Жизнь всегда казалась сюрреалистичной комедией. Судьба, великая шутница, прямо-таки отменная.
Его закинуло в систему, а система безжалостно вцепилась острыми клыками в свежую добычу, принимаясь отрывать по кусочку от лакомки, дабы позднее вгрызаться в молочные кости. Кто ж знал, что остриё челюсти обломится о стальной стержень, где-то меж позвонками и рёбрами.
Система — тварь та ещё. На пару с Судьбой. Однако, любую тварь можно вытурить, да выкурить, с усилиями, но можно.
***
— Изуку?
Бар объективно не то место, где должен находиться подросток. Особенно если в баре армированные ставки, нет ни окон, ни дверей.
Но вокруг лишь изолятор, дверь закрыта, входа нет. А у выхода — напротив, ожидает жадный мент.
У подростка логика странная, безусловно отличная.
— Да?
В баре навязчивый аромат табака, спирта и дорогого вина. В баре фонит озоном и сладкой дымкой трупного яда. Он разлагается, как и его обитатели. У него нет посетителей — живыми отсюда не уходят. А если и уходят, то лишь избранные единицы. Счастливые смертники.
Изуку глядит в непроглядный лиловый туман. Поднимает очи выше: ядовитые изумруды сталкиваются с ледяным янтарём.
Прошлое забывается…
Один билет, на этом всё.
Одинокий состав меня унесёт.
Один вопрос: ну почему меня снова трясёт?
— Ты не покинешь это место.
Изуку понятливо кивает.
В тусклом жёлтом свете мелькают блики на лесных кудрях, веснушки образуют неясные созвездия на ланитах, юркий язычок слизывает кровавую росу с бледных губ.
О, Изуку Мидория знал на что шёл. Растоптанный, жалкий, оставленный и сломленный. Юноша кривится в непритязательной ухмылке. Холодные, будто бы уже гиблые пальцы пробегают по клавиатуре простенького ноутбука. Ухмылка превращается в улыбку.
Они все говорили, что героем ему не стать. Унижали, избивали, оставляли вазы и хигабаны. Ох, даже герой, и не просто герой, а кумир, лучик света в непроглядной тьме, поступил также. Оставить разбитого ребёнка на крыше высотки? Да раз плюнуть. Видимо теперь это сродни достижению.
— Я и не собирался, Курогири.
Изуку не стать героем, но никто и ничто не мешает ему попробовать. Впрочем геройство его более не интересует.
Он уйдет, оставив след. В конце-концов, стержень держащий худосочное тело, так просто не переломится.
Ведь выход есть всегда.
И пускай в общество он отныне закрыт, это нисколько не мешает.
— Я отомщу, — изумруды сверкают непонятной эмоцией, — Хэй, Шиги, как тебе план?
Ночь их всех укроет.
