Делать выводы не берусь, рею флагом на ветру Среди труб, среди крыш По горло гудроном залитых, среди вышек сотовой связи Весел до безобразия!
— Дмитрий Чеботарёв, «Вверх»
Они залетают в гримёрку одним единым порывом, сбив по дороге столик и ударившись больно о ручку двери. Серёжа не отпускает его ни на секунду, прижимаясь лишь ближе и теснее: кусает нижнюю губу так яростно и страстно, что дух перехватывает, шарит руками по спине и водит носом по шее. Смеётся, когда чувствует родное по сути ощущение щекотки от диминой бороды, которая мелко царапает его впалые щеки. «Дорвался», — смеясь думает Чеботарёв, придерживая его мягко за талию, прижимая к себе, а то ведь ещё упадёт «в порыве страсти» или просто навернётся. Хотя, кого он обманывает? Сам ведь не меньше напрежён — тоже, черт возьми, хочется... Почти два года без друг друга, два года без поцелуев и объятий и год без взглядов... Серёжа год провёл в Израиле, так ужасно далеко... Долго и ужасающе больно. Когда-то Дима думал, что Питер — это далеко. Питер — не далеко, а особенно когда Горошко звонит ему каждый день и они общаются по несколько часов к ряду. Израиль — уже далеко. А пропастью он кажется уже тогда, когда Серёжа перестаёт даже писать в инсту свои посты. Он не пишет никому. Даже Роме, Тихону, и... Ему тоже ни одного сообщения или звонка. А теперь вот результат: еле сдержался на площадке, вечно смотря на Чеботарёва таким взглядом, что не понять чего он хочет было очень сложно, и сейчас едва ли не плачет от прикосновений мягких и заботливых рук... Отвык, конечно, а как иначе? Честно, Диме и самому до обидного грустно, что Серёжу шатает от прикосновений — значит так сильно хотел, а его рядом не было... Когда его не было рядом так давно и так давно не было даже диалога. Было очень плохо. А сейчас ему слишком хорошо, до такого состояния, что коленки подкашиваются и Серёжа теряется в прострации, целуя уже ниже, куда-то в шею, а в глазах вновь становится дымка. И Дима тоже готов отдаться прострации, растворившись в своём уже Серёже, но его что-то останавливает. «Что-то» под названием разум, кричащий сейчас о том, что трахаться вот так, едва поздоровавшись, после долгой и откровенно говоря тяжёлой, разлуки — не очень. «Ну и кто-то ведь в этой безбашенной паре должен иметь мозги?» И пусть порой в их гримёрке не такие страсти кипели, Дима всё же понимает, что сейчас так нельзя. — Блять, Дима, — шепчет Серёжа своим низким, что стал не так давно дико бархатным из-за вокала, голосом... Чеботарёв едва сдерживается, чтобы не укусить его за такой манящий и дергающийся кадык и лишь невинно целует куда-то по шее. — Ты пиздец, просто... Дима усмехается, прикрывая острые ключицы, которые секунду назад оцеловывал, воротом белой «разумовской» рубашки, целуя мягко и ласково в щёку. В этом весь он — сначала давит своей сексуальной энергией так, что Серёжа слюнями заходится прямо на съёмочной площадке, стараясь вцепиться в какой-нибудь стол, чтобы не улететь на седьмое небо от счастья, а потом становится таким невинно-милым, что скулы сводит уже от любви и нежности. — Блять, Дим, — повторяет он, на этот раз постанывая, едва ли не поскуливая от возбуждения. Он кладёт димину руку себе на талию и утыкается носом в ворот его водолазки, мечтая оттянуть этот предмет гардероба и вдоволь зацеловать мужчину, вдыхая запах родного парфюма. — Я так хочу тебя... Блять, я слишком долго терпел, я хочу тебя нахрен! — Ш-ш-ш... — сипит неожиданно севшим голосом мужчина и притягивает его, смотря в мутноватые, но всё ещё шальные, глаза. Улыбается, видя лицо Серёжи так близко и, не сдержавшись, чмокает прямо в соколиный, острый нос, из-за чего парень мило морщится, но всё же улыбается. У Димы просто лицо такое, смотришь — и лыба растёт до ушей... — Я тоже Серёж, я тоже... Но только не здесь, потерпи, пожалуйста. — Блять, — вздыхает горестно Серёжа, отходя в сторону и яростно встряхивая головой. Взгляд его становится чуть грустным, а губы то и дело дрожат и он, в порыве, начинает их покусывать. И весь он, как подмечает Дима секунду спустя, сжимается и становится меньше и тише, как будто Разумовский. Но если тому Сергею такой образ идёт, то этому Серёже не очень. — Я не смогу, я... Я не выдержу ещё, Дим, ну пожалуйста! Он вцепляется руками в его водолазку, подтягивая на себя своевольно и быстро целуя в губы, едва не врезавшись зубами, довольно резко, грубо, ну и страстно, конечно. — Серёжа, — Чеботарёв укладывает горячие ладони на его плечи, самостоятельно оседая и остывая и мягко, но настойчиво отстраняя Горошко от себя. Облизнув губы, блестящие теперь от слюны, он продолжает. — Не здесь. У меня даже смазки и презервативов нет. — Давай к тебе, — тут же реагирует парень, зажигаясь радостью. Он, секунду назад выглядевший как потерявшийся и загрустивший воробей, весь красный от смущения и обиды, теперь сиял и пришёл вновь в себя. Давно же он не был у мужчины... «В гостях». Дима, видя такое привычно радостное лицо парня, улыбается в ответ. — У меня дома тоже нет, — меняется в лице Дима, но добавляет приободряюще. — Надо заехать в аптеку. Выдержишь?.. Серёжа молчит, едва заметно покачиваясь от чувств... Слишком много всего произошло и всё ещё происходит и на вершине всего этого — сам Дима, конечно. Он отрывисто поправляет упавшую чёлку и поджимает губы, продолжая их чуть покусывать и смотрит куда-то на свои ноги. — Попробую. — произносит неожиданно чётко и тут же хватает Чеботарёва за запястье, вытаскивая их из душной гримёрки в холодную, летнюю ночь...***
Серёжа сидит в машине и то и дело дёргается, ёрзая по сидению, тщетно пытаясь скрыть давно вставший член и зудящее чувство незаполненности внутри. В голове уже стучать начинает — так ему хочется уже просто хотя бы обнять Диму. Но стойко сжав зубы он терпит и терпит. Ещё терпит. И терпит. И теееерпит... — Бля, — всё же вздыхает Горошко, понимая, что терпеть уже не в его силах и дёргает головой в сторону, смотря из окошка машины на аптеку. Дима почти «запретил» ему идти туда вместе или одному, потому что вероятно понимал как именно они выглядят. И если бы они появились вместе всё бы очень быстро стало понятно... Потому Серёжа, дабы не растягивать сие действо остался сторожить машину Чеботарёва, мерно став постукивать по панели. «Что-ж он так долго...», — возмущается он внутри, но в реальности же просто неровно вздыхает и сводит брови к переносице. Да-а, в таком вот дёрганном состояние ну просто невозможно по-нормальному играть или сдерживать себя хоть как-то... Выдержка Горошко лопнула вот тогда, на площадке, когда он вновь увидел Чебу рядом с собой спустя, как казалось, целую вечность. И ведь как он скучал всё то время! Наверное только тогда до его светлой головушки и дошло то, что он не спутал чувства с чувствами своего героя, что это не энергетика мужчины так действует, — это всецело его решение, это его любовь. В начале было странно и даже страшно представить что-то такое. Не сказать чтобы он боялся Димы (да и к тому же как его такого добродушного бояться?), но те чувства, что он испытывал из-за него... Он никогда такого не испытывал и даже не играл никогда. И как же интересно сошлось, что его герой в целом то чувствовал что-то такое же... Из-за этого было сложнее понять: ему кажется или это правда его ощущения? Это не «слишком хорошая репетиция», а просто поцелуи в гримёрке? Это не глаза Олега так влюбленно смотрят ему в след, а глаза Димы? Это Дима влюблён в него, а он в него?.. И да, всё это действительно было реальным и понял это Горошко не после того, как впервые оказался в постели мужчины аккурат после последней смены в «Громе», а лишь недавно, когда искренне стал скучать по доброму взгляду и часовым звонкам... Он просто скучал без Димы и всего того, что шло как бы с ним «в комплекте»... ...и вот теперь, когда он наконец всё понял, принял и буквально готов на него накинуться сам Чеботарёв застрял в грёбанной аптеке! «Как он сам-то держиться?», — размышляет Серёжа, представляя перед собой мужчину и то, чтобы он ответил... Нет, ну он бы конечно ответил: «всё с опытом приходит. С опытом, Серёж», выставив его каким-то подростком с либидо, скачущим от любого намёка, но он ведь видел, что Диму и самого не хило так колбасило. Тоже ведь хочется. Но терпения у него действительно побольше... Интересно, а у него получиться когда-нибудь истрепать его до конца или Чеботарёв всегда такой спокойный, как удав? — Колу хочешь? — со своими мыслями Серёжа вовсе задумался, потому и в тьме не заметил подходящего к машине Чеботарёва, что теперь протягивает ему баночку колы. — Тебя хочу, — вздыхает он недовольно и притягивает мужчину к себе практически за шиворот, под его короткий смешок целуя в губы и смотря прямо в глаза. — Обойдись пока колой, — Чеботарёв всё же пихает ему в грудь баночку и усмехается чужому недовольному фырканью, заводя машину. — Наконец кто-то вернётся домой, да? Серёжа открывает баночку колы и резко застывает смотря перед собой и обдумывая. Домой, к Диме... К ним. Это теперь и его дом. Против ли он? Нисколько. Против ли Дима? Пф, он никогда не будет против этого. — Я скучал по нему, — говорит Горошко и улыбается, отпивая немного напитка. — И по тебе тоже. — Я знаю, — тихо говорит мужчина и кладёт руку на чужую коленку, поглаживая. В свете ночных фонарей Серёжа видит расслабленную как никогда улыбку Чеботарёва и сам будто успокаиваясь прикрывает глаза, сладостно выдыхая и улыбаясь...***
— У меня есть хлеб и колбаса. Не хочешь перекусить? — кричит Дима с кухни, каким-то образом проворно пробравшись мимо него, стоящего в прихожей и только только стягивающего кроссовки. — Ну-у... Я не против. К тому же ел я последний раз... Часов в пять, наверно? — неуверенно тянет он вставая в проходе на кухне, бегло осматриваясь. Да-а, за два года тут толком ничего и не поменялось. Всё также светло, чисто, прибрано, все многочисленные баночки с специями, крупами и ещё чем-то как будто на своих местах, везде порядок и идеальность. Словом, домашний и родной уют. Серёжа переводит скучающий взгляд с полок на хозяина квартиры и кротко улыбается. Дима стоит вполоборота уже в домашней одежде: какой-то зелёной футболке, обычных серых штанах и в пушистых тапочках, и нарезает колбасу на бутерброды. Почувствовав чужой пристальный взгляд он оборачивается и добродушно улыбается замершему Горошко в ответ. — Можешь в душ пока сходить, — неожиданно говорит он. — Я всё приготовлю. Расслабься. — А, — вздыхает Серёжа опуская голову. И вправду, что-то он раскис немного... — Да я задумался просто. Но ты ведь ещё поможешь мне расслабиться сегодня, да? Дима, в ответ на пошловатую лыбу, улыбается также чуть игриво, прикрыв глаза отвечая: — Конечно. Но пока топай уже в душ, Серёж. Охладись немного. И вроде хочется возразить или съязвить, как минимум, но Горошко вновь смущается, когда Дима произносит его имя так ласково... В голове у парня горит красным лампочка и мозги подкипают. И кипят они уже далеко не из-за жары... Он разворачивается и идёт прямо по коридору, к ванной, а перед глазами всё не исчезает Дима... Странно, что он лишь пару минут назад испытывал сильнейшее возбуждение и был готов отдаться даже в машине, ничуть не задумываясь о стыде и чём-то подобном, а теперь вот смущается от одних лиль слов... Человек контрастов. Ну, они оба такие, по большей части. Нет, сейчас хочется не меньше, конечно, но он как будто уже отвык от того, что Чеботарёв... Ну вот такой. Уютный, спокойный, нежный и понимающий. Смотрит на него этими своими ласковыми глазами и Серёжа автоматически в лужу превращается. Дима не сбивает возбуждения, ни в коем случае, но он словно направляет его в другую сторону. И если Серёжа любит быстро, резко и страстно, не часто думая о последствиях, находясь в одном единственном моменте, застывая в нём, то Дима наоборот любит смаковать момент, растягивать его и продлевать, делая секундное удовольствие более обширным и приятным. Но, пожалуй, этого ему и не хватало. Особенно тех объятий после... Они всегда были такие прекрасные и тёплые и всеобъемлющие. Два года назад, конечно такого чувства у него не было. Да и времени у них банально не хватало: в шесть утра нужно было быть на площадках, а ложились спать они в четвёртом часу... График тогда скакал ужасным образом и оба не высыпались, гордо показывая всему миру свои синяки под глазами... Было конечно смешно потом объяснить, что с ними «такого» могло случиться за ночь, но сейчас это кажется таким мелочным и неважным. Главное, что теперь они вместе и рядом. Серёже хочется ощущать это чувство каждую секунду — чувство того, что они чёрт возьми рядом Совсем близко — руку протяни и коснешься руки Димы. И он не оттолкнет, а обнимет и прижмёт к себе. Да и сам Горошко не станет шарахаться от прикосновений мужчины, стесняться или смущаться. Дима на деле всегда был к нему невероятно тактилен: обнимал, целовал, прощупывал его полностью с головы до пят и ему казалось это чем то даже будто противным и непонятным. Ему тогда нужен был только секс и никаких этих «розовых соплей», объятий, поцелуев, комплиментов и подарков. Как он злился на то, что Чеботарёв упорно дарил ему всякие кружки с весёлыми надписями, плюшевые игрушки и ещё много такого, что казалось каким-то прям тошнотворно «розовым». Хорошие и нужные подарки он тоже дарил, но вот всё остальное... Оно вызывало в Серёже неясные приступы агрессии и злобы, хотя казалось бы — просто кружка или просто мишутка размером с ладонь. Чего такого страшного в этом? Но Серёжа прямо не мог свыкнуться с этим и всячески отрицал, отпирался и брыкался. Только вот без этих касаний, поглаживаний, коротких чмоков и даже нелепых (но милых) подарочков всё как будто не то... «так, ну всее, стоп», — резко оседает Горошко, вскинув головой. Что-то опять его понесло и началось: «пришла любовь, восстали помидоры». Ну уже было и было, что теперь-то бубнить? Всё ведь хорошо кончилось... Хотя, нет, не кончилось ничего ведь... Всё только начинается же! И вот это уже отлично!***
— Фблин, — жуя и спешно сглатывая куски обычного бутерброда с колбасой и какой-то зелёной «травой» выдаёт Серёжа и кривовато улыбается. — Дим, ну как... Гм, как у тебя выходит из обычного бутерброда такая вкуснятина? В чём секрет? — Ты жуй, а не говори. Ну подавишься же, — смеясь и проводя рукой по всё ещё мокрым коротким волосам на загривке, говорит Чеботарёв и смотрит на него сверху-вниз. Он ещё и постригся и теперь выглядит так, как будто резко вырос и возмужал... Пора ли Диме вытирать отеческую слезу? «милый...», — думает он, когда Серёжа поднимает на него голову и ярко улыбается. Правда, секунду спустя, закашливается и едва не начинает задыхаться от кусочка «попавшего не в то горло». «милый, но всё ещё Серёжа», — в мыслях добавляет он и усмехается. Да, Серёжа хоть и вырос, но его замажки совершенно никуда не ушли. — Ну я же говорил! Серёжа же на такое никогда не молчит, потому откашлявшись он поворачивает на него голову и произносит, смаргивая слезы, вставшие в уголках глаз: — Ты меня сглазил! — и вытирая мелкие слезинки, драматично добавил. — Ещё и до слез довёл, что за человек... — Да-а-а, просто монстр, — тянет Дима нарочито нелепо, подражая игре Горошко и садясь паралельно на соседний стул. Серёжа тут же пихает его в бок от чего он, якобы болезненно, прыскает, на самом же деле банально смеясь. — А ну-ка, хватит старших тыкать! Где твоё уважение? — «Владислав у нас уже немолодой. Он вырос в средние века... Он столько пережил, столько повидал, и он до сих пор почти что в своём уме...», — процитировал Горошко с гаденькой улыбочкой, откинувшись победно на спинку стула. В его глазах Дима увидел счётчик, которые бывают на футбольных матчах с чёткими цифрами «1:1». — Тебе вполне подходит. Старый вампир-извращенец — твоя тема! — А твоя тема, видимо, постоянно сидеть? В психушке, в тюрьме, — смеётся Чеботарёв беззлобно и разглядывает такого красивого сейчас парня. На шее сверкает крупная капля воды, постепенно стекающая вниз и оставляющая за собой след. Махровый халат (его махровый халат), едва скрывает грудь и доходит лишь до половины бедра... Кожа у Горошко такая светлая, но при том не белая, как лист, а приятно светлая, чуть загорелая. И вся усыпана пятнышками... Как он скучал по этим пятнышкам. — Знаешь на чем бы ещё я с удовольствием посидел? — говорит таким тембром, что пробивает до костей. Его лицо красноватое, чуть алеют щеки и губы подрагивают, но всё равно искревлены в пошловатой улыбке. Он наклоняется и почти наваливается на него, смотря глаза в глаза. — Мне сказать? — говорит он тихо, но в тишине дома, в которой слышен лишь ход часов на стене, шёпот становится всеобъемлющим и погружающим в себя. — А ты так любишь грязный флирт? — чуть склонив голову вправо отвечает он также тихо и смотрит на Серёжу. Из-за их близости он видит малейшую дрогнувшую мышцу и это с одной стороны несколько некомфортно, как-никак человек сидит вплотную и дышит тебе в лицо, но с другой стороны этот человек — Серёжа. И вот это уже возбуждающе. — А ты? — спрашивает и невинно, словно не при делах, хлопает глазками. — Слишком много вопросов, — отвечает Дима внезапно и почти зашкиряк тянет Горошко на себя, целуя также яростно, как и он его тогда в гримёрке. Серёжа восторженно мычит в ответ и шарит руками по его телу, словно в эйфории.***
Серёжа тянет его на себя постоянно. Всё время пока они идут, целуясь, до спальни. Серёжа целует и целует и не может даже на секунду отпустить мужчину, потому что слишком долго ждал и больше не может. Вот теперь точно всё слетело и полетело, только пока не ясно в рай или в ад. А впрочем, им будет комфортно везде. Он тянет его на себя, то схватив за руку, то подтянув за плечи, то притянув, обнимая, пытаясь тем самым, видимо, вырвать контроль над ситуацией, но выходит у него... Не выходит. Дима давно понял как управляться с этой бурей, что мило зовётся Серёжей, но за два года зелёный горошек смог внушительно вырасти и явно прибавить в силе, отчего вновь взять его под контроль становится сложнее. Нет, он бы не против теперь передать контроль Горошко, только вот проблема в том, что если он всё же это сделает — оба полетят на пол и не успеют даже на кровать заползти. Потому, что в нём всё как будто буквально кипит — Дима ощущает реальный жар под чужой кожей. И в таком состоянии мысли сворачиваются в трубочку и думать становиться слишком тяжко... Тем не менее, хоть Горошко по своей природе совершенно не покладист, он всё равно позволяет в какой-то момент Диме вести его, может банально устав бодаться, а может и просто решив всё же «уважить старших». Он опускает руки на его плечи и лениво водит вверх-вниз, больше уделяя поцелуям и тому, что Чеботарёв проводит своими руками под халатом. Он легонько подрагивает, когда руки оказываются на талии и стремятся ещё ниже... Как давно он этого не ощущал. Совершенно отвык. — Ты дрожишь, — шепчет Дима на ухо, уткнувшись в шею и шумно выдохнув, всё, кажется, понимая и без слов. — Непривычно, да? — Тебе ведь тоже?.. — сглотнув, говорит Горошко и улыбается устало краешком губ, когда Чеботарёв поднимает на него голову и смотрит глаза в глаза. — Да, — отвечает и мелко чмокает его в щёку, проводя большим пальцем по линии скулы. От этого признания становится как-то разом легче и Горошко, всё ещё рвано, но вздыхает, гладит где-то по затылку Димы. Приятно осознавать, что ему не одному так непривычно. Такое чувство как-то роднит. Оно странное, определённо. Казалось бы, вот она — долгожданная встреча, самое время накинуться друг на друга и перейти уже из вертикального положения в горизонтальное, однако что-то буквально вырубает их из процесса. «Непривычно» и «как будто в первый раз» — вот то самое что-то, стопоряющее их. Серёжа думает об этом наверно слишком много и сам удивляется этому, потому что пару минут назад он думал совершенно о другом... Но, к счастью, Дима быстро выводит его из этого состояния. Целует по шее и ниже, раскрывает полы халата осторожно, но своевольно и забирается под него, водя руками, как кажется Серёже, в е з д е. Горошко и не понимает того, как оказывается вдруг уже посередине мягкой кровати. Дима нависает сверху и более того подгибает его правую ногу в колене, ощупывая ладонью бедро, но пока игриво не заходя выше. Естественно там нет ничего, он совершенно голый, за исключением халата, но Чеботарёв не спешит раскрывать его, оставляя это будто «на потом» и вновь припадая к чуть потресканным губам. Серёжу кроет совершенно от того, как Дима, целуя его, поддерживает мягко за подбородок, отчего поцелуй выходит ещё более глубоким и... Черт, слишком горячим! Ещё секунда и у него пар из ушей пойдёт, уж точно... Правда тут мужчина неожиданно резко отстраняется. Горошко недовольно и неудоволетворённо, словно вредный кот кривится, сглатывает и раскрывает глаза, чуть повернув голову в сторону, смотря что же заставило Диму так до обидного резко отпрянуть от него. Чеботарёв смотрит на него вплотную (это уже чуть успокаивает, на самом деле) и словно бы раздумывает над чем-то очень важным и судьбоносным. — Что... Что такое? — со второй попытки произносит он хрипловатым голосом, пытаясь привстать на локтях. Правда, из-за того, что Дима всё ещё держит его выше бедра у него это выходит с натяжкой и он чуть заваливается влево. — Пятнышки, — говорит с улыбкой и почти невесомо касается самыми подушечками пальцев пятен на подбородке и в уголках губ. Он смеётся хрипяще, когда Серёжа, от касаний, дёргает носом и губами. Видимо, ему щекотно. До сих пор щекотно. — Я так по ним скучал... — Только по ним?.. — нарочито обиженно тянет Горошко, а у самого в глазах черти пляшут и на губах вновь появляется долгожданная улыбочка. Немного страшненькая, но не менее родная, а главное — искренняя. В этом Чеботарёв уверен точно. — Я скучал по тебе, Серёжа, — произносит он и вновь притягивает его, чтобы поцеловать, однако тот как-то ловко изворачивается в его руках и вот уже вскоре восседает гордо на его бёдрах, согнувшись, чтобы поцеловать. Он отстраняется также резко и страстно, позволяя правда всё также держать руку на пятнышках и поглаживать его по щеке. Диме же в таком положении открывается небывалый вид: шальные серо-зелёные глазки голодно бегают по его телу, словно желая пробраться под ненужные сейчас «тряпки» одежды или просто разорвать их за ненадобностью, короткая чёлка, к концам окрашенная ещё в рыжий, падает на глаза, от чего он её то и дело сдувает и откидывает назад, словно бы прилизывая. Руки раскрытыми ладонями лежат на его груди и Серёжа даже время от времени сжимает их, словно бы не веря, что Дима под ним реален. — А это, оказывается, так прикольно. — шепчет он, смотря куда-то вниз, наблюдая за поднимающейся и опускающийся грудной клеткой. — Я и забыл, что оно так ощущается... Чеботарёв игриво улыбается и дождавшись момента, хватает парня за руки и чуть толкнув вновь переворачивает его на спину, вертя им по всей кровати. — Это только начало, — произносит он на ухо и улыбнувшись припадает наконец губами к шее, совсем под ухом, оставляя там, на светлой и яркой коже, темноватый и краснеющий засос. Ему за него с утра обязательно влетит, но это будет завтра, а пока можно целовать Серёжу куда только вздумается... — Да Дима, — по-детски словно играясь, пихает и смеётся Горошко, но чувствуя губы на шее, оставляющие засос вздрагивает и чуть изгибается, начав и вовсе смеяться. — Бля, ну Ди-и-и-м, ха-ха! От этого смеха становится лучше в сто крат. От такого родного и тёплого смеха. Диме даже не верится, что он его опять слышит. Ну ни капли ведь не изменился, всё такой же! И вот, держа его вот так, почти что в руках он понимает, что больше так не упустит его. Больше никогда. Ни за что.