На дне

Прошел год с того момента под луной. Многое изменилось, и явно в лучшую сторону. Кагая был счастлив со своим демоном, хоть иногда он и был невыносим своим характером, невозможно было не любить эти вишнёвые глаза, смотрящие с таким недовольством, но в тоже время с безграничной привязанностью во взгляде. Такие ссоры обычно заканчивались долгим поцелуем в качестве извинения, и это с радостью принималось. Вот и сейчас, Мудзан дулся на него, а Убуяшики лишь улыбался, смотря на надувшегося демона и думал как эту куколку можно боятся. Самое страшное в нем это клыки, что переодически впивались ему в руку если Кибуцуджи особо злился, за это Кагая мог несильно, даже больше шутя ударить его по губам. В конце концов королю демонов видимо надоело сидеть по разным углам комнаты и обижаться. Он поднялся и подходя к своей личной зависимости, и будучи просто несносен в своей манере выражения нужды в человеке, обнял его, утыкаясь носом тому в макушку, на что тот лишь довольно улыбнулся, оборачиваясь и крепче прижимая прародителя демонов к себе, поглаживая по кудрявым волосам. Какое то время они были именно в таком положении, демон стоял в крепких объятиях, а Убуяшики жался к нему. Но потом глава истребителей решил переместиться в спальню, ведь все же лучше лежать в объятиях, нежели быть в такой неудобной позе. И под недовольное бухтение Мудзана мол : Я вообще то демон и пришёл к тебе из жалости к тебе же, и вообще больно ты мне сдался, съем как-нибудь, да и я до сих пор злюсь... Он с усмешкой поднял короля демонов на руки и понес в комнату, чем безумно того смутил. Хотя его и часто носили на руках, это все равно очень нервировало. Красноглазый покраснел и обхватил его руками за шею, прижимаясь и продолжая бурчать себе под нос. Ну или Кагае в изгиб шеи. На что тот лишь продолжал улыбаться, вслушиваясь у недовольное бормотание. Все же демон совершенно несносен, но не быть рядом с ним не менее ужасно чем ежедневно получать укусы в шею, плечи и на груди. (Мэджик от соавтора, вперёд) Такие маленькие, незначительные ссоры происходили регулярно. Это даже не воспринималось как ссора, скорее как элемент обыденности. Но в один день... *** — Почему ты вечно затыкаешь мне рот?! Кто ты такой, Убуяшики?! Кто ты?! Скажи мне! Никто! Бесполезная кукла, живущая лишь за счёт бесчисленного количества удачи и положения звёзд! Надо было раньше прикончить тебя! Я ненавижу тебя Кагая! Ненавижу, ненавижу, ненавижу! *** Уже никто и не помнил с чего началась эта ссора. Однако демон был просто не на шутку взбешён. Ярость застилала глаза мутной дымкой, не давая сознанию проясниться. А потом случилось это. Кагая пропал. Сначала Мудзан был настолько зол, что даже не заметил этого, но по прошествии гнева, когда к нему вернулся разум, он наконец осознал. Убуяшики не было уже три дня. Кибуцуджи был вновь взбешён. Поднял каждого из демонов и велел искать до тех пор пока каждое существо в этом мире не будет проверено. Пока не найдётся Кагая. Но всё бесполезно. Каждый раз. День за днём они не сдвигались с мёртвой точки. Так проходили недели, месяц, время текло так быстро, будто и совершенно ничем не являлось. И каждую ночь. Каждую чёртову ночь он слышал. Слышал этот смех. Слышал этот голос. Он слышал его. Его слабость. Его зависимость. Его личный демон. Убуяшики умиротворённо смеялся и звал его. Будто был совсем рядом, будто ничего и не произошло. Будто всё это огромный дурной сон. Но каждый раз, вглядываясь в темноту, он не видел ничего. Совершенно ничего. И всегда вспоминал их последнюю ночь, последнюю ночь рядом. *** — Хахаха, боже Мудза~ан, хахаха... Холодные шершавые губы слегка прикусили твёрдую горошину соска, вызывая ещё один прерывистый вздох между смехом. Этот этап всегда был чем-то не самым обыкновенным. Длинные, аристократичные пальцы с не менее длинными чёрными когтями нежно растягивали тугой проход. Не так давно они решили поэкспериментировать. С позами. Элементами. Ролями. Но всегда одно и то же. На моменте растяжки ни один из них не знает что сказать. И Мудзан придумал идеальный план. Пока два его пальца раздвигают мягкие стенки Кагаи, он сам рассмешил его до того сильно, что щёки разболелись. А пока он отсмеивался, всячески ласкал его тело, отвлекая от входящего внутрь третьего пальца. Убуяшики всегда любил грубо. И Мудзан тоже. Но не здесь, не сейчас и не так. Руки охотника были привязаны к изголовью кровати, как и ноги с противоположной стороны. Подтянутое тело было полностью обнажённым, волосы разметались по простыням, щёки покрылись румянцем. Вокруг лежало множество любопытных изделий. Каждое с собственными особенностями. Их любимым развлечением были некие шарики. Простая коробочка с металлическими шариками внутри. Сорок пять штук для самых разнообразных фантазий. Суть в том, что проникая внутрь, эти шарики можно было затолкнуть так глубоко как тебе нужно, и они всегда лишь доставляли удовольствие. Каждый из них был словно связан с разумом того кто их использовал, с владельцем коробки. И каждый мог менять свою температуру и размер, а также вибрировать настолько сильно, насколько вы пожелаете. Великолепный инструмент для таких как они. Как гений и безумец. Целитель и убийца. Змееподобный язык демона игриво обводил ствол и головку полувставшего члена. Кагая вздрогнул. Три пальца с пошлым хлюпаньем покинули тело бывшего главы столпов под скулящий вздох. Кибуцуджи утробно зарычал. — Ты не представляешь насколько великолепен. — Зато я представляю твои горящие от смущения от собственных слов щёки, мой кровоцвет. Я уверен что их можно заме-АХ! Мудзан и вправду был жутко смущён, но это не мешало ему оставаться настолько же развратным. Внутри Убуяшики разом оказались пять холодных металлических шариков, и с каждым вздохом их становилось больше. — О-о боже м-мо-ОХ~-ой кровоцвет, прошу~ хва~ах~тит... ~ Глаза демона сверкнули недобрым огнём. Коготь легонько прочертил тонкую, идеально ровную линию от правого уха до левого бедра. Охотник заскулил, рвано вздыхая. Из поверхностного пореза начала сочиться ярко-красная жидкость, крошечными каплями струящаяся вниз по телу. Король жадно слизывал каждую. Каждый миллиметр разгорячённой плоти был вылизан змеиным языком. Колом стоявший член Мудзана резко проник в податливое тело, неравномерно вжимая шарики в разных местах чувствительного нутра, выбивая сладкие, безумные, срывающиеся на крик стоны. Страстные, яростные, животные поцелуи, пошлые шлепки тел о друг друга, хлюпанье и звонкие стоны. А ещё смех. Вот что отпечаталось в памяти Мудзана. — Хахаха, боже Мудза~ан... *** Хахаха, боже Мудза~ан... Хахаха, боже Мудза~ан...Хахаха, боже Мудза~ан... Хахаха, боже Мудза~ан... Хахаха, боже Мудза~ан... Хахаха, боже Мудза~ан... Хахаха, боже Мудза~ан... Хахаха, боже Мудза~ан... Хахаха, боже Мудза~ан... Хахаха, боже Мудза~ан... Хахаха, боже Мудза~ан... Хахаха, боже Мудза~ан... Хахаха, боже Мудза~ан... Хахаха, боже Мудза~ан... Хахаха, боже Мудза~ан... Хахаха, боже Мудза~ан... — ХВАТИТ! Король демонов проснулся ночью в холодном поту, это сводило его с ума. Хахаха, боже Мудза~ан... Он не мог делать ничего, эта фраза всегда набатом звучала в его голове. Хахаха, боже Мудза~ан... Он срывался на подчинённых, демонах, рушил собственный кабинет бесчисленное множество раз. Хахаха, боже Мудза~ан... Но голос не исчезал. Он не видел больше смысла ни в чём. Прошло почти полгода, но он так и не был найден. Если бы демон мог умереть, он бы давно повесился. А умирать от оружия этих помоев он не желал. Но одной ночью. Среди смеха и собственного имени с растянутой гласной он услышал биение сердца и хриплое, тихое... — ...Мудзан... Не теряя ни мгновения демон сию секунду оказался рядом с источником звука. Вот он. Его луна. Его Кагая. Его свет. Лежит на земле в разодранной в клочья одежде и тихо плачет кровавыми слезами. Всё его тело покрыто многочисленными порезами и прочими ранами. Одно ослепшее глазное яблоко вырвано, часть лица расправлена. Его пытали. Определённо. И он погибал. Погибал так неминуемо, что призрак растерялся. Застыл каменным изваянием. А после упал на колени, со слезами прижимаясь к телу исчезающего человека. — Ma lune...Ma lumière... Демон рыдал над телом своей крайне сильной слабости, рыдал до тех пор пока сердце не перестало биться, а в темноте не засияло четыре кроваво-вишнёвых глаза. По когда-то равнинам Широким, живым Ручьями из крови Мы побежим Оставим всё небо В смертельных цветах Навеки теперь Ma lumière... Ma луна...