Пусанские каникулы

Зимние каникулы закончились слишком быстро и слишком неожиданно. К моему сожалению. Наверное, не стоило все время торчать в студии, танцуя и тренируясь. Или стоило? Я почти не провел времени с Чонгуком, хотя обещал ведь, что все каникулы мы проведем вдвоем, и как лучшие закадычные друзья будем смотреть сериалы, попивая втихаря от родителей пиво, и обсуждать самых красивых парней из школы. Наш секрет, впрочем, о котором не знает ровным счетом никто, кроме, естественно, меня, Чонгука и Аки (кор. Малыш). Аки, кстати, — это плюшевый мишка Чонгука, с которым они неразлучны уже десять лет. Его подарили ему на пятилетие родители, и после потери мамы и папы Чонгук ни на секунду не расставался с мишкой. Аки стал неотъемлемой частью нашей компании, всегда слушал нас, принимал такими, какие мы есть. Глупость, конечно, но так нам обоим становилось легче. К сожалению, планам на каникулы не суждено было сбыться, потому что я словил непонятную волну депрессии, из-за которой не хотелось контактировать даже с Чонгуком. Я постоянно танцевал, пытаясь сбить это наваждение, даже попробовал то, о чем все так безустанно болтают — самоповреждения. Закрывшись одним вечером в ванной комнате, утопая и захлебываясь в своих слезах, даже не зная причины их возникновения, я решился лишить себя моральной боли, причинив физическую. В тот момент лезвие глубоко входило в мою ногу, а красная роса стекала по внутренней части бедра. И в эту секунду мне и вправду стало легче, но ноющая боль в ноге дает о себе знать и по сей день, даже спустя неделю. Наверное, то, что я сделал, — неправильно, но так мне легче справляться с тем, что творится в моем теле и в душе. Впрочем, все это неважно. Сегодня первый день учебного года. Как же мне не хочется идти в школу. В целом, это желание любого ученика, но только дело в том, что я люблю учиться, мне нравится познавать мир, расширять свой кругозор. Только не нравится мне, когда меня задирают и бьют. Слава богу, последнее происходит слишком редко, чтобы жаловаться на это, но все же. Надев свою школьную форму, взглянув пару раз в зеркало, я вижу там, как сказал бы Чонгук, красивого подтянутого парня. А на деле выгляжу я не очень. Помято, разбито. Наверное, на мне сказались бессонные слезные ночи и отсутствие нормального аппетита. Удивительно, что я до сих пор не помер. Мои рыжие волосы аккуратно уложены, хотя я знаю, что это вовсе ненадолго. Мои глаза становятся янтарными из-за волос, сверкая словно драгоценные камни, даже учитывая, сколько слез они пролили этой ночью. Наверное, это не стоило того, чтобы портить волосы постоянным обесцвечиванием, но мне нравится, да и родители не против. Я готов к выходу, а значит — можно идти получать новую долю знаний и унижений. Прекрасный настрой для начала года, Чимин, молодец! В свои шестнадцать лет я привык, что все вокруг не вертится вокруг одного меня не очень любимого, но, казалось, что именно все школьное дерьмо выливается только на мою рыжую голову, которая словно фонарь или маяк горит во тьме, призывая всяких долбоебов. К сожалению, это именно так. И все же я не расстраивался, пока рядом со мной оставался Чонгук. Хоть он и порывался защищать меня, но я убедительно просил не вмешиваться. Не хочу, чтобы и ему доставалось. Этот парнишка — моя семья и вряд ли когда-то перестанет быть ею. Время без пятнадцати восемь, а это значит, что мне пора выдвигаться, пока я не опоздал на автобус, иначе я хрен доберусь до школы к девяти. Выхожу, даже не позавтракав, перекушу в школе, закрываю дверь на оба замка. Родителей уже нет дома, впрочем, как и всегда. Они уходят рано и приходят поздно, принося в дом бесконечную кучу денег. Не знаю, что лучше: то, что я никогда не нуждаюсь в деньгах и могу позволить себе, что пожелает моя душа, или то, что моих, якобы, самых близких людей никогда нет дома. Иногда я думаю, что лучше бы они сами появились, а не забрасывали меня деньгами, будто это заменит их присутствие. С другой стороны, я полностью предоставлен себе, могу делать, что заблагорассудится, и отрываться на вечеринках, на которые, впрочем, меня никогда и не звали. Самая моя лучшая вечеринка — посидеть, а иногда и полежать, под пледом с Чонгуком, дрожа от страха под какой-нибудь очередной ужастик. Последний раз мы смотрели «Оно», и, клянусь, я боюсь эту непонятную хероборину. Пока я сидел, вжимаясь в бок Чонгука, он смеялся с меня, говоря, что я выгляжу слишком уж испуганным. Придурок. Но на самом деле я люблю этого придурка, он — мой лучший друг. Спустя долгих и бесконечных пятьдесят минут тряски в автобусе до школы на задних сидениях, пусть Chase Atlantic и скрашивали мое унылое путешествие, я оказался перед школой. Впрочем, такое происходит каждый учебный день, но не то чтобы я жалуюсь. Родители предлагали мне личного водителя, конечно же, но я и без этого достаточно получаю в школе, а если кто-то узнает, что я — богатенький неудачник, то мне и вовсе пиздец. Станут избивать с регулярной частотой, а не раз в годик. Заходя в класс на урок родного языка, вижу Чонгука за нашей партой. Тот что-то увлеченно печатает в телефоне, не замечая моего прихода. Иду к нему, попутно бросая портфель на парту. Он тут же реагирует, блокируя телефон, поднимая на меня свой взгляд. — Хуево выглядишь. Ты вообще спал на каникулах, хён, или постоянно танцевал в студии? — у этого негодяя есть хоть капля приличия? Разве так встречают лучших друзей после каникул? — И тебе привет, Гуки, — протягиваю ему кулачок, по которому тут же прилетает ответный. — Прости, хён, совсем уж я ахуел, — улыбается, понимая свою ошибку. Прощён, мелкий. — Привет, — с запоздалой вежливостью говорит он. — Сегодня как-то прохладно, ты тепло одет? Явно пытается перевести разговор в другое русло, понимая свою бестактность в заданном вопросе, будто мне не наплевать, что я выгляжу как мертвец. Я и сам это знаю. Но в целом, Чонгук прав, сегодня и вправду слишком холодно для марта. Слишком уж ветрено и промозгло. На улице несчастные пять градусов по Цельсию, а в прошлом году, на секундочку, было, насколько мне помнится, тринадцать градусов. Так что да, Чонгук прав, в этом году март прохладный. — Я тепло одет, да, не переживай. Куртка висит в раздевалке. Как ты провел каникулы? — Без тебя, — чувствую укол совести, но Чонгук не выглядит так, будто он обижен на меня слишком сильно. Впрочем, если бы это было правдой, то он бы не говорил со мной сейчас. Знаю я этого засранца. В миг на лице Чонгука появляется хитрая и довольная улыбка. — Без тебя досмотрел Легенду о Кумихо, ха! — Чонгук злорадно хихикает, а я ударяю его кулачком в плечо и не могу сдержать ответной улыбки. Все могло быть и хуже, чем досмотренная без меня дорама. — А как ты провел их, хён? — его лицо внезапно поменялось на обеспокоенное, а глаза потеряли былую смешинку и огонёк. Он аккуратно протянул свою ручку к моей, дотрагиваясь до моих пальцев. — Ты же в порядке? Ты пропал на недели, я так переживал, хён! — чувствую его боль как свою. Я — полный придурок. Разве было так сложно написать ему, что хочу побыть в одиночестве?! Блять! — Прости, Гуки. Мне стоило написать тебе, что хочу побыть один. Больше я не пропаду так внезапно. — Но ты ведь в порядке, хён? — в глазах — страх, а его лапки сильнее сжимают мои руки. Хотелось бы мне ответить, что я не в порядке, но, во-первых, я не хочу напрягать его своими проблемами, а во-вторых, я не знаю, что ему сказать. Я не в порядке, но не знаю, что со мной происходит? Бред, проще сказать, что все нормально, а с остальным я как-нибудь разберусь. Ничего непоправимого не произошло, я в силах справиться с этим самостоятельно. А потому натягиваю улыбку, треплю его по голове, переплетая пальцы и говорю, что я в норме. — Да, Гуки, все пучком! — моя улыбка становится искренней, когда вижу, как неспокойный океан в глазах Чонгука сменяется штилем, а его губы изгибаются в блистательной улыбке, показывая передние зубки. — Я счастлив, Чимини-хён! — он немного задумывается, вижу это по его закусанной губе. Он вдруг нерешительно выдает: — Но… но если ты вдруг будешь нуждаться в помощи, неважно какой, ты же скажешь мне об этом, хён? — скажу ли ему? Нет. Я справлюсь сам. Только если все пойдет из рук вон, и я правда буду в безвыходном положении. Вместо этого я говорю то, что хочет услышать Чонгук. — Да, конечно, Гуки, — ненавижу сам себя. И куда я скатился? Вру лучшему другу. Я знаю Чонгука без малого двенадцать лет и так нагло вру ему прямо в лицо. Но, кажется, что я не так уж и убедителен в своей лжи, потому что Чонгук хмурит брови, из-за чего на переносице возникает морщинка, а потом неуверенно кивает. Возможно самому себе, подмечая что-то во мне. В класс внезапно вваливается Ли Сухо и его прихвостни, которые, похоже, частенько практикуют римминг, вылизывая зад своего «лидера». Я вижу, что он замечает меня — свою излюбленную цель. Сразу же прошу Чонгука не влезать — не хочу видеть его страдания и его боль. — О, Пак! — его лицо искажается в противной ухмылке. — Как отдохнулось на каникулах? Небось, скучал по школе, да? Такие шлюхи как ты быстро начинают скучать по членам, — так и хочется спросить, откуда он это знает, может, и вовсе сам испытывает. Но решаю не играться с судьбой, а поэтому просто проглатываю обидные слова. Слухи про то, что я заднеприводный, гей, пидор, шлюха и тому подобное разлетелись именно из-за того, что мы с Чонгуком позволяли себе всякие дружеские нежности, типа держания за руки, объятий и приглушенного смеха. Удивительно, но я этому всегда был рад, доставалось только мне, а Чона не смели трогать. Возможно, потому что в их понимании Чонгук ебал меня как последнюю шлюху, пока я выпирал свой зад. А значит, заднеприводный здесь только я. Ну и долбоеб на Сухо: он же откуда-то берет информацию про то, как я сильно жажду чьего-то члена в своей ненасытной заднице. Впрочем, спустя недолгое время, насыщенное омерзительным смехом Сухо и его жополизов, в класс заходит учитель, и им ничего не остается, кроме как заткнуться и сесть на свои места. Перед тем как пройти за свою парту Ли демонстративно показывает мне жест, когда язык толкают за щеку, двигая при этом рукой около рта. Своеобразное обозначение минета. В этом уж Ли Сухо точно разбирается. Чонгук легко трогает меня за плечо, спрашивая этим, все ли со мной в порядке. Я киваю и обращаю все свое внимание на учителя. В остальном день проходит хорошо, если не считать вечных доебов Ли. С Чоном отсиживаем четыре урока, а после у него начинает болеть голова, из-за чего со справкой он уходит домой, и я остаюсь один. Последний урок заканчивается, математика, о чем оповещает трель звонка. Ученики подрываются со своих мест, прощаясь с учителем, и вылетают в коридор, стараясь поскорее оказаться в четырех стенах дома. Мне же спешить некуда, поэтому я размеренно собираю все вещи в портфель, желаю учителю хорошего дня, получая то же в ответ, и двигаюсь в сторону раздевалок. Коридоры уже пусты, а значит, можно достать наушники и слушать музыку, а после направиться в студию. Заворачиваю в раздевалку, как меня тут же хватают и швыряют на пол. От такой силы мне ничего не остается, кроме как упасть и опереться руками о пол. Больно бьюсь коленями и ладонями, сдирая кожу. Кровяная роса потихоньку выступает на ранах, а я шиплю от боли. Омерзительный смех раздается позади меня, а после прилетает нога в живот. Я падаю, сворачиваясь в клубок, сдерживая болезненный стон и слезы. Меня еще пару раз ударяют, а после, наклоняясь, шепчут: «С возвращением, Пак». Обидчики быстро собираются и уходят, а я еще недолго лежу на полу, подавляя слезы, пытаясь проглотить ком в горле. За что мне все это?