Танго с демонами

      Небо было багровым. Таким же, как и воды Божьего Ока под ним, куда только упали два агонизирующих дракона — длинношеий Караксес Деймона Таргариена и воинственная Вхагар Эймонда Таргариена. Несколько минут бурлили волны на месте падения, пока на поверхности не появилась чья-то фигура. Белые волосы уцелевшего стали розовыми от крови, покрывавшей его лицо, так что издалека нельзя было точно понять, кто именно это был. Одно было ясным как белый день — Таргариен, чудом выживший в ожесточенном поединке, очень хотел жить, поэтому, собрав последние силы, поплыл к желанному берегу. Выплевывая горькую озерную воду и кровь, он выполз на дикий берег и упал на холодный песок. Кривая улыбка пробежала по изуродованному лицу, и раненый внезапно безумно расхохотался, глядя в холодные рассветные небеса своими пустыми глазницами. Я убил Деймона Таргариена. Наконец-то.       Эймонд давно понял, что ему суждено было сразиться с дядей, и жаждал этой битвы еще с того момента, как первым нашел несчастную Хелейну Таргариен, дрожавшую в рыданиях над обезглавленным телом старшего сына, жизнь которого отняли Кровь и Сыр — два наемника Деймона. Желание мести вместе с лютой ненавистью к родственнику поселилось тогда в душе младшего принца. Он знал, что гибель мальчика также была местью — расплатой за смерть Люцериса Велариона, которой Эймонд в свое время активно способствовал и не считал себя ни в чем виноватым — нахальный мальчишка искалечил его, лишив глаза, а потом, когда Алисента требовала справедливости, трусливо прятался за юбкой Рейниры, и за все годы после того случая ни разу не извинился перед Эймондом. Ни разу. Знал ли этот мелкий подонок на какие страдания он обрек своего дядю? Может, и нет, таким высокомерным наглецам всегда не хватало эмпатии, но разве это что-то меняло?       Эймонд стал более замкнутым и отстраненным. Он, второй сын короля, тот, кому всегда уделяли меньше внимания, теперь становился еще большим изгнанником — Эймонд видел себя калекой, никому не нужным уродом и единственное, что помогало ему приглушить ту боль, — многочисленные тренировки с Кристоном Колем, полеты на Вхагар и стремление к мести. Можно ли было осуждать его за то, что за свою разрушенную жизнь он хотел отнять жизнь Люцериса? Что ж, Рейнира, как мать Люцериса, считала, что можно, а Деймон полностью поддерживал свою жену и королеву, пообещав ей возмездие «сын за сына». Эймонд был почти убежден, что его дядя не зря избрал целью именно сына Хелейны, а не самого Эймонда, что было бы честным и равнозначным обменом — поступая так подло и цинично, Деймон убивал двух зайцев — воплощал своё отмение и четко давал понять племяннику, что знает его тайну и его слабое место — запретную любовь к Хелейне, которую, к сожалению, выдали за его старшего брата.       Потеря сына свела Хелейну Таргариен с ума — в ней словно погас весь огонь жизни и когда-то жизнерадостная девушка превратилась в живую мумию, которая закрывалась в покоях и отказывалась от еды и питья, рыдая целыми сутками. И лишь Эймонду иногда удавалось ее посетить, ведь Эйгон совсем не поддерживал жену и видеть ее больше не желал. Страдания возлюбленной наполняли сердце Эймонда еще большей яростью, поэтому, когда они с дядей наконец встретились со своими драконами у Божьего Ока, молодой принц был полон решимости наконец убить ненавистного родственника, пусть даже и ценой собственной жизни — а выйти из адской битвы живым Эймонд не особо рассчитывал: он был одним из немногих, кто верил в пророчества Хелейны, но когда принц спросил девушку, удастся ли ему победить в поединке Деймона, та вдруг сделалась трагически серьезной и, немного погодя, шепотом ответила: "да. Но ты погрузишься во тьму". С тех пор Эймонд был готов умереть от руки Деймона, лишь бы наконец сокрушить того, кто так безжалостно поиздевался над теми, кого он любил. Однако всё сложилось совершенно иначе.       Необходимо было отдать должное Деймону — кроме того, что тот слыл искусным мечником и прекрасным драконьим всадником, Порочный принц обладал вдобавок незаурядными стратегическими способностями и склонностью к нестандартному мышлению, что и применил в поединке с племянником. Пока Караксес яростно вгрызался в горло Вхагар, Деймон, воспользовавшись моментом, перепрыгнул со спины собственного дракона на драконицу племянника и, последним, что тот увидел в жизни, было остриё валирийского меча Темная сестра, устремленного прямо в его уцелевший глаз. Однако жизнь Эймонда на этом не оборвалась — он всё же успел применить собственное оружие, воткнув клинок в глотку ненавистному дяде, что позволило ему лишь ослепить, но не убить противника. А дальше — шум ветра в ушах, ощущение теплой крови на лице, мучительный удар о воду, сразу выбивший все звуки из сознания и погружения в недра Божьего Ока.       Оставшись в темноте и чувствуя, как теряет остатки воздуха, Эймонд ждал смерти, на которую рассчитывал. Но Неведомый не закрыл его век — принца вытолкнуло на поверхность, и теплые солнечные лучи погладили его изуродованное лицо. «Хелейна» — подумал он. «Хелейна касалась меня так же».       Желание вновь ощутить те нежные прикосновения, будто ток пробежало телом Эймонда, и именно поэтому он теперь, безумно хохоча, лежал живым на холодном берегу, а не покоился на дне вместе с останками Вхагар. Его переполняли тысячи эмоций: это были и триумф от победы и осуществлённого правосудия, и злорадство над незавидной судьбой Деймона, и зарождение благодарности богам за возможность выжить и одновременно панический страх — страх от осознания того, что он больше никогда не увидит холод северных льдов в глазах Хелейны.