Ты не поедешь

      Дин сжимает кулаки. Хочет проснуться, но куда там. Реальность вокруг него реальнее некуда. Сэм смотрит на него исподлобья.              — Ты не поедешь, — категорично выдает Дин, разбивая предгрозовое молчание.              Атмосфера в комнате очередного дешевого мотеля тяжелая, душная. Того и гляди, в воздухе засверкают молнии.              — Нет, я поеду, — хмуро, но очень решительно возражает Сэм. Так твердо, что Дин борется с желанием его ударить. — Это мой шанс получить образование и стать нормальным. Для меня это очень важно. Я думал, ты хотя бы попытаешься меня понять, Дин. Я просто хочу…              — Заткнись, — Дин говорит тихо. Знает, что для Сэма это хуже крика. Злость затуманивает разум. Обвинения летят с губ легко, и в них — опасная ярость: — Ты хочешь бросить семью. Бросить наше общее дело. Бросить меня.              — Дин, ты можешь хоть раз в жизни попытаться меня понять? — Сэм поднимает голос. Смотрит прямо и зло. Быстрая перемена. — Я не хочу охотиться. Я хочу жить нормальной жизнью. Такой, в которой есть учеба, друзья, прогулки на велосипедах, может, девушка. Да что угодно нормальное.              — Нормальное, значит?              Сэм говорит слишком много неправильных слов. Дина потряхивает от бешенства. Перед глазами словно пелена, но видеть Сэма она не мешает. Сэма, который собрался предать семью и его. Бессильное отчаяние отключает остатки разума.              Дин идет вперед. Прямиком на Сэма. Усмехается, когда тот пятится к стене. Острая потребность выбить из головы Сэма все эти глупости об отъезде любым способом толкает действовать. Больше Дин хочет только доказать Сэму, что быть нормальным — это не для него.              Отпустить на свободу свои желания, осознанные не так давно благодаря двум бутылкам виски и жаркому сну с Сэмом в главной роли после них, получается легче, чем щелкнуть пальцами. Все, что Сэм наговорил, оседает внутри кислотой. Дин до безумия хочет показать Сэму что угодно как можно более ненормальное.              Прижать Сэма к стене, навалиться на него всем телом, вплотную приблизить свое лицо к его лицу, — это все дается проще простого. Сэм широко распахивает глаза. Смотрит почти с ужасом и… надеждой? Может на то, что он остановится. Дин собирается ее уничтожить.              Поцелуй грубый и напористый. Дин скользит языком в рот Сэма раньше, чем можно успеть опомниться. Хочет отрезать пути отступления им обоим. Внутри бушует злость. Но теперь к ней добавляется желание. Дин резко отшатывается и крепко жмурится.              В воображении такие картинки, от которых в паху появляется тяжесть, а в горле — сухость. Сэм, которого он вбивает в матрас, уткнув лицом в подушку. Сэм, который разложен на ритмично шатающемся и поскрипывающем столе. Сэм, который стоит на четвереньках и жадно стонет, принимая его.              — Дин, — голос Сэма звучит тоньше обычного. — Ты сам не понимаешь, что…              Новый поцелуй — отличный способ заткнуть Сэма, и Дин им пользуется. Злость частично слыхнула, а совесть еще не проснулась. Дин собирается использовать этот момент по максимуму. Он изучает языком рот Сэма увлеченно и нагло. Только маленькую вечность спустя понимает, что поцелуй взаимный. Это ушат ледяной воды.              Дин шарахается назад. Проводит рукой по лицу. Давит ей так, что можно стереть кожу. Совесть просыпается. Как и всегда неуместно и резко. Дин не хочет думать о том, что Сэм, черт его все возьми, ответил ему на поцелуй. Явно не из страха. Дин избегает взгляда Сэма и быстро идет к двери.              В голове полная каша. Злость не оправдание, но ей можно прикрыться даже перед собой и свалить все на состояние аффекта. Сэм не злился. Дин в этом абсолютно уверен. Ладно, немного злился, но не так. А это означает, что объяснений его поведению нет. Дин кладет ладонь на ручку двери и скупо бросает:              — Я еду в бар. Можешь не ждать.              Они всегда предупреждают друг друга, когда уходят. Почему-то нарушать эту традицию не хочется. Дин облизывает губы. Тут же вспоминает, что буквально пару минут назад они сминали губы Сэма. Удивительно мягкие и податливые губы. Каша из мыслей в голове слипается в невнятный ком. В паху тянет от напряжения. Дину хочется выругаться от души.              — Ты не поедешь, — коротко, но уверенно заявляет Сэм и прижимает дверь раскрытой пятерней.              Дин моргает. Хочет прочистить уши. Сэм собрался ему что-то запрещать? Сэм, у которого молоко на губах не обсохло? Дин стойко игнорирует внутренний голос, который едко напоминает, что эти самые губы он только что жадно целовал.              — Чего? — Дин все-таки уточняет. Мог же он не так услышать.              — Что слышал, — отрезает Сэм. Вот теперь он злится. Дин распознает это по характерной интонации и по тому, что Сэм чуть чеканит слова. Они знают друг друга как облупленные. Или не знают совсем, если докатились до того, что есть. — Блять, Дин, ты не можешь устроить мне истерику, поцеловать меня, а потом просто свалить в бар, чтобы снять и трахнуть какую-нибудь девчонку.              — Я не могу? — язвит Дин машинально. Должен же он блюсти имидж и держать удар. А Сэм, который ругается и пытается им командовать, это удар. Дин только не может разобраться, куда-то в солнечное сплетение, да так, что уже не опомниться, или значительно ниже. Ответ приходит быстро. Это двойной удар. — Ну, вот что, Сэмми, — Дин растягивает губы в неискренней улыбке. Так и не смотрит Сэму в глаза. — Не знаю, что за истерику ты себе там придумал, но…              — Поцелуй я тоже придумал? — Сэм выплевывает вопрос зло, почти яростно.              Наверное, можно было бы догадаться, что будет дальше. Дин не догадывается. Беспомощно открывает рот, когда Сэм со всей дури, которой в нем немало, впечатывает его в дверь. Вжимает в нее всем своим весом. Прожигает взглядом так, что непонятно как не оставляет дымящуюся дыру. А потом глубоко и мокро целует. И пес его знает, где Сэм научился так целоваться.              Им надо остановиться. Дин уверен. Отец уехал в Оклахому только сегодня и явно не вернется еще день-другой, а может и неделю или месяц. Он точно не появится на пороге сейчас. Малочисленным сотрудникам придорожного отеля они и нафиг не сдались. Им надо остановиться. Потому что иначе остановить их некому.              Сэм явно другого мнения. Он отпускает его губы, но только для того, чтобы обложить жесткими поцелуями шею. Запускает руки под рубашку, без тени стеснения лихорадочно гладит его спину через футболку. Уверенно мнет своими широкими лапищами ягодицы. Он останавливаться не собирается.              Дин крепко жмурится. Господи помоги ему. Сэм, тихоня и ботаник, весь из себя правильный мальчик, вечный фанат нырнуть в розовые сопли, прежде чем взять девчонку за руку, целует и ласкает его так, что член стоит колом, а в голове не остается связных мыслей. Дин думает, уж не очередной ли это яркий сон. Или, может, он угодил в какую-нибудь параллельную вселенную.              Сэм держит его за футболку и тянет к кровати. Мысли моментально сворачивают в другом направлении. Дин облизывает губы. Изо всех сил старается игнорировать напряжение внизу живота, которое усиливается, когда Сэм на ходу прикусывает его шею прямо за ухом. На кровать они падают неуклюже, валятся спутанным кулем. Дин почти нервно смеется, когда думает, что ничего киношно красивого в этом нет. Мысль, что они должны остановиться, возвращается.              Дин решительно открывает рот. Сейчас он скажет Сэму, что так нельзя, что это все временное помрачнение рассудка у них обоих, и они должны остыть. Сэм задирает его футболку. Зажимает зубами затвердевший сосок. Надавливает на него языком, обводит, дразнит. Перемещает голову ниже быстро. Длинно проводит языком по животу. Дин все. Мыслей в голове не остается. Совсем. Стоп-сигналов тоже. Дин иногда в сердцах думает, что вся его жизнь моральный БДСМ, в котором он забыл стоп-слово. Вспоминать его сейчас он точно не намерен. Быть с Сэмом — самое неправильное и запретное, что он делал в своей жизни. Дин собирается насладиться этим сполна.              Пряжка ремня щелкает слишком громко. В номере вдруг становится как-то совсем тихо. Только их частое, неровное дыхание и пошлые звуки поцелуев и ласк. Звяканье металла — это набат. Дин знает, по ком звонит этот колокол. По нему и его душе, которой дорога в Ад. Он подкидывает бедра, когда Сэм проводит по его возбужденному члену губами через ткань трусов. Двигается от основания прямо до того места, где на боксерах расплылось пятно выступившей естественной смазки. Дин пытается не стонать. Куда там. Стон долгий и яркий, грудной, похожий на скулеж после того, как проходит через горло.              — Сэмми, — что-то далекое, может, остатки вбитой намертво привычки поступать правильно, заставляет открыть рот. — Ладно, это уже не смешно. Пошутили и… Да не можешь ты реально хотеть… такого, — Дин и сам не понимает, что именно хрипит. Мысль есть, язык автоматически пытается облечь ее в слова, но Дин может только понимать, что губы Сэма совсем уж обнаглели и теперь сжимают через ткань головку. В паху происходит одно кроткое замыкание за другим. Горло жмет. — Сэмми, — протяжный всхлип? Вскрик? Плевать.              — Дин, ты реально идиот или решил поиздеваться? — в голосе Сэма подозрение, будто он и впрямь думает, что в такой ситуации могут остаться силы издеваться. Дин жадно и тщетно хватает воздух ртом, когда Сэм нависает над ним, глаза в глаза, но накрывает оставленный без внимания член рукой и сильно сжимает пальцы. В голове звенит долгое «Ааааххх». Дину кажется, что он выдал его и вслух, но звука вроде не было. — Ты реально не понимаешь, что в первую очередь я пытался сбежать не от охоты, а от тебя?              — Чего? — вопроса тупее не придумать.              Дин уверен, что он должен что-то добавить. Что-то такое саркастичное или хотя бы насмешливое. Единственным, что он добавляет, становится высокий вскрик, когда Сэм освобождает его член и берет его глубоко в рот. Это блять слишком. Любой девчонке пришлось бы стараться около получаса, не меньше, чтобы Дин хотя бы задумался о том, чтобы спустить. Сэму требуется три агрессивных движения головой, каждое из которых заставляет головку утыкаться в жаркую глубину горла, чтобы Дин взорвался. Это же блять Сэм. Мысль не укладывается в голове, пока короткие замыкания происходят по всему телу.              И сука, Сэм облизывается. Дин замечает это и почти готов кончить снова, даже не отдышавшись от оргазма. Потому что — господибожеблять — это что-то за гранью. От этого можно сойти с ума. Или они уже? Сэм вдруг укладывается рядом как ни в чем ни бывало. Вытягивает свои длиннющие ноги. Прижимается к нему всем телом. Сгребает в объятие. Так, словно они закончили.              Протест ярко вспыхивает внутри. Дин собирает силы, которых будто и не осталось, и перекатывается на Сэма. Подзабытые фантазии возвращаются и зажигают возбуждение вновь. Дин облизывает губы. Нужна смазка. Это мысль успешно перебивает ужас от осознания, что он хочет, по-настоящему хочет, блять, сделать с Сэмом.              — Дин? — Сэм спрашивает невинно и смотрит непонимающе. Будто они и в самом деле закончили. Дин стискивает зубы. Почти заставляет себя скатиться обратно на кровать. Замирает и распахивает глаза, когда Сэм тем же тоном вдруг добавляет новый вопрос: — Ты решил, что я удобнее, чем прохудившийся матрас, или все-таки меня трахнешь?              А может и не Сэм это вовсе. Мог же какой-нибудь оборотень принять его облик? Мог. Дин думает, что искать надо не смазку, которой все равно нет, а серебряный нож. Такой есть в охотничьей сумке. Точно есть. Дин сам его туда клал. Но не-Сэма надо отвлечь. Чтобы ничего не заподозрил. Дин пытается:              — Ты…              — Дин, прекрати, — Сэм вдруг усмехается, почти смеется. Нагло гладит его под ребрами, там, где и щекотно, и возбуждающе. — Я знаю, о чем ты думаешь. Меня не подменили монстры. Но ты же у нас мачо только с девчонками. Я просто хочу… В моей сумке есть смазка.              Сэм сбивается. Чуть-чуть краснеет, когда смело заканчивает. Сразу становится похож на Сэма. Дин быстро облизывает губы. Самолюбие поднимает голову. Это приводит в чувство. Он выглядел как неопытный стеснительный пацан. Исправить это необходимо срочно. Разочаровать Сэма, неважно в чем, но особенно в такой момент, — вот этого Дин точно не переживет.              Вопрос, откуда у Сэма смазка и на кой хрен она ему вообще понадобилась, Дин оставляет до лучших времен. Поднимается на ноги. Небрежно роется в сумке, которую Сэм собрал для себя. Он решил уехать. Уехать от него. Дин яростно швыряет вещи на пол. Черта с два Сэм куда-то поедет. Он позаботится о том, чтобы выбить из упрямой головы Сэма такие дикие мысли. Продолговатый тюбик наконец находится.              Дин быстро раздевается. Неловкости нет. Это бы удивило, но Дину не до того. Он должен втолковать Сэму, что им друг без друга никак. Нельзя. Они порознь — это что-то совсем неправильное. Намного более неправильное, чем то, что они делают сейчас. Сэм немного скованно, но раздевается тоже. Выгибается при этом так, из-за неудобного положения, что Дин хочет наброситься на него немедленно. Но нельзя. Это Сэмми.              Кровать прогибается, когда Дин ложится. Вот теперь Сэм заметно смущен, но храбрится. Касается его обнаженной груди первым. Проводит по ней пальцами так, что это похоже на поддразнивание. Дин напоминает себе, что должен быть сдержан и осторожен. Сэм ведет рукой вниз, пробегает пальцами по животу и еще ниже. Дин мысленно плюет на все. Целует Сэма жадно и жестко.              Не надо ни оборота, ни полуоборота. Тела загораются возбуждением сразу. Сэм стонет. Жмется к нему. Задевает своим членом его член. У Дина перед глазами рассыпаются искры. Здравый смысл переезжает туда, куда уже переехал мозг: прямо в налитый кровью член. Дин неловко выдавливает на пальцы смазку, не прекращая поцелуй, и заводит руку за спину Сэму, который как раз удачно перевернулся на бок.              Почерпнутый на соответствующих сайтах теоретический опыт здорово помогает, но не убирает невозможно странные ощущения. Дин не дает себе о них думать и настойчиво массирует двумя скользкими пальцами упругое кольцо мышц до тех пор, пока они не проникают в него. Сэму бы явно хватило и одного пальца для начала, но ждать столько Дин не может. Он сцеловывает с губ Сэма слабый стон и осторожно вводит пальцы глубже.              В Сэме тесно. Тесно так, что Дин не думает о том, как там будет члену. Иначе он спустит просто сейчас. Пальцы мнут и гладят, расслабляют и растягивают. Становится неудобно. Дин обрывает очередной поцелуй, уверенно переворачивает Сэма на живот и подкладывает под него подушку. Вытягивается на боку рядом. Пальцы входят снова намного легче. На этот раз до основания. Вот так и удобно, и замечательно.              Смазки Дин не жалеет. Выдавливает немного прямо внутрь Сэма, когда после многочисленных ножниц и круговых движений, кольцо мышц достаточно расслабленно. Намного больше наносит на свои пальцы. Входит уже тремя. Целует Сэма в плечо, затем в лопатку. Двигает рукой очень быстро. Сэм стонет. Выкрикивает долгое «Ааа». Дин не сомневается, что дело в стимуляции простаты, которую он наконец нашел.              Терпеть дальше нет сил. Никаких. Дин густо обмазывает свой дрожащий от возбуждения член смазкой. Седлает бедра Сэма. Находит упор коленями и рукой, приподнимается и пристраивает головку к приоткрытому входу. Проникает так медленно, как только может. Дает время привыкнуть и боится навредить.              О да, блять, в Сэме пиздец как тесно. Дин лихорадочно вспоминает самых некрасивых учителей из школы, отца и самых отвратительных монстров. Закончить, не начав, отчаянно не хочется. Помогает слабо. Зато чуть болезненный стон Сэма здорово отрезвляет. Дин входит до конца и замирает. Гладит по спине. Зовет:              — Сэмми. Ты как?              — Как будто в моей заднице твой член, — Сэм дышит мелко и часто, заметно пытается вжаться в кровать, но язвит бодро.              — Может это потому, что он там? — Дин хмыкает в ответ и делает пару осторожных движений.              — Господи, Дин, ты можешь просто заткнуться и заняться делом?              А это уже вызов. Желание заткнуть Сэма и поубавить ему дерзости смешивается с густой потребностью удовлетворить собственную фантазию. Дин выходит почти полностью, щедро добавляет смазки на всю длину члена и резко входит обратно. Хорошо. Хотя какое там хорошо. Охуенно. Сэм горячий, тесный, жаркий. Тугой настолько, насколько никакой девчонке и не снилось. Член в восторге и взрывается ощущениями. Дин в пьяной эйфории.              Глубже, резче, сильнее. Скользить в Сэме все легче и легче, по мере того, как мышцы поддаются давлению и растягиваются. Ощущение, что его держат в стальных тисках, не исчезает. Дин думает, что раз уж он все равно когда-нибудь умрет, он хочет умереть вот так. Абсолютно счастливым. В Сэме, с которым они давно едины душами, но теперь и телами.              Дин работает бедрами активнее. Теряет контроль, когда Сэм чувственно стонет и пытается подмахивать. Долбит и долбит так доверчиво подставленную задницу. Просовывает руку под бедра Сэма и сжимает его член. Оглаживает по всей длине. Массирует головку. Вколачивается в теперь идеально растянутый под его немаленький член проход еще быстрее.              — Сэм. Боже, Сэмми… — чувства топят, рвутся на волю.              — Дииин…              Это не стон, крик. Сэм выворачивает шею. Смотрит на него. Влажные губы приоткрыты, глаза почти как у безумца. Щеки тронуты легким румянцем, а по носу сбегает единственная слезинка. Сэм так чертовски хорош в этот момент, что Дин задыхается от дикой и незнакомой смеси желания, хотя скорее дикой похоти, и пронзительной нежности. Сжимает руку сильнее.              Сэм кончает громко и долго. Дрожит всем телом. Почти задыхается. Дин выдерживает пару движений и бурно изливается в него. Дрожит на порядок сильнее Сэма. Слишком охуенно. Идеально. Черт. Он конкретно влип. Буквально по самые яйца и фигурально по самую макушечку.              Дин покидает желанное тело крайне неохотно. Скатывается на кровать только потому, что так можно сгрести Сэма в собственническое объятие. Тот лежит, уткнувшись лицом в подушку, и реагирует вяло. Точнее не реагирует вообще. Но потом вдруг поднимает голову. Смотрит пристально и очень серьезно.              — Ты не поедешь в Стэнфорд.              — Ты не поедешь в бар. Ни сегодня, ни когда-либо еще. Только со мной.              Утверждения, но скорее требования, звучат одновременно, только Сэма дольше. Дуэль взглядов Дин проигрывает. Не особо сожалеет об этом. Усмехается. Не спорит, хотя пара колкостей вертится на языке. Главное — Сэм не возражает против его утверждения. А виски в конце-концов можно купить и в магазине.              Их ждет куча дерьма впереди. Дин это понимает. Сомнения и страхи, которые еще обязательно накатят. Прятки от отца, да и от всего мира. Всегда ложь и притворство перед всеми нормальными. Хотя к последнему им не привыкать и как охотникам. Но думать об этом сейчас не хочется. Сэм удачно помогает, когда неожиданно ловко перебирается на него, нагло, счастливо улыбается и с самым невинным видом заявляет:              — Моя очередь.