О всех созданиях, лучших и умных

За следующие четверть часа, сидя на кухне за столом для экспериментов, Шерлок со смесью восхищения и досады обнаруживает, что Джон Уотсон знает невероятное количество ругательных слов. А также то, что неважно, бурчит он их тихо или громко рявкает: в производимом эффекте разницы никакой. А также то, что выражение лица взбешенного Джона отличается от выражения раздраженного. Когда он слегка рассержен, как Шерлок убеждался множество раз, Джон лишь с горечью морщится, но сейчас — по мнению Шерлока, это последний раз, когда он видит Джона, — сила гнева заставляет его улыбаться, тонкие губы изгибаются вверх, словно приглашая Шерлока попытаться превзойти свою ошибку, прямо провоцируя, словно уверен, что Шерлок не способен облажаться сильнее. Шерлок, скорее всего, вполне способен, он почти уверен, но не говорит об этом маленькой грозовой туче на своей кухне, пока Джон кипятит воду в чайнике и роется в аптечке, которую выкопал из туалетного шкафа, даже не спросив разрешения. Между тем, это было глупо, о, как глупо это было, очень глупо, как бессмысленно даже пытаться улететь так высоко, как получалось когда-то, печально думает Шерлок. Потому что сейчас кажется, что кто-то бьет его по голове монтировкой, а термиты грызут ему кости. Если бы он мог стечь сквозь пол, он допускает, что воспользовался бы шансом и растворился полностью. Всё это только его вина, он был слишком беспечен. Шерлок знает химию, он знает, что не способен взлететь так высоко, не упав, он же долбаный ученый, он по умолчанию должен быть точным, он обожает точность, но намеренно проигнорировал предсказуемый исход в пользу временного решения. Ну и что, что было слишком тихо? Здесь всегда слишком тихо. И Джон вернулся, в конечном итоге. Но сейчас это не важно. Джон скоро уйдет. Вероятно, насовсем. Джон заливает кипятком пару чайных пакетиков (хотя Шерлок не помнит, чтобы рассказывал ему, где их найти, потому что, наверное, этого и не было), затем, вздохнув, постукивает несколько раз пальцами по столу. Потом повторно хватает запястье Шерлока, не спросив разрешения, и считает про себя, глядя убийственным взглядом на секундную стрелку часов. Шерлок не спрашивает зачем, не то чтобы Джон вообще разговаривал с ним. Сердце Шерлока бежит стометровку с момента пробуждения. Это типично для его отходняков, а поэтому скучно. Некомфортно, тем не менее. Джону не нужно беспокоиться на этот счёт, но сыщик не смеет первым поднимать тему. Он смотрит в отчаянии на картину, которая совсем не кажется реальной — его белое запястье в более темных руках Джона и крошечный след от укола на сгибе локтя. Джон смыл каплю засохшей крови фланелью, смоченной в горячей воде, в самую первую очередь. Еще до того, как сделал чай. Шерлок даже приблизительно не знает зачем. Если Джон зол и скоро уйдет навсегда, а теперь хочет чаю, то конечно, нужно пить чай. Шерлок изучает маленькую отметину с любопытством, но без выражения. Он не часто смотрит на свои руки, если только не колется. Шерлок варьирует места инъекций, каждый раз пользуясь острыми, новыми одноразовыми иглами, периодически полностью воздерживаясь от уколов, переходя на таблетки или порошок, и отмеряя дозы еще более тщательно, потому что однажды около ночного клуба он видел лежащего в картонной коробке человека, чьи предплечья были изъедены кратерами с красными краями, как поверхность Марса, и в таком состоянии никто не может быть консультирующим детективом. Такое состояние в любом случае… отвратительно. Шерлок не такой, он просто не такой, у них ничего общего, он химик. Поэтому Шерлок очень гигиеничен. Но все же. Несмотря на тонкие голубые вены и отсутствие четких доказательств, это по-прежнему… тревожно. Бесчисленные маленькие заросшие выемки, словно капли дождя упали на чистый белый песок. — Мы с тобой, — говорит Джон, бросив запястье Шерлока в третий раз, — поговорим сейчас очень, очень откровенно. Сердце Шерлока перебирается в пятки. Тон Джона не допускает возражений, он спокоен, примерно как танки, что едут по выжженной солнцем пустыне, с их тяжелой артиллерией, готовой взрывать людей в пыль. Джон возвращается к чашкам, убирает из них пакетики и приносит чай к столу. Горячий пар обдает лицо Шерлока, вызывая тошноту. Джон, хоть и держит чашку, не садится. Он становится перед Шерлоком, возвышаясь над ним для разнообразия, потому что детектив сидит, и идет в атаку. Прощай, скоро скажет он, и удачи, думает Шерлок. — Как я понимаю, это случается регулярно. Отодвинувшись немного назад, подальше от пара, Шерлок борется с истощением и ужасом, которые склоняют его просто запереться в спальне, в темноте, навсегда и покончить с этим. — Это не вопрос, — хрипит он. — Нет, — говорит Джон, спокойнее, но не менее твердо. — Не вопрос, потому что это беседа, как я и сказал, Шерлок, раз уж я твой врач в этот сраный момент, потому что тебе нужен врач, и я здесь, но я не собираюсь выпытывать историю твоей жизни. Не больше, чем из любого другого пациента. — О, чудно, нужна история болезни, — злобно шипит Шерлок. — Как благородно с твоей стороны работать безвозмездно, не говоря уж о выездах на дом. Я поставил все прививки, сам видишь, даже больше чем надо, у меня аллергия на пенициллин, нет венерических заболеваний, и я с радостью подмахну твою рекомендацию для «Врачей без границ»*. Я-то думал, твой интерес был, ну не знаю, праздным любопытством. Как грубо с моей стороны. [ *Прим.перев.: Врачи без границ (фр. Médecins sans frontières) — неправительственная международная организация по оказанию медицинской помощи людям, пострадавшим в результате вооружённых конфликтов и стихийных бедствий. Волонтёры организации работают во многих горячих точках. Кроме того, «Врачи без границ» ведут профилактическую и просветительскую работу по борьбе с наркоманией и СПИДом. ] — И снова нет, полный ты мудак, — рычит Джон, садясь на стол и подтягивая аптечку поближе. — Нет, твою мать, нет, Шерлок Холмс. Это не праздное, мать его, любопытство. Я не знаю, какого хрена ты от меня хочешь, но уж точно не праздного любопытства, особенно после этих нескольких дней, что бы это ни было. Я сказал про врача и пациента, потому что… ты знаешь, ты прав, всё в жопу, ты даже не понимаешь, что вообще такое медицинская этика и врачебная тайна в любом случае. Ты как подросток в его собственном мире, так что давай-ка просто перейдем к сути. — А это необходимо? — Да. Сколько это уже продолжается? — Достаточно долго. — Отвечай. — Какая разница? — Потому что, если ты не желаешь со мной говорить, не желаешь даже уклониться от ответа, например, под предлогом, что это слишком личное, то я… Ну, ты знаешь. Вообще не представляю, что я здесь делаю. Суженное поле зрения Шерлока исчезает целиком, когда его глаза сами закрываются. Сквозь черную завесу появляются вспышки искр и молний, как от взрывающихся звезд, кровь пульсирует в дрожащих веках, и болезненный мир в голове взрывается калейдоскопом красных, зеленых и фиолетовых осколков. На левой руке снова ощущаются теплые пальцы Джона, но на этот раз выше запястья, возможно, это предупреждение, но мгновение спустя ватный шарик, пахнущий йодом, касается места укола. Это просто смешно. Так выглядит слабость, да и жалость тоже, и, несмотря на мягкость прикосновения (или, возможно, из-за этого) Шерлоку еще никогда не было так больно. Это хуже, чем передоз. Передоз хотя бы опасен, а не жалок. — Больше десяти лет, плюс-минус перерывы, в последнее время тщательно контролирую… — удается прокаркать Шерлоку. — Ну, только не прошлой ночью, — в голосе Джона появляется что-то иное, чем сталь, что-то грустное. — Зачем это вам, доктор? — Это моя работа. Почему ты начал колоться? — Почему твой брат начал пить? — рычит Шерлок. Он слышит еще один быстрый, сердитый, сдавленный вздох. — Ладно, с твоими волшебными силами и способностью потрясать меня разберёмся позже. По крайней мере, ты знаешь… ну, можешь предположить, что я хотя бы в теме. Про стимуляторы, жизнь с зависимостью, восстановительную терапию, злоупотребление, запои, адаптацию, называй, как хочешь. И у меня нет брата. — Есть. Я видел твой телефон. — Что за бред? У меня есть сестра по имени Гарри, Шерлок, а еще у меня терпение на исходе. Шерлок стонет и сползает на правую руку, уперевшись локтем в стол. Рискует взглянуть на Джона и на причину спора. Доктор приклеивает пластырем кусок бинта к ранке. У Шерлока возникает желание закричать ты не должен этого делать, я бы сам все сделал, боже, я никогда не хотел, чтобы ты увидел, я спрятал бы каждую грязную часть меня, а теперь уже поздно, не ты должен прятать это, я должен был. — Всегда что-нибудь есть, — шепчет Шерлок. — Отлично выглядит, правда? Облизнув губы, Джон бросает на него взгляд. — Нет, не отлично. Но и не отвратительно. — Конечно, отвратительно, не будь идиотом. — Это часть тебя. — Ты сам-то веришь своим словам? — Нет, если речь идет о моих собственных шрамах. — Это нелогично настолько, что почти бессмысленно. — Как и вся жизнь, разве не заметил? Хмыкнув, Шерлок снова закрывает глаза. Джон перестал прикасаться к нему, он закончил и пакует аптечку. Его руки приятно отвлекали, жаль, что так недолго. Шерлок слушает шаги Джона, как они удаляются и возвращаются в кухню. Наверное, собирается уходить. Очень жаль. Могли провести еще несколько дней вместе, может, пережить еще одно приключение, до того, как появится Мориарти и придет конец всему. — Пей чай. Он уже достаточно остыл. — Буэ… — Пей долбаный чай, пока я тебе его в глотку не залил. И запей вот это. И отвечай на заданный вопрос, черт бы тебя побрал. Шерлок открывает глаза и выпрямляется. Джон стоит перед ним с легчайшим, выдаваемым без рецепта, болеутоляющим, и чем-то жаропонижающим, и выражением, которым можно убить на месте. Шерлок берет таблетки с ладони Джона длинными, дрожащими пальцами, проглатывает, а потом делает глоток чая, потому что назвался груздем и так далее. Если Джон решил его убить, вероятно, он не будет пытать его перед этим. — Говори, — приказывает Джон. Шерлок откашливается, словно это может что-то изменить. Не может. — Я начал, потому что мой разум — как мотор реактивного самолета: давление в нем растет, и растет, и растет, и без работы, без толики интеллектуального экстаза, я чувствую, что он взорвется, как космический шаттл, оставшийся на площадке после конца отсчета. Но задачи и шифры случаются нерегулярно. А работа — все, что у меня есть. Без нее... я ненавижу... — Шерлок замолкает, сглатывая с трудом. Внезапную волну ярости на свою жизнь он маскирует приступом кашля. — Твой следующий вопрос будет касаться санитарии, повторного применения игл, и да, я осторожен, и нет, мне это не пришло бы в голову, это отвратительно. В этом аспекте я ничем не отличаюсь от тех, кто употребляет снотворное или антидепрессанты. Джон снова садится на стол, пробуя свой чай. — Которые тоже опасны, как любой стимулятор, и должны приниматься под контролем врача. Но это была неплохая попытка рационализации. Невероятно. Ты же классический случай, ты осознаешь? Ладно. Мне это сложно, мне это неприемлемо, Шерлок, но я пробую понять. О каких веществах мы говорим? — Кокаин, почти всегда. Изредка морфий. — …твою мать, Шерлок, — рычит Джон, стиснув зубы. — Господи, ты конченый, конченый идиот. Ты представляешь, что могут с тобой сделать эти наркотики? Если это грязная пачка? Твою мать, это просто в голове не укладывается. Или ты лично химически тестируешь каждую дозу? Что, если она с чем-то смешана? Что, если слишком крепкая и будет передоз? Что, если партию готовил какой-то дебил, который не знает, что делает, а ты огребешь все последствия? Что весьма вероятно. Что, если — и помни, пожалуйста, что я не привел бы этого аргумента другим людям, — один из твоих врагов добавит туда яд? Что, если какая-то доза кокаина невосстановимо повредит тебе разум? Твой ум... я никогда не встречал ничего подобного, Шерлок, он невероятен. Твой разум — то, чем ты работаешь, то, кто ты есть. Как ты вообще можешь этим рисковать? Шерлок смеется, отчего немедленно становится больно в горле, и он прекращает. — Ты говоришь, как мой дилер. Мне кажется. Я удалил тот разговор, но смысл был примерно тот же. Глаза Джона превращаются в синие дула. — Что, прости? — Ему тоже это не нравится, — Шерлок оглядывается назад, куда вчера упал торшер, где он все еще лежит на ковре, и осознает, что Джон, наверное, видит куда больше доказательств вчерашнего загула, чем обоим хотелось бы. — Моему дилеру. Я обращаюсь к нему, когда мне нужна информация из определенных кругов. Я закалываюсь редко, лишь когда умираю со скуки, но он… он все равно хочет, чтобы я завязал. Наступает тишина. Джон пьет чай, и Шерлок пьет чай, и Джон думает, а Шерлок вспоминает свой первый раз. Он только что закрыл дело в Лондоне, предварительно замучив Ярд, чтобы допустили, потому что оно было прекрасным: в закрытой комнате, с неясным мотивом, захватывающей погоней — со всем, что имело значение. Вернувшись в университет, светясь от восторга и собственной дерзости, чувствуя себя самым лучшим и умным, он шагнул на территорию и огляделся: тихие дорожки, деревянные скамьи, заполошные студенты и унылое, чистое небо, и понял, что хоть его фамилию можно было в то утро увидеть во всех газетах города, МАЛЬЧИК-ГЕНИЙ ВОЗВРАЩАЕТСЯ, ни единая душа с его курса того не заметит, не заинтересуется, не захочет об этом говорить. Они шли мимо, притворяясь, что он невидим. Выкурив две сигареты, Шерлок стянул пакетик кокаина у тощего панка, притворявшегося поглощенным историей средних веков, хотя на деле был захвачен загадочным действием галлюциногенов, и тем весьма поднял себе настроение. — Ты сказал, что не употребляешь, когда работаешь, — спокойно спрашивает Джон. — Никогда? — Я что, действительно должен начать повторяться здесь и сейчас? — крысится Шерлок. — Или просто хочешь вытянуть еще немножко грязных секретов, прости, медицинских подробностей? — Будешь выёживаться, я позвоню в полицию и предложу устроить тут обыск. — Ты не сделаешь этого. Ты угробишь мою карьеру. Джон поднимает брови. — Хочешь проверить? Карьеру можно и заново построить. — Ах ты…. — выдыхает Шерлок. Он качает головой. Чай почти кончился, так что он допивает остатки. Желудку чай понравился, стало немного лучше. — Даже не представляю, на что ты способен. Джон мягко улыбается. — Я... ну, то слово, что ты использовал для самоописания, такое устаревшее? Эксцентрик. Я эксцентричен. Отвечай на вопрос. — Да, — вздыхает Шерлок. — Я не употребляю, когда работаю. Никогда. — То есть твоя зависимость скорее психологическая, чем химическая. — У меня нет зависимости, я завязывал много раз. Но если под «психологической» ты имеешь в виду, что у меня взрывается мозг, тогда да. — И ты играешь с мозгом, словно в комплект «юный химик», когда у тебя депрессия. — Мозг и есть комплекс химических реакций, если бы у тебя он был, ты бы выучил это в медшколе. И я отличный химик. — И наркоман. — С этим… — Шерлок опускает плечи и наклоняет голову назад. Делает глубокий вдох. — Я склонен согласиться, если для тебя это что-то значит. Хотя для меня это ничего не значит. Джон кивает. Шерлок снова дрожит. Одновременное ощущение опустошения и сгорания заживо приходит волнами, и становится то лучше, то хуже. Он уже проходил это раньше и ненавидит быть в таком состоянии. Капелька кокаина могла бы помочь, но... нет, Джон, определенно, будет против. Дворец разума пока держится, но весь свет погас, коридоры пусты и темны, картины развернуты к стенам, отказываясь участвовать в происходящем. Обычно дворец полон света и жизни, словно музей живых воспоминаний, но теперь лишь призраки воют и скребутся в стены. — Ну-ка… — говорит Джон, потому что он принес халат Шерлока. — Вставай. Он поднимает Шерлока за локти и прежде чем детектив понимает, что происходит, он уже в халате, которым Джон закутал его лучше, чем большинство медсестер. Джон затягивает полы потуже, потом обхватывает Шерлока за талию. — Пора в кровать. Но разговор еще не закончен. Где твоя спальня? — Диван вполне подойдет. — Что я сейчас говорил про выёживание? — Там, — Шерлок борется с истеричным желанием захихикать. — Спальня там. Они двигаются медленно, но верно. Спальня Шерлока, которой он редко пользуется, недалеко. Джон включает свет, оглядывается и сдергивает покрывало свободной рукой. Шерлок испытывает жгущую слабость в ногах, но предпочел бы скорее упасть на кровать, чем на Джона, чтобы не позориться еще больше, так что он укладывается без возражений. Ликвидация такого похмелья займет у организма, по меньшей мере, сутки. Господи, какое идиотство. Настолько вразрез с его привычками, что ему хочется дать себе в глаз. Ничего подобного не должно иметь места. Свернувшись калачиком на середине кровати, он проводит ладонью по голове. Скромные маленькие таблетки, которые дал ему Джон, похоже, подействовали, и разряды между ушей стали менее громкими, хотя дрожь еще не прекратилась. — Следующий вопрос, — сипло напоминает Шерлок. Джон укрывает его одеялом и садится рядом, распрямляя края. Он ужасно выглядит, в очередной раз осознает Шерлок. Словно бы провел ночь, споря с кем-то, либо ожидая неприятного звонка, либо сидя на пластиковом больничном стуле. Джон делает медленный, расслабляющий вдох и оглядывается, замечая периодическую таблицу и сертификат Шерлока по боевым искусствам. Почти улыбается, прочитав его, а потом опять смотрит на детектива. Шерлок не уверен, что понимает происходящее. — Раньше, когда ты сравнивал свой разум с двигателем, ты почти сказал, что ненавидишь что-то. Что ты ненавидишь? Шерлок кивает в сторону гостиной, ерзает, освобождая плечи из-под одеяла. Кладет руку за голову. — Скучную рутину бытия. — Свою жизнь? Ты, верно, шутишь. Жизнь чудо-детектива скучна? Нет, это просто черная дыра, которую можно заполнить только расследованиями, а потом появился ты, и потом ты ушел, и я не виню тебя за это, виню себя, только себя, но контраст был просто невыносим. — Ну, у всех гениев одна проблема. — Шерлок осторожно касается пластыря на руке под синим шелком, и задумывается, как долго он пробудет на теле, если постараться оставить его навсегда. — Им нужна публика. Почему ты вернулся утром? Ты уехал. Я снова тебя обидел, и ты уехал. Я не хотел. Не понимаю, почему ты все еще здесь. Почему ты лечишь меня, если я тебе даже не нравлюсь? Джон быстро и решительно качает головой. После долгой, болезненной внутренней борьбы, он говорит: — Шерлок, это… что-то вроде... Это чрезмерное увлечение, злоупотребление или что-то такое. То ли... — Я ответил на достаточно много вопросов, чтобы получить взамен один ответ, — шипит Шерлок. — Я пытаюсь! Господи, Шерлок. Я хочу сказать, что если я хоть в какой-то мере посодействовал твоему... твою мать, да это просто невозможно высказать. Ты взрослый человек, как и я, мы принимаем решения, и нам отвечать за последствия. Вот и все. Я не собираюсь тебя опекать. Или брать на себя ложную ответственность. Утром я пришел извиниться, если, уехав вот так, обидел тебя. В последнее время только и делаю, что лажаю, поэтому, если тебя я обидел, мне очень жаль. Нет, я не имел в виду, что ты нежный цветок... Просто я сейчас полный псих, вот и все. Я извиняюсь, что смылся без объяснений, но то, что ты сказал... это было приятно, понимаешь? Это была не твоя вина. Шерлок глазеет на него в чистом изумлении. Похоже, Джон не хочет встречаться взглядом. Но потом он и сам это понимает и смотрит на Шерлока. Синева его глаз очень темна сегодня. Сыщик едва может различить зрачки доктора. — Ты ушел, потому что было приятно? — недоверчиво повторяет он. — Нет, придурок, — Джон фыркает. — Я не могу поверить, что должен это объяснять. Окей, предельная честность, ладно? Карты на стол. Я уже наставлял нелегальную пушку на человека ради тебя, так что мы сможем справиться и с задушевной беседой, да? В общем, я сейчас буду абсолютно честным. Шерлок кивает, внимательно разглядывая лицо Джона, решительный рот и уставшие жить глаза. Джон молчит еще минуту, но потом начинает очень уверенно: — Я сказал, что одинок, и ты ответил, что я хороший человек, не милый, и я прыгнул в такси в тот момент, потому что у меня начался приступ паники, не по твоей вине, Шерлок, не из-за тебя, не потому, что ты совершил ошибку, боже, ничего подобного, наоборот, было изумительно, просто я начал немного пугаться… самого себя, и убежал. С тактической точки зрения то, как я это сделал, ужасно, я знаю. Но если бы не уехал, я бы нарушил границу с тобой. — Опять ничего не понимаю, — у Шерлока дрожит голос. — Говори осмысленно. Будь конкретен, я не выношу неясности. — Ладно, — рот Джона сжимается в тонкую, спокойную черточку. — Сара и я... у нас свободные отношения. У нас нет романтической связи. Ты был прав, я не влюблен в нее... она мне нравится, она друг. И, раз уж на то пошло, я бисексуален, собственно говоря. Но когда ты спросил, почему я с ней сплю, если не влюблен... Это не совсем тот вопрос, который пришел бы в головы большинства людей. Ну, ты знаешь, тех, тупых и милых. Если бы люди прекратили заниматься сексом с теми, кого не любят, мировая экономика рухнула бы, наверное. И ты еще сказал, что она недостаточно хороша для меня, что полная чушь, кстати. И... Я не хотел спрашивать, я не любитель развешивать ярлыки. Но ты… какая у тебя ориентация? В терминах, которые тебя не раздражают? Ох. Шерлок поворачивается на спину и закрывает лицо дрожащей ладонью. Это официально наихудший день в его жизни. Если Мориарти может лучше, Шерлок будет весьма впечатлен. Потому что потребуются усилия злого гения, чтобы превзойти этот день по ужасности. — Эй, — мягко говорит Джон, — ладно тебе. Это был комплимент, а не угроза. Просто я в замешательстве, Шерлок, пойми правильно. Ты такой… страстный, что ли. И то, как ты двигаешься, твой язык тела, если честно, потрясающе, у меня немножко сорвало крышу, знаешь, типичная ошибка парней. Если ты натурал, или тебя не привлекают ветераны с ПТС, что совершенно не удивительно, то все отлично. Будет, как ты сказал, кофе значит кофе. Я согласен. Эй, — повторяет он, потирая поднятый локоть Шерлока. — Это не важно, я все равно собирался извиняться за то, что очень хотел поцеловать тебя тогда, и если бы я задержался там еще на минуту, то… — Асексуал, — сообщает Шерлок омертвевшим тоном, позволив Джону мягко оттянуть руку от лица. Поцеловать Джона Уотсона, господи, и он хотел, хотел в тот же самый момент, когда я хотел этого больше всего на свете, и он хотел этого, и я не был одинок, в конце концов, я из всех людей, как люди справляются с такими чувствами, зная, что этого никогда не случится, потому что означало бы конец всему. — Обнаружил термин в интернете в возрасте двадцати лет, — выдавливает Шерлок. — Я не девственник, но не хочу об этом говорить. Да, все мои разнообразные сексуальные акты происходили добровольно. Что бы ты еще мог спросить? Ограничимся обычным списком. Желал ли я когда-нибудь сексуального контакта с кем-либо? Нет. Пробовал ли я? Да. Я уверен, точно точно уверен? Да. Когда я последний раз занимался сексом? Семь лет назад. Я мастурбирую? Да, очень редко, когда нет другого выбора. Я ненавижу это делать, хуже электрошока. Беспокоят ли меня прикосновения вообще? Нет, не более чем кого-либо. Привлекают ли меня сексуальные извращения и не воздерживаюсь ли я на благо человечества, нет, могу перечислить, что именно я не навязываю невинным… — Шерлок, — восклицает Джон, в ужасе, крепко хватая его за запястье. — Прекрати. Просто. Боже, прекрати. Хватит. Кто, ради бога, вообще… — Было очень приятно познакомиться, — сдавленно говорит Шерлок. — Заткнись уже на минутку и послушай меня. Чего бы тебе ни наговорила какая-то конченая сволочь, с тобой все нормально. Ты слышишь? Абсолютно всё. — Конечно, всё. С закалыванием в кровь тяжелых наркотиков тоже все нормально. Спасибо тебе за помощь с похмельем, а теперь, если... — Шерлок, — говорит Джон вернувшимся командным тоном. — Ты выгоняешь меня из квартиры, потому что у тебя очень привлекательный рот, который я заметил на безлюдном перекрестке в приступе отвратительной, слезливой жалости к себе? Потому что это было бы по-настоящему глупо. — Боже, нет, я не выгоняю тебя, — Шерлок издает грязный маленький смешок. — Моя квартира лучше твоей. Тебе нужно жить здесь. Это будет… практичнее. О, в жопу, просто оставь меня уже. Джон замолкает, но не отпускает запястье Шерлока. Это приятно, словно быть привязанным к кому-то, поэтому Шерлок не возражает. Вместо этого закрывает глаза и представляет звездные системы, молчаливые, холодные созвездия в бесконечных просторах вселенной, пока не понимает, что, похоже, не собирается ни задыхаться, ни блевать. Все это время Джон держит его запястье, и все это время Шерлок задается вопросом, почему. Это бессмысленно. Ему нечего предложить Джону, кроме хаоса и удобной квартиры, которая его не интересует. Его пульс все еще слишком быстрый, и Джон держит на нем большой палец. Может, опять считает. Может, удивляется уроду. — Ты недавно сказал, что гениям нужна публика, — наконец говорит Джон. Его голос потерял всю прежнюю жесткость, теперь в нем есть нотки надежды. — Это то, что ты хочешь? Потому что ты писал мне, хм… много СМС. Ты закидал меня ими до полусмерти. И мне нужно знать, почему, чтобы я не строил ненужных иллюзий. Открыв глаза, Шерлок смотрит на усмехающегося Джона над ним, и думает Я хочу каждую частичку тебя. Но ты никогда не узнаешь. Если это от меня зависит. Никогда. — Так что, ты хочешь аудиторию? — подталкивает Джон. — Коллегу, — шепчет Шерлок. На долю секунды, которая Шерлоку, наверное, показалась, Джон выглядит разочарованно. Но Шерлоку больше нечего предложить, пусть даже на несколько дней. Только так будет безопасно. Так «невозможное» можно сделать «маловероятным» — если сохранить Джона значит не дать ему вообразить, что Шерлока могло бы ему хватить, то боже, конечно, Шерлок так и сделает. Потому что крохотная часть этой маленькой личности достойна любого усилия в этом бесконечно огромном мире. — Думаю, на это я способен, — наконец отвечает Джон, не менее тихо. Тепло покидает запястье Шерлока, когда доктор закрывает глаза и потирает их, зевая. — Это... звучит неплохо, Шерлок. Я не знаю, что ты во мне нашел. Или почему это потребовало столько СМС. Но, черт, почему бы мне не выяснить на практике, да и лучших предложений пока не поступало, — Джон улыбается, опуская руку и сжимая запястье Шерлока еще раз, уже легким хватом. — Я думал, у тебя с утра работа, — размышляет Шерлок, лишь бы оттянуть расставание. — Я соврал, — Джон качает головой. — Прости за весь этот бред. Ужасно, правда. Больше не повторится. — Ммм. Ты устал. — Шерлок полностью сдвигается на дальнюю сторону кровати. — Ты можешь отдохнуть здесь немножко. Если хочешь. — Э, нет, — отвечает Джон, и его лицо темнеет. — Нет, не могу. — Его взгляд убегает в угол комнаты. — Я не заразен, — холодно замечает Шерлок. — Что?.. О боже, — вздыхает Джон и смеется. Смеется с некоторым принуждением, словно бы защищается перед абсурдом. — Не ты. Я не... Нет, ты не заразен. Ты уникален, а я... ха. Нет. Я опасен, когда сплю. — О, — мягко отвечает Шерлок. — Ты говорил, что я опасен, когда не сплю. Значит, мы на равных. Джон снова смеется, и на этот раз смех звучит искренне. Шерлок представляет доктора в пыльной униформе, как тот сползает по песчаной дюне в сторону укрытия снайперов, или как едет на заднем сидении Хамви*, или как вешает на плечо винтовку, или как врывается в бетонный бункер, как оставшиеся от обстрела обломки разлетаются от армейских ботинок. Представляет себе, как Джон перевязывает высокотехнологичными абсорбирующими повязками раны, которые все равно кровоточат. Это совсем не сложно, потому что, не считая рефлексии над СМС, именно так Шерлок в последнее время и засыпает. Он представляет себе перепуганных плачущих детей, бегущих к Джону, и Джона, который хватает их на руки и уносит в безопасное место. Представляет себе Джона под афганскими звездами, только там их можно увидеть такими, какими видит их Шерлок — безумными разводами красок на темном холсте. [ *Прим.перев.: Хамви (Humvee ) — HMMWV от High Mobility Multipurpose Wheeled Vehicle; ВМКТС, высокомобильное многоцелевое колёсное транспортное средство (обычно речь о военном джипе "Хаммер"). ] — Я тебя не боюсь, — утверждает Шерлок. Джон облизывает нижнюю губу, тяжело выдыхая. — Ты хоть чего-нибудь боишься? — спрашивает он. — Нет, ничего. Ну, — Шерлок тоже вздыхает, — только одного, но это выработанный в детстве условный рефлекс на угрозу боли и смерти, чисто животный страх, к сожалению, укоренившийся из-за многократной стимуляции, и поскольку я знаю, что это инстинктивная функция рептильного мозга, сформировавшего досадную привычку еще в юности, я могу ее преодолеть. На лице Джона появляется усмешка. Он качает головой в недоверии. Шерлок еще никогда не видел такого нежного выражения. — Ты пытаешься сказать, что ты боишься убийцу-психопата, который хочет замучить тебя до смерти, только потому, что ты встретился с ним, будучи ребенком, а не взрослым? — Да, — соглашается Шерлок. — Окей, в жопу, если даже ты можешь выдумать такое эффективное, успокаивающее дерьмо, которое, по сути, полная чушь, то я тоже могу, — решительно говорит Джон. Он сбрасывает обувь, ставит ее на пол у края кровати и идет в кухню. Шерлок слышит негромкий лязг, но больше ничего. Когда Джон возвращается, он ложится на спину поверх покрывала, на некотором расстоянии от Шерлока, мирно сложив руки на груди. Он выглядит вполне безобидным, но, конечно, Шерлок знает правду. — Что ты сделал? — спрашивает он. — Разобрал пистолет, — отвечает Джон спокойно. — И положил его часть в микроволновую печь. Обычно всё не настолько плохо, но… именно это я и сделал. Да. Шерлок смотрит на покрытую морщинками левую сторону лица Джона. Его профиль идеален, с этим задранным носом и маленьким подбородком. В микроволновой печи лежит кусок пистолета Джона. Это лучше, чем любая фантазия, какую мог бы выдумать Шерлок на пике морфиновой эйфории. — Ты все еще сердишься на меня? — Ммм-хмм. Люто. — А ты… — Нет, я сюда не переехал, да, я устал, да, я дам тебе в морду, если будешь болтать. Теперь проспись. Чтобы заснуть, Шерлоку требуется несколько минут, потому что он наблюдает дыхание Джона, вдох и выдох, вдох и выдох, и как подрагивают ресницы, и как губы медленно расслабляются и перестают быть такими сжатыми. В конце концов глаза Шерлока закрываются, и, все еще дрожа, он погружается в сон. Когда Шерлок просыпается, в комнате уже темно, и Джона нет. Но, путем дальнейшего расследования, намного более вменяемый Шерлок Холмс, у которого почти уже ничего не болит, обнаруживает записку на прикроватной тумбе. Почему у тебя копыта в холодильнике? Я поехал домой, но до этого заказал доставку еды и оставил тебе фо*, который не осилил. Думаю, адреналин, на котором ты живешь, не слишком питателен. Ешь суп, пей побольше жидкости, расслабься для разнообразия. Завтра я вправду работаю двойную смену, так что не пиши мне целый день, если ты на то способен. Люди обижаются, когда их врачи думают о преступлениях, а не о хрипах в легких. Скоро увидимся. Отлично отдохнул, за это спасибо. Не часто так хорошо высыпаюсь. Постарайся не угробить свой мозг, пожалуйста. Твой коллега, Доктор Джон Х. Уотсон [ * Прим.перев: фо — (возможно от франц. feu (pot-au-feu) — вид вьетнамского супа, обычно приготовляемый из мясного бульона и специй, в который добавляют лапшу и тонкие ломтики курицы или говядины.]