Ты — мое рядом

      — Что ты делаешь? — спрашивает Хайтам, когда, войдя в дом, обнаруживает Кавеха за непривычным ему занятием.       — Читаю, — не отрываясь от книги, отвечает Кавех и карандашом отмечает что-то на полях желтоватой страницы.       — Не думал, что ты умеешь, — хмыкает младший и, оставив на крючке у входа накидку, садится у Каве в ногах.       — Ха-ха! Очень смешно. — Кавех фыркает и кладет книгу себе на грудь, после чего закидывает руку за голову и бросает короткий взгляд на часы. — Ты сегодня рано.       Аль-Хайтам пожимает плечами. Мало работы, объясняет он и добавляет, что продолжать сидеть в Академии бессмысленно. Дома всяко лучше, чем на работе.       — Мог бы сказать, что соскучился и поэтому торопился, — пальцы ног Кавеха игриво цепляются за кофту Хайтама, и вскоре теплые руки касаются его обнаженных стоп, начиная мягко массировать.       — Это тоже, — сдается Аль-Хайтам. — Что читаешь?       — Стратегии игры в Призыв семерых. В прошлый раз Сайно обыграл меня, как девочку. Я должен отыграться!       Задавать вопросов Аль-Хайтам не стал. Он считает, что тягаться с таким мастодонтом игры в Призыв, как Сайно, бесполезно. На сотню твоих стратегий генерал придумает тысячи своих, и ты так и останешься ни с чем. А расстраиваться из-за проигрыша в долгой и тяжелой игре, заставляющей просчитывать ходы наперед, и вовсе бессмысленное занятие. Аль-Хайтам в принципе не любит расстраиваться. О Кавехе же того не скажешь — он эмоциональный, яркий и меняется в настроении по щелчку пальцев. Для него пережить легкое разочарование от игры в карты так же просто, как и любую другую эмоцию. Хайтам мнет ступни Кавеха под его редкие смешки и замечания о том, что ему щекотно, и не вдается в подробности плана разгрома Сайно на его же поле.       Через несколько дней, когда дело близится к выходным, Кавех заявляет, что готов. Глаза его горят огнем, а на лице ярко выражено предвкушение скорой победы. Он тычет Аль-Хайтама локтем в бок, просит ничего не планировать на выходные, чтобы пригласить в гости Сайно и Тигнари. Он хвастается тем, что от корки до корки изучил руководство и самые хитрые стратегии, которые определенно приведут его к победе даже в самой сложной игре. И в этот раз, клянется Каве, Сайно не заболтает его своими шутками, от которых, по чести говоря, не смеяться хочется, а плакать. Хайтам — не большой любитель гостей, но через полчаса уговоров слушать, как Кавех канючит, становится невозможно. Он сдается. Как и всегда. В их отношениях всегда так: сначала Хайтам непреклонно стоит на своем, но вскоре смиряется. В конце концов, он слишком любит Кавеха, чтобы в чем-то ему отказывать. Кавех же в свою очередь умело этим пользуется.       — Сайно ведь вернулся из пустыни? — уточняет Каве.       — Должен был, — жмет плечами Хайтам. — Если вернулся, то завтра появится в Академии.       — Тогда пригласи их сразу.       — А мне за это что будет? Я в очередной раз иду у тебя на поводу, — хмыкает Аль-Хайтам. Ему, на самом деле, ничего не надо, но он решает дать Кавеху понять, что однажды он может перестать соглашаться на все его авантюры.       — Я что-нибудь придумаю, — в голосе Каве проскальзывают игривые нотки, и у Хайтама от них разом сводит низ живота. Кавех, черт его дери, знает, как заставить возлюбленного позабыть обо всем.       Как и было обещано, после завершения основного списка дел Хайтам узнал, вернулся ли Сайно в город. Однако долго искать его не пришлось: торопившийся куда-то генерал махаматра, вывернув на полном ходу из-за угла, чуть не сбил неспешно плетущегося по коридору секретаря.       — О! — в один голос воскликнули оба. Кажется, Сайно сам искал Аль-Хайтама. Он говорит о пойманных в руинах преступниках, рассказывает о произошедшем лишь в целом, особо не вдаваясь в подробности, обещая предоставить более подробный рапорт после выходных. Хайтам кивает, этот вариант его более чем устраивает.       — Кавех хочет, чтобы вы зашли к нам завтра, — сообщает секретарь и без всяких сомнений получает согласие. Сайно в отличие от Аль-Хайтама долго уговаривать не надо, он гораздо легче на подъем. Тем более, когда речь идет о приятной компании тех, кого он по праву может назвать друзьями, и игре в карты. Ни от того, ни от другого он отказаться не может. Сайно обещает передать все Тигнари и принести несколько бутылок крепленого вина, а после, шлепая босыми ногами по полу, уходит восвояси.       Вечером следующего дня раздается стук в дверь. Гадать, кто стоит на улице по ту сторону двери не приходится. Кавех всегда любил, когда к ним наведывались друзья, но в этот день он особенно сильно ждал их прихода. Лежа на диване в гостиной, он воображал, как разбивает Сайно в пух и прах, отнимая у него звание лидера Призыва, и от этого кровь в жилах начинала бурлить, вызывая приятное покалывание под кожей. Столь сильного предвкушения Кавех не испытывал уже давно. Сегодня он готов, он изучил все возможные стратегии и чувствует себя вооруженным до зубов. Никто и ничто не сломит его, только не сегодня.       Аль-Хайтам отворяет дверь и пропускает гостей внутрь, где их тут же встречает по-домашнему растрепанный Кавех, совершенно не стесняющийся бардака на голове — все присутствующие видали его в состояниях и похуже. Он забирает у Сайно вино и бежит на кухню откупоривать бутылку и доставать бокалы. В гостиной все готово: столик придвинут поближе к дивану, организованы дополнительные сидячие места (в том числе стоит пуфик для любящего вытянуть на него ноги Кавеха), разложено игровое поле, возле которого аккуратной кучкой лежат дайсы и колода карт. Напротив каждого места Кавех расставляет бокалы, после чего разливает вино. Волосы свисают на лицо, и он, поставив бутылку на пол и выпрямившись, собирает их в высокий хвост. Не стесняясь друзей, Хайтам смотрит на него, не в силах отвести взгляда. Если бы богема была человеком, у нее определенно было бы лицо Кавеха. Простые действия и столь же незамысловатые жесты выходят элегантными, неторопливо грациозными, что даже обыкновенный разлив вина по бокалам приковывает взгляды. Единственное, чего не хватает для полноты картины, — шелкового халата с запáхом, то и дело расходящегося под поясом, в котором Кавех обычно выходит из душа. Хайтам, вспомнив этот халат, невольно сглатывает, пока мозг, отключившись от реальности, думает о том, что высокий хвост Кавех делает обычно для другого.       Первая партия начинается. Сайно легкой рукой раскидывает карты игрокам, после чего возвращает колоду на место. Раз за разом дайсы катятся по игровому полю, и каждый раз у Кавеха замирает сердце. Сколько бы он ни готовился к этой игре, все равно многое зависит от везения: какие карты окажутся в руке, и какие выпадут дайсы в начале каждого хода. Каве вдруг как никогда четко осознает — не все зависит только от него. Иногда исход событий может предопределить случайность, и тут стоит полагаться лишь на свою удачливость.       В то время как Тигнари и Аль-Хайтам относятся к игре, как к развлечению, особо не думая об исходе и предпочитая уделять больше внимания вину, нежели картам, Кавех, нервничая, разве что не утирает со лба проступившую испарину. Первая партия с самого начала кажется крахом: Сайно, не напрягаясь, кидает дайсы и получает необходимые действия, Кавеху же тотально не везет.       — Кавех, а что ты делаешь в свободное время? — начинает непринужденную беседу Сайно, отрывая взгляд от карт и бросая самодовольный взгляд на друга, одновременно с этим отпивая из бокала.       — Лежу… — голос Каве звучит неуверенно. Зачем Сайно начал этот разговор? Это его хитрый план по отвлечению внимания?       — А что лижешь? — голос генерала звучит серьезно. Задав роковой вопрос, он устремляет взгляд на публику в ожидании, когда друзья разразятся диким смехом от его искрометной шутки. Щеки Кавеха, смущенного и сбитого с толку неожиданным вопросом, краснеют.       Тигнари, помолчав, тяжело выдыхает:       — Сайно, перестань, это не смешно. Твои шутки ужасны.       — Ты сам смеешься с них! — едва не вскакивает с места Сайно, до глубины души задетый замечанием. — Иногда.       — За редким исключением, — соглашается Тигнари и обеспокоенно смотрит на краснощекого Кавеха, смущенного до той степени, что не может оторвать взгляд от пола. Аль-Хайтам, ни капли не задетый шуткой, сотканной нитями вопиющей бестактности и прикрытой каламбурной оберткой, прыскает. Дурной характер рождает в голове издевательский вопрос о том, что же все-таки лижет Кавех, но Хайтам вовремя закрывает рот на замок. Добивать и без того растерянного Каве будет бессердечно, да и Аль-Хайтам не любит выставлять личную жизнь напоказ. Вместо насмешливых расспросов он протягивает старшему руку, ждёт пару секунд, когда Каве ухватится на широкую ладонь, крепко стискивая ее своими пальчиками, но, когда этого не случается, он делает все сам. Мозолистые от постоянного письма пальцы Аль-Хайтама по-хозяйски касаются мягкой кожи на тыльной стороне ладони старшего, а после пробираются под нее и крепко сжимают. Этот простой жест всегда приводит Кавеха в чувство вне зависимости от его настроения. В этом жесте есть все: любовь, поддержка, обещание в трудную минуту быть рядом, тепло, если нужно согреть, и холод, если надо помочь остыть. Этот раз не ставится исключением. Кавех, почувствовав тепло ладони родного человека, медленно выдыхает, наконец поднимает голову и смотрит прямо на Сайно. Смущение бесследно покинуло его, вернув лицу привычный цвет. Пальцы обнимают бокал, подносят ко рту, и Каве делает большой глоток, после чего картинно и звонко ставит его обратно на стол.       — Не пытайся отвлечь меня своими глупостями. У тебя не получится. Я все равно тебя обыграю! — Заявление Кавеха звучит как манифест.       Вопреки всем стараниям и ожиданиям победа все равно осталась за Сайно. Он не смеялся и не торжествовал, лишь принял победу как должное. В конце концов, в их четверке именно он — эксперт, заслуживающий самого высокого ранга. Остальные на его фоне никто, простые любители, которым не под стать играть с магистром. Аль-Хайтам и Тигнари, выбывшие из игры друг за другом с разницей в пару ходов, наблюдали за игрой со стороны, от безделья сильнее налегая на принесенное гостями вино. Кавех в непривычной для себя манере едва приложился к бокалу лишь в начале игры, сделал пару небольших глотков, а дальше и вовсе не пил, стараясь сохранять ясность разума. Все-таки, если Каве что-то задумал, он относится к этому со всей полнотой ответственности, даже если речь идет об игре в карты. Поэтому когда уже стало ясно, что Кавеху не выплыть, огонь в его глазах начал медленно меркнуть. Когда он и вовсе был разгромлен, поражение сопроводилось глухим стуком, с которым встретился его лоб с деревянной столешницей. Аль-Хайтам молча кладет ладонь на голову старшего и пару раз ласково проводит по волосам, стараясь хоть немного приободрить его. Утешать словом у него не получается, он не умеет, и ему это чуждо, но попробовать сделать это жестом он может. Волосы у Кавеха мягкие и шелковистые, струящиеся сквозь пальцы, что по-любовному нежно перебирают их. Трогать их — одно удовольствие. Словно гладишь большого игривого кота, готового в любой момент напрыгнуть на тебя, чтобы укусить за самое сладкое место. Но сейчас Кавех, придавленный позорным поражением, лежит на столе и даже не собирается по обыкновению набрасываться на Хайтама с укусами-поцелуями. Слышится тяжелый вздох.       На мгновение становится тихо. После звучного театрального вздоха Кавеха повисает тишина, которая длится всего миг, но трагичность развернувшейся сцены делает ее давящей и неуютной. Архитектор поднимает голову, обводит взглядом присутствующих, в конце останавливаясь на Сайно, поднимает руку и без какого-либо предупреждения резко с силой бьет ладонью по столу.       — Еще раз! — почти кричит Каве, и глаза его снова искрят.       Сайно, чувствуя внезапный приступ азарта, передавшийся ему от Кавеха, мешает карты и раздает игрокам. Дайсы снова стучат, ударяясь друг о друга и выкатываясь на игровое поле. Кавех, глотнув вина, пришел в чувство, а разочарование от проигрыша осталось позади. Теперь он снова горит желанием разбить Сайно в честной игре. Он не отвлекается на его шутки и пропускает их мимо ушей. Когда из игры выходят сначала Тигнари, а следом — Аль-Хайтам, он не задумывается об этом, сохраняя концентрацию на игре. Он прокручивает в голове стратегии, вычитанные из книги, применяет одну, потом другую, затем совмещает третью и четвертую, чтобы получить новую, совершенно уникальную, которую Сайно не сможет считать. Кавех атакует и не собирается снижать обороты. Вертящий головой и изучающий взглядом гостиную Тигнари чуть толкает плечом Хайтама и указывает на стоящих на полке под потолком вырезанных из дерева пустынных лисов.       — Это что? — тихо спрашивает он, но своим вопросом все равно привлекает внимание Кавеха.       — Пустынные лисы. Ты знал, что они на грани вымирания? Мне продавец на базаре рассказал. Он продавал фигурки и всякую мелочь с лисами, а выручку отдавал в приют в пустыне, представляешь? Я и подумать не мог, что пушистики скоро вымрут.       Тигнари медленно поворачивает голову к Сайно, а после смотрит на Аль-Хайтама с явно читающимся во взгляде разочарованием в нем и Кавехе. Аль-Хайтам уже успел позабыть об этой постыдной ситуации.       — Да они не вымирают, — встревает в разговор Сайно, параллельно жуя испеченное Кавехом пирожное. — Носятся по пустыне стаями.       — И ты его не остановил? — голос Тигнари сквозит огорчением. Если на эту историю повелся и Аль-Хайтам, то куда вообще катится этот мир?       — Я пытался, — Хайтам разводит руками. — Он упертый, как баран. Ему в уши налили чепухи, а он поверил и еще на меня обиделся, что я пытался его вразумить. Мне пришлось ретироваться, чтобы не разрушить семью, — стыдливо признается Хайтам и закрывает глаза ладонью, чувствуя такой позор, будто он собственноручно вывалил за эти фигурки баснословные деньги.       — Да в смысле?! — возмущается Кавех, едва не подпрыгивая с места. — Он даже фотки показывал! Ты сам видел!       Ответа не следует. Аль-Хайтам лишь закатывает глаза, стараясь не обращать внимание на гложущее чувство где-то под ребрами. Он надеялся, что об это позорной истории никто не узнает, но опрометчиво сам пригласил гостей. Во всех, черт возьми, авантюрах Кавеха всегда есть какие-то подводные камни.       — Я вообще считаю, что каждый мог бы вложиться в развитие приюта и содержание лисят. Вот ты, Сайно, столько времени проводишь в пустыне. Ты первым должен был сделать пожертвование.       — Че? — тупо хлопает глазами генерал, не понимая, шутит Кавех или издевается. — Я ж говорю, с ними все в порядке. И приюта там никакого нет.       — Ты, наверное, просто не понял, что это приют. У них огромная территория, ты мог не заметить, как оказался на ней.       — Он у тебя на солнце перегрелся? — прикрывая рот ладонью, спрашивает у Хайтама Сайно.       — Давай, если ты проиграешь эту партию, то мы пойдем на базар и найдем тот прилавок.       — Зачем? — голос Сайно неуверенно вздрагивает.       — Пожертвуешь лисам. Они что, не достойны твоей моры?       Вместо ответа Сайно измученно мычит, ударяя ладонью по собственному лицу. Однако он так уверен в себе и своей победе, что отказываться глупо. Тем более, отказ точно будет принят не за здравый смысл, а за досрочное признание проигрыша. Этого Сайно допустить не может.       — Хорошо, — кивает генерал, соглашаясь. — Но если проиграешь, ты отнесешь все это и потребуешь деньги обратно.       Кавех с легкостью соглашается. Он знает, что выиграет. Он просчитал все ходы наперед, прикинул, какие карты могут быть в руке Сайно, и, если дайсы его не подведут, то победа будет за ним. Цветные многогранники летят на стол, игроки ходят, постепенно уничтожая карточную команду противника, в то время как Тигнари и Аль-Хайтам, не отвлекая своих возлюбленных от ожесточенной схватки, допивают первую бутылку вина.       — Ха! — возглас Кавеха полон удовлетворения и гордости. — Сайно повержен! Что, не до шуток стало?       Кавех торжествует, смеется и светится, преисполненный чувством гордости за самого себя. Остальные же могут лишь недоумевающе хлопать глазами. Сайно проиграл в Призыв. Неужели такое вообще возможно? Как так получилось, что он потерял бдительность и отдал победу Кавеху? Все эти вопросы повисли в воздухе. Ответа на них не находится ни у кого, даже у самого Сайно. Однако вопреки ожиданиям к проигрышу он отнесся довольно спокойно.       — Поздравляю, — сказал генерал, сложив руки на груди, глядя на поле карточного боя. — Но на лисов я мору давать не буду.       — Еще как будешь, — все еще переживая ликование, говорит Кавех. — Карточный долг — дело серьезное. Тебе ли не знать.       Едва не скрежеща зубами, Сайно плетется в самом конце их компании на Большой базар. Кавех в самом веселом настроении, в каком его только видели друзья, скачет впереди всех в поисках того самого прилавка, где он не так давно оставил крупное пожертвование пустынным лисам, чтобы близкий ему человек смог приобщиться к благому делу. Пусть он и говорит, что на самом деле у лисов нет никаких проблем, Каве знает наверняка, что это не так. Ведь если бы у них все было хорошо и они не были на грани вымирания, построили бы тогда столь большой приют для них? Вряд ли. Кавех уверен, что бедные пустынные пушистики заслуживают лучшего ухода, а ради этого никаких денег не жалко. Если бы вечно кряхтящий скептик в лице Хайтама не жужжал над ухом, он бы отдал сумму больше. Но все поправимо. Сейчас Сайно сделает пожертвование, и тогда лисята не будут ни в чем нуждаться.       Они замечают знакомого продавца. Странно, что он переехал на новое место, но это не так важно. Главное, что он все еще торгует лисьей атрибутикой и собирает пожертвования. Кавех машет ему рукой, но радостного приветствия в ответ не получает. Вместо улыбки на лице продавца отображается плохо скрываемая нервозность.       — Здравствуйте! — весело здоровается Кавех и ладонью указывает на Сайно, больше похожего на грозовую тучу, чем на человека. — Я привел друга, он тоже хочет сделать пожертвование.       Однако продавец за прилавком, кажется, не рад видеть перед собой генерала махаматра. В прошлый раз, когда воля случая свела их в день перед большим праздником, он был раскованным, уверенным и настойчивым. Сейчас же, стоя перед генералом, он выглядит нервным и зажатым. Влиятельная фигура Сайно, по-видимому, приводит обычных граждан в замешательство одним своим видом. Но сейчас и лицо Сайно, мрачное и раздраженное, не внушает доверия.       — Да что вы, — отмахивается продавец, — мы уже собрали достаточно моры на приют. Нам больше не надо…       Голос мужчины едва заметно вздрагивает, когда его взгляд соскальзывает с Кавеха на грозно пыхтящего генерала. С доверчивым Кавехом он вел себя куда решительнее. При виде Сайно же вся уверенность в собственных словах, не имеющих ничего общего с правдой, иссякла. Сайно сует руку в карман и достает мешочек с морой, который бросает на прилавок.       — Это же очень много, — начинает продавец, но не находит слов, чтобы отказаться от генеральского пожертвования.       — В прошлый раз он даже не задумался, что с Кавеха содрал тоже немало, — фыркнув, шепчет Хайтам.       — Бери деньги и строй чертов приют, — шипит сквозь зубы Сайно. Если бы не находящиеся рядом друзья, он бы точно кого-нибудь убил. Сияющий Кавех же разве что не танцует от счастья, что лисята в пустыне больше не будут ни в чем нуждаться. Пожертвования Сайно хватит на ближайшие три месяца самого лучшего ухода за ними. он хватает генерала за руку и утаскивает подальше от прилавка, пока он не передумал и не забрал мору обратно. Аль-Хайтам и Тигнари, испытывая настоящий стыд, плетутся за ними на расстоянии, делая вид, что незнакомы.       — Ты такой молодец! — радуется Кавех, беря Сайно под руку. — Лисята будут рады.       Сайно еще не скоро оправится от выполненного обязательства. Не потому, что потерянная сумма ударит по бюджету, а потому, что воспоминания о пережитом позоре будут ходить за ним по пятам.       — Иди молча, Кавех. Иначе я тебя прибью.