***
Сэм ревет, заливаясь слезами. Всего неделю назад ему исполнилось четыре, а уже сегодня отец применил к нему наистрожайшие методы воспитания — поставил в угол за непослушание, хлопнув чуть пониже спины свернутой в рулон старой газетой. — Сэмюэль, будь мужчиной, — Джон развернул газету обратно, чтобы использовать ее как подстилку для чистки оружия. Он занят методичным раскладыванием своих охотничьих принадлежностей, поэтому не замечает, как его старший сын подкрадывается к самому мокрому от слез углу в доме. — Не реви, Сэмми, ты разве не знал, что от сырости усы не будут расти? — Дин улыбается, вытирая потоки под носом младшего брата краем своей не то чтобы чистой рубашки. Сэм пухлый и розовощекий, недоверчиво хмурится. — Я не хочу усы. И бороду не хочу, — он икает, нижняя губа начинает дрожать, сигнализируя о новой волне водных катаклизмов. — Дин, тебе нечем заняться? — раздается голос за его спиной. — Да, сэр… нет, сэр, — Дин сбивается, не понимая, как ответить на этот вопрос, чтобы лишний раз не нервировать отца. Он не злится, просто измотан, различить трудно, но можно. У Дина было достаточно практики. — Отойди, — Дин делает три шага назад, — он сам должен сделать выводы из наказания и справиться с последствиями. Да, Сэмюэль? — чуть громче заканчивает Джон, чтобы послание точно услышал обитатель угла. Дин незаметно подмигивает глазом на той стороне лица, которая повернута к младшему брату. Сэм складывает руки в замок за спиной, покачиваясь на пятках. — Иди сюда, поможешь мне, — отец подзывает его к столу. — Да, сэр. Одновременно с желанием и опаской Дин подходит. Он любит отца, любит все, что связано с ним — оружие, охоту, машину, — но тот слишком часто бывает непредсказуемым. Возможно, сегодня он не в самом лучшем расположении духа, но хотя бы не мечет бутылки в стены и не игнорирует их с братом существование, что уже неплохо. — Завтра утром я уеду в Форт-Коллинз ненадолго, там есть для меня работенка, — Джон сводит брови к переносице, — уложусь в три дня. На тебе Сэм, ты понял? Дин несколько раз энергично кивает. Он понял. Понял, что у них будет целых три дня, наполненные радостью вседозволенности и переживаниями об отце. — Если я не вернусь через неделю, что ты будешь делать? — спрашивает Джон, сжимая плечо Дина своей большой ладонью, чтобы тот посмотрел ему в глаза. — Если ты не вернешься на четвертый день, я позвоню Бобби, телефон в ящике на кухне, номер на холодильнике, — отчеканивает без запинки мальчик. Это тест. Дин знает, как получить высший бал и похвалу от отца. Джон треплет сына по голове. Все будет хорошо.***
Дин просыпается от того, что Сэм копошится под его боком. Если он без страха залез в кровать к брату, значит отец уже сложил сумки в багажник и уехал, оставив их вдвоем. С недавних пор им запрещено было спать вместе, но правило это регулярно нарушалось, к недовольству единственного родителя. — Кажется у меня в матрасе завелись клопы, — заговорщически тянет Дин и слышит из-под одеяла заливистый смех. Маленькие пальцы щипают кожу на ребрах, от щекотки Дин колотит пятками по кровати, сбивая одеяло. Красный от духоты и смеха Сэм показывается наружу, волосы торчат в разные стороны, намагниченные тканью. Весеннее солнце заливает светом комнату, возня на кровати подняла в воздух облака пыли, которые теперь медленно оседают, танцуя на свету. — Я есть хочу, — четко выговаривая все буквы, говорит Сэм, — ты долго спишь. — А я думал ты уже наелся, маленький кровопийца, — мелкий снова заливается смехом от шутки Дина, — пошли на кухню, поищем человеческой еды. Отец не оставил им завтрак из трех блюд и апельсинового сока, у них не принято отельное обслуживание. Если хочешь есть, то потрудись и сделай сам, благо холодильник заполнен. Дин быстро соображает им простецкий стол из тостов со сливовым вареньем и несладкого чая. — Когда папа вернется? — спрашивает Сэм, слизывая с ладони варенье. Конечно, он уже перемазался. — Сказал через три дня, ты не переживай, с ним все будет в порядке, — Дин скорее успокаивает сам себя заготовленной фразой. — Построим логово, — без тени беспокойства воодушевленно говорит Сэм, — и из рогатки постреляем. После завтрака и мытья посуды, братья толкаются, чистя зубы, наклоняясь над ванной. Они одеваются потеплее, хотя на улице не холодно, потому что Дин знает, если Сэм заболеет, ему влетит по первое число от отца. Они стреляют из рогатки по жестяным банкам с ободранными этикетками, гоняют почти сдутый мяч, найденный в чулане, бесятся и катаются по свежей траве в ворохе прошлогодних листьев, притворяясь волками, как в мультике, который смотрели за завтраком. Обедают томатным супом и снова повторяют по кругу, пока не начинает темнеть. У Сэма холодные ноги и нос, от греха подальше, Дин решает наполнить ванну до середины горячей водой, где они вместе плескаются, чтобы потом вытирать лужи на полу. На ужин консервированная фасоль с мясом. Дин разогревает ее в ковшике и обжигает оба запястья о горячие края, красные следы он прячет под манжеты рубашки, чтобы не пугать мелкого. Потому что за брата Сэм переживать будет, но не за отца, который вообще-то в этот самый момент может быть в смертельной опасности. Дин трясет головой. Он не будет об этом думать. Логово, о котором говорил Сэм, на поверку оказывается норой из продавленных диванных подушек и флисового пледа. Дышать внутри практически невозможно, поэтому входной полог закинут на крышу их маленького жилища. Они лежат там в окружении подушек из спальни на одеяле Дина, потому что оно больше. Через открытый вход видно экран телевизора, на нем крутят «Рокки и Бульвинкль». — Не хочу, чтобы он приезжал, — тихонечко шепчет Сэм, шаря по одеялу в поисках руки брата. — Кто? Тсшш, ой, — младший наткнулся на небольшой ожог и Дин шипит от внезапной боли. — Обжегся, да? Я видел, — он берет его руку и дует на запястье, — сильно больно? — Ничего мне не больно, — раздраженно отдергивает руку Дин, но тут же перехватывает ладонь брата в свою, укладываясь, — папе не говори. Три дня пролетают, как одно мгновение. У Сэма начинают чесаться локти от того, что Дин кормил его вареньем каждое утро. В остальном без происшествий. Они счастливы и довольны вдвоем, им никто не нужен, разве чтобы пополнять припасы на кухне. Завтра утром приедет отец, уставший и раздраженный, он легко найдет повод для придирки и более интенсивной тренировки старшего сына. Неумолимое приближение окончания их с братом уикенда немного вгоняют Дина в уныние, которое передается Сэму. Вечером третьего дня, как и в предыдущие вечера, они лежат в своей норе в обнимку за просмотром телевизора, словно два мышонка. Отец находит их утром, спящих в ворохе подушек, тесно прижимающихся друг к другу.***
Дин перетаскивает последний ящик из грузовика и с грохотом ставит его на другой такой же. Денек выдался жарким, пот течет в три ручья, он вытирает лоб под кепкой тыльной стороной ладони, размазывая пыль. Конец апреля приносит не только хорошую погоду, за ним следует начало мая, а это значит приближается двенадцатый день рождения Сэма. Дин уже присмотрел для него кое-что в книжной лавке с подарочными изданиями, но, чтобы это купить, нужно подзаработать, чем он сейчас и занимается. — Отличная работа, парень, — кудлатый старикашка, заведующий складом, куда Дин устроился грузчиком на подработку, оглядывает целую гору ящиков, наполненных материалами для кровельных работ, — быстро управился. Иди к Терри в коморку, он рассчитает за сегодня. Завтра тебя ждать? — Зависит от того, сколько выложите на бочку сегодня, — жмурясь от солнца говорит Дин. Старикашка смеется, а затем долго откашливается. Ему нравится совсем юный паренек за чувство юмора и умение четко выполнять поставленные задачи. От работника большего и не надо. Дин доползает до небольшой комнатушки, где сидит за компьютером Терри, еле умещаясь боками в стуле на колесиках. — Чего там Джерри заходится? Уже наплел тебе чего-то небось? — ворчит, отодвигая пузо от стола, чтобы потянуться к маленькому сейфу, врезанному в стену. Старик Джерри и толстяк Терри родные братья. — Обещал золотые горы, но я не поверил, — Дин удивляется крепкости офисного стула. — Ага, этот старый селезень кого-угодно заболтает, — на стол ложатся ровненькие зеленые купюры, будто их напечатали прямо в сейфе тридцать секунд назад, — держи, трудяга, купи подружке цветы на честно заработанные. — Это брату на подарок, — немного скромно говорит Дин, сам не зная, чего смутился. — Понимаю, — со знанием говорит Терри улыбаясь, закрывает сейф и катится обратно к столу, — завтра тебя ждать? — слово в слово повторяет вопрос за братом. Дин пересчитывает получку и довольный результатами дает утвердительный ответ, складывая хрустящие бумажки в карман. Несколько часов изнуряющего физического труда под палящим солнцем и почти половина суммы на подарок в кармане. В запасе есть несколько дней до дня рождения, он успеет заработать еще, так что какую-то часть можно потратить на хороший кусок мяса к ужину и две банки колы. Он заскакивает за ними в магазин по пути в мотель. В обшарпанном номере Сэм сидит за небольшим круглым столом с тетрадью и учебником, Дин ни разу не застал младшего брата за ковырянием в носу. У каждого из них свои обязанности: у Сэма — расти и хорошо учиться, у Дина — заботиться о брате. Оба справляются на сто десять процентов. Куда бы их не забросила работа отца, младший всегда лучший ученик в классе и уже достает макушкой брату до плеча. Дин горд и доволен, хоть и не считает табель с оценками такой уж важной бумажкой. — Привет, Гарвард, как успехи? — он треплет брата по голове и давит ему на грудь, чтобы тот сел ровно и не горбился. — Привет, — Сэм улыбается, искренне радуясь компании, и выпрямляется на стуле под давлением шершавой ладони, — завтра тест по биологии, я уже готов, просто повторяю. Где ты был? — спрашивает, заглядывая в пластиковый пакет из магазина. — Охотился в лесу на этот соблазнительный стейк, — Дин выкладывает на кухонную тумбу покупки, — как видишь, я оказался быстрее, поэтому у нас сегодня праздничный ужин. А что там с биологией, пестики и тычинки проходите? — он не упускает возможности немного подшутить над мелким, зная, как тот отреагирует. — Нет, — Сэм смущается от глупого намека и отворачивается назад к тетради, — это в следующем семестре будет, я уже прочитал. — Монашка, что же с тобой будет, когда в восьмой класс перейдешь, там в конце года очень интересно на последних страницах учебника, — Дин расплывается в довольной усмешке, чьи-то уши загорелись на другом конце комнаты. Так в целом и проходят их дни, когда отец укатывает в даль по своим делам. Дин подрабатывает где-нибудь, покупает продукты, готовит ужины и завтраки, пока Сэм поражает школьные комитеты своими знаниями во всех областях. Они не ссорятся и не выясняют отношения, для этого не находится причин. Дин пару раз сбегает на свидания, но возвращается до начала темноты. Ближе к ночи транслируют неплохое кино, можно зависнуть на пару часов на кровати или диване, если таковой имеется в номере, и просто насладиться вечером с банкой колы, касаясь плечами. Дин говорит, что они похожи на пожилую пару на пенсии, которая смотрит мыльные оперы. Картинно вытирает несуществующую слезинку в уголке глаза, складывает губы трубочкой, и причмокивая тянется к брату, называя «своей старушкой». Сэм краснеет и хохочет, упирая ладони брату в лицо. Но сегодня такого вечера у них не случится. Дверь открывается, и входит отец черный, как туча. — Пап? Все в порядке? Ты рано, — Дин заговаривает первый, обращая внимание на себя, он медленно передвигается по комнате, закрывая Сэма спиной, чтобы тот не попался отцу на глаза. — Планы изменились, — уклончиво говорит он, оглядывая продукты на тумбе, — готовишь ужин? — Иди в душ, я все сделаю, — Дин берет из рук отца сумку, чтобы отнести в его комнату. Через полчаса они втроем сидят за столом в гробовом молчании. Сэм ковыряется в тарелке, по нему видно, как он хочет сбежать. Зря он так, отец хоть и строгий, но не сожрет их вместо ужина. А Дин просто радуется, что тот жив и вроде как полностью здоров. — Идите спать, завтра ранний подъем, — говорит Джон, решив внести свою лепту в быт и собрать тарелки со стола. Сэм без вопросов уходит в их с братом комнату с учебником подмышкой, но дверь плотно не закрывает, оставляя узенькую щель. Будет подслушивать. — Завтра едешь со мной, мне нужна твоя помощь в Плейнвью, — отец склонился над раковиной, натирая посуду. Он так сказал это, будто они поедут по какой-то пустяковой причине, например, помочь соседу передвинуть шкаф в коридоре. Но раз он берет Дина с собой, значит точно уверен, что один не справится, значит где-то в Плейнвью их поджидает действительно опасная тварь. А может и не одна. Дин на деревянных ногах заходит в комнату и закрывает дверь до щелчка. Свет не горит, но вечер ясный и безоблачный, не зашторенное окно впускает достаточно света, чтобы можно было дойти до чужой кровати. Укутанный по самый подбородок, Сэм лежит лицом к стене и тихо шмыгает носом. Матрас скрипит, принимая на себя тяжесть второго тела, Дин укладывается рядом с братом поверх одеяла и перекидывает через него руку, крепко прижимая к себе. Они лежат так, пока Сэм не успокаивается и не разворачивается лицом к старшему. — Ты можешь не ехать, можешь отказаться, — он шепчет на грани слышимости. — Сам знаешь, что не могу, — так же тихо отвечает ему Дин, поглаживая его отросшие волосы, заправляя их за ухо. — Не хочу, чтобы ты уезжал, в прошлый раз тебя долго не было, — Сэм придвигается ближе, утыкаясь носом в широкую грудь. Он никогда не говорит «вас» и «вы», только «тебя» и «ты», хотя, если Дин и уезжает куда-то, то с отцом на пару. Может быть неосознанно, но так младший подчеркивает значимость для него лишь одного человека. — Всего-то несколько дней, — небрежно бросает Дин, но хорошо помнит те адовы несколько дней, когда они с Джоном чуть не отдали концы на озере. — Сейчас тоже быстро вернемся, не успеешь соскучиться, — старается успокоить брата в привычной шутливой манере. Выходит паршиво. Футболка быстро намокает в том месте, где лицо Сэма прижимается к нему. Сердце щемит, Дин не хочет оставлять брата, но не может ослушаться приказа, особенно зная, что отцу нужна помощь. Они молча переживают свою печаль от скорого расставания на неизвестный срок. – Ты воняешь, – вдруг говорит мелкий со слабым смешком. — Уж прости, принцесса, не успел надушиться перед тем, как залезть к тебе в башню, — посмеивается Дин в ответ. — А вообще ты прав, удивлен, что ты так долго продержался без комментариев. Он уже порывается встать, чтобы сполоснуться остатками горячей воды, но Сэм вытаскивает руку из одеяльного кокона и удерживает его. Дину кажется, что в сравнении с его, рука брата худющая, как ветка. — Останься, — раздается просьба. От этого шепота у Дина сдавливает горло. Почти до самого утра они спят на кровати Сэма, которого Дин обнимает сзади, вдавливая в стену. Внутренние часы срабатывают. Старший просыпается примерно за полчаса, до того, как отец придет его растолкать, вынимает руку из-под головы брата, не сразу замечая, что разбудил его, и перебирается на свою кровать. Она пустая и холодная. Дин укладывается, поворачиваясь лицом к соседней койке, откуда за ним уже наблюдает пара припухших серьезных глаз. Братья смотрят друг на друга, не говоря ни слова, до тех пор, пока за стенкой не начинает звенеть будильник отца.***
Дин вытирает ободранные ладони о джинсовую ткань на бедрах. Он чудовищно пьян, поэтому не справился с управлением собственного тела и растянулся на бетонном покрытии всего в двух шагах от мотеля. Из карманов, судя по звуку, вроде бы ничего не выпало, проверять не станет. Плевать. Уперевшись лбом в закрытую дверь, он находит в куртке ключи и тычет ими в замочную скважину. Глаза закрываются, Дин чувствует, что вот-вот проиграет битву с маленькой расщелиной в двери, которая никак не поддается. Слышится тихий щелчок с той стороны, а затем быстро удаляющиеся шаги, однако дверь не распахивается перед носом. Его впускают внутрь, но не как долгожданного гостя с поклонами и фанфарами. Просто дают разрешение, мол, можешь зайти, только дверь открывай себе сам и ноги вытри. Дин давит на ручку и вваливается наконец в комнату. Она пустая, причем не просто от того, что он в ней один, а пустая так, будто здесь никто не живет вообще, хотя они проторчали здесь почти два месяца. Единственное, что доказывает присутствие постояльцев, небольшой сверток в подарочной пленке на полке над кухонной тумбой. Подарок Сэму на восемнадцатилетие, который нетронутым лежит так уже три недели. Праздник жизни прошел не по плану, когда Сэм заявил о своем поступлении в Стэнфордский колледж. Отец пришел в такое буйство, раскидывая стулья, что разбил стекло на двери в ванную комнату. Непонятно было тогда, взбесил его сам факт поступления или то, что делалось это все в тайне, но он вывалил столько дерьма на Сэма, сколько никогда до этого. Все закончилось дракой, отец схватил Сэма за рубашку и дернул в сторону, замахиваясь. Дин, до этого стоявший в ступоре с банкой пива в руке, в одно движение вклинился между отцом и братом, получая пудовый кулак прямо в скулу. Джон уехал на следующее же утро и больше не появлялся. Они не звонят друг другу. Дин смотрит на синюю упаковку с повторяющимся рисунком очков и галстуков. Ее он выбрал быстро, смешливо намекая на занудство брата, в отличие от подарка, который он долго подыскивал, а горбатился на подработках вообще не сосчитать сколько. В свертке военные наручные часы, какие носят настоящие спецагенты. Смешно. Дин не особо верит в приметы, но если бы он знал, что все так закончится, никогда бы не купил их. Конечно, проще принять, будто это часы виноваты в том, что Сэм собрал свои вещички и завтра отчалит навсегда, ведь, как говорят, их дарят к расставанию со второй половинкой. Вот только они не половинки, а братья, и Сэм уезжает, потому что не может больше жить такой собачьей жизнью, а Дин остается папиным цепным псом. В груди сжимает тисками, в носу начинает покалывать, чувствуя подступающие слезы, Дин задирает голову вверх. Он еще не знает, что следующие четыре года будет сам носить эти часы. Во рту кислый привкус обиды от предательства брата, Дин запивает его водой из-под крана, не используя стакан, просто подставляет губы под струю. Передвигаясь по узкому коридору, собирает все косяки плечами. В комнате кромешная тьма, будто ее вынесло в открытый черный космос. Дин на автомате подходит к кровати, опирается рукой о спинку и скидывает ботинки. Укладываясь, понимает, что вообще-то лег в кровать к Сэму. Автопилот, до этого не подводивший, дал сбой и принес его тело не к той постели. Или это он сам? Сэм не шевелится, не издает никаких звуков, даже дыхания не слышно, Дин вдруг чего-то пугается и лезет рукой к его шее, проверяя пульс. Под пальцами заполошно бьется жила, брат отбивает его руку ладонью, но больше ничего не предпринимает, вроде как позволяя остаться в кровати. В прошедшие дни они практически не разговаривали, тем более не касались друг друга в привычных жестах, типа похлопываний по спине или тычков локтем в бок. Дин успел соскучиться и сгребает брата в свои объятия, сильно прижимая спиной к груди. Сэм выше и шире в плечах, но все такой же худосочный и нескладный. Он начинает толкаться, в попытках скинуть Дина с края кровати, вцепляется в чужие руки, стараясь оторвать от себя, бьет ногами по голеням, мечется, как сумасшедший в смирительной рубашке, пока его удерживают силой. Запах волос, кожи и дешевого одеколона Дина, которым Сэм тоже в тайне пользуется, заполняет легкие, вызывая головокружение и жажду. Дин пьян. Ситуация выходит из-под контроля. Сдерживать себя становится невыносимо и, кажется, больше не имеет смысла, поэтому Дин закрывает глаза и прижимается губами к выступающему позвонку на шее. — Успокойся, — между влажными поцелуями шепчет он, — остановись. Сэм перестает брыкаться, тяжело и надсадно дышит, и почему-то не пытается увернуться от поцелуев, словно у них принято такое проявление чувств. — Не веди себя так, будто это я тебя бросаю, — Дин отпускает рубашку, разжимая кулаки, чтобы приложить раскрытые ладони к груди и животу брата. — Я не одна из твоих девок, — злобно шепчет Сэм. — Знаю, — Дин делает глубокий вдох, уткнувшись носом в длинные волосы, сжимает чужую грудную мышцу рукой, просунутой под ребрами. — Ты меня не остановишь, — Сэм немного сбивается, судорожно выдыхая, — я все решил. — Знаю, — он повторяется, покрепче перехватывая второй рукой за талию поперек живота. — Придурок, ты ничего не знаешь, — с нервным смешком отчаянно шепчет Сэм и кладет горячие пальцы поверх чужих запястий. — Тогда скажи мне, давай, — Дин говорит это и сильно кусает место, где шея переходит в плечо. У него просто сносит башню. Он безумно хочет надавить на Сэма, вынудить сказать вслух, чтобы разрушить наконец иллюзию их братских отношений. Этот нарыв зрел слишком долго. Дин опускает руку с талии ниже, сильно сжимая выступающую косточку. Сэм коротко стонет. — Не заставляй меня говорить это, ты все понимаешь сам, — Дин слышит в его голосе возбуждение и слезы, он сам чувствует жар в паху и прижимается ближе. — Не смей удерживать меня этим, дай мне уйти сейчас, иначе я уже никогда не смогу. — А как я смогу тебя отпустить? — он забирается под тонкую футболку и кладет руку в том месте, где быстро бьется и обливается кровью сердце. — Не надо, Дин, это нечестно, — Сэм уже не скрывает, что плачет, изо рта вырывается всхлип, — будет только хуже. Старший все понимает, каждое слово. Он должен отпустить Сэма прямо сейчас, иначе произойдет непоправимое. И вопреки собственным эгоистичным желаниям, должен отпустить его завтра, должен дать уехать в Калифорнию, чтобы у него был шанс построить нормальную достойную жизнь, какую так отчаянно желал для себя Сэм, какую всегда заслуживал, но какую так по-скотски не хотел для него Дин. Он прав, будет только хуже. Их порочная ненормальная любовь вырвется наружу, а потом Сэм зачахнет под гнетом отца и чувством вины Дина, за то, что принудил его остаться. Сэм глотает слезы, а Дин поражен тем, что в самый ужасающий момент своей жизни не может проронить и слезинки, особенно после того, как чуть не разрыдался в соседней комнате каких-то пять минут назад. В груди нестерпимо болит, оттуда вырвали все содержимое и даже не зашили на скорую руку, как порванного плюшевого медведя. Они больше не разговаривают, боясь сболтнуть лишнего, о чем потом будут жалеть весь остаток своей жизни. Единственно верное решение уже принято, ничто не должно перевесить чашу весов, посеяв ненужные сомнения. Сэм разворачивается, утыкаясь лицом в будто простреленную пушечным ядром грудь брата, и еще долго мочит его футболку, пока не отключается. Дин гладит его волосы, слепо глядя в окутавшую их темноту. Он засыпает под утро. Когда Дин поднимает себя с кровати, сразу понятно, что в номере он один. День переходит в вечер. Он проспал слишком долго, все тело ломит, а голова раскалывается. Винчестер обсмотрел все поверхности, с глупой надеждой пытаясь найти записку любого содержания — с признанием или проклятьем, — но ничего не находит. Принимает душ, завтракает пивом. Проливает на себя добрую половину банки подорвавшись за пиликнувшим телефоном. Лихорадочно хватает его, вчитываясь в буквы на экране. «Приезжай. Фарго, мотель Джонас Парк. ДВ»***