Тишина в кабинете ощущается словно прикосновение давней подруги — она ложится на плечи, укрывает поверх привычной форменной туники, растекается между предметами мебели, недовольно прерываясь редким шорохом одежды и скользящими звуками касаний о клавиатуру и экран монитора; Иво силится поймать вросшее под кожу ощущение непоколебимости пространства, слиться со знакомым отсутствием звуков и ощущений, но попытки раз за разом крошатся в труху, стоит взгляду хоть на мгновение поймать стройный силуэт в другом конце помещения.
Лу сидит на диване, поджав под себя обнаженные ноги. Ее волнистые черные волосы — «гнездо», как она ласково окрестила их одному из стилистов — выбились из пучка, стекая небрежными завитками по тонкой шее, выглядывающей из слегка расстегнутой формы Корпуса, и Приор невольно осматривает этот небольшой участок голой кожи, белым пятном сияющий на фоне синей одежды. Рид этого не замечает — и слава Единому, — ее взор сосредоточенно скользит по поверхности планшета, жадно вчитываясь в происходящее на страницах какой-то старой доштормовой книги. Мягкий свет от люстры накрывает ее бледное лицо тенями, ревниво скрывая в них родинку на щеке, замыливая небольшой очаровательный шрам над верхней губой и подчеркивая кажущие холодными серые глаза. Иво смотрит – не может
не смотреть, и это рождает что-то опасное внутри него – что-то, что, казалось бы, давно сгинуло под грузом рабочих обязанностей, статуса и когтей долга, впивающихся в его виски с завидной регулярностью. Но вот он, пожалуйста, — сидит в своем инквизиторском кресле, не имея возможности сосредоточиться, когда
она здесь – живая, настоящая и совершенно не понимающая, какую власть имеет над ним. Лу Рид появилась в жизни Мартена кровавой слезой, сводящей с ума честностью и прямолинейностью, невинным «А вы снова готовы прийти на помощь?» и усмешкой на этих ее чуть обветренных губах, способных произнести как отборную ругань, так и растянуться в улыбке столь обезоруживающей, что оборона Иво покрывается мелкими трещинами, рассыпается, не успевая восстанавливаться вновь. Появилась – да и осталась, прочно слилась с его миром, вбила себя в его мысли, отпечатавшись соблазнительным образом на изнанке век.
И, что пугает и будоражит больше всего, Мартена это более чем устраивает.
—Что вы читаете, мадемуазель? – он позволяет вопросу сорваться с языка, стать еще одним нарушителем тишины, успевшей обосноваться здесь за годы его работы.
Девушка чуть вздрагивает, отрываясь от чтения, и, словно устыдившись своей реакции, слегка ведет плечами, отчего свет быстрой вспышкой протекает по выбившимся прядям ее волос. Она кладет устройство рядом с собой и быстрым движением заправляет их за уши, отвечая слегка смущенно:
— «Мертвый осел и гильотированная женщина»*, месье.
Иво старательно скрывает удивление, однако оно все же мелькает в едва заметном изгибе бровей, и Лу, замечая это, добавляет с легкой усмешкой:
— Название охрен… То есть, крайне интригующее. Не смогла пройти мимо.
Приор слегка откланяется назад, позволяя напряженным плечам коснуться спинки кресла и показывая собеседнице настрой продолжить диалог; Рид подхватывает жест, утопает телом в диване, расслабленно вытягивая ноги и не отрывая взгляда от лица мужчины. Он чувствует слабую щекотку предвкушения, зарождающуюся в груди, и позволяет губам растянуться в едва заметной улыбке.
— И как вам? Содержание оправдало ожидания? — спрашивает с искренним интересом, наблюдая за каждой сменой эмоций на ее лице, за каждым движением тела. Замечает рассеянный светом блеск на ее лбу с чуть влажными короткими волосками и добавляет точно невзначай: — Если вам жарко, можете переодеться, мадмуазель Рид. Я не требую от вас безоговорочного ношения формы в стенах этого кабинета.
Лу слегка щурит глаза, на миг напоминая Приору дикую кошку, замирает на мгновение, а после невозмутимо начинает расстегивать пиджак, заставляя мужчину невольно напрячься, впиться ногтями в кожаные подлокотники в секундном порыве слабости. Однако пальцы правой руки, тут же расслабившись, одним привычным движением проскальзывают под стол, нажимая на кнопку и выключая камеры; мелькает едва оформившаяся мысль, что Иво не готов дать никому быть свидетелем этой сцены, кроме собственных глаз.
— Неплохо, но, как по мне, не стоило настолько убивать интригу — в самом начале понятно , что хэппи энда можно не ждать, как будто название недостаточно на это намекает. — Пока она говорит, все пуговицы выскальзывают из петель, позволяя девушке вытащить руки и спустить элемент одежды с плеч, являя взгляду Иво аккуратные плечи, округлую грудь, перетекающую в плоский живот, скрытый простой черной майкой на съехавших бретельках, отчаянно цепляющихся за выступающие ключицы. Даже с разделяющего их расстояния Мартен видит силуэт острых сосков, натягивающих тонкую ткань, скрытую ею ложбинку; ему, любящему тепло, резко становится слишком
жарко — хочется последовать ее примеру, однако он позволяет себе оголить лишь собственную заинтересованность — медленно оглядеть ее обнажившуюся кожу, зная, что этот осмотр не останется незамеченным.
Лу продолжает будто бы невозмутимо, но Приор видит едва наметившийся румянец, мазнувший ее кожу:
— А вообще когда наткнулась, подумала, что звучит вполне современно, учитывая нынешнюю ситуацию в Нью-Пари.
— Что вы имеете в виду? — Иво едва склоняет голову вперед, зная, что своим вопросом затрагивает опасную тему, церковным лезвием проходящую по чужим венам, однако, разумеется, не преследуя цели выставить Лу безбожником или предателем. В голове невольно всплывают её слова: «Фанатизм далеко не всегда признак профессионализма», и с ними он определённо согласен.
Девушка тушуется, словно боясь, что сказала лишнего, и качает головой:
— Извините, месье, такое заявление было некорректно с моей стороны.
— Мадемуазель Рид, вы имеете право на собственное мнение. Будьте уверены, в вашей лояльности Корпусу и Церкви Единства я не сомневаюсь, как и в том, что вы не скажете ничего обличающего вас как религиозного преступника, — серьезно произносит Приор, не спуская с собеседницы глаз. Она отвечает ему таким же прямым взглядом и медленно кивает, произнося:
— Не то чтобы это был камень в сторону Церкви или Совета, месье. Взять хотя бы Термитник: выстрелы там считай музыкальное сопровождение, да и в Центре то и дело новая история с ограблениями, убийствами ради наследства, казнью преступников-психопатов и террористов. Смерти как часть рутины, будь ты хоть торчком из подворотни, хоть фифой из высшего общества.
— Образно говоря, гильотированной женщиной можно стать при любых обстоятельствах? — Мартен задумчиво соединяет кончики пальцев в треугольник, наблюдая, как Лу, чуть наклонившись вперед, пожимает плечами и неожиданно улыбается:
— Скорее мертвым ослом.
Иво тихо усмехается.
***
На следующий день он обнаруживает Лу сидящей на корточках около бассейна, лениво водящей ладонью в кажущейся чёрной воде; круги, вяло растекающиеся по ребристой поверхности, широкими браслетами обхватывают ее белое тонкое запястье, и Мартен давит в себе навязчивое желание заменить их собственными пальцами.
— Развлекаетесь? — спрашивает он негромко, и Рид поднимает на него свои невозможные серые глаза, поспешно вынимая ладонь из воды.
— Всегда было интересно, какая здесь температура, — признаётся она, стряхивая капли. — Куда лучшей той, что выдаёт моя непостоянная сантехника.
— Здесь есть панель регулирования, — слегка рассеянно произносит Приор, постукивая ногтем по незаметным сенсорным кнопкам на каменной колонне. — Мадмуазель Рид, вы же знаете, что можете сколько угодно оставаться в своём жилом блоке здесь? Не придется мучаться с температурой воды.
«И ты будешь ближе ко мне», — мелькает шальная мысль, отразившаяся в лёгком изгибе тонких губ.
—Знаю, — кивает Лу, — но, сами понимаете, своя дыра роднее.
Иво не понимает: собственные апартаменты давно воспринимаются исключительно как необходимый жизненный элемент, безопасное — относительно — место отдыха, один из тысячи пазлов, что складываются в картину его
существования жизни. Однако он кивает головой, подавая девушке руку и помогая встать на ноги. От резкого подъема волнистые волосы Лу слегка мажут мужчину по щеке, оставляя на коже щекочущее ощущение, а в мыслях — свежий аромат её шампуня.
Хочется зарыться пальцами в эти непослушные локоны, сжать их в кулаке, оттягивая, открывая доступ к изгибу тонкой шеи — и целовать, кусать, оставляя налитые следы, чтобы никто во всём Нью-Пари и за пределами не смел даже смотреть на его Лу.
Иво моргает, стряхивая вспышку острого, жалящего иглами желания, нашедшего своё проявление лишь в секундном сжатии чужих пальцев. Рид замечает — смотрит прямо, с мягким прищуром, от которого у её глаз намечаются едва заметные нити морщинок. Приор душит в себе порыв коснуться этого очаровательного несовершенства, делающего её, в совокупности,
совершенной для него.
—Я дал себе вольность установить несколько новых приложений для просмотра кино на ваш планшет. — Мартену требуется собрать всю свою волю в кулак, чтобы отпустить ладонь девушки, напоследок едва мазнув подушечками пальцев по выпирающим костяшкам. — Там есть подборка документальных фильмов о доштормовом времени, крайне рекомендую.
Он раз за разом берет на себя роль строителя, что воздвигает между ними стену с граффити «Работа и субординация»; но знает, что надолго его не хватит. Весь самоконтроль, что казался нерушимым, давно покрыт трещинами, что Лу самозабвенно ковыряет короткими ногтями, и до полного проигрыша Приора спасает лишь её собственные неуверенность и смятение.
Они ходят по грани слишком тонкой, чтобы не оступиться.
— Спасибо, — немного заторможенно и как-то сдавленно благодарит девушка, позволяя моменту утечь сквозь пальцы вместе с остатками воды. — Немедленно займусь их изучением.
Иво кивает, ощущая, как привычная маска прохладной отстранённости второй кожей ложится на лицо, стягивая его, заставляя отойти от Лу — такой маняще близкой — и занять рабочее кресло, любовно обнимающее его плечи.
Но тело жаждет, чтобы его обхватывали только её руки.
***
Проходит несколько часов, в течение которых тишину в кабинете нарушал лишь шорох бумаги и тихое копошение девушки на диване. Иво замечает краем глаза, как Лу раз в некоторое время вытаскивает наушник, недовольно крутит его в руках, меняя на другой, тыкая во что-то на планшете и успокаиваясь на некоторое время, пока цикл не запускается вновь.
— Мадемуазель, все в порядке? — не выдерживает Приор, когда Рид в очередной раз наградила наушники уничтожающим взглядом.
Она вздыхает.
— Да, прошу прощения, если отвлекла вас. Подключение барахлит.
Иво открывает рот, чтобы предложить ей свою аппаратуру, как планшет в руках Лу неожиданно оживает и, полностью игнорируя подключённую гарнитуру, начинает вещать равнодушным женским голосом:
—…до «генетического шторма» пластические операции были довольно распространены между разными слоями населения, в основном среди молодых женщин в возрасте от восемнадцати до сорока лет. Большая часть операций приходились на молочные железы, носовые хрящи, кости и перегородку, также нередко проводились хирургические вмешательства…
Лу чертыхается и тихо ругается (однако Иво слышит каждое слово — ловит себя на мысли, что некоторые обороты представляют собой нечто крайне любопытное с точки зрения лексики), быстро нажимая на экран, но ведущая продолжает:
— В современном Нью-Пари пластические операции распространены в ещё большем масштабе, в частности, эстетическая коррекция половых органов…
Лу наконец-то справляется со взбесившимся планшетом, и тишина, что повисает в кабинете, кажется звеняще оглушающей.
Иво находит очаровательным совсем лёгкий румянец на лице подчинённой, что бросается в глаза лишь благодаря общей бледности кожи.
— Я прошу прощения, месье Мартен, — прочищает горло девушка, смотря прямо, взгляд ко взгляду, хотя её неловкость распыляется по кабинету почти физической дымкой.
Иво разрешает себе невольную улыбку.
— Полагаю, стоит выдать вам новые наушники, — говорит он и, чувствуя привычную в её присутствии заинтересованность, добавляет: — Позвольте заметить, интересная тема для изучения.
Лу едва слышно фыркает.
— Называлось «Отличия доштормовой и современной медицины». Довольно безобидно, как по мне, ни слова о пластике вагины, — произносит она, и Приор легко пропускает мимо ушей формулировку, однако девушка, спохватившись, произносит искреннее: — То есть половых органов. Извините. Вы поняли.
Внутри мужчины тёплым, не до конца опознанным комом ворочается смех, которому он не позволяет покинуть грудную клетку, однако всё же негромко усмехается.
— Ваш тон намекает на то, что вы осуждаете подобную… коррекцию, — полувопросительно продолжает он этот забавный разговор, наслаждаясь им, смакуя, словно хорошее вино.
Она глядит в ответ почти идентично — прямо, дерзко, больше не стесняясь и отвечая на его немой призыв изучить друг друга ещё чуть-чуть — через любую мелочь собрать пазл из алмазной крошки с именем «Лу Рид».
С именем «Иво Мартен».
— Да нет, мне всё равно, пусть хоть стразы себе пришьют. — Девушка пожимает плечами. — Просто я бы не стала.
— Своя дыра роднее? — спрашивает мужчина абсолютно серьезно, позволяя этому вопросу повиснуть в воздухе.
На лице Лу застывает выражение чистого изумления; она опускает голову, издавая сдавленный звук, напоминающий нечто среднее между смешком и стоном, и негромко смеется, отчего её острые плечи, прикрытые полупрозрачной белой рубашкой, очаровательно трясутся.
— Эта шутка настолько же ужасна, насколько восхитительна, — наконец говорит она, и её улыбка сладко дробит что-то внутри.
Наверное, сердце.
— Значит, есть к чему стремиться. — Иво готов произнести ещё тысячи несвойственных ему глупостей, лишь бы она смотрела на него
так — с мягким румянцем, касающимся бледных щёк, радостью, нескромно притаившейся в растянутых уголках губ, и огнём — пламенем в светлых глазах. Инквизиторам впору сжигать ведьм, но в этот костёр Мартен с готовностью делает шаг.
Когда Лу подходит к нему за рабочими наушниками, протягивая ладонь, их пальцы вновь мажут друг по другу — словно бы невзначай. Руки девушки тёплые, а взгляд слишком понимающий, чтобы ему сопротивляться; и в глазах сереет небо после шторма, сигаретный развеянный дым.
Иво слегка тянет чужую ладонь на себя — невесомо, давая шанс разорвать эту натянувшуюся между ними хрупкую нить; но Рид словно и не думает сопротивляться.
Мужчина невесомо прижимает к губам её сухие костяшки, чувствуя мягкий аромат парфюма на тонком запястье; краем глаза ловит дрогнувшую грудную клетку, слышит тихий выдох.
Прикрывает глаза, чтобы мгновением позже ощутить ответный быстрый поцелуй в висок; дыхание застревает в горле, запах её волос вспышкой заполняет обоняние.
Иво распахивает веки, с лёгкой улыбкой наблюдая за тем, как Лу, бормоча слова благодарности, поспешно возвращается на диван, и лёгкая краснота опаляет её кожу, волной стекая на тонкую шею.
Мартен прижимает ладонь ко рту, пряча улыбку. Мысль о том, что румянец Лу он видит лишь в стенах этого кабинета,
наедине с ним пробуждает в нем желание смущать её ещё и ещё — говорить, улыбаться,
касаться.
На стене самоконтроля, кривясь, проходит очередная трещина — он позволяет.
Даже зная, что на самом-то деле власти остановить Лу от полного ей подчинения нет даже у него.
