***
Открыв глаза и посмотрев на светло-кремовые стены больничной палаты, я обомлела. Где-то рядом слышался восторженный возглас медсестры: «Она проснулась!». Или что-то вроде: «Она открыла глаза!». Но у меня практически не нашлось сил, чтобы элементарно поднять голову. Глаза жгло от яркого освещения, горло сдавило так, что казалось, я выпила около тонны огневиски прежде, чем лечь спать. Губы пересохли и разомкнуть их, попытавшись, не получилось. Кости и мышцы ныли, голова гудела от вопросов и воспоминаний событий, мелькавших передо мной резкими отрывками. Хуже всего — я не понимала, как оказалась здесь, в больнице. Совсем не понимала, что случилось и как долго я пролежала в палате, когда моему другу нужна моя помощь. Я попыталась попробовать сесть, но это тут же отозвалось резкой болью в позвоночнике и ногах, и попытки пришлось отложить на неопределенное время. Мужчина в возрасте, с слегка седыми волосами подошел ближе и заглянул в странный препарат жизнеобеспечения, ужасно похожий на магическое устройство и тем не менее, все равно другой. Прежде, мне не удавалось его видеть, так что я даже не знаю, как он работает и откуда появился в моей палате, поскольку в последний раз когда я открывала глаза его не было. Мужчина нахмурился и между его густыми темными бровями залегла складка, а нос сморщился в задумчивости. Пришлось прищуриться, чтобы внимательно рассмотреть врача, посетившего меня, и я с ужасом узнала в нем Мистера Фальша — своего доктора, молодого и невероятно красивого, за которым бегала половина девушек магической Британии. Многие в моей школе, включая меня, хотели по глупости детской поступать на лекаря только ради тех недолгих часов учебы рядом с ним. Я даже помню, как мама частенько заостряла на мужчине свой взгляд и как сердито смотрел на нее папа, помню, как младшая сестра висла на его руке каждый божий день посещения больницы. Сейчас этот доктор был не тем парнем, которого я помнила. Он несомненно все еще был красив, статен и высок, однако его возраст… Безошибочно можно сказать, что этому человеку за тридцать, что странно, поскольку только вчера он был тем веселым молодым волшебником с вечными шутками и глупой ребяческой улыбкой, молодым стажером и успешным ловеласом, а сейчас его лицо выдавало то, насколько много он прошел и как повзрослел. Мистер Фальш посмотрел на меня и, заметив мое растерянное лицо, тут же смягчился, приподнимая уголки губ в легкую и грустную улыбку. — Миссис Блэр, вы помните что-нибудь? Я не нашла в себе ни сил, ни способности что-либо сказать и тупо кивнула головой, чувствуя, как от этого движения растягивается кожа. — Очень хорошо, — он щелкнул пальцами и возле него из воздуха появилась табличка с несколькими листами светло-кофейного цвета. — Что вы помните? Я попыталась сказать что-нибудь, но изо рта не вышло ни звука. Попытавшись еще несколько раз, я поняла, что это бессмысленно и сжала губы в тонкую линию, внимательно наблюдая за руками врача, выводящего какие-то заметки на листах. Я посмотрела на его руку и заметила небольшой блеск в свете палаты. Кольцо. Он был женат? Неужели? Когда это произошло? За ночь? Может быть, я просто не замечала… Я вздохнула и откинулась на подушку, честно говоря, собственные домыслы убивали меня. — Миссис Блэр, я хочу попросить вас успокоиться. Потому что то, что я скажу вам, может показаться довольно… пугающим, — доктор отложил листы в сторону и скрестил руки за спиной, слегка приподнимая в ожидании бровь. Я снова натянуто кивнула и поморщилась от небольшой боли в шее. — Что ж, — он вздохнул, — дело в том, Миссис Блэр, что с момента вашего… сна прошло тридцать лет. Вы были в коме тридцать три года. Тридцать три года. Кома. Мое сердце остановилось на несколько секунд, и мне показалось, что я умерла. Возможно, это какая-то ужасная шутка? Возможно, это глупая и кошмарная шутка? Возможно… он просто издевается, выпил зелье старения и решил разыграть меня. Конечно, мозг кричал о том, что все это нелепо, что врач, тем более взрослый парень так бы не поступил, но в то, что я пролежала в коме тридцать лет верилось с еще большим трудом. Кома. Кома. Кома. Как? Что случилось? Я не понимала, как это произошло и признать это до сих пор не казалось возможным. Мистер Фальш понимал все по моему выражению лица, я никогда не умела скрывать эмоции, он потянулся рукой к моей ладони и в ту же секунду накрыл ее, заглядывая своими карими глазами прямо ко мне в душу. — Миссис Блэр, это тяжело, я понимаю, но вам придется это принять. Вы действительно были в коме тридцать с лишним лет. Отсюда боль в суставах, мышцах, пробелы в памяти, головные боли и остановка речевого аппарата, — я понимала, что его слова имеют смысл, но не могла впустить осознание в свой мозг. — Мы свяжемся с вашими родственниками и они прибудут к вам. Также вам придется пройти курс реабилитации и восстановить все свои навыки, включая навыки говорить и ходить. А пока, — мужчина крикнул девушку по имени Сани и ободряюще улыбнулся, хотя, разумеется, это совсем не помогло, — Вам будет помогать моя помощница, — он хлопнул меня по руке пару раз и встал, направляясь прямо к двери. Точно не знаю, возможно, он понял, что мне нужно было остаться одной, а может быть, он решил в конце концов оставить все дела, касающиеся меня на потом. В любом случае, я была благодарна ему за возможность подумать и все принять. Хотя, будем честны, как это вообще можно принять? Я же не сумасшедшая, в самом деле. Если бы я вот так запросто приняла новость о моей коме, тогда меня вполне можно было бы переводить в отделение для душевнобольных. В голове крутилась тысяча мыслей и я не могла выбрать ни одну из них. Как же мои друзья? Как семья? Как близкие, учеба, школа? Что произошло со всем этим и что мне делать теперь? Я больше не могла размышлять на эту тему, потому что слишком вымоталась и устала. Хотя, казалось бы, я проспала тридцать лет, должна была выспаться. Улеглась на кровать и закрыла глаза всего на минуту, чувствуя легкий ветер из приоткрытого окна и прислушиваясь к старым скрипам дверей и стуку каблуков по плитам, к голосам и смеху в коридорах и за пределами этих душащих стен.***
— Эй! Мальчик с темными как ночь волосами и такими же темными глазами сердито надулся и его личико исказилось от злости. Девочка не понимала, почему его так разозлило то, что она просто помогла ему на занятии, и Эшли остановилась в ступоре, не зная что делать. В самом деле, она просто хотела помочь ему, а он набросился на нее с обвинениями. Ну не нахал ли? — Я похожа на «эй»? — выгнув тонкую бровь, саркастично заметила она, складывая руки и прижимая книгу к груди. — Можно и повежливее. Мальчик остановился и его глаза метнулись к ее книге, затем снова к ней. Брови поползли вниз, образовывая складку меж бровей. — Что, прости? — Прощаю, но не стоило. Я все понимаю, — девочка гордо вздернула подбородок и, махнув толстой косичкой, направилась по коридору вперед, стуча каблуками по паркету и напевая легкую мелодию, которую, кажется, слышала от своей соседки. — Я не извинялся! — мальчик пошел к ней, сердито вперивая в нее свои глазища, и Эшли подумала, что он ужасно вредный, раз до сих пор не отстал. — Разве ты не сказал «прости»? — равнодушно спросила она, чувствуя легкий ветерок на своем лице, и уголки губ тут же приподнялись в улыбке. — Сказал, но не в том смысле, — мальчик фыркнул. — Ты глупая? — Прости? — она остановилась и резко повернулась к нему, сжимая книгу в своих руках до побеления костяшек и молясь всем Мерлинам о сохранении рассудка, потому что, видит бог, она не сможет сдержать себя, если он еще раз это повторит. Глупая? Что? — Прощаю, — равнодушно ответил мальчик и ехидно улыбнулся, — Ничего страшного, — его рука опустилась на ее хрупкое плечо и она, к своему ужасу, почувствовала дикий разряд мурашек. Эшли совершенно не понимала, что это значит и оттого разозлилась еще больше. — Ты не хотела. Мальчик отвернулся и уже собирался уйти, когда она резко схватила его за руку и дернула на себя. — Ты страх потерял? — А ты? — Идиот! — Дура! — Сам дурак! — От овцы слышу! Она гневно уставилась на мальчика, в бессилии сжимая пальцы на твердой обложке, и сама не заметила, как руки потянулись наверх, и уже в следующую секунду книга стукнулась о голову мальчика с глухим звуком. Он замер. В глазах отразилось возмущение, удивление и…веселье? Уважение? Что это было, она сама не знала. Девочка почувствовала, как вся злость мгновенно уходит из-под ног при взгляде на легкую ухмылку мальчика и на то, с каким ехидством он потирает ушибленную макушку. — ЗоТИ? Девочка моргнула, не сразу поняв о чем он, и, когда уставилась на книгу в руках, быстро сообразила. — Для легкого чтения, — пожала плечами малышка и встретилась глазами с парой тёмных глаз, в которых читалось что-то новое. Он посмотрел сначала на книгу, затем на нее, и, к их общему удивлению, оба разразились смехом. Причем таким странным и диким одновременно, будто никто из них никогда до этого в своей жизни даже не улыбался. Возможно, так и было, ведь Эшли впервые видела, как этот мальчик улыбается, и отчего-то ей непременно захотелось сделать его счастливым снова. — Эшлин, — она протянула маленькую ладошку и заметила секундное замешательство в глазах парня, прежде чем тот протянул ей руку в ответ. — Том.***
— …не могу точно утверждать, что все в порядке, сами понимаете, магия штука не предсказуемая…— я открываю глаза, давая им несколько минут, чтобы привыкнуть к темноте, и слегка поворачиваю голову к окну. Похоже, я проспала часы, потому что на улице явно давно стемнело. В груди зарождается иррациональный страх того, что если я усну, просплю еще век или больше не смогу очнуться. Глупости какие…Не могу же я до конца жизни не спать? Или могу? — Но Мистер Фальш,— слышится женских бархатный голос,— с ней все в порядке? Я имею ввиду, да, да конечно, не все, но…как она себя ведет? Как чувствует? Показатели? — Миссис Петтигрю, — я совершенно не знаю эту фамилию и не понимаю, с кем разговаривает мой доктор..и мой ли он? — я понимаю ваше беспокойство. Но как я уже сказал, что-либо утверждать мы не можем. Сейчас, Миссис Блэр не в силах говорить или что-либо делать самостоятельно, поэтому ей нужна вся помощь. К тому же, многие ее воспоминания могут спутаться или исчезнуть. Я бы вам не советовал слишком сильно говорить о прошедших годах. Это может быть для нее сильным стрессом. Сильным стрессом? Вот уж точно. Осознание комы до сих пор до конца не проникло мне в голову. Это вообще как? Я слышу как всхлипывает женщина за дверью и даже могу увидеть, как доктор легко кладет руки на ее плечи, успокаивающе сжимая их. — Очень хорошо, что ее тело осталось прежним и она не постарела, иначе все могло бы быть в разы хуже. Что? Я не постарела? Я попыталась найти зеркало, но совершенно ничего не нашла и в итоге раздраженно вздохнула, едва прикрывая почему-то дрожащие веки. На секунду появилась тишина, долгая, глубокая, влекущая, успокаивающая, пока в комнате не послышался шёпот, а возле меня появилось слабое свечение палочки. —…я поговорю с ней, спасибо доктор… Женщина чуть старше сорока с темными, немного тусклыми от возраста волосами, и добродушным, приветливым лицом шумно глотала воздуха, когда ее голубые, казавшиеся ужасно яркие в небольшом освещении, глаза встретили мой пристальный взгляд. Она была взрослой и тем не менее, я сразу же узнала в ней свою младшую сестру Люси. Сердце сделало кульбит и глаза больно защипало от слез. До сих пор, я и не представляла как мне будет тяжко видеть близких вот так, спустя столько долгих лет. Кажется…только вчера я смотрела на нее и не могла поверить, что ей только исполнилось десять, а сейчас передо мной совершенно другая девушка — высокая, и, несомненно, красивая. Ее некогда болезненно бледная кожа приобрела румянец, щеки покрылись легкими веснушками, ресницы стали чуть гуще, светлее, тело приобрело формы и облегающее платье смотрелось на ней просто превосходно, впрочем, как и это странное пальто, которое она держит в руках. Она так похожа на маму…Это почти невозможно, но сколько же схожести между ними. На секунду мне правда показалось, что я смотрю именно на маму. Люси моргает и на секунду отворачивается. Я знаю, что ей тяжко, возможно так же как и мне, или тяжелее, ведь для меня не прошло и дня, а для нее пол жизни. Она вздыхает и снова поворачивается, ласково и печально улыбаясь одними губами. Не верится. Просто. Не. Верится. Морщусь и опускаю голову, по щекам уже текут слезы, и я почти не ощущаю, как сестра садится рядом, как обнимают и прижимают ее нежные руки меня, как катятся слезы на ее платье, пропитывая водой кусочек ткани. Я почти не ощущаю ничего, кроме бесконечной пустоты, бесконечной тоски и горя от потери времени. Я так хотела посмотреть как она вырастит, как поступит в Хогвартс и поступит ли? Как встретит парня, как впервые влюбится и как я буду рассказывать ей, что такое любовь, давать советы. Хотела увидеть ее на вечеринке, впервые поймать ее в спальне с парнем, впервые поймать с алкоголем. Хотела помочь ей вырасти, потому что мне никто не помогал. Хотела стать для нее авторитетом, стать опорой, чтобы она ни в чем не нуждалась, но в итоге — бросила. Вот так запросто ушла и оставила ее одну на растерзание жизни. А как она жила без меня? Нашла ли счастье? Слезы не прекращались и от каждой мысли становились только сильнее. Я правда приложила все усилия, чтобы перестать плакать, зная, как тяжело ей это видеть, но не смогла. Я слабачка и эгоистка. Я снова поступаю просто ужасно. Люси отстраняется и поднимает пальцами мой подбородок. Ее лицо расплывается из-за пелены слез, и я не вижу ее выражения лица. Сестра бережно стирает дорожку воды с моей кожи и заправляет прилипшую к щекам прядь за ухо. Она смотрит с такой любовью, лаской, как мать и мне становится почти неуютно. Почти. Я ужасно хочу ее обнять, сказать ей столько всего, но не могу. Я не могу не говорить, не шевелиться. Я могу максимум сесть и опереться спиной о борт кровати и эта беспомощность убивает. — Эй…— она шмыгает носом, совсем как в детстве, и моя грудь невольно заполняется теплом к сестре — самой любимой и самой родной.— Не плачь, иначе, я сама разревусь.— Люси усмехается и вытирает слезы с глаз, хотя все безуспешно. Я выдавливаю измученную улыбку и надеюсь, что она получилась куда более нежной, чем мне виделось. Хотелось, чтобы она поняла, как сильно мне жаль. Сестра смотрит и крепче сжимает мои руки в ладонях, наклоняя голову вперед. — Не верится, что ты действительно очнулась, Эш.— она вздыхает так устало, что во мне просыпается злость на саму себя. Все эти годы она следила за мной? Ухаживала? Навещала?— Я так долго этого ждала. Верила, что это случится. Хотя, конечно. Намного раньше, думалось мне. Но ты, как обычно, пошла наперекор.— она с нежностью насатльгии поднимает голову и улыбается.— Мне действительно жаль, не понимаю через что ты сейчас проходишь. Я мотаю головой и сквозь боль касаюсь ее руки. Хочется накричать на нее, сказать, что ей нельзя жалеть меня! Что она пострадала больше! Но сестра кажется все и так видит, потому что тут же притягивать меня к себе. Мы сидим так минут пять, а может больше. Время утекает из под пальцев, как ее волосы, которые я перебираю, такие же нежные и шелковые, разве что чуть длиннее чем раньше. Мне становится плевать на эти тридцать лет, потому что она рядом со мной. Хочется закрыть глаза и остаться вот так рядом навсегда. Хочется снова и снова обнимать ее, зная что вот она — моя сестра и несмотря на все прошедшее время, она по-прежнему рядом. Вот, полагаю, что называют бесконечной любовью. В конце концов, любовь настоящая безусловна. Люси любит меня, несмотря на трудности, которые я ей приносила. Она не сдавалась и осталась рядом, а ведь могла отказаться и жить спокойно дальше. Но она здесь. Люси заснула примерно через часа два, думается. Ее грудь мирно вздымалась, а руки обнимали мою талию, лицо утыкалось мне в плечо и я могла вдыхать запах ее волос — мед и лимоны, как и всегда. Ее ресницы подрагивали, губы сжимались в напряжении, а брови были слегка нахмурены. Это было слегка странно, вот так обнимать сестру — младшую — и знать, что теперь она старше меня почти в три раза. Еще было странно то, что он вела себя как ребенок, хотя я наверняка знала, что из нее вышла отличная женщина. Провожу рукой по ее скулам, очерчивая линию щек и веду к переносице, слегка поглаживая его круговыми движениями. Она мгновенно расслабляется и напряженные губы сменяются легкой улыбкой. Я помню, мама всегда так делала, чтобы мы успокоились и заснули. Это работало с детства, особенно у Люси. Сжимаю ее руку в своей и складываю голову на макушку, слегка целуя ее волосы. Все кажется, было только вчера. Только вчера мы точно так же лежали на кровати в нашей комнате и смотрели на звезды в окне, мечтая о будущей жизни. Я помню, как напевала ей песню, а она подпевала в ответ, хотя Люси не умела петь, ее голос был самым родным и прекрасным для меня. Я закрываю глаза и чувствую, как уходит усталость и как мне хочется болтать с ней с утра до ночи. Вернуть все назад. Внутри теплятся надежда на то, что все происходящее всего лишь сон, хотя я знаю — это не так.~~~
— Эй, Эш? — маленькая девочка с темными волосами заглядывает в дверь и просовывает голову в комнату, оглядываясь по сторонам.— Можно? Эшли кивает и не сдерживает нежную улыбку, вызванную появлением младшей сестры. Она откладывает книгу и тянется к ночнику, но быстро останавливается, слыша тихий голос девочки под боком. — Не надо. Оставь все так. Эшли не может не послушаться ее, Люси для нее вся жизнь, она посвятила себя ей и все детство только и делала, что воспитывала сестру так, чтобы та выросла достойным человеком. Эшли чувствует, как маленькие ручки сжимают талию девушки и как темноволосая макушку приземляется на грудь, слегка сдавливая и придавливая тело к кровати. Руки непроизвольно тянутся к шелковистым волосам, и пальцы машинально начинают перебирать волнистые пряди, такие милые и по-детски невинные. Она знает, что ее сестра вырастит невероятно красивой — это было видно уже сейчас. Она ужасно похожа на их мать и это нельзя не заметить. Возможно поэтому их отец ушел, оставил их и ушел, сославшись на то, что не готов быть отцом одиночкой. Это была чушь! Наглая чушь! Эшли знала, что если бы она предложила уйти с ним, он бы непременно взял ее с собой, потому что Эшли была точной его копией. А малышка Люси была точной копией матери и это убивало Мистера Блэра изнутри. Он очень любил свою жену, Эшли это знала. Он души в ней нечаял, да и как можно было не любить такую потрясающую женщину как она — добрую и храбрую, чуткую и удивительную. А когда ее не стало, он утратил часть себя, часть своего сердца, своей жизни. Он утратил смысл и то, что его вторая дочь — причина, по которой любовь всей его жизни ушла из этого мира — живет с ним под одной крышей убивала не меньше. Он должно быть понимал, что обязан любить Люси не меньше, но не мог заставить себя. Эшли видела сколько сил прикладывает отец, чтобы не морщиться каждый раз, когда Люси бегала за ним или крепко обнимала. В конце концов, она была не настолько глупой. Она знала, что рано или поздно он должен был устать притворяться настолько, чтобы решиться наконец уйти — и это действительно случилось. Он пределагал ей идти с ним, предлагал отдать Люси к тете и та бы позаботилась о ней, но Эшли не могла так поступить с ней. Она не могла оставить сестру, потому что та не была виновата в смерти матери. Она слишком мала. Она не причина по которой отец ушел из семьи, он ушел, потому что был трусом и Эшли не стала даже пытаться связать свою жизнь с ним. Он сделал выбор, она сделала свой. Несомненно, девочка любила отца так же сильно, как маму и Люси. В конце концов, он был ее папой — мужчиной и авторитетом, тем, на которого она ровняла остальных мальчишек. Он был для нее тем, кто покупал мороженое по праздникам и в тайне от мамы водил в парки на прогулки. Он был тем, с которым она прыгала по лужам и благодаря которому смогла заново посмотреть на совсем казалось бы обычные вещи и полюбить их. Он тот, кто подарил ей возможность мечтать, верить и надеяться, даже когда другие против, даже когда кажется, что это невозможно. Все что случается, все правильно. Эшли вздохнула и почувствовав, как уснула младшая сестра, укрыла ее одеялом и крепко обняла, поклявшись себе, что никогда не оставит ее и если потребуется — пожертвует всем ради нее и ради ее будущего. Она обязана сдержать клятву. Сделать то, что не смог ее отец — остаться.