Прошлое

Луаньцзан и днём была окутана мраком. Мгла поднималась из низин, охватывала склоны, ползла к самой вершине. Поднявшись на мече прямо над нею, над кажущейся живой и хищной чернотой, он на миг вспомнил привкус крови во рту, боль от отсутствия Золотого ядра, отчаяние. Когда-то в иной жизни он падал в темноту, не находя опоры и не представляя, сумеет ли выжить, но сумел. Теперь он осматривал гору и мрак, представляя, как лучше подступиться, как склонить их на свою сторону, как заставить служить. Мысли эти во всём противоречили пути светлого заклинателя. Наконец он направил меч вниз, и вскоре тот разогнал острием мглу, засветился изнутри, наполненный ци. А тьма вокруг закричала тысячью голосов разом. Одни умоляли о мести, другие желали смерти, третьи шипели и стонали, рыдали и стенали, не в силах произносить слова чётко. Дар этот — слышать духов — не был присущ Вэй Чанцзэ, им владела только Цансэ. Но он сам не был Чанцзэ, и такое подтверждение лишний раз показало, что он должен завершить путь, выполнить данные обещания. Что бы ни стало с его душой, а этот её осколок должен был наконец найти покой. Третья частица некогда сильной Иньской печати нетронутой осталась в пещере Ханьтань. Он не посмел просить у Лань Цижэня отдать её, не хотел видеть в его глазах тоску ни мгновения дольше. Но и двух было более чем достаточно, чтобы воплотить его планы. Словно его вели те самые духи, он отыскал Пещеру усмирения демона, в давние времена служившую убежищем творца той самой печати, спустился к ней и вошёл сквозь пелену тумана. Внутри было промозгло и стыло, пахло не водой, но застарелой кровью. Он зажёг огненный талисман и осмотрелся, освежая память. Когда-то он приспособился выживать здесь, изломанный, сумел себя вылечить, найти силы для мести. Да, в том прошлом он почти сошёл с ума, должно быть, потому ему не удалось сделать артефакт без изъяна, но на этот раз он был полон сил, а Золотое ядро исправно служило ему. *** Чтобы объединить два осколка вместе и подчинить их, заставить повиноваться звукам Сяоси, ему потребовалось не более десяти дней. Он уже знал, что делать и как, прошлое было переполнено подсказками, а тьма вокруг, почуяв его устремления, ничуть не собиралась мешать. Новый артефакт не напоминал собой ни Тигриную печать, ни Иньскую. Так и не став единым целым, не преобразившись вместе, осколки всё же сплелись энергиями и готовы были принять в себя столько тёмной ци, сколько только возможно. Очертив вокруг себя защитный круг, начертав кровью на нижней рубашке иероглифы, ограждающие от мрака и позволяющие сохранить концентрацию, он начал играть. Сперва мелодия казалось слабой, тонкий голосок Сяоси не походил на звучную Чэньцин, но постепенно вырисовывалась музыка, которая заставила темноту вокруг забурлить, закружиться. Поднялся вверх артефакт, втягивая в себя напоминающую дым энергию инь, начал напитываться, заполняться, сперва понемногу, потом всё быстрее и быстрее. Время потеряло значение, истёрлось, и только усталость копилась. Он играл, не думая о себе, не вслушиваясь в нужды тела. Когда мгла достаточно поредела, даже солнечные лучи сумели пробиться к Пещере усмирения демона, он сменил мелодию, и новая зазвучала грозно и зловеще. Некому было пугаться здесь, некому было услышать, но даже озлобленные духи, много лет скитавшиеся неупокоенными, присмирели, признав силу заклинателя. Эта мелодия пела о мести, собирала энергию инь, перековывала её, наделяла ужасающей силой души, жаждавшие справедливости так давно и так долго. И в какой-то момент потоки тьмы хлынули наружу из артефакта, так и не получившего имени, понеслись по склонам горы, чтобы отыскать тех, кто виноват в смерти Цансэ, заклинателей клана Вэнь, забывших о том, как ценна на самом деле чужая жизнь, забывших, чему они должны служить. Пожелание его было неоспоримым приказом, но когда он закончил мелодию, тут же рухнул на колени, кашляя кровью. Не было сомнений — время его истекало. Из последних сил он поднялся, опираясь на меч, и побрёл прочь, мечтая хотя бы выбраться с Луаньцзан, если уж не сумеет дойти до Илина. *** Когда и как силы полностью оставили его, он не заметил. В себя же пришёл в комнате гостевого двора, едва освещённой оплывшей свечой. Рядом на постели сидел Лань Цижэнь, лицо его осунулось, в глазах проглядывало отчаяние. — Чанцзэ… Что ты натворил? — раздался шёпот, едва Цижэнь убедился, что он пришёл в себя. — Отомстил, — хрипло выдохнул он, и в груди вспенилось что-то, заболело натужно. — И погубил себя, — Лань Цижэнь с нескрываемой нежностью коснулся его воспалённого лба, убирая пряди волос. — Как же Вэй Ин?.. — Не будь к нему слишком строг, — вспомнил он тут же. — И позволь идти своим путём. И если… если… — но высказать дальше просьбу не получилось, он закашлялся и осознал, что очень скоро сердце не выдержит, не сможет больше биться, сколько ни пропускай через него поток чистой ци. — Печать… возьми осколки Иньской печати. Сохрани втайне ото всех или найди способ уничтожить, слышишь? Нельзя, чтобы она попала в руки клана Вэнь или Цзинь… Обещай… — Обещаю, — отозвался Цижэнь. Тело дух Вэй Чанцзэ дал ему взаймы лишь до того мига, как должна была свершиться месть. И теперь он почувствовал — или понял, или услышал, — что где-то духи Луаньцзан добрались до заклинателей, чьи мечи лишили жизни Цансэ. Едва их не стало, душа его перестала цепляться за чужое тело. *** …Сон оказался муторным и страшным, от него привкус крови остался на языке. Жуткие картины напоминали воспоминания, чудовищное прошлое, от которого или кричать хотелось, или рыдать, или бежать. Он видел много смертей, ужас и пламя пожаров, а после отчего-то падал, падал в темноту, ощущая себя ничтожным, отвергнутым, виноватым во всём… Пробудившись, он резко сел на постели. Волна дурноты охватила и схлынула, оставив после себя головную боль. Он едва понимал, где находится и кто с ним рядом. — Вэй Ин? — раздался знакомый голос. На миг всё внутри обрадовалось, затем — испугалось, появилась обида на то, что отверг, ушла, оставив после себя опустошение. — Лань… Чжань? — назвал он имя. — Что с тобой, Вэй Ин?.. — Где я? — он сжался, подавив желание назвать ещё сотню вопросов, первый из которых был: «Отчего мы в одной постели с тобой?» — В Облачных глубинах, — чуть удивлённый голос Лань Чжаня звенел беспокойством. Немедленно загорелся огненный талисман, от него затеплилась свеча. Лань Чжань заглянул ему в лицо, и он с удивлением понял, что любит его, каждую черту, всего целиком, душу и тело, знает его, как самого себя. Стало спокойнее. — Что такое?.. — Сон… странный сон мне приснился, — сказал он, сознавая также, что он — Вэй Ин, Вэй Усянь, что в каком-то ином прошлом всё шло наперекосяк, что в каком-то ином времени в эту ночь он должен был умереть, оставив Лань Чжаня безутешным. Лань Чжаня, супруга. Только тогда они не были вместе, не пили из единой чаши, не звали друг друга спутниками на тропе совершенствования. Тогда? Когда это могло быть, ведь на самом деле они так долго учились вместе, росли вместе, чтобы осознать внезапно, как дороги друг для друга… И никогда меж ними не было ни одной серьёзной размолвки. Воспоминания — свои и чужие — причудливо перемешивались и наслаивались друг на друга. Он никак не мог понять, отчего это происходит, точно душа его когда-то раскололась, а теперь кусочек встал на место, вернулся. Вот только если вернулся, то из какого путешествия и почему с собой принёс столько боли? Он качнул головой, отгоняя неприятные мысли. Запоздало опустил ладонь на нижний дяньтянь, чтобы ощутить спокойное биение Золотого ядра. — О… оно на месте, — прошептал, не сдержавшись. И снова чувства взвихрились внутри. Счастье — и недоверие разом. — Конечно, на месте, Вэй Ин, — Лань Чжань обнял его. — Что с тобой, возлюбленный мой? Мы вместе столько лет, никогда не видел тебя в таком смятении. Ты болен? На последней ночной охоте озлобленный дух всё же задел тебя? — Скажи лучше, что с Цзян Чэном? — спросил Вэй Ин. — Странно, что ты спрашиваешь о нём, ведь вы виделись недавно, меньше луны прошло, — Лань Чжань, казалось, удивился и обеспокоился ещё сильнее. — У наследника клана много дел, в последнее время Цзян Фэнмянь не даёт ему спуску, столькому желает научить. Он едва на десять дней вырвался к нам, сбежав от родителей… Вы же вместе смогли одолеть даошоу. — А… Цзян Яньли? — сглотнул Вэй Ин. — Мы ведь только вернулись с праздника в честь сотого дня с рождения её ребёнка, — чуть нахмурился Лань Чжань. — Цзинь Цзысюань совершенно невозможен, с ним и говорить теперь нельзя, он только улыбается в ответ и шепчет, что ребёнок красив в мать. Он даже Вэнь Чао обидел, едва посмотрев на богатый подарок, который тот передал от клана Вэнь. Что за сон такой приснился тебе? — А что… Верховный заклинатель? — Вэй Ин всё боялся посмотреть Лань Чжаню в глаза. — Ты ведь всегда звал его дядей, как и я, — прошептал Лань Чжань. — Отчего теперь вдруг — Верховный заклинатель? В последние дни его обязанности взял на себя брат, а он сам отправился в пещеру Ханьтань, чтобы укрепить там печати… Знаешь ведь, что там хранится иньское железо, которое твой отец просил уберечь, пока не найдём способа его уничтожить. Что с тобой, Вэй Ин, почему ты задаёшь эти вопросы?.. — Не волнуйся, супруг мой, — Вэй Ин едва сдержал слёзы. — Не волнуйся. Это был страшный сон, но он ушёл и никогда не вернётся. Знаешь ли ты, как сильно я люблю тебя?.. Лань Чжань немедленно накрыл его губы ладонью, прошептал: «Бесстыдник», но не сдержался и увлёк в поцелуй. Душа стала целой, лишние воспоминания нахлынули волной и тут же истаяли, как туман поутру. Спустя один поцелуй Вэй Ин уже и не помнил о них. Мир изменился, и горечь прошлого, что не случалось, исчезла в тишине окутавшей Облачные глубины ночи.