачно спросил Сергей, не поднимая глаз на домочадцев. Они же испуганно переглянулись. — У нас в городе такие же. Скажите уже хоть что-то! — В этот раз Сергей уже пристально уставился на перепуганных женщину и подростка, всё ещё жавшихся к стене: они были в ужасе. — Ну что как язык проглотили. Эй, ты же сказал, что это твой дядя… Как так? У тебя-то рога из головы не растут. Да и у твоей матери тоже…       Марина нервно поглядела на сына. Тот явно теперь ещё сильнее боялся сболтнуть чего-нибудь лишнего.       — Да говорите же! Говорите, как есть! — уже не вытерпел Миллер и стукнул кулаком по полу. Доски под ним чуть треснули — настолько удар был сильным. Нечеловечески сильным. — Эти ублюдки связаны как-то с уродом, который сначала весь посёлок сожрал, а теперь и за городских принялся! Не заставляйте меня силой вытряхивать из вас всё, что вы знаете!       — Упырь?.. — с трудом, запнувшись на каждой букве, проговорила Марина.       Глаза Сергея уставились на женщину, в её же блеснул ужас.       — Вы знаете?       — Это всё слухи были… Раньше.       Семён недоумённо пялился то на мать, то на трясущегося от нервов и нетерпения милиционера.       — Какие? Какие слухи? Говори же!       Марина с рассказом не торопилась, ужас на её лице сменился на что-то тревожное и опасливое, но она выглядела чуть увереннее и решительнее. Сергей терпеливо ждал, когда женщина скажет хоть что-то, хотя бы слово.       — Сёма, возьми Ваню и идите к тёте Нюре.       — Что? — всполошился подросток. — Нет!       — Иди. Не перечь мне. Иди.       Сёма бросал напуганный, ошарашенный взгляд то на неё, то на Сергея, который ему осторожно кивнул, надеясь, что тот выполнит распоряжение матери: она права, и мальчишке ни к чему знать всё.       Он с трудом, чуть дрожа, но с выраженным недовольством побрёл в комнату, где был его младший брат. Немного погодя, о чём-то переговариваясь недовольным тоном, дети ушли, едва слышно закрыв за собой входную дверь. С улицы послышался звонкий лай собаки, который постепенно стих.       Сергей огляделся по сторонам. Стены узкого коридорчика, разделявшего комнаты, сжимались и уплотняли чёрно-серые тени вокруг него и Марины, сидевшей в углу и обхватившей колени руками.       — Мне это ещё моя прабабушка рассказывала. Сидпрудок был обычным посёлком, пока году так в восемнадцатом туда не приехали большевики с каким-то странным грузом. Моя прабабушка это видела, она тогда там жила. На окраине посёлка, он тогда ещё был деревней, стояла небольшая церквушка. Все думали, что жечь её приехали или под склад оборудовать. Но нет. Они вскрыли полы, сами откопали какую-то яму и затащили туда, со слов бабули, каменный гроб, обвешанный цепями. Видимо, не хотели, чтобы кто-то оттуда вышел. Но куда выйдет мёртвый? Верно?       Сергей внимательно слушал Марину. Всё сказанное её звучало серо, холодно и отстранённо. Хоть и не с ней было, но в каждом слове улавливались сдавленное отчаяние и закостенелый страх. Глаза женщины, глядящие в пустоту, становились всё бледнее и бледнее, ни один лучик редкого света, попадавший на них, не становился живым бликом — всё внутри неё будто замерло и омертвело.       — Но закапыванием они не ограничились. Они заставили их батюшку молиться. Долго молиться. Бабушка моя видела, как под дулами винтовок, он молился, молился, молился… День и ночь. Но стоило ему перестать, как из-под земли, из-под половиц церкви начинался доноситься страшный вой, ужасный крик — бабуля его слышала стоя далеко на своей улице в деревне. Некто в гробу успокаивался только, когда батюшка снова начинал молиться. И так по кругу. Пока крики совсем не прекратились.       От её рассказа кровь стыла в жилах — Сергей боялся лишний раз пошевелиться и не сводил глаз с Марины, которая будто бы беседовала сама с собой, ни разу не обратив на него внимания.       — Но через какое-то время стали твориться странные вещи. На деревню обрушилось столько бед, сколько она не видела за всё своё существование ранее. То скот захворает и падёт, то собаки станут бешеными. То люди.       Последние слова Марина отчеканила особенно тяжело и звонко. Каждая буква ударом молотка по старой тяжёлой наковальне отозвалась в сознании Сергея, отчего он вздрогнул.       — Прабабушка перебралась оттуда в Порожек, сюда, когда вещи стали твориться совсем уж странные. Один раз, как она сказала, она видела, как вокруг церкви кружились в хороводе не то люди, не то козы с баранами, стоящие на задних ногах. Плясали, пели. И я не верила ей, когда стала старше, даже смеялась. Но и я тоже увидела это… Видела несколько раз, когда приезжала в Сидпрудок к тёте и дяде. В сумерках танцевали черти. Водили хороводы, пели… Один раз увидели меня, а я давай бежать. Бежать, куда глаза глядят. А за спиной слышу вой. Вой прямо откуда-то из церкви. Я думала, что умру от страха. Чертей видела не только я и не только там. Многие наши видели их в окрестностях. Кто-то стал бояться чужаков, потому что стали поговаривать, что эти существа могут обращаться людьми. Мой брат, Владимир, жил с нами, своим домом не разжился, да и пил много, чего уж тут таить. Никому он не сдался. Но как-то раз он сказал, что встретил красивую женщину в лесу. Любовь у него прям возникла! И у неё тоже, как он сказал. Она уверяла его, что из Сидпрудка, но у кого спрашивала оттуда, описывала внешность — никто не знал такой. Я его предостерегала. Но женщина она была действительно красивая. Девушка, я бы сказала. Невысокого роста, бледненькая, с огненно-рыжими волосами, глаза вот у неё были необычного цвета, она всегда прятала их под тёмными очками.       На мгновение Марина замолчала и только теперь взглянула на Сергея уставшим остекленевшим, как у мертвой, взглядом. Он начинал догадываться, что произошло. Смутно предполагал.       — Сёма и муж мой уехали на рыбалку, а Ваня тогда был у бабушки недалеко, на соседней улице. Я вернулась домой с работы. Я работаю в соседнем посёлке продавщицей, там получше с работой. И я вернулась очень поздно. Собака наша как бешеная лаяла и выла, рвалась внутрь, как будто туда зверь какой забрался. Но Вова должен был быть дома. Я уже с порога услышала странный шум. В окнах всё было таким тёмным. В доме было неестественно темно. Я зашла внутрь, окликнула его — тишина. Только какая-то возня в его комнате. Прошла дальше, только разувшись. Открыла дверь… Эта женщина. Вы, думаю, сами поняли, что они делали. Я бы просто смутилась и ушла в другой ситуации, но я окаменела от ужаса. Эта женщина… На её голове были рога, из крестца рос длинный хвост, вместо ступней копыта… И брат мой под скачущей чертихой этой лежит ни живой ни мёртвый. Глаза белые, изо рта пена. Я хотела закричать. Но не смогла и звука выдавить. Эта женщина увидела меня. Смотрела на меня своими страшными красными глазами. Улыбалась мне своей клыкастой улыбкой, а потом говорит… Ужасные неприличные вещи говорит…       Марина на мгновение смутилась. Показалось, что на её бледных щеках проступил неестественно для её нездорового лица живой румянец.       — Потом он стал превращаться в это нечто... Ничего ему не помогало. Страшно это всё было, очень страшно. Припадки какие-то. Он как бешеным стал. Пришлось нам с мужем запереть Вову в подвале. Он там уже давно...       — Ваш муж всё знал?       — Да.       — А сейчас? — выдержав небольшую паузу, начал Сергей, чуть наклонившись вперёд. — Сейчас что с чертями? Их много?       — Нет. С начала года стало меньше странностей. Но они не исчезли совсем. Я думаю, они пошли за упырём. Не зря же они всё у церкви ошивались, когда он там был.       — Что вы знаете об этом упыре? Видели его?       Марина чуть вздрогнула и мотнула головой, будто пыталась прогнать какое-то страшное видение, некстати возникшее перед глазами.       — Видела, как он одного черта… слопал.       Сергей в изумлении выпучил глаза.       — Иду по просёлочной дороге, как раз с работы возвращалась в конце зимы той, слышу топот. Как будто стадо коров бежит через лес. Я ужасно испугалась и замерла, стала ждать. И по дороге, из одной части леса в другую, пронеслись черти — это точно были они! Мне с сердцем так плохо стало. Но хуже стало, когда следом за ними выскочило что-то совсем странное. Как будто ходячий мертвец, скелет обтянутый белой-белой кожей. Волосы у него такие же были белые-белые, длинные. Увидев меня, он остановился, повернулся. И я увидела, что он в зубах, прямо как волк, держит черта за горло. Глаза у него светились красным. Я прям там и упала без сознания. Не знаю, сколько лежала. Чудо, что не замёрзла… Но он меня не тронул. На дороге осталось много следов раздвоенных копыт, а его следов я не увидела. Ничего похожего. Я даже решила, что померещилось. Потом до нас уже дошли слухи, что осенью того года приезжали в Сидпрудок бандиты. Попа убили, могилу вскрыли. Разграбили и уехали. А упырь встал и пошёл… Мстить, наверно, что сон его потревожили.       Рассказ заставил Сергея крепко задуматься. Мозг закипел от мыслей. Казалось, что голова лопнет от нарастающего в ней давления. Всё казалось слишком невероятным, запутанным и странным. Но стало ясно одно: местные жители, может, даже местные участковые прекрасно были осведомлены о странностях, творившихся в округе. Не могли не знать. Но почему ничего не делали? Озвучивать вопросы Марине он не стал: вряд ли простая деревенская женщина знала на них ответы. И бандиты. Какие именно? Какая группировка? Где их искать? Кто-то из них мог что-то знать. Или это всё чистая случайность. Роковая ошибка криминальной шайки, что осмелилась сунуться за наживой в гроб к давно зарытому под дом божий исчадию ада.       — Спасибо, что поделились.       — И даже не скажете, что я спятила? — наигранно усмехнулась Марина.       Сергей задрал рукав рубашки и показал уродливый рубец — заживший укус, оставленный вампиром в первую их встречу.       — Смотрите, это сделал тот самый упырь, которого вы видели на просёлочной дороге. Набросился на меня, я думал, что умру. Я совсем был… плох после этого.       Марина растерянно глядела на предплечье милиционера, а потом, строго и пристально посмотрев Сергею в глаза, отчеканила:       — Вы должны были умереть.       — Что?       — Все, кого укусит упырь, умирают. Он кусал многих в Сидпрудке. Молва тогда была, что не упырь это, а зверь какой уродливый. Выбегал из лесу, набрасывался, но когда был совсем слабый, мужики отбивались от него, прогоняли, но покусанные умирали в течение суток или в лучшем случае нескольких дней. Очень было похоже на бешенство… Такие же страшные муки. Так людей похоронили больше, чем потом пропали. Понимаете? Но он выкапывал могилы и ел их. Мне рассказывали. Я сама не видела…       Марина обхватила голову руками и уткнулась лицом в колени. Сергею самому стало не по себе от продолжения рассказа.       — Но почему местная милиция бездействовала? Почему не стали писать в город сразу? Это же… ненормально…       — А кто нам верил? — не поднимая головы, бормотала Марина. — В деревнях одни безумцы и пьяницы — так считают везде. Так и нам говорили. Так сказали участковому Сидпрудка. Он и наш участковый был. Василий Николаевич Шестаков, у меня муж с ним был знаком, на рыбалку иногда ездили с другими мужиками. Старик уже совсем был, ему бы на пенсию. А всё не шёл. Он ездил в Ленинград, жаловался, рассказывал, но над ним все смеялись и угрожали отправить на пенсию или даже в жёлтый дом, если не успокоится. Он тогда вернулся в последний раз, взял своё охотничье ружье и сам поехал охотиться на упыря. Не вернулся он, Сергей. Не вернулся. Мужики по лесу искали его, муж мой был в их числе — с его слов всё знаю, — ноги только его нашли в сапогах. Аккуратно по их линии отгрызенные. Так и хоронили, Сергей, одни ноги… Одни его ноги лежали в закрытом гробу...       Всё внутри похолодело. Миллер что-то растеряно буркнул себе под нос: он вспомнил эту историю — историю про убитого волками на охоте старого участкового. Вот вам и волк. Он шлёпнул себя ладонью по лицу, которая потом медленно опустилась по лицу, неприятно оттягивая кожу. Да, это дело свалили на волков, что тогда скитались по всей области, — он вспомнил.       — Его смерть приезжали расследовать. Сказали…       — Что волки съели.       — Да. Экспертиза это подтвердила.       — Ну да. Наша тоже, когда мы уже взялись. И про мою руку тоже сказали, что на меня какая-то бездомная собака или волк набросился…       Марина рассказала ему всё, что знала, всё что видела и что слышала. Но, к досаде и огорчению Сергея, женщина не обладала сакральными знаниями о происхождении чертей, а самое главное о том, откуда взялся вампиризм и, конечно же, как некий Серафим из дворянской семьи Мецгерских стал таким, были ли ещё подобные случаи в истории Ленинградской области — хоть что-то. Но никакой информации — перекати поле.       Они вернулись на кухню и просидели там ещё какое-то время в тишине, пока за окном не послышался шум: рядом с забором остановилась серая машина. Сергей выглянул в окно: там были Спиридонов с черной овчаркой и Солод. Миллер от радости выскочил из-за стола и, только обувшись, пообжал встречать товарищей. Если бы не присутствие Антона, то точно обнял бы Андрея. Хотя ему бы всё равно помешала вдруг ощетинившаяся служебная собака, басистый лай которой тут же заполнил всю безмолвную зимнюю округу.       — Да ты чего! Бэти! Фу! Фу!       Вдогонку к её лаю присоединился звонкий возглас Арчи, высунувшегося из будки лишь наполовину.       — Что это с ними? — удивился Андрей, с трудом сдерживая рвущуюся на Сергея собаку.       — Наверно, я провонял упырём, — неуверенно предположил Сергей.       — Да фу!       — Намордник есть? А то он его сожрёт по пути до города, — бросил безразлично Солод, оглядывая живописные пейзажи: снег белел у оснований старых домов и округлыми голубеющими сугробами удалялся в сторону стены безмолвного чёрного леса, над которым ровным полотном нависало безоблачное лазурное небо. Пару раз только пропели синицы свои короткие трели где-то вдалеке. Собаки тоже стихли.       — Да, есть.       — Хорошо, поедешь с ней на заднем. Ну что, Серый, как ты тут? Освоился? Не хочешь перебраться в деревню? Тут довольно спокойно, да?       — Если бы. — Сергей напрягся и ощетинился прямо как до него собаки.       — О, кстати! — вдруг начал Спиридонов, доставая из-за пазухи что-то. — Ты обронил. — Лейтенант протянул ему потерянный пистолет!       Сергей в шоке смотрел на счастливую находку. Он даже подумать не мог, что потерю можно было так легко отыскать в куче глубокого снега. Оружие вернулось к своему законному хозяину.       — Как ты его отыскал?       — Это не я, это Бэти. Да и место там такое было, знаешь, не грех было бы там и без собаки руками пошарить…       — Что там было? — осторожно спросил Сергей, опасливо поглядывая на безучастно стоявшего у водительской двери и облокотившегося на крышу машины Солода, который умиротворённо глядел в красочную зимнюю даль. Казалось, что его не интересовало ничего, кроме живописных видов деревенской глуши.       — Следов очень много, как будто там целая толпа ходила. Это вот где я пистолет нашёл. А вокруг деревни целый круг из следов, но там уже другие, словно кто-то прыгал — черти, видать. А вот где пистолет нашёл, кто-то очень лениво ноги переставлял, и их было много! Ну и кровь. Твоя видимо. — Андрей удручённо посмотрел на порванную в области плеча рубашку Сергея и виднеющийся под ней бинт с небольшим кровавым пятном.       — Того урода я тоже изрешетил. И морду ему славно набил!       Андрей улыбнулся, но глаза его выражали неподдельную тревогу, которую ни за какой улыбкой на румяном от холода лице не скрыть.       — А черти? Вы, что, тоже видели их?       — Тебя в участке ждёт сюрприз! — с большей радостью отозвался Андрей и с детской лукавостью подмигнул Сергею. Его взгляд устремился на дом, с крыльца которого спускалась Марина, неся с собой милицейскую куртку — такую же порванную, как и рубашка Миллера. — Это твоя спасительница?       Сергей кивнул, взглянув из-за плеча. Он взял куртку и поблагодарил растерянную и даже напуганную видом милиционеров Марину.       — Я вернусь в дом. Если что-то нужно, я внутри, — быстро сказала она и ушла.       — Хорошо. Спасибо ещё раз, за всё спасибо, Марина! Если муж не вернётся, то звоните сразу мне. Андрей, есть бумажка и карандаш?       — Конечно, товарищ капитан! Бэти, ФУ! — доставая из кармана небольшой блокнот с карандашом, просунутым в пружинку, Андрей снова прикрикнул на взъевшуюся овчарку, которая будто бы ждала удобного момента, чтобы снова взяться за своё. Сергей быстро взял блокнот, чтобы Спиридонов снова покрепче ухватил поводок, и написал два номера: рабочий и домашний.       — Если что, звоните мне на домашний. Не стесняйтесь. Если что-то странное произойдёт, если узнаете что-то, то тоже звоните. Будьте на связи. За брата не переживайте. Мы придумаем, что делать. Но будьте осторожны.       Марина взяла вырванную бумажку с номером, внимательно посмотрела на записанные на ней номера и осторожно, как будто боясь своих же движений, припрятала её в карман.       — До свидания, Сергей. Берегите себя.       — Всего хорошего!       Они все втроём сели в машину. Солод уселся за руль самый последний: уж больно ему не хотелось расставаться с чудесными видами лесов и снегов вокруг крошечной деревни.       — Кажется, это тебе пора в деревню перебираться, — сказал Сергей.       — Может быть.       — Бэти, Фу!       Машина тронулась. Дорога была не накатанной после последнего снегопада, холмистой и местами рыхлой. Иногда им приходилось выходить и толкать застрявшее колёсами в снегу авто. В долгом пути Сергей решил зря времени не терять, несмотря на присутствие Солода, и задать хотя бы парочку безобидных вопросов:       — А мои следы? Я там в лес как-то ушёл. Хреново помню это всё. Так и оказался в Порожике. Хотя, может, это он меня туда утащил… Вряд ли я бы сам…       — Неа, никаких следов. Ну кровавых точно. А твои должны быть кровавыми: ты же ранен, — ответил ему Андрей, крепко держа собаку в наморднике, которая то и дело издавала недовольный угрожающий рык.       Андрей много не разговаривал и особо ни о чём не спрашивал всю дорогу: точно чувствовал или даже понимал, что при Антоне лучше лишний раз ничего не обсуждать — рулит себе и рулит — с него и этого хватит.       Всю дорогу лейтенант Спиридонов наглаживал нервную собаку и что-то ей шептал каждый раз, стоило ей поднять голову и начать рычать. Солод уже не обращал никакого внимания — или делал вид. Сергей изредка на него поглядывал: ледяной взгляд, устремлённый вперёд, на дорогу — полностью сосредоточен и внимателен. Ни слова больше не проронил. О чём-то явно размышлял.       Лес за окнами машины напоминал бегущие стены по обе стороны. Он то сгущался и чернел, то редел и светлел, то сужался, то расходился, оставляя попытки пересечься и разорвать трассу. На белизне снега отпечатался цвет ночи, окрасив белое снежное покрывало в приглушенный синий оттенок. Временами угрюмый, стремившийся захватить в свои ветвистые объятия лес сменяли деревушки и посёлки, а временами безмолвные голубеющие под гнётом сумрачной темноты пустыри. Месяц давно вышел из-за горизонта. Его холодный свет нехотя расползался по небу и, казалось, таял в густой краске цвета индиго, в которую минуту за минутой приливали антрацита. Конец декабря — темнело рано.       Уставившись в окно, Сергей думал о пережитой ночи, гадал о том, что ждёт его в эту. Стыдливые попытки лунного серпа излить сияние на ледяные пейзажи напомнили ему о том, как этот самый Серафим с огромной гордостью заявил ему о том, что солнца не боится. Сергей усмехнулся. Ну, конечно! Луна отражает свет солнца: если бы вампиры боялись солнечного света, то боялись бы и лунного. А этот, видимо, любил гулять под луной. Чёртов романтик.       Усталость брала верх над мыслями. Несмотря на сильную тряску, не очень удобное место и то и дело возмущающуюся на заднем сидении собаку, Сергей стал засыпать. Тело отказывалось сопротивляться. Всякий ресурс исчерпался. Вылился вместе с кровью из раны в плече.       Нужно было поспать. Хоть немного. Интуиция подсказывала, что ночь будет неспокойной.