О всех созданиях, лучших и умных

— Я не убивал Джонаса Олдэйкера, — устало протестует Джон Макфарлейн, взгляд у него тусклый и отчаявшийся. — Я даже не знал Джонаса Олдэйкера, пока он не вошел в мой офис в Сити и не захотел изменить завещание. Они встречались с моей мамой, когда были молоды. Я не убийца. — Черта с два не ты. На орудии убийства только твои отпечатки. Забить человека молотком насмерть — страшно подумать, куда катится мир, — фыркает Андерсон. — К наглядному доказательству, что существует обратная эволюция и самые регрессивные особи обычно нанимаются в Ярд, — замечает Шерлок. — Предлагаю обсуждать проблемы по мере их поступления, пожалуйста. Шерлок, Джон, Лестрейд и отвратительный криминалист Лестрейда, Андерсон, исследовавший место преступления, сидят вокруг белого пластикового стола в залитой флуоресцентным светом бежевой комнате следственного изолятора в южном Лондоне, в котором содержится Макфарлейн. Перед Лестрейдом и Джоном стоят стаканы из пенополистирола, наполненные ужасным кофе. Подозреваемый светловолос, отличается некоторой полинявшей, измученной привлекательностью, и его руки слегка дрожат. Рот Макфарлейна вял и безволен, и Шерлок весьма сомневается в его способности зашнуровать собственные ботинки, не говоря уж об убийстве незнакомого человека. По профессии Макфарлейн — нотариус, и Олдэйкер неожиданно и без предупреждения поручил ему написать завещание, согласно которому он, Макфарлейн, является единственным наследником состояния Олдэйкера, накопленного в недалеком прошлом, во времена бума в строительной промышленности. В том недалеком прошлом, в котором Олдэйкер был все еще влюблен в мать Макфарлейна. Всё это чрезвычайно занимает Шерлока, и за это он благодарен. Джим Мориарти после стольких лет грубых издёвок перестал быть скучным. Он очаровывает. Детектив также очень доволен, что к тому времени, когда они получили разрешение на встречу с Макфарлейном, и нашли Лестрейда, и вызвали саперов, и прочитали дело, он уже не был под кайфом. Шерлок поставил себе за правило никогда не работать под кайфом, и не только потому, что если Лестрейд узнает, то, скорее всего, придет в ярость (подобно большинству полицейских, Лестрейд весьма ограничен, когда речь идет о химической поддержке организма), но также потому, что, когда мозг Шерлока сталкивается с новой занимательной проблемой, он начинает искрить и мерцать, как плазменный шар, наполненный светящимися живыми молниями, разряжающимися в место прикосновения кончиком пальца к поверхности. Дополнительный кайф определенно был бы излишним. Шерлок и так практически светится. — Олдэйкер нанял вас, чтобы изменить завещание, утверждая, что не имеет ни родственников, ни близких и что всегда питал что-то вроде чувств к вашей матери, — говорит Шерлок. — Затем он пригласил вас приехать в тот же вечер в его фирму в Норвуд, чтобы показать бизнес, который вам предстояло унаследовать. — Подозреваемый утверждает, что приехал в «Олдэйкер Урбан Солюшнз» около девяти вечера, — подтверждает Лестрейд. — Олдэйкер показал Макфарлейну предприятие, потом открыл сейф в офисе, и они просмотрели документацию. В сейфе также лежали наличные деньги в количестве нескольких сотен фунтов. — И Макфарлейн убил его, чтобы украсть эти деньги. И получить наследство. Мы теряем время, — ворчит Андерсон. Лестрейд встает, скрестив на груди руки, излучая рассудительность. Шерлок еще никогда не видел, чтобы его живое, мальчишеское лицо было таким мрачным. И это не было реакцией на сообщение, что они просрали следствие. Что-то произошло еще раньше. Лестрейд выглядит… озабоченным. В смятении. Лестрейд еще никогда не выглядел столь тревожно. И он постоянно бросает короткие взгляды на Шерлока. Вот опять. Почти как будто он тревожится за... нет. Быть того не может. Бомба, конечно же, приходит к выводу Шерлок, его волнуют смерть и разрушения. — Людям свойственно ошибаться, и, похоже, это именно наш случай, — вздыхает Лестрейд. — Шерлок должен раскрыть дело, или женщина умрет, Андерсон. Я не считаю это потерей времени. — Это дело уже раскрыто! — Да, дебилами, — холодно уточняет Шерлок. — Иначе бы меня здесь не было, или нужно снова объяснять, что организатором был Мориарти? Мы уже это обсуждали. Ты глухой или у тебя травма мозга? — Почему я должен терпеть оскорбления от этого мутанта-психопата? — спрашивает Андерсон, его ястребиное лицо багровеет. — Я не психопат, — взрывается Шерлок. — Докажи. Шерлок не может доказать, и это обидно, что не может; обидно от дурацкого разговора с дурацким человеком на тему дурацкой колкости; обидно, что равнодушный сноб-отец не отвел его к психиатру, не позволил обследовать и узнать, что с ним: психопатическое, или биполярное, или пограничное расстройство личности, а может, он всего лишь асексуальный гений со склонностью к зависимостям; обидно, и больно, и жжёт напротив Джона с его мягким лицом, и глазами, гневно прищуренными; больно как камень на сердце, поэтому Шерлок натягивает на лицо самую заносчивую маску и мечтает, чтобы Андерсон умер на месте. Андерсон неприятно усмехается: — Ну, разве эта гримаса не достойна психопата? — Мое желание убить тебя на месте — естественная, логичная реакция на встречу с тараканом, — шипит Шерлок. — Я не психопат. — Я заметил, что ты не утверждаешь, что не мутант. — Ты, сбавь тон, — приказывает Джон грубо, хлопнув ладонью об стол. — И выбирай слова. Думай, что несешь. Вообще думай обо всем, что видишь, будь хорошим мальчиком. — А ты какого хрена бесишься? — огрызается криминалист. — А не знаю. Беситься — мое хобби. Так что будь осторожен. А когда меня вконец достают, я начинаю бить морду. Это тоже учитывай. — Шерлок, ты не можешь силой заставить его слушать тебя. Андерсон, заткнись уже, от тебя голова болит, — вздыхает Лестрейд. — Зачем Макфарлейну убивать своего благодетеля, если он мог просто подождать и унаследовать состояние, — вдумчиво спрашивает Джон. Лицо подозреваемого покрывается розовыми пятнами. Макфарлейн открывает рот, но не издает ни звука. — Потому что по уши в долгах, — фыркает Андерсон, подходя к кофе-машине и наливая себе стаканчик. — Юристы с их классными идеями об игре на бирже. Классика. — Это еще не значит, что я пошёл и убил кого-то! — выкрикивает Макфарлейн. — Он бросил мне молоток, а я поймал его — он сказал, этим молотком забит первый гвоздь в здании; поэтому на нем мои отпечатки пальцев, я не… — В какую сумму оценивается состояние Олдэйкера? — спрашивает Шерлок. — Меньше, чем могло быть, — признает Лестрейд, прислоняясь к стене. — Пару недель назад выяснилось, что он передал большую часть своих денег на благотворительность. — Давно передал? — Практически только что. Некоммерческой организации «Корнелиус Груп». Может, старик и хотел, чтобы Макфарлейн был его наследником, но точно не целого состояния. Разумно, мне кажется, ведь, по сути, они друг друга не знали. — Почему сейчас? — Шерлок ставит пальцы домиком напротив рта и прикрывает глаза. — Олдэйкеру было пятьдесят восемь. Зачем ему писать новое завещание и передавать значительную сумму фонду, словно он дряхлый старик? — Он мог быть смертельно болен и никому не сказать, — легко замечает Лестрейд. — Люди часто так поступают. Хотят привести в порядок дела, обеспечить близким будущее. Старик, похоже, был достаточно одинок, если в качестве наследника выбрал сына своей бывшей. Кстати, может, он хотел улучшить отношения с его матерью. — Зачем? — Чувства, вероятно. — Нет, — Шерлок качает головой. — Нет, люди не избавляются от всего имущества и не оставляют остатки денег потомкам бывших любовников. — Ну, этот парень так и сделал. Шерлок молчит, глаза все еще слегка прикрыты. Он находится в парке неподалеку от дворца разума. Это кладбищенский парк, здесь не растут ни кусты, ни цветы; это парк, где лежат тела со всех расследований, над которыми он работал с детства, лежат в полной тишине, рядами, на мягкой зеленой траве; между ними проложены тропы. Ожидают, когда понадобятся Шерлоку. Сотни мертвых мужчин и женщин, упорядоченные, как клумбы с петуниями. — Тело найдено в груде сгоревших пиломатериалов в «Олдэйкер Урбан Солюшнз», облитое химикалиями и поэтому обугленное так, что провести анализ ДНК было невозможно. Ты идентифицировал труп по пломбам в зубах? — Шерлок открывает глаза и смотрит на Андерсона, снова севшего с другой стороны стола со стаканом дымящегося кофе. — Нет, — признается криминалист. — Прошу прощения? — протяжно мурлыкает Шерлок. — Я сказал нет. — Из лености, или ты забыл, как это делается? — Я сказал забит молотком насмерть, ты, псих, — отстреливается Андерсон. — Челюсти и зубы раскрошены в мелкие брызги. Коронер сказал, нечего и пытаться. Ох, полагает Шерлок, выпуская из легких воздух. Все смотрят на него большими глазами. Шерлок не знает, что у него за выражение, но знает, что необыкновенно доволен этой новостью. Ловко. Очень, очень ловко. Джим сказал, что помогал людям. Дорогой Джим, можешь ли устроить, чтобы я мог свалить от всего этого. Дорогой Джим, можно ли, — за дополнительную плату, разумеется, — одновременно отомстить женщине, которая когда-то бросила меня ради другого? Дорогой Джим, помоги мне исчезнуть. Замечательно. — Всё же ты решил идентифицировать труп как Олдэйкера не по личной прихоти, — размышляет Шерлок. Загадочно улыбается, потому что это всегда бесит Андерсона, что не может не радовать. Андерсон тупо хмурится. — На основании чего же? — На нем было кольцо. Старик никогда с ним не расставался. Титановое. Еще на нем были ботинки со стальными вставками. В плохом состоянии, но нам хватило, чтобы разобраться. — Последнее, что можно о вас сказать, — вздыхает Шерлок, грустно покачивая головой и вставая, — это то, что вы разобрались. — Шерлок? — с интересом спрашивает Джон. — Этот человек невиновен, — заявляет Шерлок, ткнув пальцем в сторону бедняги Джона Гектора Макфарлейна. Нотариус в надежде поднимает голову. — Зачем Макфарлейну убивать человека молотком, а потом злобно крошить ему зубы и челюсти? Была бы кровь. Много крови. Потребовалась бы масса усилий. И всё это из-за незнакомца? — Это не доказывает... — начинает Андерсон. — Заткнись и учись, если сможешь, в чем я сильно сомневаюсь. Макфарлейн оказался в «Олдэйкер Урбан Солюшнз» впервые в жизни, это совершенно точно. Он, пожалуй, смог бы найти подходящую кучу древесины, допускаю, но подобрать именно те химикаты, что могут уничтожить обезображенный труп? Вы думаете, он прибыл в незнакомое место, убил человека, неторопливо изуродовал ему лицо, нисколько не беспокоясь, что его обнаружат, а потом случайно наткнулся на необходимые для поджога вещества? Макфарлейн виновен лишь в том, что его подставил криминальный гений, ну, еще в том, что не умеет распоряжаться деньгами. Но он совершенно невиновен в убийстве. — Так что ты пытаешься сказать, Шерлок? — подталкивает Лестрейд с поощряющей полуулыбкой. — Убийца кто-то другой? — Точно. — Есть идеи, кто бы это мог быть? — Джонас Олдэйкер. Андерсон кривит рот в отвращении: — А, так ты подозреваешь, что наш парень, из-за смертельной болезни или чего-то в этом роде, самоубился молотком, а потом притащил свое тело на кучу деревяшек и поджег её? — Нет. Только тебе мог прийти в голову подобный идиотизм. — Шерлок поднимает воротник пальто. Джон встает. Детектив направляется к дверям, распахивает их. — Андерсон, отведи Макфарлейна обратно в камеру. Шерлок, куда ты собрался? — спрашивает Лестрейд. — В Скотланд Ярд. Искать норвудского строителя, — отвечает Шерлок, покидая комнату. * * * На это уходит несколько часов. Часы тикают неотвратимо, как бомба, которая где-то рядом; часы рвутся вперед, словно рысаки на скачке; часы падают один на другой, превращаясь в кирпичную стену, всё выше, выше, выше, выше, выше, замуровывая обреченного человека из рассказа По, прочитанного Шерлоком по рекомендации Джона. Техники обнаружили запись уличной камеры, на которой Олдэйкер спешно покидает фирму, и время записи доказывает, что он был жив, когда начался пожар. Шерлок уверен, что Джим Мориарти предоставил Олдэйкеру неидентифицируемый труп в одежде владельца фирмы. Деньги Олдэйкера к тому времени были уже перечислены на счет фиктивной фирмы под названием «Корнелиус Груп», с которого, Шерлок уверен, были сразу переведены на следующий счет, и сейчас они ждут подтверждения этой транзакции из банка. Получив новые документы, Олдэйкер должен был исчезнуть. Должен был раствориться в воздухе со своим состоянием, часть которого должна была перепасть Мориарти. И Джон Макфарлейн был бы наказан за преступление, которого никто не совершал. — Красиво, — шепчет Шерлок. — Что? — уточняет Джон. Шерлок сидит перед компьютером, рядом с доктором, тогда как сотрудники Ярда носятся вокруг них, разгребая видеозаписи из аэропорта, уличных камер и всего остального, что приходит им в головы. В свою очередь пальцы детектива бегают по клавиатуре в поисках информации в соцсетях. У Джонаса Олдэйкера была страничка на Facebook’е, но не в Twitter’e, и, что интересно, за несколько недель до «смерти» он упоминал о Марокко, о том, что никогда эту страну не видел, но хотел бы. Поэтому полицейские методично проверяют списки пассажиров рейсов Лондон-Касабланка за период, соответствующий времени «смерти» Олдэйкера, пока Шерлок продолжает искать зацепки. Тем временем его разум превращается в громоотвод, вытягивающий энергию с небес, собирающий даже статическое электричество из окружающего воздуха. Уже много лет ни одно расследование не оказывало на него подобного воздействия. — Это решение, — отвечает Шерлок. — Красивое. Мщение и бегство, два в одном. Мориарти очень хорош. Когда Джон не отвечает, Шерлок косится на него. С губами Джона происходит что-то новое и удивительное, что Шерлок бессмысленно каталогизирует, в то же время пытаясь понять, что взволновало его коллегу. — Не то сказал? — спрашивает он наконец, возвращая внимание на экран. — Ну, немного не то, — признает Джон. — То есть, этот драный сукин сын может и хочет, чтобы ты думал, что это игра, но мы оба знаем, что это лишь способ еще немного покапать тебе на мозг. И, тем временем, другие люди страдают. — От этого оно не становится менее красивым, — бормочет Шерлок. — И оно, по крайней мере, нескучное. И до сих пор никто существенно не пострадал. — А как же труп неизвестного? — Что с ним? — Шерлок прокручивает посты Олдэйкера на страничке Facebook’а, схватывая содержание одним взглядом. — Боже, Шерлок, они могли убить кого-то. В смысле, еще кого-то. Тот человек, кем бы он ни был, сгоревший на костре, умер. — Фактически верно, но к делу не относится. Я написал Майкрофту. Разграбления могил, похоже, были тренировочными, чтобы без проблем послать мне отрубленную голову… обычно, когда проявляется закономерность, правильным считается тщательно исследовать повторения, чтобы её расширить. Это был труп менеджера, умершего за три дня до подставы Макфарлейна. Сердечный приступ. Разведенный отец двоих детей, благополучный укрыватель налогов. Майкрофт сказал, воры даже не пытались скрыть факт, что стащили тело сразу после похорон. Оставили открытый гроб и яму в земле, также как и с Карлом Пауэрсом. Хотели, чтобы я нашел связь. — Ну, хорошо, — вздыхает Джон у локтя Шерлока. — Могло быть и хуже. Но ты бы лучше не... Я рад, что с тобой всё в порядке... лучше, чем утром, в любом случае. Всё будет хорошо. Но меня немного беспокоит, что тебе всё это так нравится. Понимаешь, это преступление... чуток извращенное. Очень... личное. Олдэйкер хотел сломать жизнь Макфарлейну, это бы разбило сердце его матери. — Исключительно мстительное, — отсутствующе соглашается Шерлок, взгляд летает по пикселям. Джон молчит некоторое время, потом опять вздыхает. — А потом он, наверное, дал бы ей знать, что это его рук дело. Просто чтобы досыпать еще чуток соли на рану. Это отвратительно. Я не удивлен, что Мориарти взялся за эту работу: она так в его стиле. Шерлок замирает. Остается застывшим ровно четыре секунды. Затем, метнувшись к Джону, хватает его за плечи. Темно-синие глаза доктора расширяются от неожиданности. — Джон Уотсон, ты гений, ты изумителен, именно так, да, спасибо, спасибо, ох, ты идеален. — Что я… в чём... — Лестрейд! Быстро! — вопит Шерлок, толкаясь локтями и пропихиваясь через толпу удивленных полицейских, и, наконец, вываливаясь в коридор, где Лестрейд о чем-то тихо переговаривается с Салли Донован. — Да, в чем дело, Шерлок? — спрашивает Лестрейд, перебивая ее на полуслове. Она морщится, но умолкает. — Дом матери Макфарлейнa. Там прослушка и скрытые камеры. Наверняка в нескольких комнатах. Обыщите дом. Осторожно. Уверен, там недавно были какие-то ремонтные работы: повреждение кабеля, неработающий wi-fi, что угодно. Найдите жучки, через них отследите Олдэйкера. Вы не понимаете? Он хочет видеть, как вершится наказание. Это мания в худшем виде. Хочет видеть, как мать Макфарлейна страдает без сына. Выясните, куда отправляются данные с камер, используйте сотрудников моего брата, если так будет быстрее, я гарантирую, что вы найдете Олдэйкера. Лицо Лестрейда оживляется. — Народ, выдвигаемся, вы слышали, что он сказал, — кричит он, и потом они снова бегут, вылетают из Ярда, запрыгивают в полицейскую машину; Джон держится рядом, мчится прямо и ровно, и без трости; Джон стал его тенью, хотя Шерлок не оглядывался и не видит его. Джон. Джон, не позволивший Андерсону назвать Шерлока мутантом, даже если тот им, наверно, является; Джон, чье понимание человеческой природы, похоже, только что дало зацепку, в которой они отчаянно нуждались. Джон в ужасной опасности. Джон. Шерлок проглатывает комок в горле и рыбкой ныряет в полицейскую машину, и сирены начинают выть. * * * — Это было невероятно, — говорит Джон, переводя дыхание. След привел их к гостинице недалеко от аэропорта Хитроу. Олдэйкера в номере не было, но они смогли уговорить топ-менеджера даже без судебного ордера и прождали ровно двадцать шесть минут до его возвращения — с сэндвичами в коробке и тремя порножурналами. Олдэйкер оказался сухим, жилистым человеком с исключительно неприятным лицом — хитрым, жестоким, злобным, с бегающими светло-серыми глазами и белыми ресницами. Шерлок возненавидел его моментально. Потом было много суеты. Арест, слезные протесты Олдэйкера, что это была лишь шутка, Шерлок с Джоном, метнувшиеся в офис администратора, чтобы выставить того из-за компьютера, зайти на Науку Дедукции и написать на форуме, что Олдэйкер найден и арестован за фальсификацию собственной смерти. А потом — и Шерлок, хоть убей, не способен это забыть, хотя пытался уже три раза, — телефон звонит, и он слышит голос заложницы. Отличная работа, говорит она, рыдая. Шерлок таращится в свою рюмку с неразбавленным скотчем. Они сидят в темном гостиничном баре вместе с Джоном, — у каждого в руках по лечебному напитку, — и приходят в себя, пока в беззвучном телевизоре над ними идет футбольный матч. В отсутствие Лестрейдa и команды Шерлок начинает ощущать триумф и легкое головокружение, равно как и некоторую тошноту. Потому что победа висела на волоске. Он остановил таймер, но времени уже почти не оставалось. А потом слушал, как жертва Джима Мориарти рыдает в трубку в ужасе и отчаянии. Спасите меня, всхлипнула она. Это было ужасно. Сидящий слева Джон смотрит матч, но думает о Шерлоке, и Шерлок, потягивая алкоголь, совершенно в этом уверен. Доктор время от времени повторяет что-то вроде совершенно невероятно, не имеющее ничего общего с блоками или голами. Шерлок допивает остаток скотча. Где вы? Скажите нам, где вы, сказал Шерлок с кажущимся спокойствием. Но он не был спокоен. До спокойствия ему было очень далеко. Женщина казалась полумертвой от страха. Она вела себя именно так, как, несомненно, станет вести себя Шерлок в компании Джима после двух или трех лет... — Ты как, приятель? — спрашивает Джон, бросив взгляд на пустой стакан. — Еще по одной? Поднимаясь, Шерлок бросает двадцать фунтов на барную стойку и тянет Джона за рукав. — Пойдем. — Что, сейчас? — Сейчас. Джон допивает свой виски и следует за ним. Пять минут спустя они уже в бывшей комнате Олдэйкера на третьем этаже. Уже стемнело. Раздвижная дверь на балкон по-прежнему открыта, Шерлок задвигает её. Затягивает дешёвые коричневые шторы и зажигает ночник. Ноутбук норвудского строителя, который он использовал, чтобы следить за матерью Макфарлейна, был сразу же конфискован, но туалетные принадлежности Олдэйкера остались в ванной, бутерброды — на столе, а одежда — в шкафу. Отвратительные следы отвратительного человека. Шерлоку глубоко плевать на них в настоящий момент. Джон все это время стоит в маленьком холле, входная дверь за ним медленно закрывается, щелкает замок. — Почему ты не вернул ключ от комнаты? — спрашивает Джон. — Олдэйкер ведь оставил ключ на столе, когда его арестовали. — Сантименты. — Ты… ищешь еще доказательства? Я думал, мы уже... Одним быстрым движением Шерлок прижимает Джона лицом к стене, поднимая его руки вверх, и переплетает их пальцы вместе. — Я... ох, — выдыхает Джон, когда рот Шерлока опускается ему на шею. — Да, эти сантименты. Точно. Джон на вкус как лимон, как лондонский дождь, как сладко-соленая корочка великолепного пирога, как пустынный ветер, узнает Шерлок, ведя ртом по его шее. Осторожно исследует кожу языком, и дыхание Джона ускоряется. Шерлок захватывает зубами нежный хрупкий позвоночник доктора, слегка покусывает, потом снова возвращается к влажным, ласкающим поцелуям. Джон издает тихий смешок. — Плохая идея. — Нет, — урчит Шерлок. — Очень хорошая идея. — Можем пойти домой... — Скучно. — Если Лестрейд вернется... — Не вернется. Заткнись. Шерлок отступает немного, отпускает пальцы Джона и снимает с него черную куртку. Она падает на неровно уложенный ковролин. Потом приходит черёд хлопковой рубашки с длинными рукавами, и он стягивает ее с плеч доктора, который все это время стоит лицом к стене. Шерлок сбрасывает свой Белстаф и возвращается к прежнему занятию, на этот раз обняв одной рукой обнаженную талию Джона, а другой лаская его теплые хрупкие беззащитные ребра. Предплечья Джона упираются в стену, вскоре к ним присоединяется лоб, а идеальный нос издает очень довольные звуки. — Никогда не останавливайся, — вздыхает Джон. — Никогда? — Мм... Сим даруется тебе позволение делать это годами. Десятилетиями. — Хочу тебе кое-что сказать, — шепчет Шерлок веснушкам на плече Джона, лаская кончиками пальцев бока доктора. — Да? — Потому что ты не хотел, чтобы Андерсон называл меня мутантом... — Э… нам очень нужно вспоминать прямо сейчас об этом придурке? —...хотя чисто технически он, возможно, прав. Но это было... хорошо. Хорошо с твоей стороны. — Если, говоря мутант, ты имеешь в виду чертовски большой алмаз или редкий вид снежного барса, отлично, — собственнически рычит Джон, отводя ладонь назад, чтобы погладить кудри Шерлока. — Если ты имеешь в виду Человека-Слона, я и в самом деле дам тебе в морду. — Потому что ты помог раскрыть дело, — добавляет Шерлок. Дыхание делается затрудненным. Почему? Почему, ведь он просто целует спину Джона, всего лишь гладит чувствительным ртом поврежденную кожу в месте, откуда вылетела пуля, так почему ощущение, словно что-то сдавливает ему грудь? Почему чувствует себя как рыдающая женщина, дрожащая, ранимая, ожидающая взрыва в любую секунду? — Это было гениально, когда ты сказал, что он захочет видеть её страдания. Гениально. Поэтому я хочу тебе сказать. — Так скажи. — Я говорю тебе сейчас. Ты слушаешь? — Да, — шепчет Джон. Голос мягко ласкает, как теплый летний ветерок. — Да, я слушаю очень, очень внимательно. — Хорошо, потому что я говорю тебе, говорю тебе сейчас, ты должен меня выслушать, — повторяет Шерлок, неспособный остановиться. Тянется вслепую, чтобы расстегнуть пуговицу и открыть молнию, не переставая пробовать на вкус лопатки Джона. Запустив большой палец за резинку боксеров и слегка отодвинув их от тела, плавно тянет вниз, освобождая член Джона. Опьяненный осознанием, что теперь можно трогать еще больше Джона, он прижимается ближе, проводя ладонями вверх и вниз по крепким ногам, охватывая и массируя ягодицы, возвращаясь к поцелуям в шею, лаская бедра Джона и затем соскальзывая пальцами ему в пах. — Ладно, да, это, мм, возбуждает, — Джон тяжело дышит. — Ты слушаешь? — требует Шерлок, ощущая нарастающее, рвущееся отчаяние. — Да, обещаю, я клянусь, да. Шерлок мягко поворачивает Джона, и теперь спина доктора упирается в стену, а сам он слегка покачивается, потому что спущенные брюки мешают двигаться. Колени Шерлока ударяют в пол. Слышит, как Джон пораженно втягивает воздух, но это бессмысленно, Джон был предупрежден, что это случится. Может, забыл. Шерлок подбирается ближе к Джону, его эрекция прямо на уровне глаз Шерлока, она темно-красная, с мускусным запахом, чуть заметно пульсирует в такт частым ударам сердца, и Шерлок не понимает, каким образом люди способны на секс, когда возбуждены одновременно с тем, кого любят, это было бы невыносимо, как можно испытывать эти чувства и стремиться к оргазму в том же месте и времени, что и объект абсолютного обожания? Это словно соударение атомов перед ядерным взрывом, как гоночные автомобили, столкнувшиеся на полной скорости, было бы ужасающе. Это его прикончило бы. Шерлок зарывается носом в мягкое гнездышко волос и дышит. — Боже, — стонет Джон. — Ты, ох, ты действительно собираешься это сделать. Боже мой. Шерлок, пожалуйста, ты снимешь рубашку? Осыпая легчайшими поцелуями мягкую кожу бедер Джона, Шерлок сражается с пуговицами. Руки дрожат. Почему дрожат руки, ты делал это сотни раз с полными придурками, ты, нелепое создание, он подумает, что ты боишься, и не позволит, а ты не боишься, его не боишься, ты не боишься дать ему то, что он хочет, даже если он никогда не признается, что этого хочет, не боишься узнать его лучше, не боишься принять его в себя, ты обеспокоен лишь тем, что эти спазмы в груди рано или поздно могут раскрошить тебе сердце. Выпутавшись из рубашки и отбросив ее в сторону на остальную измятую одежду на полу, он заставляет себя глубоко дышать. Вдох-выдох, вдох-выдох, как нормальный человек. В здравом уме. Как человек, которому нравится заниматься этим с людьми, которых находит привлекательными. Это случается ежедневно по всему Лондону, между идиотами. Милыми людьми. Технически нет никакой разницы. Подняв руки, он обхватывает ладонями бедра Джона там, где они переходят в ягодицы, и затем медленно скользит ртом по мягкому валику мышц от подвздошного гребня до паха. Пальцы Джона очень нежно начинают перебирать его волосы. — Собираешься сказать что-нибудь невыносимо глупое, вроде "Ты действительно этого хочешь?" — спрашивает Шерлок срывающимся голосом. Потому что, если да, то это меня, возможно, убьет. — Нет, — говорит Джон, и Шерлок слышит улыбку в море бесконечной нежности. Слава богу, думает он, выпуская из сдавленных легких воздух. — Может быть, ты думаешь какую-нибудь глупость, эту или ей подобную? — Нет, — Джон почесывает ногтями корни волос Шерлока. — Я думаю, что ты самое красивое создание, которое я видел в жизни. Шерлок резко зажмуривается и прячет лицо в гладкое бедро Джона, пытаясь сдержать дрожь. Он не в состоянии понять, почему Джон вдруг решил, что это правда, но все равно это слишком, и он не возбужден, никогда не будет возбужден от подобных ситуаций, но каким-то образом это уже невыносимо, это... — Эй, эй. Шерлок. Малыш, посмотри на меня. Даже если ты чего-то действительно хочешь, это не значит, что ты не можешь передума... аах, черт. Шерлок взял в рот лишь головку члена Джона, и его правая ладонь охватывает горячую плоть, одновременно и направляя ее, и лаская, и он думает идеально, он идеален и я этого не заслуживаю и прилагает все усилия, чтобы его не хватил удар здесь и сейчас. Мягко сосет, отпускает и снова накрывает головку ртом, пробуя соленую жидкость, слизывая языком клетки, выработанные Джоном, которого любит так сильно, что это может его убить. Когда он их проглотит, из них в Шерлоке вырастут новые клетки, и Джон станет его частью больше, чем когда-либо. Джон резко дрожит, когда Шерлок наклоняется дальше, прижимая к нёбу напряженную, горячую плоть. — О, черт, идеально, господи, да, спасибо. Пожалуйста, именно так. Боже, Шерлок. Боже мой. Пребывая в кратковременном смятении, Шерлок не отваживался взглянуть вверх. Теперь он смеет и поднимает взгляд, чтобы посмотреть на Джона, лицо которого частично скрыто в тени. Джон наблюдает за происходящим с таким нежным выражением, что из Шерлока вырывается сдавленный, тихий стон. — Твой рот. Господи, Шерлок, твой рот. Ты... — Одна из ладоней Джона покидает волосы Шерлока и проводит пальцем по его челюсти, там, где рот охватывает член Джона, благоговейно следуя изгибу губ детектива. На мгновение Джон выглядит очень несчастным. Шерлок еще никогда не видел его таким. — Что не так? — спрашивает Шерлок, отодвигаясь немного. Пальцы Джона продолжают гладить его лицо, словно потеря контакта способна всё уничтожить, и Шерлок ловит ртом два из них, ласкает языком суставы, царапает зубами фаланги, пока Джон смотрит на него с чем-то во взгляде, похожим на болезненное блаженство. — Я не могу поверить, — шепчет Джон. — Я все еще не верю в тебя. Я пытаюсь, серьезно. Но... это всё настолько невероятно. Еще до переезда я каждое утро думал, что ты был просто сном, и перепроверял сообщения в телефоне. Иногда, еще до Фрисландии, я просыпался один в твоей кровати и думал, что это моя квартира, только моя, что я тебя придумал, что это одиночество меня... сломало. Но я тебя не выдумал, правда? Ты же здесь. Это, полагает Шерлок, пока его веки снова сжимаются, а тело сотрясает сильная дрожь, абсолютно неприемлемо. Соберись, Шерлок Холмс. Это секс. Это просто секс. Без паники. Секс тебя не напрягает. Но не оргазмы и чувства, сознает Шерлок. Следовало бы это знать, вывести о самом себе. Оргазмы и чувства напрягают его колоссально. Сжав пальцы крепче и снова склонившись, он начинает движения головой всерьез. Джон стонет, а потом вздыхает с наслаждением и бормочет: — Господи, да, Шерлок, изумительно, черт, ты изумителен, пожалуйста. И Шерлок берет его в глотку и, положив ладонь на задницу Джона, тянет к себе, и принимает член глубже, и доктор рычит и скользит вниз по стене, словно у него тают кости скелета. Шерлок увеличивает темп, язык на уздечке, сжимая и ослабляя пальцы, боготворя стоящего перед ним человека, и думает только Люблю тебя, ты слушаешь, ты слышишь, потому что это правда, я люблю тебя, слушай, я говорю тебе, что люблю тебя. Когда бедра Джона начинают подрагивать и его дыхание ускоряется, Шерлок совершает по-настоящему шокирующее открытие. Он не хочет, чтобы это заканчивалось. Оторвавшись с удивительным звуком, на который он даже не предполагал, что способен, Шерлок целует живот Джона, целует бедра и паховые складки, не прекращая ласкать левой ладонью кожу Джона, тогда как правая остается на члене, но без прежнего натиска. Пальцы Джона в его волосах сжимаются, бережно массируя кожу: не подгоняют, просто поглаживают, позволяют отсрочить неизбежное, и Шерлок вспоминает, сколько раз его дергали за эти волосы, и усилием воли заставляет себя не развалиться на части. Оставляет поцелуи везде и нигде, проходят минуты, пока он решает, что способен, по крайней мере, нормально дышать. И тогда практически заглатывает Джона, эрекция которого уже выглядит почти болезненно, на всю глубину и без предупреждения, и Джон издает странный звук, словно умирает. — Ты великолепен, — стонет Джон. — Чертово чудо, вот ты что. Ты изумителен, Шерлок. — Я очень стараюсь быть изумительным, — не подумав, признается Шерлок, поднимая голову. — Почему? — Потому что чем лучше я в этом, тем быстрее... Шерлок останавливается за несколько миллисекунд перед тем, как совершенно катастрофический ответ, который он чуть было не выболтал, уничтожил бы всё. ...тем быстрее это закончится. — Тем быстрее ты захочешь повторения, — говорит он, глядя Джону в глаза. Это правда, и только потому Шерлоку сходит это с рук. Джон смеется, обведя пальцами его левое ухо. — Я всегда буду хотеть повторения, если тебе это нравится, — мягко говорит он. — Где хочешь и когда захочешь. Шерлок готов разрыдаться от облегчения. Но это не годится, и он усмехается своей самой нахальной улыбкой и уточняет: — Где я хочу? А это разумно? — Господи, Шерлок, мне насрать, разумно ли это. Да. Ясно? На станциях, в парках, в очередях. Да. Мой ответ на этот вопрос, если речь идет о минете, теперь официально да. Некоторое время Шерлок лишь смотрит на Джона, гладящего большим пальцем его скулу. Но слишком быстро наступает момент, когда он больше не может смотреть на Джона, не может видеть его улыбку и одобрение, и излучаемые им терпение и нежность. Поэтому Шерлок снова берет его в рот, полностью понимая, что убегает, но в этот раз он намеревается закончить начатое. Это не занимает много времени. Минуту или две (погрешность времяисчисления, что с тобой стало, отвратительно) глубоких толчков головой, поглаживания мошонки Джона (но даже сейчас я не хочу, чтобы всё закончилось, я не хочу, чтобы когда-либо заканчивалось, а в этот период моей жизни каждый раз может быть последним), его губы начинают приятно уставать, а горло — саднить (мог бы сделать со мной всё, что угодно, и я, наверное, поблагодарил бы за это, глупец), и Джон дрожит, заглушает ладонью крик и кончает, обильно и горячо пульсируя, прямо в глотку Шерлока. Детектив сглатывает большую часть. Немного остается во рту, и он снова сглатывает. Ноги Джона дрожат, сознает Шерлок через несколько секунд, и похоже, что он вот-вот упадет. Поэтому Шерлок встает и, обхватив маленького доктора, через несколько нетвердых шагов, роняет его и себя на аккуратно застеленную односпальную кровать у двери. Медленно, молча, Джон восстанавливает дыхание. Потом устраивает их поудобнее, укладываясь на спину и затягивая Шерлока на себя. Шерлок полулежит на Джоне, положив ногу на приспущенные брюки доктора, Джон осыпает легкими поцелуями его брови. И достаточно быстро замечает, что кое-что не так. Шерлок думал, что, когда всё закончится, его тремор исчезнет. Не исчез. Его колотит, словно в комнате очень холодно, а между тем температура близка к идеальной. И теперь Джон заметил. — Шерлок, что происходит? Это было... у меня слов не хватит, чтобы... Я сделал тебе больно? Шерлок качает головой. — Нет. Но я совершил ужасную ошибку, — шепчет он. Чувствует, как Джон замирает в ужасе, нет нет нет нет, только не это, и Шерлок опирается на локти, возвышаясь над покрытым морщинками лицом доктора. — Я хотел тебе сказать, хотел, чтобы ты услышал, мне нужно было, чтобы ты понял, но теперь я думаю, что я не то сказал, — лепечет Шерлок. Он не в состоянии сейчас отслеживать связность, но, может быть, Джон все же поймет, и морщинка между его тонкими бровями исчезнет. — То есть, это не было ложью, то, что тебе я сказал, боже, не было ложью, но я хотел тебе сказать... Кусая губы, Шерлок наклоняется. Он ласкает Джона губами так нежно, как только может, покрывая поцелуями его щеки, веки и лоб. Целует, словно самую драгоценную вещь на свете, потому что так и есть. И Джону нужно знать. Когда Шерлок отодвигается, глаза Джона очень яркие. — Ты меня слышал? — шепчет Шерлок. — Ты слушал? — Да, — хрипло отвечает Джон. Притягивает голову Шерлока к себе и целует очень нежно между бровями. — Да, я слушал. Я слышал тебя.