Эйва одобрила

Куоритч инстинктивно поджал уши, как только почувствовал широкую ладонь на своем бедре. И дело было не столько в прикосновении, сколько в его почти физически ощутимой мощи, в его собственнической натуре, в неожиданной властности, прошибшей синее тело рекома насквозь. Несмотря на то, что Тоновари погладил ласково и почти неощутимо, это парадоксально дало прочувствовать то, кем он являлся, и что вождем рифового племени он был не зря. Возможно, стоило обратить внимание на его мощную фигуру и воистину королевский стан, но Майлз банально посчитал обладателя горы мышц и рельефного тела показушником. Даже когда узнал, что это оло’эйктан. Даже когда увидел, как легко может бросок копья одной его руки пронзить насквозь крупную морскую рыбу, покрытую панцирем. И когда Тоновари пришел в его маруи (на самом деле, он жил там с Лайлом, но по потерянному старшинству, которое отказалось теряться привычным человеческим восприятием мира, он считал плетеный временный дом своей собственностью) с самой поражающей в своей внезапности и невероятности просьбой, Куоритч согласился, самонадеянно считая, что главенствовать будет он. Полковник (звание давно было не актуально, что не мешало ему с капралом общаться по старинке, даже по прошествии столько времени) особо не вникал в эти дикие на’вийские жизненные устои, но даже он понял, что Тоновари оказался «отшит» своей дражайшей супругой, которая, с момента рождения сына, углубилась в материнские заботы, попутно выполняя роль цахик в своем племени. Ее организм попросту отказывался желать физической близости с ее мужем, когда здоровый во всех смыслах оло’эйктан банально нуждался в сексе. Как оказалось, по аборигенским традициям, муж или жена могли просить у своей второй половины разрешение спариваться с другими членами клана и, если Эйва давала свое благословление, могли выбрать любую или любого для временного сожительства. Таким образом, вторая половина (в данном случае, Ронал) была спокойна за физическое и душевное здоровье своего мужа или жены. Но теперь, зашторив вход в маруи полотном, сшитым из сушеного тростника, Куоритч понял в какой пиздец вляпался, и ебать будет не он, а его. Благо, в сложившемся полумраке (он надеялся) не будет видно его растерянности из-за происходящего. — Ты в парадкэ? — в глубоком голосе Тоновари послышалась доля беспокойства, и Майлз снова поразился, как быстро туземец, явившийся к нему в одной лишь набедренной повязке (одежды оло’эйктана он разумно оставил в семейном маруи), выучил «язык демонов». Видимо, Джейк, чтоб ему пусто было, дал своему дружку пару уроков, но стоило признать, что это значительно облегчило жизнь рекомбинантов среди рифовых на’ви. Куоритч даже и не подумал бы прилетать сюда, но Паук начисто отказался вернуться в «Адские Врата», которые стали новым домом для бывших солдат. Поэтому полковник взял за привычку самолично навещать своего сына в поселении меткаинов (зная, что это не так, он упрямо продолжал считать Сокорро своим и все еще чувствовал злость, даже некоторую ревность к Джейку Салли, усыновившим его человеческое дитя). Пускай, перелет сюда занимал почти сутки, пускай, он оставался тут всего лишь на несколько дней (голубокожие туземцы до сих пор воспринимали его с Лайлом негативно, что создавало неприятное волнение в племени, да и отсутствие человеческих удобств способствовали нежеланию находиться тут дольше), но он испытывал искреннее счастье, находясь рядом с сыном, который, кстати, к довольству хвостатого солдата был совсем не против проводить время с ним, периодически пытаясь обучать языку жителей Пандоры и их укладу жизни. Капрал Уэйнфлит, как правило, летел с Майлзом — он не любил оставаться один среди гражданского населения мятежного городка, даже, если они относились к своим не таким уже новым жителям благосклонно и дружелюбно. В кругу Куоритча ему было намного спокойней и комфортней. Во всяком случае, так чувствовал себя полковник, когда рядом был Лайл. — Так точно, — по армейской привычке процедил сквозь клыкастый оскал реком, но тут же поправился. — В норме. — Его желтые глаза посмотрели с вызовом и солдатским упрямством. Синий хвост качнулся. — Нэбэсные луды, — слегка покачал головой Тоновари. — Всэ одынаковы. Дажэ Торук Макто пры нашэй пэрвая встрэча смотрэл так жэ. Самонадэянно. Будто вэс мыр прынадлэжат вам, — несмотря на ужасный акцент голубоглазый на’ви умел излагать свою мысль четко и понятно. Куоритч расслабил встопорщенные уши, которыми каждый раз (и удачно) силился разобрать то, что говорил Тоновари. Он разомкнул губы, собираясь сказать свое веское слово, которое поставило бы оло’эйктана на место, но тот внезапно продолжил: — Ты дражать, — его пальцы, способные сломать врагу позвоночник, как тростинку, с нежностью прошлись по бедру выше, в больших голубых глазах мелькнула тревога. — Ты боятса. Ты ныкогда нэ спарытса раншэ? Куоритч поперхнулся словами, застрявшими в его горле. Он едва сдержался, чтобы не врезать по нахальной рыбьей морде, но сумел подавить рефлексы, полученные в человеческой жизни. Майлз оскалился, но не злобно, а самодовольно, собираясь сказать, сколько женщин опробовали его (вне всяких сомнений) великолепный хуй, но внезапно осознал, что все это было не с ним, что все это не его воспоминания. Чужие, как отснятое видео, и не имеющие к нему никакого отношения. И что широкоплечий, нависающий над ним, подобно скале, определенно опытный во всем абориген прав — он гребанный девственник в этом гребанном синем теле. — Бля… — неосознанно выдохнул полковник прежде, чем успел остановить себя. Тоновари перед ним мягко улыбнулся, не размыкая губ. — Ты довэрытса мнэ, — сказал он почти нежно, и от этого грудного голоса, таившего в себе плохо скрытую и совершенно неуместную радость, волосы на голове зашевелились. Майлз внезапно почувствовал себя жалким, и от этого все остатки бравады схлынули, оставляя лишь противное чувство уязвленности и даже некоторого стыда. — Эйва, — полковник слегка сморщил нос, все еще считал всю эту божественную муть дикой (во всех смыслах) чушью, — одобрыла мой выбор, сдэлат мэня тваым пэрвым. — Странно, но прозвучал Тоновари так, будто это было великой ответственностью и подарком одновременно. — Я нэ подвэду тэба в твой пэрвый… — он на миг запнулся, будто вспоминая слово или его произношение, — сэкс. — Я тебе не баба, — зло процедил Куоритч, все еще злясь на себя за необдуманное решение, на вождя клана, который обещал нежничать с ним, словно с целкой, на ситуацию в целом, в которую он угодил так нелепо. Человек в его голове хотел вынести из пушки (которой нет) ублюдку его примитивные мозги, на’ви предвкушал и требовал подчиниться, покориться, получить благословление Великой Матери в нежных руках оло’эйктана, а тот, кем он являлся сейчас, советовал успокоиться, отбросить лишние голоса и начать уже изучать этот новый и непонятный мир, включая то, как аборигены сношаются. Поэтому Майлз сделал успокаивающий глубокий вдох и снова чуть не поперхнулся воздухом, когда его кошачий нос отхватил порцию животного вожделения, насыщающего этот воздух — на’ви перед ним хотел его. Не просто хотел, а жаждал всем своим существом, яростно и до невозможности страстно, но внешне все так же выглядел невозмутимым, его грудь не ходила ходуном, сердце не билось в истерике, гоняя переполненую гормонами кровь по пышущему жаром телу. Глаза смотрели спокойно и с непонятным теплом, скрывая всю похоть и неистовое желание спариться за голубой радужкой. Хвост ни разу за все время не шевельнулся, в отличие от полковнического хвоста, который, если вначале и делал вполне невинные покачивающие движения, то сейчас позорно и бесконтрольно метался позади, активно извиваясь на конце. — Повэрныс, — проурчал Тоновари, и Куоритч снова почувствовал, как по позвоночнику побежали мурашки, впиваясь в спину волнующе щекочущими зубками и заставляя волосы на голове вновь шевелиться. — Мэншэ выдэт, мэншэ страх. Синие уши успели не один раз «отжаться», навостряясь, а затем прижимаясь к черепу, пока Майлз исполнял просьбу. Он знал, что это была просьба, а не приказ оло’эйктана — чувствовалось на интуинтивном уровне, и полковник мог отказаться, взбрыкнуться, как непослушный, своевольный па’ли, но он жестко заткнул свою вопящую гордость, унаследованную вместе с чужими воспоминаниями, и развернулся. Рука, все еще лежащая на его тонкой талии, приятно проехалась по ней своей теплой широкой ладонью, пока Куоритч поворачивался вокруг своей оси. Его хвост тут же принялся избивать чужие мощные бедра, но сильная рука жестко и ловко перехватила его у основания, согнула, зафиксировав за извивающийся кончик к бедру, скрытом аватарской одеждой. Куоритч тихо зашипел, почувствовав, как от такого простого, но властного действия живот волнительно напрягся, внутри странно защекотало и спустилось к паху томительной сладостью. Захотелось крепко выматериться — реком никак не ожидал, что его тело может реагировать так и даже не на прелюдию, а на максимально доминирующую над ним вещь, показывающую, кто хозяин, а кто подчиненный. Человеческий разум вновь взвыл, протестуя против такого обращения к своей полковнической персоне, но личность, смотрящая на все новым «туземным» взглядом и впитывающая в себя все новое (отдельно спасибо Пауку, приучающего своего синего батю к Пандорской жизни) довольно заурчала. Куоритч думал, что это в его сознании, но потом с постыдным ужасом понял, что натурально мурчит, почти, как настоящий земной кот. Он тут же прижал руку ко рту, затыкая себя. Сзади шумно задышали — либо Тоновари жадно принюхивался, втягивая своим кошачьим носом возбуждающий запах чужого тела, либо его спокойная непоколебимость дала трещину, когда синекожий гибрид в его руках отреагировал так правильно и податливо, хотя он просто предъявил свое право обладать им. Оло’эйктан согнулся, почти опаляя жаром своего вмиг разгорячившегося мощного тела спину Куоритча даже сквозь его серую майку. Он мягко уткнулся носом в синюю шею, впитывая незабываемый аромат невинного тела, которое так несдержанно насыщало феромонами воздух. Разомкнул губы, осторожно прижался клыками к полосатой коже и мягко прикусил ее. Одновременно с этим, его свободная рука властно скользнула по бедру и уверенно с силой опустилась на поясницу. Майлз тут же ощутил, как его хвост дернулся, пытаясь задраться кверху, но чужая сильная рука держала крепко, а собственное тело с готовностью прогнулось, утыкаясь задницей в чужой пах, где уже хорошо ощущался напряженный стояк, скрытый под тканью. — Хорошый рэакцыя, — с удовлетворением проурчал Тоновари, обдав жарким дыханием прикушенную кожу. Его язык горячо прижался к незначительным царапинам, медленно зализал, заставляя рекома сдавлено промычать что-то неудобоваримое. Как бы не хотел этого признавать Куоритч, но ему нравилось, как рифовый на’ви управляет его телом. Еще несколько минут назад, он бы этого не потерпел, и впору в своей податливости, словно у течной суки, обвинять гормональный взрыв в крови, но полковник точно знал, что и без этого он был доволен методами оло’эйктана — они не были слишком нежными, чтобы неловко чувствовать себя хрупкой барышней, не были слишком грубыми, чтобы вшитый жизненный опыт с подавленной за года болью явил внутреннему взору то, что делали с еще совсем юным солдатом во вражеском плену. Тоновари ласкал грубо и в меру. Достаточно мягко, умело распаляя и возбуждая, достаточно жестко, показывая, что не считает любовника за нежную девицу. И это уважение личностных особенностей заставляло Майлза ответить взаимным уважением. Их любовная игра только началась, а он уже начал понимать, каким был Тоновари, и почему его племя считает его великим оло’эйктаном. — Сукин сын… — простонал Куоритч, когда его кожу у основания шеи снова сжали белоснежные клыки. На этот раз собственнически и больно, будто показывая, что сегодня реком принадлежит вождю меткаинов. Внизу живота уже почти болезненно ныло и пульсировало, требуя любого хоть маломальского внимания, но Тоновари все еще игнорировал эту часть тела. Воздух стремительно сгустился. Дышать стало тяжелее, а разум услужливо отступил назад, выпуская главенствовать всю животную составляющую гибридного организма. — Спокойствые, — чуть ли не помурлыкали в его поджавшееся ухо, а потом обжигающие губы приласкали место укуса. — Снымай… Майлз не сразу понял, о чем говорит Тоновари, но с охотой принялся помогать, когда крепкие пальцы проникли под его аватарскую серую майку. Сзади раздалось недовольное сопение — оло’эйктан не понимал, зачем люди носят на себе столько ненужных тряпок и наряжают в них своих аватаров. Но он относился к этому с уважением, кроме настоящего момента, поскольку, чтобы добраться до кожи любовника, одобренного Эйвой, пришлось делать лишние телодвижения, которые можно было потратить на дальнейшее изучение этого тела. Оставшись без верхней одежды, Куоритч в полной мере почувствовал, как пылает кожа рифового на’ви. В голову закрались подозрения, нормально ли это, хотя собственное тело, казалось, так же горело. И, когда его любовно обняли поперек груди, прижимая к безумно горячей голубой коже, полковник смутно задался вопросом, почему Тоновари выбрал его? У него в племени явно чуть ли не каждый был бы рад раздвинуть перед ним ноги, но по непонятной для рекома причине, вождь меткаинов пришел к нему. — Почему я? — хрипло спросил Майлз, стараясь угомонить свои легкие, но грудь продолжала ходить ходуном, комок мышц за ребрами неистово сокращался, а член в штанах ныл и требовал к себе внимания. В ответ тихо рассмеялись, из-за чего полковник почувствовал растерянность — не самое приятное чувство. Тоновари, шумно и жадно вдыхая запах рекома, двинулся носом от основания шеи к правому плечу и прижался губами к свежему шраму — рана уже успела зажить, натянув свежую тонкую кожу на сросшееся мясо. След от сквозного пулевого ранения из автоматной очереди, повезло, что попали только в плечо, самым счастливым образом миновав грудную клетку. Ведь угоди свинец чуть левее, пробитым оказалось бы легкое, а в нынешних условиях это смерть. Причем мучительная и долгая. Повезло, что Лайл, сориентировавшись в какие-то доли секунды, подхватил раненного сослуживца (хотя в тот самый миг они вдвоем перестали быть сотрудниками Города-плацдарма) и вытащил с места обстрела. Чтобы стать предателями человечества, всего-то надо было не выполнить приказ генерала и не выстрелить в лоб косматому мальчишке, так нелепо попавшего в руки солдат RDA. Что ж, они с сыном одинаково нелепо влезают в неприятности. Как оказалось, Паук был не один, но именно он нарочно показался на глаза врагу, чтобы его сводные брат с сестрами могли улизнуть с пляжа рядом с поселениями рифовых на’ви, на который в поисках Салли явились вооруженные люди вместе с оставшимися рекомбинантами. Судя по оставленным корзинам с рыбой, дети были на охоте и собирались нести улов домой, но морские твари, которых тут используют вместо транспорта, трусливо расплылись от причаливающих кораблей RDA. Город-плацдарм потерял много человеческих ресурсов в тот день — Джейк Салли оказался готов к их приходу. — И что это должно означать?.. — чуть не проскулил Куоритч, когда на его жаждущую ласки плоть, наконец-то, опустилась широкая ладонь и изучающе пригладила сквозь ткань. — Толко ыстынный воын можэт пойты протыв своых соратныков, зная, что оны нэ правы, — раздалось рядом с ухом, шею снова жарко поцеловали, чтобы мгновение спустя вновь пустить в ход зубы. — Толко настоящий отэц можэт бытся с многочислэнными врагами, чтобы убэрэч своего рэбонка, — продолжил Тоновари, с удовольствием слушая, как мычит и постанывает «демон» под напором его ласк, и слизывая скромную красную каплю, проступившую с новоявленной царапины. — Толко сылный духом можэт ызмэныт сэбя и быть другом тому, кого знал, как врага, — четырехпалая рука удивительно проворно проникла за край штанов и, нащупав уже истекающий смазкой член, вывела его наружу. — Ты сылный внутры и снаружы, Майз. — Закончил он, ужасно коверкая не только слова, но и чужое имя. А потом Куоритч практически взвыл, когда его плоть принялись массировать, так умело и непринужденно, что все нервы, казалось, вмиг накалились до бела, невообразимым сладким узлом скопились в паху, напрягая и без того зажатые в приятном напряжении мышцы живота. Тоновари с интересом навострил уши, изучающее ощупывая и лаская чужой член, когда его пальцы раз за разом находили отличительные особенности гибридного тела. Он, подавляя собственные инстинкты, требующие содрать с рекома бесовские тряпки, согнуть пополам, чтобы уткнуть лицом в плетеный пол, и спариться с ним, только вновь сжал клыками многострадальную кожу и усилил ласку. Скрытый штанами зад приятно проехался по его возбуждению, когда полковник бессознательно принялся двигать бедрами, вколачиваясь в сжавшуюся широкую ладонь. Большой палец оло’эйктана опустился на взбухшую мокрую голову, нашел место, откуда проступила новая прозрачная капля, и надавил, с силой заскользив по гладкой невообразимо чувствительной поверхности. — Ебать… — звучно простонал Куоритч, содрогаясь все телом. Мощная вспышка удовольствия чуть не выбила землю под ослабевшими ногами, и сильные чужие руки помогли дрожащему в сладкой истоме рекому опуститься на плетеный пол, устланный мягкой циновкой. Тоновари спокойно и тщательно вытер испачканную руку о специальные листья, заготовленные заранее. У на’ви ожидаемо не было салфеток и прочих прелестей гигиены человеческого мира, но они прекрасно справлялись без них. Пока Майлз тяжело дышал и приходил в себя, его уши автоматически вздернулись, когда рядом раздались знакомые шаги. И прежде чем их обладатель бесцеремонно заглянул внутрь маруи, озадаченно потеснив в сторону тростниковую ширму, Куоритч уже знал, кого увидит. Лайл простоял на пороге не долго. Его смешно округлившиеся глаза скользнули взглядом по полуголому полковнику, перешли на почти голого Тоновари, который, кажется, не видел в происходящем вообще ничего из рядом вон выходящего, а потом капрал развернулся на пятках в стремлении поскорее покинуть помещение, которое удивительно мощно пропахло сексом и развратом, но сделать это не успел. Чужие пальцы ловко поймали его метнувшийся хвост, сжали так сильно, что стало больно, и со всей дури дернули назад. Ширма слабо колыхнулась, пряча в маруи второго рекома, и быстро приняла обездвиженное состояние, спасибо тяжелому материалу, из которого была сшита. — Я ничего не видел, сэр! — чуть ли не выкрикнул Уэйнфлит, когда оказался на полу, и его перевернули на спину, лицом к Куоритчу, подтащившего его ближе к себе за ноги. — Стучаться не учили, капрал?! — яростно прошипел Майлз на поджавшего уши Лайла. Тот растерянно и быстро оглядел плетеные стены: — Обо что? — Лайл, блять! — Куоритч сам толком не знал, почему чувствует злость. Означало ли это, что ему хотелось продолжения, и явившийся так невовремя капрал, сорвал все последующие любовные утехи. На синее плечо легка жесткая ладонь, и Майлз замер. А потом услышал, как, тихо прошелестев, спала набедренная повязка с мощных бедер Тоновари, и этот звук заставил все его существо затрепетать в предвкушении. — Я не протыв, — туманно произнес рифовый на’ви, скользнув ладонью с плеча по сине-полосатой взмокшей спине. — Разве ты не чувствоват? Взгляд желтых глаз полковника вперился в синее испуганное лицо. Было даже странно видеть это выражение — Уэйнфлит и в человеческих воспоминаниях не показывал себя с этой стороны, что, казалось, он вообще никогда не испытывал страх, будь то перестрелка, поход на врага с голыми руками или поддержка раненного Куоритча под свистящими пулями солдат RDA. И только моментом спустя Майлз понял, почему капрал чувствует страх, и это осознание было настолько нелепым (в плане информации, которую в себе носило), что он невольно рассмеялся. Коротко и беззлобно. Лайл, получивший мощную концентрацию феромонов в нос, не понимал, почему его сердце бьется, как сумасшедшее, а легкие судорожно пытаются насытить тело кислородом (ну, или чем там дышит местная живность, он не особо интересовался). Общее состояние было такое, словно он готовился к очередному серьезному заданию, и кровь уже переполнялась адреналином, но сейчас чувствовалось что-то другое. Понадобилось время, чтобы сообразить, что странно щекочет не в животе, а в паху, и не просто волнительно, а приятно. Капрал, понимая, что его теперь долго не отпустит, только если он не найдет, где уединиться, облизал вмиг пересохшие губы. Он увидел, как мощная фигура туземца позади полковника придвинулась ближе, как его руки собственнически легли на чужие округлые бедра, принялись мягко мять, будто пробуя и смакуя. В его действиях чувствовалось что-то чужеродное, будто Тоновари никогда так прежде не поступал, но, получив информацию о людских ласках (явно от Джейка Салли), не поскупился применить их к полковнику, для которого они были в порядке вещей. Даже вновь вздернувшийся полосатый хвост не смог отвлечь его от этого занятия. — Не буду тебя держать, — прохрипел Куоритч, с удовольствием вдыхая запах рекома перед собой и откровенно наслаждаясь тем, что делал Тоновари позади. — Можешь уйти или остаться, — его ноздри затрепетали, когда Лайл приподнялся на локтях, чтобы уже заинтересованно так же попробовать воздух на вкус. Весь его вид говорил, что он остается, и полковник был этому рад. Несмотря на прошедшую вспышку злости, он почувствовал облегчение и непонятное удовлетворение от присутствия того, кому мог безоговорочно верить. Тоновари одобрительно заурчал, когда Майлз потянулся вперед, вновь опрокидывая капрала на плетеный пол и утыкаясь носом тому в шею. Лайл не воспротивился, видимо, решив дать волю вдруг разыгравшимся гормонам и пустить все на самотек. Это не было привычным поведением закоренелого морпеха, но, следуя примеру полковника, он с нескрываемой заинтересованностью поддался возбуждению и любопытству. Кончик его хвоста неторопливо заерзал по полу, неизбежно касаясь чужих ног. Как оказалось, они принадлежали оло’эйктану, поскольку Куоритч никогда бы не подумал жестко прижать коленом полосатый неугомонный придаток к полу. Уэйнфлит болезненно и недовольно зашипел, за что в его шею вжались острые зубы. Несильно, но достаточно, чтобы он понял, что показывать свой норов сейчас не стоит. — Дышать хоть можно? — тихо отшутился он, начиная удивительно легко втягиваться в процесс, словно его гибридные мозги не были прошиты памятью стопроцентного гетеросексуального мужчины. В ответ раздалось стонущее мычание, когда Тоновари сумел спустить штаны с Куоритча и теперь активно изучал накаченные полосатые полушария, предварительно задрав его извивающийся придаток. Голубые пальцы с интересом сунулись в ложбинку под хвостом, прошлись ниже, раздвигая и открывая вид на желаемое. Тоновари, подавив яростное желание пристроить свое чуть ли не болезненно ноющее в ожидании каменное возбуждение, только прошелся ней рукой, собирав смазку и глухо что-то простонав на своем языке. Майлз дернулся и судорожно вздохнул, почувствовав, как в него вторгается скользкий палец. Ощущение противное, неприятное, но почему-то волнующее и заставляющее нутро гореть в ожидании чего-то нового и невероятного. Его подрагивающие плечи крепко обняли капральские руки, заставляя поднявшегося было на руки рекома вновь опуститься корпусом вниз, максимально отставляя зад. — Так будет легче, босс, — прошелестел Лайл в чужое дернувшееся ухо, и у Куоритча сразу появилось множество вопросов к обнимающему его рекому. Но они ненадолго задержались в голове, поскольку сзади с поразительной терпеливостью добавили второй палец, начиная методично растягивать, возможно, грубо, но тихо зашипевший на это полковник отнесся к жаждущему секса Тоновари с пониманием — воздух практически давил, переполненный тяжелым запахом неудовлетворенного вождя. Вторая рука, крепко держащая синий хвост прижатым к бедру, дрожала от нетерпения и невыносимого вожделения. Похоже, на месте сильных и жестких пальцев останутся синяки. — Поясница, полковник, — прозвучал жаркий урчащий капральский шепот, и его рука скользнула со вспотевших горячих плеч на упомянутую часть тела. Реком тут же прогнулся в позвоночнике, куда легла теплая ладонь морпеха, совершенно не контролируя реакцию тела на простое прикосновение к пояснице, и глухо застонал, когда растягивающие его пальцы из-за немного изменившегося положения тела неожиданно уткнулись в комок нервов. Позвоночник будто прошиб разряд, Куоритч чуть не задохнулся, на миг забыв, как дышать. В паху стремительно потяжелело, сладко ноя и пульсируя. Тоновари, поведя ушами на грудной стон, оскалился и натурально зарычал, тихо, несдержанно, освобождая горячее нутро рекома и устремляясь вперед, чтобы накрыть его своим мощным телом. Его зубы беспощадно вонзились в полосатое плечо ближе к загривку, когда Куоритч неосознанно дернулся, ощутив, как ему под хвост сунулись горячим мокрым членом. Помогая себе руками, он в несколько рывков полностью толкнулся в задрожавшего полковника, который прочувствовал в себе все анатомические особенности на’ви. — Сука… — сдавлено простонал он, ощущая, как множество очень даже ощутимых толи наростов, толи мягких шипов уперлись своими вершинами в сжавшиеся стенки. Возможная боль не ощущалась из-за почти буквально с ног шибающего удовольствия, когда крупная взбухшая головка горячего, пульсирующего члена с силой проехалась на простате и осталась давить, поскольку Тоновари, наслаждаясь долгожданным погружением в горячую узость, крепко обнял избранника поперек туловища, прижал к себе и замер, будто давая время на привыкание. Его горячий язык обжог слегка кровоточащие ранки на синей коже. — Полковник… — раздался голос Лайла, просящий и почти жалобный. Куоритч, уткнувшийся лбом в его грудь, поднял голову и встретился взглядом с желтыми глазами, блестящими темной поволокой возбуждения. Он колебался недолго, и капрал впился в губы потянувшегося к нему рекома с готовностью и так же жадно. Одновременно с этим, Майлз опустил руку меж их тел и быстро освободил Лайловское хозяйство из его шорт (Уэйнфлит с завидным упорством игнорировал штаны, ссылаясь на постоянную жару; казалось, еще немного, и он начнет разгуливать нагишом, как местные аборигены). В губы тут же тихо, но с удовольствием застонали, поддаваясь бедрами навстречу дрожащей ласкающей руке, и полковник почувствовал, как под его пальцами твердеет чужой горячий член. Как только он сделал первое движение от корня к истекающей смазкой головке, Тоновари отмер, оставляя покусанное плечо в покое и сделав осторожное движение назад. Его плоть умопомрачительным образом промассировала чужое нутро, а потом с силой мощных толкнувшихся бедер скользнула обратно. У Куоритча перед глазами вспыхнули звезды, когда в чувствительный бугорок внутри снова попали, прижали, посылая восхитительные сладкие импульсы в пах. — Ебать… — выдохнул реком, понимая, что скоро снова кончит — внизу живота знакомо скручивался и раскалялся до одури приятный узел. — Ужэ второй раз просыт, — грудным тоном промурлыкал оло’эйктан ему в шею и, прежде чем Майлз успел объяснить, что это не просьба, а обиходное выражение, Тоновари налег на него со всей страстью и жаром, которую терпеливо сдерживал. Лайл тут же обнял скользкие от пота плечи полковника, когда тот вновь уткнулся лицом ему в шею, начиная тихо толи подвывать, толи мычать. Его тело содрогалось каждый раз, когда будто обезумевший от долгого отсутствия близости вождь меткаинцев, обняв ладонями чуть выше синих бедер, принялся вторгаться в его тело. И каждый, мать его, раз, умело попадая в зону удовольствия. Уэйнфлит, опешив в первое время, принялся осторожно и успокаивающе поглаживать вспотевшие полосатые плечи стонущего рекома, начисто забыв про себя и лишь желая доставить тому комфорт. Его ладони, скользнувшие ниже, слепо уткнулись в голубые пальцы. Лайл вздрогнул, поджал уши, когда его руки тут же поймали, жестко и крепко прижали к горячим бокам Куоритча, полностью накрыв мозолистыми ладонями. Теперь капрал в полной мере ощутил ту мощь, с которой Тоновари сношал полковника, с удовольствием что-то урча и заставляя тело под собой каждый раз поддаваться вперед. В какой-то момент Майлз вновь поднял голову, чтобы требовательно потянуться за успокаивающим поцелуем (и в этот момент он понял, что вся его жесткая натура постыдно сдалась перед отвратительным немужицким желанием получить дозу нежности), который ему тут же обеспечили. Куоритч с мычащим стоном кончил второй раз за вечер, с трудом удерживая себя на ногах. Оргазм на этот раз был более острый, даже в какой-то степени болезненный, но настолько ошеломляющий, что на какой-то миг из головы вылетело совершенно все — где он, кто он, и кто так приятно целует его, переходя на линию челюсти и ниже, чтобы приласкать теплыми мягкими губами открытое горло. Пока вспыхнувшие белым пламенем нервы приходили в себя, распространяя по безудержно дрожащему телу сладкую негу, Тоновари с прижатыми к голове ушами сделал несколько сильных толчков и утробно застонал, замерев на время, а потом прижался тяжело дышащей грудью к синей спине, обнимая под диафрагмой и выпрямляясь, чтобы сесть на колени и усадить на них очумевшего по всем фронтам полковника. — Молодэц, — проворковал он ему в дернувшееся ухо, ласково поглаживая живот, пока его член все еще находился внутри и горячо пульсировал, полностью перекрывая все неприятные ощущения от последствия чужого оргазма внутри. Майлз начал приходить в себя, рвано хватая ртом воздух и не понимая, чье сердцебиение он слышит — свое, заставляющее его грудь дрожать, или чужое, даже сквозь мощные ребра рифового на’ви стучащее о его спину. Опыт оказался необычный, но нельзя отрицать, что приятный. На памяти Куоритча, когда аборигены сношались, они использовали связь, но Паук как-то пытался объяснять, отчаянно краснея и запинаясь, что цахейлу используют только супруги. Полковник тактично перестал расспрашивать, где еще на’ви применяют свои косички, поскольку сам не ожидал, что простой разговор с сыном может перейти на столь интимную тему. — Отдыхат, — вдруг сказал Тоновари, трепетно опуская Майлза на мягкую циновку. Тот поморщился и тихо зашипел, когда его нутро покинули, приятно помассировав напоследок шипастым членом. К нему придвинули широкую пиалу со специальными листьями, и Куоритч ощутил жгучее несвойственное ему чувство стыда и злости, когда ему пришлось вытирать следы чужого присутствия у себя под хвостом. Он твердо решил, что больше подставляться не будет. Но, как оказалось, могучий организм такого самца, как вождь меткаинов, даже и не думал успокаиваться. Пока полковник натурально злобно сопел, негодуя, что излились внутрь его тела, но поразительно быстро для своего характера успокаиваясь, и начинал наслаждаться приятной расслабленностью, наступившей с постепенно затухающим удовольствием, Тоновари, громко принюхиваясь и фыркая, будто грозный палулукан, поднялся на ноги и в один шаг подошел к Лайлу. Тот, так и не получивший разрядку и выглядевший совершенно неудовлетворенным, растирал свой хвост в том месте, где твердое колено жестко придавливало его к полу, пускай недолго, но больно. Ощутив на себе жаркий взгляд лазурных глаз, капрал автоматически поджал уши и поднял голову на нарушителя своих личных границ. Взгляд невольно опустился ниже, прощупав мощную мускулатуру и задержавшись на все еще готовом к действию хозяйстве. Лайл сглотнул, не сумев себе представить, что должен был ощущать полковник с таким шипастым агрегатом внутри, но ощутил несвойственный ему интерес почувствовать это. Рука сама поднялась выше и прикоснулась к лоснящемуся члену. Тоновари с удовольствием ощутил, как чужие пальцы изучающе прошлись по страшным с виду наростам. Уэйнфлит ожидал, что они будут твердыми, но почувствовал лишь шелковистую мягкость и частую пульсацию. — Хотэт? — участливо поинтересовался оло’эйктан, вновь шумно вдыхая воздух, густо пропитанный чужим желанием, и с грудным урчанием выдыхая. Осторожное изучение весьма чувствительной после экстаза плоти было приятным. Лайл покосился на Куоритча, вольно развалившегося на циновке, и вид голого рельефного тела нарастающим теплом защекотал в груди. Его дыхание уже значительно успокоилось, и в целом полковник выглядел удовлетворенным недавним сексом. Одной рукой он подпер голову, вторая расслабленно лежала на циновке перед ним. Его хвост размеренно и неторопливо, словно подтверждая хорошее настроение владельца, елозил основанием по накаченным полосатым бедрам, периодически изгибаясь на конце ближе к кисточке, пока желтые глаза смотрели в непонятном ожидании. А потом капрал заметил, как растягиваются синие губы в легкой усмешке, оголяя клыки, когда вождь рифового племени опустился рядом и вытянул пострадавший синий хвост из Лайловских пальцев. Тоновари тщательно и аккуратно прощупал чужой полосатый придаток, будто боялся обнаружить какое-либо повреждение, а потом, глядя на рекома, поднес к своим губам и с удивительной нежностью для столь габаритного и властного на’ви прижался горячим языком к размятой голубыми пальцами коже, начиная мягко вылизывать ее немного ноющую поверхность. Лайл почувствовал, как внутри все возбужденно заклокотало, загорелось и расплылось по телу томительным предвкушением — эти приятные действия определенно ему понравились. — Ты лубыт ласкаво, — заключил Тоновари, отпуская чужой хвост, тут же заелозивший по полу, покрытому циновкой. — Ну, так валяй. Куоритч чуть не подскочил на месте в положении лежа, оттопырив уши и не веря тому, что услышал. Лайл, мать его, широко и нахально скалился, словно это он правил бал, и оло’эйктан, начиная довольно урчать, послушно склонился, поджав уши, словно провинившийся котенок. Он мягко ткнулся лицом в покусанную полковником шею, терпеливо подождал, когда реком неторопливо, будто издеваясь, избавится от всей одежды (благо, тот любил носить рубашки, которые можно просто расстегнуть и стряхнуть, а не снимать через голову), а затем принялся максимально ласково вылизывать следы чужих зубов, опалив жарким дыханием травмированную кожу. Лайл, что-то замычав себе под нос, с удовольствием почувствовал на своей груди широкую ладонь. Она ласково пригладила и мягкими ощупывающими движениями спустилась ниже, прошлась по автоматически напрягшемуся животу и собственнически сомкнулась на чужой горячей плоти. — Лайл, — тихо, будто угрожающе начал Куоритч, замечая, как навострились в его сторону уши рифового на’ви, — ты гребанный педик. — Довольно противоречивое с недавними событиями высказывание, когда собственные внутренности еще помнят чужой крепкий член, но Уэйнфлит, кажется, понял, почему тот отреагировал вдруг так негативно. Он рассмеялся, бросив на полковника веселый взгляд, и сдавленно застонал, когда по его мучительно пульсирующей плоти увлеченно заскользили сильные пальцы, размазывая обильно проступающую смазку. — Вам… следовало внимательно слушать, что говорили на брифинге… — он поджал губы, откровенно наслаждаясь чужими мягкими ласками и возможной ревностью второго рекома к своей персоне. — И свыкнуться с тем, что эти мозги, — он слегка постучал пальцами по своему черепу, тут же несколько раз «отжавшись» ушами, — думают иначе, как бы… как бы наши личности не стремились подстроить все под привычные человеческие параметрыоооох! — Fnu, — тихо прошипел оло’эйктан, когда разомкнул челюсти. Новоявленный укус нежно поцеловали. Тоновари порывисто выпрямился и налег всем телом на поджавшего уши капрала. Тот, вновь опрокинутый на спину, почувствовал, как от мощного тела, нависшего над ним, исходит жар, и собственное сердце пустилось в лихорадочный пляс, начисто смывая разогнавшейся по жилам кровью какие-либо посторонние мысли. Лайл с готовностью расслабился, обнимая мускулистые голубые плечи, его руки неизбежно соприкоснулись с волнистыми волосами и собственнически сжали черные пряди. В ответ зашипели, заурчали, издали целый спектр довольного мычания, перерастающего в тихий рык. При этом татуированный нос сморщился, образуя на переносице хищные складки. Лайл не знал, были ли это инстинкты гибридного тела, или что-то еще, но он неожиданно для себя закинул одну ногу на мускулистые бедра, раскрываясь и всем своим видом показывая, что не просто готов спариваться, но и жаждет этого. Впрочем, активно трепещущие ноздри кошачьего чужого носа прекрасно улавливали эту информацию вместе с феромонами, источающими горячим синим телом рекома. Поминуя, что говорили ученые, к которым с таким пренебрежением относился Куоритч, Уэйнфлит просто позволил взбунтовавшимся гормонам делать свое дело. Он заурчал, когда широкая ладонь ласково погладила его бедро, будто предупреждая о дальнейших действиях и стремясь успокоить. Тоновари, внимательно следя за выражением лица напротив и навостряя уши на каждый звук, издаваемый податливым распаленным любовником, пахнущим так сладко, скользнул ладонью между синих бедер и провел пальцами по чужому подрагивающему члену, собирая смазку и заставляя тело под собой судорожно дернуться в попытке толкнуться в его ладонь. Меткаинец опустился на локоть, чтобы спокойно прижаться носом к доверчиво открытой шее, и принялся мягко вылизывать полосатую кожу, попутно устремляясь второй рукой с чужой призывно стоящей плоти ниже, под хвост, который хоть и был прижат у основания к циновке, но активно размахивал остальной частью, постоянно лупася по голубым бедрам. Лайл неосознанно зашипел через оскаленные клыки, когда его принялись подготавливать и растягивать, но несмотря на начальные неприятные ощущения, он с готовностью поддался бедрами навстречу, помогая голубым пальцам найти бугорок, при давлении на который воздух вдруг стал тягучим и густым. Капрал тяжело задышал, когда импульсы удовольствия пронзили позвоночник, пробежались мурашками по всему телу и сладко запульсировали в паху. — Бля… — простонал он, судорожно царапая ногтями широкую мускулистую спину. Ему в шею тихо заворчали, переходя на грудное урчание — Тоновари был доволен реакцией и, предупреждающе сжав клыки на шее вздрогнувшего рекома, подхватил его вторую ногу, укладывая себе на бедра. А потом вынул пальцы и сделал осторожный толчок навстречу удовольствию. Лайла поглотили самые разные эмоции, когда он почувствовал внутри горячий шипастый член, проникающий медленно, неотвратимо и непонятным образом дарующий неописуемые приятные ощущения. Разум, тактично ожидавший в темноте, вдруг взбрыкнулся, не желая подстилаться под мужчину, но гибридные мозги только усилили синтез половых гормонов, затопили человеческое сознание, заставляя его заткнуться. И вспыхнувшая было злость растаяла в бурном восторге от того, как правильно ощущается чужая плоть внутри. Как до жути приятно скользит, раздвигая и заполняя совсем не больно, как могло показаться. Как утыкается в простату крупная головка, с силой проезжается и давит, что перед глазами чуть ли не буквально взорвался фейерверк. Лайл с удовольствием зажмурился, морща свой синий нос, и крепко обнял чужие плечи, невольно сравнивая и думая, что вождь рифового племени шире Куоритча и имеет более развитую мускулатуру. От того понимание, что все его движения такие плавные и осторожные, только сильнее вскружило голову — Тоновари явно старался не сделать больно и действовать ласково, хотя все его существо хотело начать активно двигаться, а не тянуть момент. И это трепетное обращение к своей персоне капрал оценил, а потом едва сдержал постыдный скулеж, когда мощные бедра двинулись назад и вновь толкнулись, чуть ли не обжигая горячим пульсирующим членом все нутро. Оло’эйктан принял упор на выпрямленные руки и, убедившись, что реком под ним более, чем готов, с нескрываемой жадностью набросился на его задрожавшее тело. Он с рычащим стоном почувствовал, как его потрясающе сжимают, делая каждое проникновение более ярким. — Ммммммнххххх… — Лайл готов был кончить, ощущая, как невероятно приятно рельефный живот меткаинца трет его плоть, зажатую между их телами. — П-полковник… Куоритч, до этого почти завороженно наблюдающий, как между синими ногами, опоясывающими накаченные голубые бедра, орудует Тоновари, вмиг навострил уши и подсел рядом с позвавшим рекомом. Тот, почувствовав движение рядом опустил одну руку с могучих татуированных плеч меткаинца, и вцепился в синее запястье. Майлз с трепетом склонился ближе, когда его требовательно потянули вниз. Он заметил, какими несдержанными и рваными стали движения оло’эйктана и в своем внезапном стремлении сделать капралу хорошо, опустил свободную руку на его грудь. Ладонь в полной мере ощутила чужое сердцебиение, мощное и частое, аккуратно скользнула по животу, чтобы не задеть периодически что-то мычащего Тоновари, и обняла подрагивающий капральский член. Хватило пару раз приласкать взбухшую чувствительную головку, чтобы Лайл с несдержанным стоном испачкал его руку. Он судорожно выгнулся, насколько это позволяло его положение, сжался, пока огненный ураган удовольствия плавил его изнутри, и смутно почувствовал, как Тоновари сделал несколько особенно сильных толчков, достигая пика, и с рычащим стоном замер. Куоритч интуитивно склонился к подрагивающему морпеху и непривычно нежно прижался к его губам своими. Лайл что-то довольно проурчал и самостоятельно углубил поцелуй, сделав его более горячим. Он даже не сразу понял, что Тоновари, отцепив от себя его вторую руку, с благодарностью потерся о ее ладонь татуированной скулой — Ронал не любила такие нежности, будучи женщиной властной и строгой, но сам вождь рифовых на’ви был рад дарить ласку своим любовникам и любовницам. Когда он просил у Эйвы разрешения выбрать партнера на период естественной фригидности супруги, он был удивлен, что были одобрены оба варианта, хотя с просьбой спариться он обратился лишь к одному. Так же Тоновари был несказанно рад, что второй избранник, покоривший его своей безграничной преданностью, пришел сам, будто сама Великая Мать привела его к нему. Сейчас же он, наконец, понял, почему Эйва поступила так — бывшие враги на’ви ластились друг к другу не как друзья или любовники на одну ночь. Возможно, они этого сами не понимали, но причина, по которой их нельзя было разлучать, стала ясна, как никогда. — Отдыхат, — Тоновари осторожно покинул шелковое горячее нутро поджавшего уши рекома и придвинул к тихо мурчащему Куоритчу чан, выдолбленный из ствола небольшого дерева. Услышав плеск воды, гибриды тут же оторвались друг от друга, будто очнулись. Подождав, пока они с удивительной жадностью припали к пресной прохладной воде и напились, Тоновари окунул свою пиалу в чан и неторопливо утолил жажду. — Подготовился, значит… — Майлз помог Лайлу сесть и, не замечая, как ревностно придвинулся к нему ближе, стал искать взглядом чашу с листьями (они действительно имели необычную пористую и хорошо впитывающую структуру), чтобы выдать ему сразу несколько. Он не обратил внимания, когда меткаинец принес в хижину все необходимое, но был благодарен столь дальновидному действию. — Утром отвэду вас в Бухту Прэдков, — спокойно сказал Тоновари, будто не занимался только что сексом. Его дыхание было спокойным и равномерным, в отличие от Лайла, который продолжал делать вид, что задыхается, но старательно пытался успокоиться — тело все еще отходило после оргазма, и нервы продолжали сладко петь в приятной неге. — Охренеть, — едва слышно выдохнул капрал и потянулся в спине. Вроде бы простое привычное каждому действие, но было в нем что-то грациозное, гибкое, кошачье. Полосатый синий хвост встопорщился за его напряженной спиной, распушив кисточку, и опустился вниз, начиная размашисто и с удовлетворением скользить по циновке. Куоритч перевел взгляд с расслабленного Лайла на Тоновари, который сидел рядом и, будучи полностью оголенным без лишних оло’эйктанских атрибутов, выглядел статно и важно. В его прямом мускулистом силуэте даже сейчас чувствовалась власть. — Зачем? — просто спросил полковник, слушая, как довольный Лайл что-то тихо мурчит себе под нос. Про Бухту Предков он знал из слов Паука и совершенно не горел желанием связываться с на’вийской божественной хренью. Видимо, мысли отразились на его лице, поскольку Тоновари посмотрел в ответ поразительно резко, но его взгляд довольно быстро смягчился, вернув теплоту в лазурные глаза, когда Куоритч инстинктивно прижал уши к голове. — Я почты забыт, что вы ыз плэмэны нэбэсных лудэй, — вздохнул он, похоже, что искренне. Его широкий хвост впервые за все время пришел в движение, мягко шлепнув по циновке, на которой сидел меткаинец. Без раздражения или злобы, скорее, неосознанно, словно настраиваясь на дальнейший разговор. Майлз сразу понял, что сейчас в их с Лайлом уши начнут вливать всю Эйвовскую муть. На его счастье (или горе), объяснения оло’эйктана были приурочены к тем минутам отдыха, пока их пышущие жизнью тела не придут в себя после первого для них любовного опыта. Тоновари был могучим воином, мудрым оло’эйктаном и, как узнают рекомбинанты, ненасытным самцом. *** — Цикл спаривания у всех на’ви различается, — с мудрым видом объяснял Аонунг, пока местное солнце неторопливо скрывалось за Полифемом. — Повезло тому, кого выбрал отец, — он самодовольно усмехнулся, выставляя напоказ клыки. — Он может и любит спариваться все ночное время. А утром настолько полон сил, что… — Хорош заливать, — Ло’ак хоть и выглядел смущенным, но слушал увлеченно, с интересом навострив свои уши, хвост за спиной возбужденно размахивал, успев раскидать песок вокруг себя до такой степени, что вышел неглубокий ров. Ротто с Аонунгом неодобрительно фыркнули неверующему лесному мальчишке. Сын оло’эйктана уже открыл рот, чтобы возразить, но тут же закрыл его, когда рядом незаметно и неожиданно оказалась Кири. Она с легким недоумением окинула взглядом притаившуюся за скалами троицу и посмотрела на Ло’ака, чьи щеки еще не потеряли смущенный румянец, заметный даже сквозь естественную синеву его кожи. — Тебя мама ищет, — с небольшим возмущением обратилась она к брату. — Ей нужна помощь с Нетейамом, он, — она закатила глаза, будто считала такое поведение глупым, — не хочет оголяться перед ней. — Чего она там не видела, — вздохнул Ло’ак, поднимаясь на ноги и устремляясь к семейной маруи. Но в его голосе слышалась искренняя радость — спустя столько времени после того серьезного ранения, чуть не отправившего старшего брата к Эйве, тот настолько поправился, что не желал давать собственной матери обмывать себя. Реабилитация будет еще дольше, как сказал Норм, пока Нетейам не научится заново ходить спустя месяцы непрерывной лежки. — Итак, — Кири удивительно властно повернулась к рифовым на’ви, которые остались сидеть на корточках, поджав уши, словно их поймали на какой-то шалости, — если вы болтнули моему брату, с кем сейчас делит ложе оло’эйктан, все светящиеся рыбки здешних мест при следующем же вашем погружении в воду не отстанут от вас, пока не обглодают до костей. Аонунг хмыкнул, смешно сморщив свой нос, но говорить начал осторожно, будто угрозы девушки боялся. — Какое тебе дело до того, что знает Ло’ак? — он встал, начиная обыденно разминать ноги, но его хвост предательски качнулся. — Он расскажет Пауку, рыбья твоя голова, — просто сказала Кири. — Тебе бы понравилось узнать, что твой отец задирает хвост перед… — Понял я, хватит, — Аонунг снова фыркнул, сбрасывая перед внутренним взором то, что успел вообразить. Его уши пришли в непрерывное движение, выдавая смущение и раздражение. — Даже, если Эйва одобрила? Кири очень тепло улыбнулась. — Тем более, если Эйва одобрила.