⟥────────✤────────⟤
Изучением языка мы лишь убивали время. На ужине отдали Гоголю конечный план, после, вернувшись обратно, прокручивая все детали в голове, чтобы ничего не забыть и, если что, заметить изъян. Но ночь наступила быстро, не дав нам подготовиться и обдумать всё до конца. Хотя, всё равно перед смертью не надышишься, так что сейчас не время переживать. У Осаму была самая легкая, но от того не менее опасная из задач — просто выжить и дойти, желательно целым, до точки сбора, прихватив с собой мой ноутбук. Последний пункт являлся важным, всё-таки на этом устройстве очень много ценной информации и программ. У меня и Николая всё чутка сложнее… Мы быстро обговорили основные аспекты ещё раз и я остановил запись на ближайших камерах, объяснив Дазаю как их потом возобновить, тот с лёту всё понял и мы попрощались — на короткое время, конечно же. Вот-вот был отбой, поэтому в коридорах было пусто и никто не видел, как я «магическим» образом исчезаю, заходя в туалет. По вентиляции ползать не в первой, было чуть легче переживать давящие на плечи железные стены и пыль, даже сквозь мокрую тряпку умудряющая попасть в лёгкие. В этот раз вертикально вниз пришлось спускаться на этаж больше, что даже под конец мышцы стали слегка ныть и тяжелеть, но благо до системы вентиляции подвального помещения удалось добраться относительно легко. Сквозь щели люка, внизу я заметил охранника, обходящего коридоры туда-сюда, от скуки мычащий что-то себе под нос. Я вылез в одной из комнат — судя по всему это была прачечная — прислушиваясь к шагам в коридоре, мне удалось тихо выйти тогда, когда охранник зашел за угол. Я незаметно пошел за ним, с каждым шагом приближаясь всё ближе. Холод отдавал по телу марашками, такое чувство, что даже моё дыхание остановилось на время, но научится игнорировать подобное довольно просто. Всё произошло быстро — выверенными движениями я сначала ударил тыльной стороной ладонью по затылку, примерно в переход от продолговатого мозга в спинной, тем самым дезориентировав на время, далее обошел, быстро наклонил охранника назад, выгибая ему позвоночник, и резко повернул шею в сторону, ломая позвонки с глухим хрустом. Надо ли мне отблагодарить человека, научившего меня убивать за этот навык? Я оттащил мёртвое тело в прачечную, вместе с тем поменявшись с ним одеждой и взяв у него пневматический пистолет с ключ-картой низкого уровня доступа. Дойдя до двери в комнату с электрощитами, сперва обернулся и посмотрел на выход из здания через запасной проход — та дверь была приоткрыта, а с улицы слышались два голоса. Отлично, это облегчает задачу. Повернувшись обратно, я прислонил карту и со звуком тихого писка, отразившегося от стен, зашёл в помещение, перед этим положив между дверью и стеной скомканную кофту. Внутри было много разных проводов, но найти среди них сам щиток не составило труда. Отключить питание мне надо было по команде от Гоголя… Стоять в холодном тесном помещение долго не пришлось. Даже сквозь стены этажей мне было хорошо слышен взрыв. В момент по ушам слегка ударило, а по стенам прошлась дрожь — в ту же секунду я отрубил питание всего здания. Стало темно, хоть глаз выколи, но в кармане формы охранника был дешевый фонарик, с его помощью я добрался до выхода из подвала, выйдя на лестницу. Уже здесь я слышал крики и просто громко говорящих людей. За дверью запасного выхода должно быть, как минимум, два охранника, но паника поспособствует мне в обмане. Выйдя на улицу, понял — мои предположения оказались верны, снаружи было два человека. Они обсуждали взрыв на повышенных тонах. Я решил привлечь внимание: — Что случилось?! — изобразив панику в голосе и учащенное дыхание, будучи при этом в форме, я не вызывал подозрений. Но мне надо было устранить их, как можно быстрее. — Да хрен его знает! — заговорил один из них, что на вид помоложе, — Со стороны второго корпуса что-то взорвалось! — Это я и так слышал! — мне пришлось продолжить игру, дабы делая вид импульсивного махания руками, на секунду посветить слабым фонариком на чужие бейджики — как я и предположил, один из данных людей был старшим охранником. Простое везение. Выключив искусственный слабый свет, продолжил, — Да что ж это такое?! Всё время эти фонари ломаются! Например об твою голову. В темноте они заметили слишком поздно, что на одного из них я замахиваюсь, а после разбиваю фонарик вдребезги об голову старшего охранника, и пока оба ничего не успели понять, достаю из чужой кобуры огнестрельное оружие, без колебаний стреляя в голову потерявшему сознание мужчине. Тот падает на снег, украшая его своей кровью, пусть во тьме этого и не видно. Второй охранник в панике достает свой травмат, но даже не успевает снять его с предохранителя, когда его самого настегает та же участь. «За их души помолюсь позже.» — думаю про себя, пока меняю ключ-карты с низкого уровня доступа, на средний. Посмотрев на небо были видны лишь всполохи огня и горсти дыма. Как же Гоголю удалось устроить взрыв? Очень просто — с зажигалкой и газовыми трубами можно много чего учинить… В этот момент, боковым зрением я заметил фигуру, что выбежала из-за стены со стороны горящей столовой — лёгок на помине, Николай. Чтобы тот понял, кто перед ним, и чтобы сильно не привлекать внимание, я посветил фонариком на себя, а потом на трупы. Гоголь всё правильно понял и побежал ко мне по снегу одетый только в носки и легкую одежду. Я, будучи в куртке и плотной форме того охранника, невольно поёжился. Когда он подбежал поближе, в его руках я заметил два ножа — самые обычные, для готовки, но на всякий случай я сделал шаг назад. До сих пор не понятно, чего можно ожидать от этого человека. — Федір! Не уявляєш як я радий тебе бачити! Знав би ти як було весело підривати... — Не время для разговоров, — остановив его словной поток, — иди в подвал. И ты точно справишься имея при себе лишь травмат с ножом? — мы с ним меняемся местами. Сейчас он должен включать и выключать питание в щитках, чтобы мы с Осаму могли использовать ключ-карты и перемещаться по зданию. Если не будет электричества, двери просто не откроются. — Звичайно впораюся! А, і поки ти не пішов, — подкинув один из ножиков в воздухе, он ловко поймал его за кончик лезвия, протянув мне, — тримай, це для Дазая (Конечно справлюсь! А, и пока ты не ушел, держи, это для Дазая). Кивнув, мы зашли в здание, закрыв за собой дверь до конца. Гоголь отправился вниз, таща труп молодого охранника, оставляя при этом шлейф из крови и мозговой жидкости — я не стал ничего говорить, поняв, что тот хочет последовать моему примеру переодеться в форму. Идя по лестнице наверх и почти поднявшись на третий этаж, свет включился. Не зная через сколько Гоголь решит его отключить, я рванул к двери открывая её и заходя на территорию коридора. На лицах людей, на мгновенье отразилось счастье, со смесью никуда не уходившей паники, но в ту же секунду вновь стало непроглядно темно и кто-то из женщин вскрикнул. Тревога за Осаму моментами вспыхивала в груди, но я пытался игнорировать это чувство, полагаясь лишь на не подводящий годами разум. Мне приходилось почти наощупь идти сквозь паникующий персонал, слишком громко общающийся между собой. Не хотелось включать фонарик, дабы не приковывать к себе взгляды, идя по темным коридорам, освещенные только еле ощутимым светом из немногочисленных окон. Пару раз, всего на секунды, включался свет. В эти моменты я проходил в следующие части строения, невольно замечая ничего не понимающие, со страхом за свою безопасность, лица. Не акцентируясь на этом, продолжал всё ближе приближаться к оговорённому месту, а в голове крутилась лишь одна мысль, затмевая собой остальные: «Только бы с Осаму всё было в порядке».⟥────────✤────────⟤
После ухода Фёдора, мне оставалось лишь ждать. Окна палаты выходили прямо на столовую, так что я заранее ушёл в противоположную часть коридора, прихватив и спрятав под одеждой ноутбук. Стоять и ходить с ним было, мягко говоря, неудобно. Рядом со мной были дверь в туалет и в палату Ацуши и Рюноске — немного подумав, я решил попрощаться на последок. Всё-таки их двоих я знаю почти столько же, сколько нахожусь здесь. Зачем-то постучавшись, вхожу к ним. Те сидят рядом друг с другом — Рю читает, Ацуши чиркает в блокноте карандашом. На звук они реагируют сразу же, синхронно устремив на меня взгляд. Порой они напоминают мне несмышленых дворовых котят. Оба улыбнулись мне — Аку сдержанно, Накаджима во все зубы — и навострив несуществующие пушистые ушки, второй радостно произнес: — Дазай-сан! — Давно не виделись, — я дружелюбно помахал рукой. «У меня не очень много времени.» — Живём близко, но так редко встречаемся, — Ацуши озвучил мысли обоих. Отложив свои вещи, они уселись поудобнее, когда я приземлился на противоположную кровать. «Когда всё начнется, будет проблематично выйти из нашего крыла.» — И не говори, — улыбка присутствовала и на моём лице, но мне самому было не ясно, настоящая ли, — С вашего позволения… — я достал ноутбук из-под одежды, положив его сбоку от себя, — … а то с ним так неудобно сидеть, — беззаботный, будто ничего не происходит, как всегда при них. «Мне нужно отвлечь внимание.» Их глаза тут же округлились от удивления до размера пяти иен. Они переводили взгляд то на меня, то на устройство, до сих пор не веря в увиденное. В помещение летал не озвученный вопрос, много вопросов, и пресекая попытку задать один из них, я начал первым: — Пообещайте мне, что всё услышанное далее вы сохраните в тайне, — мой тон стал серьёзнее, что было непривычно для них, но они всё равно неуверенно кивнули, переглянувшись. Тяжелый вздох из моей груди, — Сегодня, совсем скоро, здесь произойдет кое-что… опасное, и я переживаю за безопасность людей в этом здание, за вашу в первую очередь. В их глазах Дазай-сан всегда добрый, Дазай-сан всегда успокоит, Дазай-сан всегда поможет. У него нет проблем с другими людьми тут, он весело общается со всеми, даже с угрюмыми охранниками. Единственное, его куда-то забирают иногда, после чего он пропускает приём пищи, но если его об этом спросить, он скажет, что просто из-за таблеток клонило в сон — от части так и есть, правда они об этом не узнают, они просто примут. Они ведь несмышлёные дворовые котята, такие наивные, когда им что-то говорит Дазай-сан. Именно поэтому эти двое сейчас верят мне на слово. Ведя для них я — Дазай-сан. Я усмехаюсь про себя — «Не у одного Фёдора есть фальшивые имена». Молчавший до этого Рю, вставляет своё слово: — О чём вы говорите, Дазай-сан? Что произойдёт? — он опять переглядывается с таким же ничего не понимающим Накаджимой. «Скоро я избавлюсь от этого имени» — Думаю, вы сразу поймёте о чём я, когда всё начнётся. Единственное о чём я вас попрошу — это остаться невредимыми и предупредить других, что надо будет убираться от сюда, для их же сохранности. — А как же вы?! Что вы будете делать?! — Ацуши, как обычно, слегка эмоционален. Сидит весь напряжённый, с огонечком стресса в глазах. — Обо мне не беспокойтесь и не вспоминайте, я сам вас найду, обещаю, — я улыбнулся самой теплой улыбкой, которая только была у меня в запасе, — Главное запомните — не в коем случае, не при каких обстоятельствах, не рассказывайте об этом разговоре. Никому — поняли? «Главное верить в то, что говоришь — так будет легче врать.» Это работает. Они вновь неуверенно кивают мне и становятся поспокойнее. В палате висит ожидание, иногда мерцает голая лампочка на потолке и в ушах звенит тишина. Моя голова на удивление чиста, ни одна мысль не мелькает и не тревожит, что странно — будто бы сейчас мне положено то и дело волноваться о Фёдоре и Николае. Я настолько в них уверен или моя психика просто не выдерживает, решив всё отключить? Звенящая тишина тянет время и словно двое напротив даже начали сомневаться в моих словах. В моих правдивых, не осквернённых ложью, словах. Но как это и бывает, всё рушиться в один момент. Звук взрыва пронзает наши тела и писк в ушах теперь точно настоящий. Вместе со звуком быстро освобождающей энергии, послышался звук выбивания и тресканье стекла, а так же крики кого-то из коридора, вместе с криком Ацуши в паре метров от меня. Мы все трое переглянулись. — Взрыв вызовет за собой пожар, идите, предупредите всех, — я указал им на дверь и те, вскочив, ринулись из палаты. Вернее ринулся спасатель-Накаджима, Рюноске просто ничего не оставалось, кроме как последовать за ним. Я тоже встал и поспешно вышел, не забыв про ноутбук. Эти двое подбегают к соседней палате, несколько больных высунули головы в коридор дабы узнать о происходящем, один санитар стоит рядом с холлом и держится за голову, ещё одна выглядывает из комнаты для персонала, двое охранников стоят у входа из крыла, один ближе, другой дальше — вы то мне и нужны. Когда я полностью запомнил картину, свет выключился. На моих губах появилась улыбка и я был уверен — она настоящая. Когда я побежал вперёд, к охранникам, мне приходилось ориентироваться лишь на то, что смог запомнить, поэтому сейчас, в темноте, я представлял пространство и людей находящихся в нём словно от третьего лица. Остановившись примерно в паре метров от громко говорящих между собой охранников, мне вновь пришлось играть и я, издавая нечленосообразные звуки страха, навалился на одного из них — схема проверенная, для них такое не то что бы в новинку и подозрений не вызывает, лишь гнев, но это не важно. Он попытался меня как-то схватить, поставить на ноги, но я, уже достав пистолет из его кобуры, отошёл сам. — Агх, и-извините, от такого громко шума что-то голова з-закружилась, — в моём голосе было всё: и страх, и жалость, и отдышка. Перехватив пистолет в руке поудобней, я без колебаний, со всей силы, ударил в ту зону, от куда исходили недовольные нервные возгласы, тем самым попав в голову охраннику, и судя по глухому звуку чего-то тяжелого об пол, тот упал без сознания. Опустившись на корточки, нашарив руками голову упавшего, я ударил по ней еще раз, чтобы точно не встал слишком рано. Из-за шумихи вокруг и вопящих от страха больных, этого не было слышно с того расстояния, где по идеи стоял второй. Не сложно было провернуть ту же схему и с оставшемся, так что теперь ничего не мешает для первого этапа выхода от сюда. В момент когда два тела уже лежали на полу, вокруг их голов образовались лужи крови, а на меня были накинуты верх и низ формы, свет включился. Моё лицо и так знают много людей от сюда и без проблем узнают, но думаю в панике, в первую очередь, будут смотреть на одежду. Обернувшись, я увидел, что уже все заключенные этого коридора собрались в одну кучку. Увидев два бессознательных тела обрамленные кровью, некоторые закричали и закрыли глаза руками. — Выходите. Быстро! — после этих слов я открыл дверь ключ-картой, — Здесь скоро всё будет в огне! Если не побежите — сгорите насмерть! Главное приукрасить, так как мои слова действуют на них и вся эта небольшая толпа ринулась за двери сбивая, в прямом и переносном смысле, персонал. Ацуши и Рюноске на секунду останавливаются возле меня, но я улыбаюсь и киваю им, так что они с недоверием и страхом за меня следуют за остальными. Толпа больных бегут куда глаза глядят, персонал или в страхе вжался в стены, или сам ринулся по кротчайшему пути к выходу. Так что никто не обращает на меня должного внимания, и как я открываю ещё одну дверь, по которой стучат больные с той стороны ещё одного, другого коридора. Когда дверь открывается, те так же выбегают, делая сложившийся хаос только сильнее. Всего пару охранников пытаются остановить весь этот дурдом, вроде бы ловят и скручивают неудачливых больных, пытаются стрелять по ним из травмата, но ощутимо это ничего не меняет. По стенке я пробегаю ко входу на лестничную клетку, куда уже успели убежать все, кто имеет карту, и сам выхожу, быстро захлопывая за собой железную дверь, и очень вовремя, ведь в это время свет отключается. Отлично, значит план работает. Совсем скоро мы сбежим от сюда.⟥────────✤────────⟤
Слишком громко. Крики, плач и возгласы бьют по ушам, отдавая головной болью, что со временем становится лишь сильнее. В висках то и дело стучит, а при резком включении света в глазах пробегает рябь. По пути за меня хватались, как за человека, который может спасти. Смотрели умоляющими, полными слёз, глазами, а мне было всё равно. Я с силой и отвращением отталкивал их от себя, продолжая свой путь. До места встречи остался буквально один коридор. Всего один. Грудь сдавливает, что стало уже привычным явлением. Темно, не видно ни зги, лишь странные мельтешащие точки. Ужасно светло, голову пронзает, хочется сделать дырку в черепе, будто это поможет унять боль. Щурясь и превозмогая я открываю последнею дверь, заходя на лестничную площадку. В секунду на меня наставляют пистолет, но когда узнавание промелькнуло в карих глазах, слышится лишь облегченный вздох. Осаму стоит перед до мной, целый и невредимый, с ноутбуком под мышкой. Внутри меня что-то загорается и странное желание появляется на подкорке, руки невольно тянуться к чужим плечам и заводятся за спину, а голова кладётся на плечо. Эти действия происходят в один момент и то, что я не мог их контролировать пугает меня. С губ, у самого уха, срывается удивленный вдох, мышцы под руками напрягаются, я словно вижу, как зажмурились глаза цвета горького шоколада, ожидая почувствовать нож в спину, который он заметил на моём поясе, но спустя пару секунд ничего не происходит и Осаму расслабляется, утыкая нос в моё плечо. Свет тем временем вновь потух. — Я не знаю, как отвечать на подобное, — шёпотом раздалось у самого уха, заглушая все остальные звуки. — Тебе и не обязательно, — я отстранился и почувствовал, как мою ладонь сжали. — Чтобы не потеряться, — опередив вопрос уже прозвучал ответ. — Конечно, — усмехнувшись, в моём голосе прозвучало тёплое недоверие. Держась за руки мы побежали по лестнице на первый этаж, быстро на столько, на сколько позволяла абсолютное отсутствие зрения. Сейчас нам надо было быстро взять рюкзак с вещами, лежащий на складе, а потом добежать до Гоголя, оповестить его, что можно идти и сбежать с территории. Спустившись на первый этаж, за дверью было слышно много голосов. Повернувшись в ту сторону, где должна быть голова Дазая, я сказал: — Лучше останься здесь, я быстро схожу и вернусь. Он немного помолчал, но я знал, что он примет самый рациональный вариант — его лицо многие знают, а за дверью, судя по звукам, куча людей, поэтому лучше ему не показываться. — Ладно. Буду ноутбук охранять, — с весельем произнёс он, и непонятно, то было из-за нервов или искренне, — Пойду спрячусь под лестницу. Я по привычке кивнул головой и вложил в руку Дазая нож, тот сразу понял, что ему дали, хмыкнул, отпустил мою ладонь и, судя по шагам, отошел на пару метров. По коже запястья ветерком пробежал холод, начинающий постепенно впитываться внутрь. Прислонившись плечом к железной двери, пытался вслушиваться в разговоры, чтобы примерно понимать, какой персонал больницы там находится. Простояв так какое-то время, почуял неладное — как-то долго не включается электричество. Скорее всего к Гоголю наведались. Я тяжело вздохнул и такой же звук послышался из-под лестницы. Остаётся надеяться, что Николай справится с ними быстро. В том, что ему это удастся, не возникало сомнений — он слишком сумасшедший, его ничего не сдерживает. Это подтверждается вместе со включённым светом. Опустив голову ниже, я открываю дверь и вхожу в просторный холл, наблюдая за тем, как толпа ринулась к выходу из больницы — люди давили друг друга, боясь, что электричество вновь выключат и они не смогут выйти. Во всей этой суматохе никто и не подумал обернутся на человека в форме, заходящего на склад. Быстро найдя среди множества стеллажей с коробками нужную, взял с собой рюкзак и быстрым шагом направился обратно. Странное жжение в груди не покидало меня уже как несколько минут, словно знаменуя о чём-то плохом. Только подойдя к двери, ещё не успев её открыть свет выключается. Тяжёлый раздраженный вдох вырывается из моего рта вместе с проклятиями. Плохое предчувствие усиливается, за дверью слышится чей-то голос, а следом крик страха. Внутри всё переворачивается.⟥────────✤────────⟤
За пару минут до этого. Взяв предложенный Фёдором нож, я сел под лестницей и спрятался среди картонных коробок. Дверь за ним захлопывается, осталось лишь дождаться его здесь. Холод от плиточного пола пробирал даже сквозь плотную ткань формы, а руки подрагивали толи от низкой температуры, толи от стресса. Сначала всё было относительно тихо, и только возгласы напуганных людей пробивающиеся через толстые двери, но потом я слышу, как дверь на втором или третьем этаже открывается и кто-то начинает спускаться по лестнице быстрым шагом. Это немного напрягает. А затем до меня доносится знакомый голос, который хотелось бы забыть навсегда. Произнесенные слова забылись спустя мгновение, но ошибки быть не могло — директор. Рука держащая нож непроизвольно сжимаются до боли, что-то вскипает внутри и словно паровой двигатель это нечто напитывает энергией, вместе с тем расплавляя внутренности. Прикрыв ноутбук одной из коробок, я поспешно встаю, выходя из своего укрытия в тот самый момент, когда директор поворачивает на последний пролёт лестницы. Он устремляет на меня взгляд, вернее на выделяющееся форму охранника: — Ну наконец-то! — раздраженно кричит он сначала, — А ну быстро выводи ме… — но опознав человека стоящего перед ним с ножом в руках, осекается, сглатывая подступивший к горлу ком. Пусть моё лицо и остается бесстрастным, горящие глаза выдают моё накатывающее безумие от понимания того, что сейчас я могу отомстить ему за всё. Абсолютно за всё. Директор начинает отступать назад не сводя с меня своего напуганного отвратного взгляда — сейчас перед собой он видит не того беспомощного больного, а безумца, готового его убить, и убить жестоко. Дыхание замирает у обоих — у одного от страха, у другого от предвкушения, отдающее разрядом по телу. Не выдержав больше — пусть и прошло не больше пяти секунд — директор срывается с места, пытаясь убежать наверх, а я устремляюсь за ним. Но свет выключается и до меня доносится звук падения — он споткнулся. Я, за секунду взметнувшись по ступенькам, оказываюсь в паре метров от него. Он пытается на четвереньках, как можно быстрее, убежать от меня, но ничего не выходит. Схватив того за лодыжку, я без раздумий втыкаю нож ему в ногу, и по ушам бьёт громкий противный крик, как у свиньи. Мне не хочется убивать его одним ударом — для него подобное будет помилованием — мне хочется причинить ему максимальное количество боли, хочется выместить на него все свои самые жестокие фантазии о его убийстве, хочется заставить страдать его столько, сколько он заставил страдать меня, пусть и не выйдет отдать ему всё в полной мере. Встав повыше, я схватил его за волосы и со всей силы ударил об ступени, послышался хруст ломающегося носа и заглушенный кровью крик. Судорожно вдыхая воздух, директор вырвался из моей хватки, оставив в моей руке клочок своих волос. Кряхтя и мыча от боли, он пополз выше, до лестничного пролёта второго этажа. Не спеша поднявшись за ним, я ударил ногой примерно в то место, где лежал этот выродок. Тяжелый ботинок попал куда-то в район ребер и снизу вновь послышался хруст, стон и кровавый кашель. Нанеся ещё пол дюжины ударов ногами, последним перевернул того на спину, упиваясь его тяжелым дыханием, переходящее в свит или кряхтение. Сев на пол и перехватив нож поудобнее, я нащупал его плечо и воткнул нож в него прокрутив пару раз, слушал чужие крики, попытки позвать на помощь и просьбы пощадить его. Резко вынув нож, на лице ощутились обжигающие капли крови, плавящие кожу. Одной рукой сжав шею этому ублюдку, а другой ещё раз воткнув лезвие в руку, слова ненависти сами полились из моего хрипящего горла: — Было бы у меня больше времени, я бы с тебя нахуй кожу заживо снял, — сквозь зубы вырывались чувства. Вместе с этим, ножом совершилось еще несколько ударов, но теперь чуть ниже ключиц. От стен отскакивали булькающие звуки, кашель, попытки крика, превращающиеся в кряхтение. Приставил кончик ножа к чужому глазу, — За эту ёбаную минуту, что у меня есть, я воспользуюсь всеми блять средствами, чтобы ты начал молить о смерти, — и в эту же секунду, лезвие холодного оружия погрузилось в глазницу на половину, вырывая из директора самый громкий крик. Он попытался закрыть лицо руками, но они лишь попали под слепые удары ножом, доставляя тому боль. Я бездумно втыкал в него нож и вытаскивал обратно раз за разом, его грязная кровь прилипала к коже, обжигала руки и лицо. Тело не слушалось, оно делало всё само, пока сознание прибывало в кровавой пелене. Вопль бил по ушам, но с каждой секундой становился всё тише и тише, пока не стих окончательно, лишь конечности дергались в предсмертных судорогах и кровь с булькающими звуками вытекала и перерезанного проткнутого горла. Включился свет. Снизу тут же послышался звук открывающееся двери и удар её об стену. По ступенькам быстро поднимались, буквально бежали. Я не реагировал на это. Всё моё внимание было приковано лишь к изуродованному телу, одной из глазнице, превратившееся в кровавое месиво. Вокруг всё было в крови: пол, уже мёртвое тело, одежда, мои руки и лицо. Дыхание сбитое, неровное, взгляд расфокусированный. Ослабевшие руки дрожали и выронили нож, звон отразился от стен. Оставшийся целым глаз смотрел на меня и было навящивое ощущение, что это не конец, что надо было ударить ножом его больше, сильнее, яростнее. На подкорке повторялась картина, как этот изуродованный труп сейчас встанет, задышит вновь, выдыхая из себя отравленный газ, и наброситься на всех живых рядом, впиваясь своими окровавленными руками в шею, ломая позвонки, сжимая хрящи — но он оставался лежать неподвижно смотря на меня своим мертвым глазом, потерявший жизнь. От мыслей отвлекло чувство присутствия и чужого взгляда на себе. Повернув голову вбок, я увидел застывшего на месте Фёдора. Он замер и не знал, как правильно отреагировать на сложившеюся картину, только смотрел на меня, готового или упасть в обморок, или впасть в истерику, но спустя пару секунд молча подошел, помогая подняться, не забыв прихватить орудие убийства. Держа меня за плечи, вёл вниз. Моё дыхание тем временем не хотело приходить в норму, только сильнее сбивалось, я шёл оборачиваясь, боясь, что не добил, пространство вокруг начало терять ровность из-за стольких движений и давления. Заметив моё состояние, Достоевский поспешил аккуратно сказать: — Осаму, я понимаю, что тебе сейчас очень плохо, но прошу, попытайся дотерпеть до безопасного места, сейчас не время для истерик. — А ты думаешь я это контролирую?! — неожиданный крик вырвался, а взгляд устремился в чужой, но осознав, что произошло, меня накрыл ужас, пробежавший холодом по позвоночнику. Я поспешил отвести взгляд. Мои пальцы вцепились в волосы, пачкая их кровью и оттягивая их, только бы придти в себя, — Да что же это такое? — голос звучал жалко. Сбоку раздался тяжёлый вздох и я был в полной уверенности, что теперь уж точно Достоевский меня застрелит. Незачем ему тащить с собой обузу в виде меня, это было ясно с самого начала. Но вместо этого меня вновь взяли за плечи и настойчиво потащили к двери, после выводя на мороз. И очень вовремя — электричества опять нет. Фёдор, убрав одну из моих рук от лица, обжёг её положенным в неё снегом. — Охладись, — единственное произнесённое им. Решив, что это и правда может помочь, я растер снег по лицу, в добавок с этим частично стирая капли крови. Не успел я отряхнуть руки, меня уже настойчиво потащили к соседнему входу, и пришлось перейти на бег. Добежав до другого конца здания, мы стали ждать электричества. Холодный воздух впивался в горло и легкие острыми иголками, хотелось прикатить дышать вовсе. Лампа над нами загорелась и Достоевский вошёл первым, убедившись, что никого нет, потащил за собой. Только сейчас я заметил рюкзак на его спине. Не отпуская руки, он вёл меня вниз, в подвальное помещение. Спустившись, на полу нас ждал труп охранника, а у приоткрытой двери ещё несколько — у всех было или перерезано горло, или колото-резаные раны в области сердца. Чтобы не стать одними из них, Достоевский решил привлечь внимание заранее: — Николай! — из маленькой комнаты с электрощитами тут же вылезло лицо запачканное кровью, — Пошли. — … — он привычно хитро улыбнулся и осмотрел нас с ног до головы, примечая бордовые пятна на одеждах, в основном на моей, — Вижу вам было весело. Оставив слова без устного ответа, все побежали на выход. Электричество было оставлено включенным. Пробегая мимо мертвого тела, Достоевский резко остановился и обернулся на нас: — Стрелять умеете? — сказал он подбирая пистолет. — Представления имеются, — слишком бодро для обстоятельств ответил Гоголь. На его слова я кивнул в знак согласия. — Ну, значит сейчас будет практика, — после этих слов, Фёдор дал нам по пистолету. Судя по виду, у Николая и Достоевского был травмат, а у меня огнестрел. Предвещая мой вопрос, он поспешил сказать, — Нужно разбить лампы, не хочется тратить нормальные пули, — на этом диалог был закончен и все вновь поспешили к выходу из здания. Металл оружия до странного приятно охлаждал кожу, пока температура улицы и ветер морозили тело — плотная ткань почти не спасала от холода. Перед глазами лежал труп. Следующей точкой была будка охраны, у самого выхода с территории, до которой приходилось добираться бегом, чтобы не терять драгоценное время, ведь из далека уже были слышны полицейские сирены. Страх продолжал заполнять вены. По пути мы могли остановится буквально на пару секунд, дабы Фёдор разбил фонари, повешенные на стены здания и забора — таким образом у нас становилось меньше шансов привлечь внимание, пусть мы все и были одеты в форму, охранники бегущие к выходу вызвали бы вопросы. Капли крови жгли кожу, я пытался стереть их рукавом, но всё было бессмысленно и чувство жжения смешанное с грязью не пропадало. Снег хрустел под ногами, изо рта вырывались клубы пара, лёгкие и горло горели от пронзающих ледяных игл — ослабший организм был совершенно не готов к подобным нагрузкам, а ведь это только начало. Хотелось сесть и обдумать произошедшее. Гоголь, судя по его выражению лица, тоже разделял мою позицию, но в меньшей степени, а вот Достоевский на удивление выглядел как рыба в воде, словно он каждый день себе марафоны устраивал. Но на самом деле хотелось лишь вновь погрузиться в ту ситуацию и пережить её заново, вновь и вновь, с начала до конца. Хотя, если вспомнить о его виде деятельности, хорошая физическая форма и правда важна… Мы выбежали из-за угла здания и пробежав чуть вперёд, нам предстала до мурашек красивая картина — огонь со столовой уже перекинулся на соседние корпуса, заливая светом всё вокруг, что в ближайших фонарях не оставалось смысла. Когда до будки охраны оставалось около тридцати метров, нас заметили трое охранников, стоявшие у этой самой будки. Они слышали выстрелы, поэтому были настороженны, но ещё до того, как кто-то из них успел крикнуть нам, Достоевский выхватил у меня пистолет, а после прозвучало три особенно громких выстрела и те люди упали на снег замертво. — … — Николай присвистнул, — Вопросы ты, конечно, решаешь не церемонясь. — Нечего болтать, полицейские машины уже совсем рядом, — Фёдор был прав, красно-синие огни уже будто были видны в небе, даже за каменным забором. Отдав травмат мне, огнестрел он оставил у себя. Дыхание сбилось напрочь, каждый новый вздох обжигал внутренности, руки начинали болеть от холода, но несмотря на это я продолжал бежать, потому что Фёдор и Николай бежали, значит должен и я. Когда мы добрались, Достоевский открыл дверь картой, и каким образом эта карты была добыта, вспоминать не хотелось, но мозг как обычно яро напоминал об этом — мазохист проклятый. Внутри никого не было, видимо человек сидевший здесь поспешил уйти при первой возможности, как только услышал и увидел взрыв. Стены давили, было очень мало места, внутренности помещения освещали красно-синие огни — полиция почти подъехала. Смотря на свет сердце замерло у всех. Мы не успели. Николай привычно решил разбавить ситуацию, но и его голос слегка дрожал: — Кто у нас лучший оратор? — Нам нужно лишь выиграть время. — я решил включиться, — Вопрос стоит в том, как от них уходить. — … — Фёдор прикусил ноготь большого пальца, — Машина не вариант, колёса прострелят тут же, а на снегу это критично. Остается лишь бегом, но мы не сможем от них уйти. Только если… — …Кто-то не отвлечёт их внимание, — перебил Гоголь. Сейчас в его глазах горел странный огонь. Похожий был и раньше, то было безумие смешанное с весельем, но сейчас явно что-то изменилось. Мы с Фёдором переглянулись. Честно признать такой вариант обсуждался между нами двумя и предполагалось, что Гоголь полезет в самое пекло — это было логично. Николай такой человек, его спокойно можно назвать адреналиновым наркоманом, а тут представляется такая прекрасная возможность получить долгожданный кайф, после долгих недель, если не месяцев, постоянного контроля или заключения в одиночной камере. Он не упустит такой шанс. — … — резко повернув голову в сторону Достоевского, Гоголь затараторил, — Ты можешь застрелить полицейских ближайшей машины?! Ладно, я уверен, что можешь. А потом дай мне огнестрел! Я буду их отвлекать, а вы уйдете. Круто же придумал?! — он вёл себя так, словно просил не людей убивать, ставя на кон жизнь и свободу, а будто бы придумал план на выходные из клуба, поездки и алкоголя. Одним словом — сумасшедшей. Долго не думая Достоевский согласился, к этому времени несколько машин уже останавливались у ворот. Открыв маленькое окошко выходящее наружу, Фёдор прицелился и для надежности выстрелил около шести пуль в лобовое, вероятно укрепленное, стекло полицейской машины, тем самым убив водителя и сильно ранив пассажира сбоку. Машина потеряла управление и врезалась в забор, что был слева от двери. Мы тут же выбежали из будки охраны и спрятались за автомобилем. Остальные машины тут же остановились и из них быстро вылезли оставшиеся полицейские, спрятавшись за своим транспортом. Громкоговоритель одной из машин начал передавать слова: — Внимание! Немедленно бросьте оружие и выйдите с поднятыми над головой руками! Повторяю — немедленно бросьте оружие и выйдите с поднятыми над головой руками! Естественно сообщение было проигнорировано. Медлить было нельзя. Фёдор похлопал Николая по плечу, передавая тому пару магазином и пистолет, с заранее перезаряженной обоймой. — Удачи, она тебе понадобиться. Гоголь на его слова решительно кивнул с огнем в глазах и привычной безумной улыбкой. Я сделал тот же жест, вместе с этим прощаясь с ним. Николай, больше не отвлекаясь на нас, чуть вылез из-за заднего бампера, тут же послышалось несколько выстрелов с обоих сторон — началась перестрелка. Фёдор резко схватил меня за руку, привлекая внимание: — Сейчас, по моему сигналу, встаём и бежим вдоль стены как можно быстрее, понял? Моим ответом стал кивок. Гоголь тем временем сосредоточился на полицейских, что были правее и имели шанс попасть в нас, когда мы побежим. В перестрелке с ними он даже ранил одного из них, при этом не давая другим приблизиться, и когда все с той стороны спрятались за машиной, Достоевский решительно произнёс: — Сейчас! Не задумываясь не о чем мы подорвались с места и побежали со всех ног в противоположную сторону от красно-синих огней, чуть ли не слепо доверяя свои жизни в руки этому психу. Сзади послышались возгласы, но они затихали под звуки сердцебиения и собственного дыхания, благо снега выпало не очень много и он не затруднял передвижение, вместе с этим местность была удачной — горка постепенно опускалась всё ниже, чем помогала от летевших в спину пуль и позволяла бежать быстрее. Сзади раздался неимоверно громкий звук, словно бетонные плиты рухнули друг на друга — видимо под натиском огня здание не выдержало и рухнуло в некоторых местах. От всего этого: от полицейских, возможной погони, прошедших кровавых событий и переживаний за рядом бегущего — в кровеносных сосудах адреналина, по ощущениям, стало больше, чем бурлящей крови. Это позволяло телу и психики выдерживать до этого невиданные нагрузки, заставляло не думать, а только бежать, бежать и ещё раз бежать не останавливались. Крики, стрельба, треск — всё это не имело значение, приковывало внимание только становящаяся всё ближе река. Она была полностью черной, как и всё вокруг, лишь оранжевые всполохи более-менее освещали дорогу. Прямо на бегу, Фёдор спросил: — Плавать умеешь?! — Умею! — Значит в воду прыгаешь не останавливаясь! В холод, зимой, прыгать в ледяную воду идея просто ужасная, но вместе с этим необходимая, чтобы после собаки не смогли выйти на след. Река была не большой и не буйной, может даже теплее, чем кажется, из-за сливавшихся в неё вод иного происхождения. При каждом новом шаге в груди сжималось сильнее — было страшно. Вдруг в воде торчит арматура? Или сведёт конечность? Да всё что угодно может произойти! «Ладно, не паникуй. В любом случае рядом с тобой есть Фёдор… И когда я так сильно стал доверять людям? Хотя нет, доверять я стал всего одному,» — из мыслей вырвал обрушивающийся, зажимающий в тиски холод. Бездумно прыгнув в воду, со всех сторон начало давить, каждая клеточка тела словно взорвалась, весь воздух хотелось выпустить из лёгких в один миг, но нельзя, можно только напрягать мышцы, дышать, всплывать на поверхность и плыть. Как только я всплыл рядом тут же показалась голова Фёдора — от этого стало чуть легче. Течением уносило чуть вбок, но не критично. Хотелось дышать глубоко, часто, но вместе с тем не дышать вовсе — каждый вздох приносил тысячи игл, но в совокупности с ещё большим количеством таких же по всему телу, боль глушилась сама собой из-за её колоссального объёма. Достоевский доплыл быстрее и вытянул меня из воды, как только до берега добрался я. Мышцы сковала усталость, они были тяжелыми, тянули вниз, к земле, заставляли упасть, но благодаря физической — да и моральной — поддержке Фёдора, бежать дальше становилось возможным. Мокрая одежда облепляла кожу, привлекая на себя ещё больше холода. Из-за воды тело кожа деревенела, будто покрывалась корочкой льда, но уже все ощущения смешались и в этом миксе было не разобрать что где, а значит игнорировать было легче. В дали стали виднеться дома: частные, панельки, маленькие, большие — но суть была не в том какие они, а в том, что надежда начала отогревать тело — ещё совсем чуть-чуть и можно будет укрыться под крышей… Чувствовать под ногами твердый асфальт, видеть блики от уличных фонарей и даже вдыхать запах бензина с остатками выхлопного газа было до ужаса приятно. Такие знакомые улицы и дома подкосили ноги — изнеможённость всё-таки взяла своё, делая подножку и давая встретится телу с землей. Сил встать или хотя бы приподняться не было, тело просто-напросто не слушалось. Фёдор подбежал ко мне тут же, как только увидел моё падение, он и сам тяжело дышал и чуть ли не падал вместе со мной, но даже при этом пытался помочь мне встать. — Давай, Осаму, немножко осталось. Я… этих мест не знаю, сейчас на тебя вся… надежда, — с паузами на вдох говорил Фёдор, помогая мне встать. На шатающихся ногам, с чернотой перед глазами и головокружением, я попытался оглянуться — сзади, далеко, клубы дыма валил в небо, отражая на себе свет огня и полицейских машин. Они не должны нас догнать. Для чего-то сжав кулаки и вздохнув поглубже морозный воздух я побежал дальше, а за мной Фёдор. Болели ноги, руки, кожа, внутренности, голова, горло и легкие горели адским пламенем. Шаги делались чисто по инерции и каждый из них отдавал по всему телу дрожью. Но всё было оправданно — спустя пару улиц показался знакомый забор, дворик, крыша. Ещё никогда это место так не радовало, как сейчас — согнувшись и упираясь в колени, мы стояли чуть-ли не падая и смотрели на дом в котором я жил так долго и, что по ощущениям было так давно.