Практика

Чистого рода абсурд. Это, пожалуй, единственный вывод, который можно сделать в данный момент. Сидя на заднем сидении чёрного бизнес-класса, чернокнижник задумчиво водит взглядом по автомобильному стеклу, догоняя капли дождя по ту сторону, стремительно убегающие от своих капельных проблем. На самом деле, сейчас Дима им серьезно завидует. Даже задумывается о том, что тоже хотел бы оказаться на их месте: стать простой дождевой каплей, вот так быстро и легко прожить отведённую себе небесами мимолётную жизнь: полетать, постучать, побегать по чужому стеклу и испариться в небытие, так толком ничего и не почувствовав. Никаких проблем и забот, никаких тревожных мыслей в голове, никаких лишних вопросов и самое главное - никакого Олега Шепса. Олега Шепса, от голоса которого головная боль моментально сменяется на приятную истому по всему телу, сохраняясь на долгие часы внутри него. Олега Шепса, руки которого так правильно лежат на изгибах собственного бледного тела, что хочется посвятить его ладоням тату. Олега Шепса, который бессовестно приходит во снах каждую ночь и обнимает так, что душа успевает выйти из тела, сделать кульбит и вернуться обратно удовлетворённой. И это всегда так хорошо и приятно, что просыпаться после - хуже самой страшной порчи. Потому что здесь, в реальности, всё иначе. Потому что здесь не получится ничего поменять. Дима ловит себя на этих мыслях снова и ему очень хочется взвыть от собственной обречённости. Он абсолютно точно сходит с ума. Матвеев потирает переносицу, крепко зажмурив глаза, надеясь, что появившегося легкого румянца на щеках не будет видно никому. Пытается мыслить здраво: лучше сейчас подумать о какой-нибудь бессмысленной херне, иначе… — Молодой человек, мы приехали, — жестоко прерывает его попытку в здравые мысли мужчина в водительском кресле, и парень возвращается с небес на землю, больно ударяясь лицом об мокрый асфальт. Кажется, они стоят на парковке у многоэтажки не первую минуту, но Диме, на самом деле, ни капли не стыдно за чужое потраченное время. «Да иди ты к чёрту», - думает он и изображает самое невинное лицо из всей коллекции своих эмоциональных масок. Вежливо улыбается мужчине-водителю, благодарит за поездку и с трудом выбирается из автомобиля, ибо дрожащие колени этого явно не хотят. Силуэт знакомого дома нависает над ним смеющейся тенью, пробираясь во все внутренние органы и конечности, отдаёт покалыванием в пальцах. Нагло выворачивает внутренности наизнанку и ушло щекочет их. Щекочет неизвестностью, предвкушением и детско-подростковой любовной паникой, которую Дима не испытывал, наверное, класса с десятого. С тех пор, казалось, он ещё ни разу не влюблялся по-настоящему. До недавнего времени, конечно. Вообще-то, и эта влюблённость была неким сбоем в программе: их «партнёрские» отношения абсолютно точно не должны были состоять из вообще каких-либо чувств, кроме чудаковатой страсти и взаимовыгоды, которые были позволены между ними вслух. Они с Шепсом не один раз всё обговаривали, и секс без обязательств полностью устраивал обе стороны. Должен был устраивать. Очевидно, его приторно-сладким намерениям тут места не было и не будет, и Дима старался, продолжает стараться их подавлять, как может. Как привык. Признаний, песен и цветов под окнами от него сейчас безусловно не ждут, и это надо поскорее вбить себе в черноволосую голову, пока не стало слишком поздно. Матвеев знает: продвигаться в этом плане они не планировали, особенно если речь о сближении или такой тёплой, пусть и односторонней, наивной любви. Особенно от Димы и особенно к Олегу. Осознавать безответность всегда больно, но сейчас выбора у него особо не было. Разорвать отношения и лишиться хоть какого-то контакта между ними, или признаться и получить отказ - оба варианта одинаково херовые и ведут к одному болоту. Поэтому выпавшие когда-то карты Матвеев принимает, и примет ещё, пока есть возможность, так как совсем скоро всё само собой должно закончиться - Олегу ведь точно это надоест, передачу отснимут, они начнут видеться реже, занавес кукольного театра имени его чувств закроется, и всё у него в жизни будет как раньше. Чувства пройдут при разрыве контакта и Дима снова сможет ровно дышать. По крайней мере, очень хочется в это верить. Дима не закрывает окно с их диалогом, пока заходит в лифт и нажимает холодную кнопку с выгравированной на ней нужной и выученной цифрой чужого этажа слегка подрагивающими пальцами. Пока железная кабина стремительно взимается вверх по тросам, Дима поднимает дыбом все свои извилины и выдержку, лишь бы не выдать никаких лишних эмоций. Вопросов в голове слишком много, а ответов проигрышно меньше с каждым новым метром вверх. Тяжело сосредоточиться на предстоящей работе, когда он абсолютно точно знает, что предложенная Олегом идея попробовать объединить ритуалы медиума и чернокнижника для следующего испытания - полнейший бред. Это не имеет никакого смысла, и Дима знает, что Олег тоже так думает - но всё равно едет на его этаж, в его квартиру. Зачем? Потому что его там ждут. — Я заждался, — подтверждает его догадки шатен. Глубокий и болезненно знакомый низкий голос резко вырывает Матвеева из раздумий и он заставляет себя осмотреться, лишь бы пореже сталкиваться взглядами с ухмыляющейся фигурой напротив. Когда он успел дойти до квартиры, так еще и позвонить в дверь? Тело, кажется, совсем отделилось от разума. — Проходи давай, — Олег слегка подтягивает Диму за плечо к себе, в сторону своего жилья, и прикосновения пронзают подобно разряду тока. — Не промок там? — он бегло, но заботливо окидывает взглядом состояние одежды чернокнижника, надеясь не увидеть оставшиеся от него одни лишь промокшие нити, но заметно расслабляется, когда обнаруживает Диму сухим, целым и невредимым. — Нет, я же на такси. Привет, - Олег стоит над ним, облокотившись плечом о стену и сложив руки перед собой, пока Дима пытается снять обувь подводящими его пальцами. А ведь ещё нужно держать лицо ближайшие несколько часов вместе, и Матвеев, вообще-то, не знает, как будет с этим справляться и справится ли вообще, если Олег настолько безжалостный, что стоит перед ним в подаренной Димой футболке и немного хитро улыбается. Один - ноль в пользу младшего Шепса. В спальне у Олега как обычно - тепло и уютно, но в этот раз освещают её лишь свечи, расставленные по всему периметру помещения. Картинка радует глаз, а запах натурального воска успокаивает, расслабляет мышцы и разум. Для ритуала их, очевидно, слишком много, и сердце Матвеева пропускает один удар от подгоняющих мыслей. Дима бросает взгляд на заправленную, слегка помятую кровать и чувствует, как кровь постепенно приливает к щекам. На ней, кстати, действительно помещается не один Олег. Воспоминания мажут фантомными прикосновениями губ вниз по шее, но чернокнижник может ощущать их физически, тяжело сглатывая рвущийся наружу выдох. Памяти об этом месте слишком много и она слишком…слишком. — Вот здесь нормально будет, - после короткой оценки собственного помещения выдаёт Шепс и разворачивает чёрную ритуальную ткань, собираясь уместить ее на полу у кровати. Дима расфокусирован, очень мало говорит и слишком часто замирает, как бы не старался. Олег в упор не замечает этого странного поведения, либо мастерски делает вид. Нужно что-то сказать. Дима тихо прочищает пересохшее горло. — Тебе не кажется, что это какая-то… — Нет, не кажется. Попробовать стоит, поверь. Даже Саша одобрил, - перебивает Олег и коротко усмехается, делая особенно наигранный акцент на последней фразе. Наверняка старший Шепс просто распознал в этой глупой затее что-то сугубо личное, поэтому его сейчас и нет в квартире. Дима с улыбкой хмыкает в ответ и кивает, уже привыкший к тому, что партнёр понимает его с полуслова. Его даже не раздражает, что Олег перебивает его в такие моменты. Есть в этом что-то особенное. Шатен подтягивает ближе бархатный мешок с ритуальными принадлежностями и опускается на колени с противоположной стороны ткани. У Матвеева от этого вида подкашиваются ноги, и он очень скоро садится напротив, пока это еще похоже на осознанное действие. Олег, стоящий на коленях картинкой в его голове занимается далеко не ритуальной практикой. Губы поджимаются сами, а брови хмурятся, пока парень заторможенно раскладывает каждый предмет уже из своей сумки рядом с вещами Олега, в жалкой попытке отогнать похабные мысли куда подальше. Ну, не для ритуала же его сюда позвали, в самом деле? Никогда он в это не поверит, хоть мозги вышибай. Так почему этот придурок продолжает делать вид, что собрался работать, вместо того, чтобы уже давно разложить чернокнижника под собой вместо этой драной тряпки? Абсурд. Даже если так, то может, получится закончить пораньше, и тогда… Он снова чувствует себя подростком в пубертатный период. Олег поджигает ещё одну свечу и растирает ладони, прикрыв глаза. Дима сейчас ёбнется. — Дай мне руки, - Шепс выглядит спокойным и предельно сосредоточенным, как и выглядит всегда. Его серьезность, кажется, ещё никогда так не вымораживала, как сейчас. Голос тихий, Дима едва разбирает сказанные им слова. Конечно, не потому что ему мешает распаляющий изнутри жар и шум в ушах. Точно нет. Просто тот слишком тихо, абсолютно точно не сексуально говорит. Дима вкладывает свои ладони в чужие и его снова моментально пронзает, словно электрическим током чужая энергетика и тепло, исходящие от одних только Олеговых рук. Кажется, пора начинать контролировать дыхание. — Сосредоточься сейчас только на мне. Не читай пока ничего. Дима не уверен, что сможет назвать в данный момент даже собственное имя, так что распоряжения Олега его искренне смешат. О, на Олеге он сосредотачиваться точно умеет. Сдерживая глупую ухмылку, чернокнижник пытается собрать оставшиеся мысли в кучу. Ещё немного, и его не соберут по полу самого. Как же он уязвим. Однако, через несколько неудачных попыток что-то начинает получаться, и Матвеев мысленно благодарит всех своих возможных бесов за помощь. По-другому происходящее и не объяснишь. — Отлично. Молодец, - Шепс либо конченный садист, либо Дима его сейчас же пошлёт. Что-то чуть ниже живота стягивает тугим узлом. Щёки пунцовеют пуще прежнего, а следом уши и теперь это наверняка заметно со стороны. Пиздец, Матвеев, спасайся. — Что дальше? — Я сосредоточусь на тебе. Двойной пиздец, спасения не будет. Резкая паранойя захватывает разум в отчаянных попытках не пропускать лишних мыслей. Вдруг медиум умеет их читать? Он ведь не отрицал. Дима вновь концентрируется на Олеге, пока тот чуть не отвечает вслух, что не умеет. Комично. Теперь чернокнижник буквально ощущает вибрацию от чужих рук, и мурашки табуном бегут по позвоночнику, кусаясь и покалывая тонкую кожу. Тем не менее сейчас думать о работе получается значительно лучше, а это уже хоть какой- то прогресс. Дима начинает прокручивать в голове всевозможные начитки, которые только помнит, и ему впервые за полчаса удаётся зацепиться за канат здравого смысла. Первая строчка, вторая, третья, потоки мощной энергетики напротив, треск свечей, разрывающий абсолютную тишину и…Олег Шепс, нежно поглаживающий тыльную сторону его ладоней большими пальцами своих. Блять. Матвеев распахивает глаза и снова сбивается, нутром ощущая, как смеются внутренние бесы человека напротив. Очень подлого человека, к слову, потому что он, сука, ухмыляется. Дима готов поклясться - настолько наглая морда ещё могла бы быть лишь у какого-нибудь домашнего кота, удачно выкравшего банку сметаны с хозяйского шкафа. Этот кот, в данном случае, удачно выкрал его сердце, а сейчас нахально облизывается, демонстрируя полное безразличие к собственной преступности. От лёгкой растерянности чернокнижник принципиально никак не реагирует на выпады медиума, выбирая простейшую стратегию: выжидание дальнейших действий. А Олег дальнейшие действия явно планировал, потому что теперь вырисовывает понятные только ему одному узоры на чужих запястьях, и Диме кажется, что он сейчас замурчит от неоднозначной ласки. План «держать голову трезвой» окончательно проваливается, когда Шепс припадает к запястьям уже губами, едва их касаясь, и Матвеев окончательно отпускает себя. Картинки в голове становятся ярче и смелее, он мелко вздрагивает, задерживая дыхание и снова, мать вашу, алеет в лице. — Я убью тебя, Шепс, - фраза выходит слишком тихой и почти на выдохе, так что, наверное, звучит развязнее, чем хотелось бы, но Олег сам напросился, так пусть получает. Ему вообще очень тяжело в чём-либо отказывать или перечить, когда он смотрит вот так, как сейчас. Ещё и продолжает хищно улыбаться, словно Василиск перед своей очередной добычей, и это доводит до крайней точки кипения. А в голове Димы последние полчаса так вообще - творит такие вещи, что в глаза смотреть стыдно, но Дима смотрит. Потому что знает, что у Олега в голове происходит то же самое, и это отдаёт приятным теплом где-то в груди. Или это там отдаёт теплом рука Олега, который стремительно быстро оказался неприлично близко к лицу, и кажется, слегка давит, пытаясь уложить чернокнижника на спину. Жест не навязывающий, как и всегда, такой, чтобы выбор оставался за Матвеевым - и он выбирает, подставляясь под большую ладонь, откидывается назад и тянет Шепса за собой, обвивая руки вокруг шеи, словно змея. Поцелуй получается смазанным, сперва даже слишком нежным, но видно - Олег сдерживался слишком долго, разыгрывая этот несчастный спектакль, так что он набирает обороты так же быстро, как становится тесно у Димы в штанах. Вероятно, не только у него. Олег словно по инерции давит туда коленом и чернокнижник задыхается, слегка прогибаясь в пояснице. — Давно у тебя встаёт на практики? - в перерывах между поцелуями в татуированную шею спрашивает шатен, впитывая в себя чужое раздражение от неуместного сарказма, — От тебя буквально несёт желанием, работать невозможно. — На практиков - относительно недавно, — брюнет в отместку кусает парня в плечо ради любимого шумного выдоха со стороны. — Ты ведь сам виноват. На кой хер ты всё это придумал? Мог просто написать, что хочешь меня, — Дима отвечает абсолютно спокойно, но Олег почти больно сжимает его бледное запястье, сильнее придавливая его к полу, демонстрируя не совсем положительную реакцию на сказанное. — Ты думаешь, мне от тебя только это нужно? — Теперь медиум смотрит прямо в глаза, даже выглядит серьезным, и Дима чувствует, как растекаются, плавятся под ним его части тела, становясь единым целым - лужей. Невозможный, нереальный, сверхъестественный, сексуальный, даже сейчас. Дима закусывает нижнюю губу в немом вопросе и смотрит с просветами надежды. Сердце бьется быстрее с каждым новым ударом. Короткое «Нет, Диман. Ты не прав.» - и оно останавливается. По крайней мере, ощущается именно так. Матвеев смотрит сперва изумлённо, на секунду прикрывает глаза, собираясь, а после наконец выдыхает и притягивает Олега к себе сам, скользя острым языком ему между губ. Разговоры - потом. К чёрту. Чувств слишком много, в джинсах слишком тесно, в одежде слишком жарко - и лучше сейчас разобраться с этим, чтобы не умереть. Теперь умирать точно нельзя. Олег охотно отвечает на поцелуй, приглушая собой чужие полустоны и скользит ладонью под чёрное худи чернокнижника, активно ощупывая подтянутый торс, задевает пальцами соски. Дима встречает прикосновения короткими движениями тела навстречу и вздрагиваниями, и теперь зарывается в его волосы, желая сохранить максимум сегодняшних фрагментов в собственной памяти. Собраться с мыслями получается едва ли, но в этом помогает неожиданный звук расстегивающейся молнии. Это, кстати, его ширинка, и теперь пальцы Олега ловко пробираются к давно вставшему члену, касаясь его легко и дразняще. Диме хочется трогать в ответ, прижаться теснее, но сил хватает лишь на то, чтобы продолжать дышать, и Олег понимающе целует его в скулу, продолжает поглаживать, ловит несчастный скулёж, за который тому потом обязательно будет стыдно, и это не может не забавлять. Выдержки у обоих хватает ненадолго, и Матвеев всё же тянется свободной ладонью к паху Олега сам, но тот перехватывает его ладонь и теперь к полу прижаты обе, а Дима лишён любой стимуляции. Он знает, чего хочет Олег. Просить, умолять, изнывать от нетерпения - и Дима просит. Просит отчаянно, заходясь крупной дрожью, всхлипывает и смотрит размыто мокрыми от слёз глазами, тяжело дыша, пока Олег продолжает выцеловывать каждый сантиметр его тела, оставляя за собой маленькие багровые следы. Дима потом обязательно рассмотрит и посчитает их у себя дома, краснея от сегодняшних воспоминаний. Для себя Шепс делает вывод, что готов отдать чернокнижнику свою душу и вообще всё, что тот у него попросит. — Хороший мальчик, - звучит едва различимый шёпот на ухо чернокнижника, пока шатен высвобождает свой давно вставший член из домашних шорт, чтобы соединить их и обхватить вместе. У Димы в сотый раз за вечер сносит крышу, когда Олег начинает медленно двигать рукой, стимулируя их обоих и продолжая шептать самые разные непотребства. Шепс тоже сдерживался достаточно долго и теперь шумно дышит Матвееву в шею, обдавая её горячим воздухом. Сам Дима сдерживаться уже не может, его низкие стоны становятся громче, разлетаясь по углам комнаты и выходя, наверное, за её пределы тоже, но думать об этом сейчас хочется в последнюю очередь. — Быстрее, Олег, прошу, я не могу больше — голос дрожит в такт телу, слёзы текут вниз по вискам и чернокнижник добавляет свою руку тоже, двигаясь с партнёром синхронно, наконец вытягивая тихие стоны и из него. Олег срывается, ускоряет движение рук и сильнее прижимает старшего парня к полу, издавая утробное рычание, завязывающее ещё один узел в животе Матвеева. Перед глазами начинают мерцать искры фейерверков, и ему хватает еще пары быстрых движений, чтобы с криком излиться себе на живот, пачкая кромку собственной толстовки и чужую руку. Олег кончает следом, больно кусая Диму в изгиб шеи. Отдышаться после такого - совершенно новое испытание, особенно когда младший Шепс сразу затыкает рот поцелуем, отчего Дима задыхается ещё раз, слабо сжимая в руке ткань его футболки. В ушах всё ещё шумит, когда в задворках сознания, где-то в другой реальности звучит тихая мелодия дверного звонка. — Очень вовремя, Саш. Матвеев открывает глаза и лениво следит взглядом за Шепсом, направляющегося в коридор, ощущая непривычную лёгкость и отсутствие на себе родного тепла. Ночью им предстоит долгий разговор о чувствах, которым Дима не давал места всё это время. Он непроизвольно улыбается, всё ещё испытывая приятную негу, растекающуюся по телу. Один - один, счёт сравнялся. Кажется, можно было поговорить намного раньше.