***
Немо с детства был весьма и весьма любознательным. Он рано научился читать, а ещё приобрёл способность внимательно слушать. Именно поэтому приходилось бесконечно искать тему, чтобы удовлетворить пытливый детский ум. Немо слушал и про далёкий космос, и про ещё более далёкое прошлое. Зачитывался энциклопедиями о мире и человеке, в какой-то момент облюбовав тему соулмейтов. Многие в его возрасте завороженно охали, узнавая, что судьба уже выбрала для них спутника всей жизни. Немо не был исключением. Его восхищал этот мир. Нечто такое абстрактное как судьба дарует счастье, которое нужно отыскать, используя лишь рисунки на теле. Рисунки, которые каждый сам может вывести на своей коже. Короткие послания и шифры, которые станут ключом к любви всей жизни. Немо мог часами думать о том, что его ждёт. Какие волосы будут у его соулмейта? Цвет, длина. А глаза? А характер? Одни и те же вопросы раз за разом вертелись у него в голове, и словно заворожённый он брал в руки ручку(а когда подрос стал покупать хну для рисования) и рисовал на своих детских, вечно запачканных в чем-то руках всё, что приходило в голову. Начиная от бесформенных причудивых каракуль и заканчивая неумело, но старательно нарисованными животными, цветами и прочими мыслями юнца. Тогда в нём обнаружилась способность к рисованию, и за это Немо был благодарен именно соулмейту. И неважно, что лет в девять у него на ладони появилась явно недовольное и возмущённое «Хватит!». Немо готов был понимать это как угодно, но не как призыв прекратить рисовать. Узоры на своих руках он любил в миллионы раз больше, чем холодные бледные холсты. Яков, в отличие от него, мир и его реалии даже в самом раннем детстве яркими и солнечными не считал. Решения он любил принимать сам и терпеть не мог, когда ему указывали что делать и что выбирать. Потому, узнав о том, что ему уже предначертан некто, а мнения самого Якова никто спросить не соизволил, детская душа затаила обиду на соулмейтов и всё, что с ними связанно. На всех детей, так восхищённо открывавших рот, когда взрослые говорили о судьбе и великой любви, он смотрел как на глупцов и пообещал себе, что сам выберет свою любовь или же вовсе останется один. Невелика потеря, выкусила, судьба? Масла в огонь подливал изнуряющий зуд, терзающий Якова каждый божий день. Он был готов собственноручно срывать кожу, когда на ней появлялся очередной рисунок. С каждым годом линии становились всё увереннее и точнее, утончённее и граицознее, но Яков неизменно ненавидел растущий талант своего бесполезного и глупого соулмейта. За то, что тот есть и отравляет ему жизнь. Недовольство и раздражение бурлили с каждым днём всё сильнее, когда он в очередной раз прятал чужие художества под рукавами толстовки или сжимал зубы от того, как горела красная раздражённая кожа, расчёсанная почти до крови. О том, что ему очень — просто неслыханно, сказочно! — повезло и одним из одноклассников оказался его соулмейт, Немо узнал совершенно случайно. За всю жизнь, помимо кривого «Хватит!», Немо почти ничего от истинного не получал. Ни послания, ни рисунка. Он довольствовался лишь крестиками-напоминалками, торопливо записанными на ладони номерами, а однажды ознакомился со списком продуктов. От всех этих редких почеркушек веяло неприязнью и пренебрежительностью, но это никогда не огорчало, а в какой-то момент вовсе насторожило, когда выше запястья стали мелькать шпаргалки по темам, что он проходил, а потом домашнее задание, индентичное тому, что он записывал в дневник каждый урок. Из Немо вышел отличный художник, но никакущий детектив. Даже пристальное наблюдение не дало результата. Только взгляд раз за разом цеплялся за молчаливого Якова, с которым они общались исключительно в саркастической манере. Он частенько ехидно хихикал из-под чёрной маски, когда Немо попадал в курьёзные ситуации, или почему-то сверлил его пристальным снисходительным взглядом, но всё равно притягивал к себе, как магнит сплав железа. И Немо безнадёжно вёлся каждый раз, приветствуя с широкой улыбкой, хоть и не надеялся и на малейшую реакцию в ответ. Яков вёл себя странно. Немо не мог понять, в чём дело. Откровенно говоря, сам Яков тоже не знал, уголок губ сам дёргался в ответ на очередную улыбку.***
— Да подожди же ты, Яков! — Немо жалобно скулил, пока его тащили за ворот рубашки по полупустому школьному коридору. Тот лишь возмущённо фыркнул и, наконец, затолкнул одноклассника в полумрак пустого кабинета. Выпустил воротник из рук слишком резко, что Немо не удержался и врезался спиной в стену, отчего-то желая слиться с противными старомодными обоями и исчезнуть из поля зрения бездонных чёрных глаз. Казалось здесь и наступит нелепый, но всё же трагичный конец беззаботной творческой жизни. Однако лишь новенький скетчбук с белоснежными качественными страницами ударился о грудь. Яков вжимал его в чужое тело и глядел прямо в душу, выворачивая наизнанку. — Яков, з-зачем ты… — Вот, возьми его, блять, и оставь меня наконец в покое! Яков не кричал, но его железный ледяной голос очень ощутимо ударил по ушам. Немо едва не доконали конвульсии от мурашек, бегающих по коже, и он с трудом сглотнул, обхватывая полученную вещицу руками, словно спасение. — О чём ты? — неуверенно решился уточнить, чувствуя разъярённое дыхание Якова. От вопроса его зрачки опасно сузились. — Достали меня твои чёртовы каракули! Годами я это терпел! Я готов лично уничтожить человека, который дал тебе ручку! Бледные руки с тонкими костлявыми пальцами легонько трясли Немо за края школьного пиджака. Длинные рукава толстовки Якова сползли ниже, и он увидел все свои узоры, выведенные в порывах скуки: забавные рожицы и пушистого мультяшного недовольного котёнка с подписью «ты», который появился на коже вчера вечером. Он и стал причиной лопнувшего терпения Якова и заставил вскрыть все карты. Или почти все. — У меня в печени уже сидят твои художества! Чтобы ты знал: я презираю всё это. И хну твою невыводную презираю, а тебя вообще… Хотелось сказать «ненавижу». Хотелось небрежно выплюнуть Немо в лицо ядовитое, упорно вертящееся на языке слово, чтобы опорочить раз и на всю жизнь, но в последний момент язык отказался повернуться. Яков так и застыл перед ним с открытым ртом, не завершив весьма эмоциональный монолог - чего же молчишь? Ты ведь всегда хотел это сказать, так много раз представлял этот диалог, чтобы не суметь в нужный момент его закончить? Заминка придала Немо уверенности, и он осторожно оттянул оверсайз-рукава ещё больше. Улыбнулся неловко, неуверенно, но определённо довольно выдал: — Я нашёл тебя. Яков вновь вскипел негодованием. — Ты нашёл?! Да если бы я в тебя скетчбуком не швырнул, ты бы так и не понял ничего, дубина! И вообще, то, что ты мой соулмейт, — ничего не решает! Снова хотелось сказать «ненавижу», прокричать даже истерично и больше никогда не видеть этого идиота, но вновь не выходит. Яков едва ли не буквально обжигается об аккуратно уложенные пряди волос - они ведомые, послушные, наверное, очень мягкие, - подобные всполохам пламени в глухой ночи. Обжигается об озорной янтарно-карий взгляд и ту самую невинную неловкую улыбку. Почему-то Немо показался ему совсем другим. — Дай мне шанс, - произнёс без стержня в тоне, больше умоляюще, всё ещё сжимая подаренный скетчбук, прижимая к сердцу. Нет. Немо всегда был таким. Всегда был ярким, мягким, солнечным и очень милым. Якова выворачивало от этих мыслей и от осознания: он просто боялся признаться себе. Просто боялся сближаться, боялся найти Немо привлекательным, боялся своей детской обиды. — Пожалуйста, дай мне шанс, - просил своими большими, почти наивными глазами. Что б его... И Яков, проклиная судьбу и самого себя, понимал, что не сможет отказать.