Аберрация

      Саша целует пятнадцатилетнюю девочку Аню — в её самый худший период жизни. Бедная, с вагоном проблем и загонов; с кризисом в ориентации и больными родителями Анечка неумело отвечает на столь взрослое действие. Саша всегда зовет Аню строго по фамилии. В голове у Щербаковой миллион и больше противоречий. Девственный и ещё совсем не испорченый ребенок не понимает — как возможно что-то такое, между двумя девочками.       Те чувства, что Аня испытывает по отношению к Саше, они не передаваемые. Она верит, что это раз и навсегда; верит, что восемнадцатилетняя Трусова чувствует то же. И Анечке, рядом с Сашей, глубоко плевать на слова, запреты и упреки со стороны своей христианской семьи и всего отсталого общества в общем. Щербакова готова отказаться от всех богатств мира; лишь бы с Сашей вдвоем.       Только бы они никогда не расставались. Аня доверила совершеннолетней Саше свое сердце, и не раздумывая сделала бы так же все свои девять жизней.       А когда Трусова особенно нежно поглаживает фарфоровую кожу щек во время затяжного поцелуя, Аня мысленно оказывается в аду, заживо горя в самом раскаленном и, заранее приготовленным для неё, котле.       На старый андроид приходит, уже, наверное, тридцатое сообщение. Через раздражающий звук Саше все же приходится отстраниться от — тяжело дышащей — Ани. Зеленые глаза улавливают в карих бесконечную привязанность и ласку; а также, немой вопрос. Саша медленно кивает, и Аня наконец достает надоедающий телефон с заднего кармана джинс. Он, как и ожидалось, разрывался от постоянных звонков матери.       Женщина что-то очень громко вещает в трубку, на что Аня лишь сдержанно кивает пару раз сама себе, и быстро отбивается, без слов.       Паузу разрывает её шепот, спустя три минуты комфортной тишины. — Мне. мне пора, — Щербакова прокашливается, подавляя жалкую дрожь в голосе. — Мама?       Аня кивает на глупый и очевидный вопрос Саши, и доверчиво жмется в объятия, радуясь смазанному поцелую в висок. Трусова трепетно поглаживает хрупкую спину, пока оставляет ещё пару поцелуев в области щек.       Они расходятся не говоря друг другу ни слова. Саша знает, что завтра встретит Аню с множеством синяков по всему телу, а Аня обещает вытерпеть крики и тяжелые удары ремня от папы, чтобы не грузить рыжеволосую своим, изрядно надоевшим, несчастным лицом. ***       Аня опять задержалась после школы. Маме опять звонили преподаватели, и услужливо уведомляли о ухудшении успеваемости, а знакомые отца в который раз говорили что видели его «гордость» с неподобающей для статуса их семьи компанией.       Входная дверь громко хлопает, уведомляя о зашедшем в квартиру человеке. На пороге, как два Эвереста возводятся темные, неосвещенные фигуры. — Ань, — было начинает мать, за что её грубо перерывает отец. — Где ты шлялась?       Тот без разбора рывком подходит к, сжавшейся со всех сторон Ане, и уже через пару секунд она чувствует обжигающий удар на щеке. Плоть сразу покрывается краской и неприятно зудит, а пару слезинок безудержно стекают, обжигая место удара. Отцовская пощечина откидывает хрупкую голову в бок, открывая вид на шею и ключицы. Взгляд напротив жаждет скорейшего ответа, который Аня спешит озвучить, дабы не провоцировать новые удары. — Я была у Саши… — осмелившись, Щербакова поднимает взгляд, замечая яростную злость и полную неудовлетворенность. — Мы занимались огэ.       Аня слышит нескончаемое количество разной нецензурной брани, когда независимо ступает к себе в комнату. Через пять минут, как и ожидалось, заходит, вся такая запуганная и жалеющая дочь — мать, великодушно просящая отдать ей телефон. Аня раздраженно кидает той гаджет и так же нервно садится делать, надоевшие в край, уроки.       Образ Трусовой виднеется повсюду; но когда на собственном плече Аня чувствует обжигающее прикосновение холодных пальцев, а в отражении настольного зеркала замечает размытое отображение красноволосой, она отстраненно ведет головой, понимая: что вот-вот достигнет последней ступени больной привязанности. Силуэт угрожающе шепчет, пока Аня искренне не понимает, за что ей весь этот ад. «Сделай, сделай, сделай…»       Тысячу «сделай» разрывают и превращают, ранее здоровый мозг в сплошной сгусток негативной, злой, не доброй энергии.       Перед сном Аня уставши плетет колоски с старой веревки, неизменно пряча их под матрас. Холодный ветер безжалостно холодил комнату через открытое окно, заставляя маленькую табуретку возле него забавно шататься. Настолько забавным Аня это находит. ***       Саша встречает Аню после школы с любимым латте и с очередной закуренной вишневой сигаретой. Щербакова боязливо мнется на месте, пока Саша не выкидывает самокрутку с покупным фильтром. Она забрасывает мятную жвачку, прежде чем самой подойти к замершей Ане.       В глаза первым делом бросается заметный красный след от всей пятерни и боязливый карий взгляд. — Зайчик, — Саша предусмотрительно отряхивается от пепела и наконец заключает в объятия дрожащую, то ли от страха, то ли от холода — Аню.       Они доверчиво жмутся к друг другу в пару десятков шагов от школы. Аня не может контролировать чувство безопасности рядом с Сашей. Рядом с такой нежной, заботливой, беззаботной и беспечной Сашей. Плевать, что вечером из-за этих объятий Ане прилетит пуще прежнего.       Аня всерьез задумывается над собственным положением.       Она думает, что нельзя вот так просто стоять и обниматься с девушкой, которая заставляет сердце делать кульбит при каждом, даже невзначай брошенном взгляде. Просто стоять и обниматься с девушкой, отношение к которой выходит за рамки дружеского — нельзя. Чувствовать то, что чувствует Аня по отношению к Саше запретно настолько, что признать это, Щербакова не сможет никогда. Также никогда Аня не сможет полюбить какого-нибудь мальчика. Почему-то, в этом Аня уверенна больше всего. Неизвестность настолько затуманивает разум, что в мыслях красноречиво вскакивает только рыжеволосая особа. В любой ситуации: Аня не может без мнения Саши. Трусова смотрит, будто понимает все, всё на свете. Она как тот принц на белом коне; как светлое пятно среди серой массы; как запретный плод, против искушения которого невозможно противостоять. Нереально отказать этим зеленый глазам, когда те смотрят так.       Саша это воплощение всех самых невероятных качеств, которые только могут быть присущи человеку. Она совершенная для Ани. Для маленькой пятнадцатилетней Ани, совершеннолетняя Саша кажется чем-то недосягаемым и идеальным. Сверх идеальной для такой Ани. Аня, она ведь и держится только благодаря Саше, своей вишневой королеве.       Пока Саша ждёт хоть чего-нибудь от такой, непонимающей саму себя Ани, то сама Аня ждёт пока в ней появится достаточно смелости, дабы осуществить давно запланированное задуманное.       Как же можно вот так просто взять и осознать что ты влюблена в девушку? В девушку, которая в разы лучше тебя.       Как можно осознать, что тебе никогда не нравились мальчики? Даже в шесть лет, вся такая властная Аня безжалостно разбивала сердца всех своих одногруппников, невольно засматриваясь на старшых девочек с параллели.       Нельзя в один момент вывалить на Сашу все те безудержные мысли и неуместные чувства. Скорее, даже ненужные. — Пойдем ко мне? — буднично спрашивает Саша, отстраняясь.       Аня нервно мотает головой в стороны, ловя обеспокоенный взгляд. — Мне надо домой. я… у меня, — Щербакова не знает, какую отмазку придумать на сей раз, а Саша, всё понимает, но прерывает эти жалкие попытки, затыкая её поцелуем.       Глаза Ани распахиваются в удивлении. Сердце моментально повышает ритм ударов, потому-что нельзя вот так просто взять и поцеловаться с девушкой посреди людей, рядом со школой. Нельзя до того момента — пока Саша нагло не впускает свой язык в рот Щербаковой, без особого согласия. Чертовка заранее знала, что бедная Аня не сможет отказать в этом, поэтому действовала, полагаясь на собственные ощущения.       Аня неумело старается отвечать на, разгорающийся с каждой секундой все больше, поцелуй, но поспевать за Сашей всегда затруднительно. Та настолько быстро меняет положение языка, что Ане остается только думать о том — как бы успеть за ним, а мысли о том, что их вот-вот могут заметить затуманиваются, как только Аня чувствует ледяные руки Саши чуть ниже бедер. Это отрезвляет и заставляет отступить. — Ты чего? — Саша непонимающе косится на Щербакову, что судорожно шарит взглядом по сторонам, делая маленькие шаги к отступлению. — Я… Саш, мне надо домой. Аня срывается на бег, держа направление к своему дому. В тот час из-за угла выезжает черная иномарка, которой, в тот момент не уделили должного внимания.       Камни разбрасываются в разные стороны под давлением протертых кроссовок. Страх окутывает темный силуэт, кажется, сейчас пойдет дождь. Аня смотрит в небо, стоя под подъездом. Тучи и в правду сгущаются над головой, придавая плохому предчувствию большего смысла. Какое-то неподдельное чувство страха заковывает внутренности в железные оковы. Перед заходом домой, Щербакова всегда чувствует себя какой-то Малифисентой, на которую разом обрушилось все имеющееся железо мира. Лишь липкое ощущение внизу живота и память о недавнем поцелуе греет темноволосую голову. Саша как всегда всплывает перед глазами, прежде чем Аня делает шаг вперед, заходя в подъезд.