Бегущие за жизнью

Перестав доверять своим глазам два месяца назад после смерти старшего брата, Джисон сидит у тела матери и еще нескольких тел озверевших и снова не верит в происходящие. Он видит лужу красного оттенка, что растекается, словно весенний ручей. Вот только ручей приносит положительные эмоции, а кровь собственной матери — не очень. Пятно слишком быстро растекается и достигает джинс парня на коленных чашечках. Проходя через ткань, впивается в острые колени. На черных штанах не видно крови, но Хан чувствует ее. Ещё тёплую, не успевшую остыть кровь. Кровь его матери. Осознание молотом бьет в голову, ставя под вопрос сознание и ясность ума. Шок затмил весь разум, а звон в ушах решил поспособствовать ему, становясь все громче и ненавистнее. Начинается паническая атака. Тело начинает действовать само по себе. Парень пытается встать и отойти от тела, но ноги стали ватными — отказываются держать. Не совладав, Хан падает на пол и больно ударяется бедром о бетон. Он приземляется слишком близко к луже. Руки моментально окрашиваются в красный и приобретают терпкий и слишком резкий запах железа. Резкий словно запах свежескошенной травы. Вот только запах свежо скошенной травы вызывает положительные эмоции, а запах крови собственной матери — не очень. Его сбивает этот запах. Но все же Хан не оставляет попыток отойти и не видеть закрытые глаза, которые больше никогда не откроются, руки с пятью безобразными укусами, которые больше никогда не обнимут, и бледнеющие губы, что больше никогда не поцелуют и не прошепчут его имя. Он старается отползти. Выходит плохо, но все же в дальний угол комнаты он перебирается. Натягивает рукава кофты, пряча кисти, закрывает уши и сворачивается в комок на полу. Пытается прийти в себя, что не совсем получается. Звон не проходит, а наоборот усиливается. Невозможно, голова от него сейчас расколется. Тело немеет, совсем больше не подчиняется владельцу и лишь вздрагивает время от времени. Джисон дышит судорожно, рвано, почти задыхаясь. Кислород будто не доходит до лёгких, а останавливаться в горле. Там же образовывается ком. Ком горечи. Тошнотворное чувство увеличивается в геометрической прогрессии. Боль в груди раскатывается, сердце режут тысячью ножами, а затем сжигают. Ненавистные мысли сеют туман в голове, будто пытаясь ввести Хана в гипноз, оторвать от реальности и не позволить вернуться в нее. Но лишь одно единственное понятие, пришедшее спустя нескольких минут истерики, резко отрезвляет его, заставляя успокоить дыхание, приложить усилия и вновь подняться на ноги — его мать умерла от потери крови и именно ему придётся спасти ее от превращения. Вытирая слезы, не успевшие упасть на пол и раствориться на холодном бетоне, Джисон медленно идет обратно, не поднимая головы и не решаясь взглянуть на труп родного человека. Подойдя вплотную и присаживаясь на корточки, он поднимает взгляд, наполненный сожалением и одновременно болью. Хан смотрел, полностью потеряв связь с реальностью — ненавистные мысли все же сделали свое дело. Такой мерзкой ему, жестокой. Парень касается холодной, жесткой и очень смертоносной рукояти травмата в кобуре под грудью. Пару раз проводит по ней, чувствуя опасный метал, прежде чем раскрыть маленькую кнопку и взять пистолет в руку полностью. В таком состоянии, пистолет кажется слишком тяжелым. Стараясь не думать о том, что делает сейчас, парень снимает предохранитель и вытягивает руку с оружием в десяти сантиметрах ото лба матери. Кисть начинает непроизвольно дрожать, вопреки усилиям Хана успокоить ее. Рука затекает от долгого усилия удержать оружие. Оно намеревается выпасть. Джисон не может больше ждать, не может откладывать момент снятия курка, ведь в течении получаса тело перестанет быть неподвижным трупом, а станет голодной тварью, начнет пытаться добыть себе пищу. Он не может допустить, чтоб его мать стала одной из ходячих мертвецов и нападала на всех, кого видит. Даже не обдумывает этот вариант. В самом начале апокалипсиса, они договорились, что если кто-то из них умрет, то ему не дадут стать мертвечиной и предотвратят процесс одной лишь пулей. Насколько бы больно ни было спускать курок, они обязаны это сделать. Клятва. С его старшим братом — Хан Мин У, случилась та же ситуация. Он попал в западню. Убегая от зомби, зашел в тупик, где его и укусили два раза. Когда мать и брат его нашли, Мин У уже успел превратиться. А Хан стоял в оцепенении и не знал, о чем думать. Он наблюдал, как родной ему человек бьётся в конвульсиях. Самый добрый, смелый, любимый хён с диким воплем тянулся к ним с матерью, дабы перегрызть тем глотки. И в один момент он услышал выстрел, затем увидел, как падает Мин У, и спустя минуту понял, что произошло. Эта была первая смерть в его жизни. Конечно, у Хана умер еще отец, но это было в глубоком детстве, так что парень даже не помнил его. Откровенно говоря, на ту смерть ему было плевать. Как бы жестоко это ни было. Но эта смерть — первая, которую он видел своими глазами, и самая значимая до внезапной кончины матери. Сотрясаясь от отвращения к самому себе, он без колебаний, пока слабость вновь не завладела им, прижимает дуло к середине лба и спускает курок. Тело вздрагивает лишь раз и навечно остается неподвижным. Он услышал, как пуля вошла в плоть и пробила череп. Отбросив пистолет, Хан взвывает что есть мочи, чуть ли не теряя рассудок от ужасной боли где-то в груди, что разливается кипятком. Он падает на колени и прижимает к себе еле теплое тело матери, стараясь не смотреть на лоб с круглым рваным отверстием. Оттуда вытекает кровь, снова пачкая руки Джисона. Он не обращает внимание на это, сейчас грязные руки — меньшее из всех зол. — ПРОСТИ! — кричит Джисон в пустоту. — Прости, прости меня… — переходит на шепот и начинает раскачиваться со стороны в сторону, будто успокаивая. Только не понятно кого: мать или себя самого? — Прости… Он повторяет эти слова, словно мантру — снова и снова, будто надеется, что что-то изменится. Словно слова станут невиданным заклинанием и мать очнётся, оживет. Встанет рядом, обнимет сына и скажет: «Не плачь, бельчонок. Я с тобой. Я рядом, мой хороший.» Но чуда не происходит и никогда не произойдет. Она больше никогда не назовет его бельчонком. Джисон понимает, что остался сам. Один в этом гребаном мире. Состояние Хана на протяжении следующих тридцати минут стабильно нервное, но слезы течь перестали. Будто высохли. Он отпускает мать и с титаническими усилиями встает на колени. Джисон начинает панически соскребать кровь матери со своих рук, проклиная весь этот мир за его боль. Паника снова накатывает, но слез все также нет. Понимая, что пора уходить, ибо здесь оставаться попросту не в состоянии, он медленно встает на ноги и начинает, словно по щелчку, метаться по комнате, собирая все необходимые вещи для выживания, хотя б на первое время. В рюкзак летит практически все, что попадается. Аптечка, вода, продукты питания, пара ножей, фонарик, батарейки, сменная одежда, ибо эта уже вся в крови, да и ходить в одной одежде не стирая, так себе удовольствие; затем подходит к стене и поднимает откинутый ранее пистолет, проверяет патроны. -Три, — тихо произносит Хан. Негусто, конечно, но хоть что-то. Себя убить и одной достаточно. Кладет пистолет в кожаную кобуру на груди и продолжает ходить по комнате, где хранились все их с матерью вещи. Три месяца назад придя в безопасное здание, которое ранее являлось младшей школой, они с матерью жили вдвоем в одной комнате, наверное, один из детских кабинетов. Госпожа Хан была умной и очень предусмотрительной женщиной. Остаться вместе было надежнее, ведь при непредвиденных ситуациях они бы быстро вышли из здания, минуя опасность, не теряя времени на поиски друг друга; к сожалению, мать не смогла спасти саму себя, и из здания выйдет лишь один Джисон. Сейчас ее предусмотрительность сильно сыграла Хану на руку. За пять минут собрав вещи, парень пулей вылетает из комнаты и спускается с третьего на нижние этажи. Проверяя все комнаты по пути, он замечает, что людей нет. Если б их убили, то остались бы тела. Но их нет. Они сбежали? Бесчеловечно. Хан еще раз убеждается в гнилости этого мира. С такими мыслями Хан открывает замок на цепях — мера предосторожности, и силой отпирает тяжелые стальные двери. Медленно выходит на улицу, осматривается по сторонам: нет ли там мертвецов. День заканчивается и уже смеркается. Хан смотрит на небо, делает вывод — скоро будет дождь. И совершает глубокий вдох. Легкие покалывают от поступившего свежего воздуха, хотя свежим он далеко не был. Только выйдя на улицу, можно почувствовать ужасный запах — гниль. Запах не мог не появиться, ведь уже больше полугода, а точнее семь месяцев и четырнадцать дней, прямо на улицах гниют тела и людей, и убитых озверевших, не считая прочего мусора, такого как продукты. И с каждым днем тел становится все больше, а запах все сильнее. В некоторых местах до того, что глаза выедает и хочется задохнуться, лишь бы не чувствовать его. Конечно, их никто убирать не собирается, этот город — Очондэ, хоть и большой, но уже настолько кишит тварью, что правительство боится влезать и быть погребенным здесь, так что его просто оставили на произвол судьбы. Может спасется, а может нет. Им плевать. Повезло, что школа находится в пятой зоне города, которая вместе с четвертой отделяется каналом, шириной всего метров двадцать пять, неширокий и неглубокий, но все же канал. Тут относительно спокойно и чисто, не беря во внимание некоторые случаи. Такие везде случаются. Обычно мертвецы сюда часто не доходят, за исключением альфа- и дельта- озверевших, что являются сильнее физически и умственно. Их способности немного поражают. Твари способные мыслить на уровне человека слишком смертоносны. Тошнотворное чувство не проходит, а становится более давящим. Если набрать полные легкие такого воздуха, можно вполне блевануть. И Джисон, недолго думая, срывается с места. Бежит, не оглядываясь. Бежит, даже не зная куда; сейчас ему абсолютно плевать, сейчас ему так плохо, что хочется пустить пулю в голову, но грёбаная надежда, непонятно на что, не дает ему покончить с собой. Но Хан не уверен, что никогда не прибегнет к суициду. В своих мыслях и попытках сдержать крик он не замечает, как с неба начинает литься предполагаемый дождь, частота капель увеличивается с каждой секундой, и вскоре парень бежит уже под ливнем. Он покрывает с ног до головы, прилепляя всю одежду к телу. Она начинает мерзко тереться при каждом движение. Капельки падают с прилипших на лоб и шею волос. Джисон сейчас не обращает внимание на такое. Меньше всего его сейчас волнует дождь. Хан дает слабинку, не удерживает эмоции, и по щекам начинают течь ручьи слез, смешиваясь с каплями дождя. Их пелена заслоняет обзор, а туман, пришедший с непогодой, помогает ему, делая все против бедного парня с тяжелой судьбой. Но он не перестает мчаться вдоль по дороге, минуя заросшие здания — природа постаралась, трупы и всякий мусор под ногами. Пробегая перекресток, Хан путается в собственных ногах и валится на пол. По сути, он рухнул на ровном месте, но наплевал и решил не вставать. Точнее, не мог. Все силы разом покинули его, а желание что-либо делать даже не появлялось с момента выхода из школы. Безнадега проникла в каждый сантиметр его тела и, видимо, уходить не собиралась. Дождь лил не прекращая, словно сами небеса плакали из-за горя Джисона — скорбели. Жаль, что ему это никак не поможет. А Джисону фиолетово, он лишь лежит на спине и смотрит вверх. Его совсем не смущает, что он валяется на пересечении дорог, на мокрющем асфальте и тупо всматривается в облака. Видимо, пытается разглядеть там свою семью. Счастливую. Беззаботную. Не знающую, что им предстоит пережить. Или не пережить? Он надеется, что им там хорошо и они наконец-то не боятся умереть. Только не понимает одного: почему они так просто сдались и ушли? Почему просто оставили его одного? Хан закрывает глаза и издает душераздирающий крик, не задумываясь, что на шум обычно идут твари. Его крики все повторяются и повторяются. Горло уже саднит, но парень не замолкает, до момента осознания того, что что-то происходит. Он замолкает, решает прислушаться к странным звукам, едва слышными из-за дождя. Как бы сильно Джисон не хотел умереть, смерти он боится. Тело прошибает током от понимания, что это шаги. Чьи-то шаги. Причем, с двух сторон. В этих шагах нет ритма, они смазаны. Нужно быть тупым, чтоб не понять, кто к нему направляется. Но крутя головой по всем возможным сторонам, он никого не видит. Не удивительно, сейчас поздний вечер, еще и дождь, но ночью у большинства озверевших глаза светятся с грязно-желтым оттенком. Именно по ним люди распознают мертвецов. Ну либо Хан мега везучий человек, и ему попался именно такой зомби — без свечения в глазах. А звуки все ближе и ближе. Поворачивая голову в который раз, он видит в трех шагах от себя челюсть, кишащую насекомыми, наполненную белой пеной, и отдающую смертью. Джисон понимает, что ни встать, ни увернуться, ни вообще как-либо среагировать не успеет. Он просто послушно закрывает глаза и лишь немного жмуриться, ожидая своей кончины. Надеется, что умрет быстро и с минимальной болью. Озверевший издает непонятный звук, и Хан задерживает дыхание. Понимает, что это конец.