О всех созданиях, лучших и умных

Шерлоку, в целях эффективности отобравшему у Джона полотенце, удается добраться до спальни более-менее сухим и невредимым, несмотря на ощущение, что конечности превратились в желе. Джон, успевший, как припоминает Шерлок, принять утром после СМС от Мориарти короткий душ, быстро следует за ним. Его шаги за спиной Шерлока всё ещё звучат как нежданное благословение, несмотря на то, что теперь он начал привыкать к их присутствию. В спальне — совершенно темной до их прихода, а потом, когда Шерлок включает настольную лампу, ярко освещенной — он осознает две вещи. Первая — они еще ни разу не входили вместе в эту комнату с какими-то иными намерениями, нежели сон, и вторая — Шерлок, к сожалению, не готов к чему бы то ни было, что скоро произойдет. Он испытывает трепетный прилив не то чтобы неприятного волнения. Ощущение быстро проходит, сменившись безрассудным пульсирующим желанием большего, похожим на чувство, возникающее от преследования вооруженного человека вверх по пустой лестничной шахте. По неизвестной причине абсолютно всё отзывается эхом, предыдущие прикосновения четкими ровными волнами расходятся по коже Шерлока. Джон сказал доверять ему. Джон, судя по всему, доверяет Шерлоку, хотя на то нет никаких причин, поэтому Шерлок решительно собирается ответить тем же. Это даже не очень трудно. Данный факт шокирует Шерлока, также вдруг осознавшего, что он утратил свой цинизм, словно тот был ампутирован, как конечность. — У меня нет презервативов, — неожиданно понимает он. Джон, стягивающий с себя водолазку, на мгновение выглядит пораженным, потом раздраженным и, наконец, немного смущенным. — Не уверен, почему ты думаешь, что нам нужны презервативы, но они нам не понадобятся, — отвечает он с некоторым сожалением. — Я чист. Мы с Сарой сделали анализы, прежде чем начали вместе спать, а когда договорились о свободных отношениях, я проверялся каждый раз. Врачу, исцелися сам* для меня никогда не было проблемой. — Шерлок свирепеет от упоминания Сары, но прикусывает язык. — А если речь о тебе... ты, слава богу, тоже чист. То есть, о чем бы ты ни думал, всё в порядке. [ * Прим.перев.: Врачу, исцелися сам! (Medice, cura te ipsum!) — слова Христа в Евангелии от Луки, 4:23. ] Высоко подняв брови, Шерлок бросает полотенце в угол и садится на кровать, перед этим стянув одеяло в изножье. Ему отчаянно любопытно, что могут означать эти слова. — Раз уж зашла речь... — вздыхает Джон, без тени смущения спуская брюки и боксеры. Большой синяк на боку сделался зеленоватым по краям, обретя красивые грозовые оттенки. Шерлок его ненавидит. Если можно было бы наклониться, открыть рот и высосать кровоподтеки и боль в собственное тело, он сделал бы это без колебаний. — Надеюсь, ты не думал, что я позволю сделать себе минет в странном номере отеля, не будучи уверен, что мы оба здоровы, правда? Э... Мм. А, в жопу, я скажу. Прошу прощения, прошу простить заранее. Ты сказал «я хочу». В тот день перед клиникой. Сказал, что хочешь... ну ты понял... быть со мной. Или как-то так. Если честно, я не знаю, что ты имел в виду. Но я написал Саре СМС и попросил ускорить исследование твоей крови на ЗППП*. Остальные результаты будут на следующей неделе. [ * Прим.перев.: ЗППП — заболевания, передающиеся половым путем. По-английски аббревиатура выглядит симпатичнее: STI — sexually transmitted infections. PS: венерические заболевания — часть ЗППП. ] Теплое чувство разливается в груди Шерлока, выпуская тонкие янтарно-оранжевые щупальца. Он ухмыляется. — Я упомянул, что меня можно склонить к сексуальным отношениям, и ты сразу ускорил мои анализы крови и просмотрел результаты, не сообщив мне? Щеки Джона приобретают розоватый оттенок. Он потирает их ладонью. — Кажется, примерно это я и сделал, да. А ты... нет, ты не злишься из-за этого, слава богу. Мне кажется. Но я действительно прошу прощения. Даже несмотря на врачебную тайну... Шерлок качает головой и протягивает руки вперед. — Думаю, это замечательно, — шепчет он. — Что я солгал тебе, умолчав, и настолько не придал этому факту значения, что совершенно о нем забыл? — Джон сухо улыбается. — Это не замечательно, Шерлок. — То, что ты хотел меня. Джон медленно подходит к кровати и берет протянутые руки Шерлока. Медлит, целуя кровоподтеки на ладонях, — нежные, легчайшие прикосновения пронизывают Шерлока до кончиков пальцев ног, — перед тем, как встает между бедер Шерлока и целует его в бровь. Прижимается лицом к лицу и некоторое время просто дышит. Кожа его изящного маленького носа ласкает сторону более длинного носа Шерлока — акт столь интимный, что приносит с собой прилив неутоленной тоски. Шерлок понятия не имеет, что это за тоска. Всё, что он знает, — это то, что нуждается именно в таком Джоне, и желает больше, чем уже имеет, и хочет его таким навсегда, а не только на неделю или две, пока не придет конец всему. — Когда я думаю о том, как мы спали здесь вместе в первый раз... — шепчет Джон. — Ты был обдолбан до затылка, безмозглый позёр... А я перед этим не спал всю ночь, ощущая себя полным ублюдком, потому что сбежал от тебя тогда... И когда думаю о том, что ты рассказал о себе, а потом смотрю на тебя, прямо здесь, передо мной... — Немного отстраняется, покачивая головой, расчесывая пальцами влажные кудри Шерлока. — Конечно же, я ускорил твои тесты, болван. Ты посмотри на себя. Боже, ты просто посмотри на себя. Ты прекраснее всего, что я видел в жизни. Мое либидо включается голосовым управлением, стоит тебе открыть рот. Я не могу тобой насытиться. Шерлок сглатывает. Оно обжигает, это знание, и пламя распространяется. — Когда это началось? — алчно спрашивает он. — Я... ха. Ну. Если честно, в тот момент, когда ты позвал меня на обед в обмен на задержание преступника. В жизни не было более досадно, что кофе действительно значил кофе. Улыбаясь, Шерлок обхватывает бедра Джона, притягивая его ближе. Я тоже хотел тебя, сразу, как только увидел, думает он, дыша в живот Джона, не зная, кто ты, я с момента встречи знал, что ты удивителен, нечто редкое и бесценное, потому что ты помог мне и не отвернулся потом, потому что ты совершенно невероятно остался; я хотел дождливых рассветов и сюиту Чайковского по радио, когда открывал бы бутылку вина, я хотел изучать в газетах криминальные сводки, пока ты решал бы кроссворд, положив ноги мне на колени, я хотел погонь по грязным улочкам, ловких побегов, отважных спасений по пять дней в неделю, я хотел показать тебе, что я изумителен, пусть и в некоторых важных аспектах меня не достаточно. Я просто тогда не понимал, что их я тоже хочу. — Извлечение души происходит не так, как я предполагал, — признает Шерлок дрогнувшим голосом, поднимая голову и гладя носом грудь Джона. Вокруг глаз Джона собираются морщинки. — Вот как? — Те редкие люди, которые находили нужным трогать меня там, смертельно обижались, когда им не удавалось меня возбудить. Эрик. Отец небесный, Эрик был хуже всех. Принес на Монтегю-стрит шокирующий запас барбитуратов — не самый любимый вид наркотиков, но ты был не в том положении, чтобы придираться, не так ли, — захотел, чтобы ему сделали минет, но на середине процесса заявил, что горячий член во рту возбудит его куда сильнее, и повернулся на кровати в 6 на 9, и попытался забраться тебе в трусы. А когда ты дюжину раз сказал, что не нужно, Эрик сказал, что это нужно ему, и приступил к делу при помощи ладоней и губ. Десять мучительных минут ты чувствовал себя как грандиознейшая ошибка природы, задыхаясь в унизительном осознании своей неспособности выполнить простую вещь, что удается каждому дураку во вселенной, после чего Эрик обвинил тебя в том, что ты натурал (что вообще не имело смысла) и только притворяешься геем, чтобы вызывать жалость (что имело еще меньше смысла), потерял эрекцию, обвинил тебя и в этом и вылетел вон, швырнув пакет цветных пилюль на смятую постель. — Почему я должен хотеть тебя возбудить? — спокойно спрашивает Джон. — Тебе не нравится быть возбужденным. Это как варить буйабес* тому, у кого аллергия на морепродукты. Кроме того, твои бывшие… просто бездушные ублюдки и, наверное, все уже мертвы, если в теории Дарвина про естественный отбор есть хотя бы доля правды. [ *Прим.перев.: буйабес (bouillabaisse) — рыбная похлёбка с чесноком, овощами и пряностями. ] Шерлок прижимается губами к груди Джона, там, где бьется сердце, быстро и страстно, под нежной, уязвимой, ранимой кожей. Сейчас он не способен впитать всё сказанное, должен сохранить очень много данных на потом; вынужден плыть по поверхности маленьких интерлюдий, чтобы их интенсивность не порвала его на куски. Позже, когда органы чувств не будут утопать в данных, он возьмет тон голоса Джона и измерит его в децибелах и герцах. Позже он поместит воспоминание о пронзительных ударах сердца в безопасные стальные центрифуги в лаборатории и разложит на простейшие составляющие. — На тебе, определенно, слишком много мест, куда я тебя не целовал, — сообщает Джон с хитрой радостью в голосе. Шерлок замирает, чувствуя, как сердце глухо ударяет о ребра. — Эй, эй, ты что, решил, я сделаю хоть что-то, в чем ты совсем не хочешь принимать участие? — Нет, — допускает Шерлок. — Неудивительно, что ты так стремился надо мной доминировать: тебе повстречалось в жизни слишком много дебилов. Ты сказал, что не против моих прикосновений. Где угодно, ты сказал. Кивая, Шерлок ведет ладонью по косточке таза Джона в сторону гордо восставшего члена. Хочет изучить его, хочет погладить, исследовать мягкую кожу и чудесные маленькие венки, набухающие под его языком; в некотором странном смысле эрекция Джона и её сила наполняют его гордостью; думает это из-за меня, у него стоит, потому что он ласкал меня, но Джон перехватывает его руку. — С этим я разберусь позже, — просто говорит он. — Итак, я могу тебя касаться, и это просто супер. И я сейчас думаю, что мне следует перейти к оральным практикам. Я полагаю, это один из лучших моих замыслов за последние десять минут. Давай, ложись. На живот. Расположись удобно. Дыхание Шерлока ускоряется. Он ложится ничком на простыню, слегка раздвинув бедра, скрещивает руки под головой и, повернув лицо в сторону, смотрит, как Джон приближается к нему на четвереньках. — Твою мать, — восхищается Джон, садясь верхом на задницу Шерлока. — Будь я тобой, я бы испытывал серьезные сложности. Я вообще не смог бы отойти от зеркала. Чёрт, я бы таращился неотрывно, просто восторгаясь, ну, знаешь, чудом сотворения. И то, что мне можно тебя касаться... это как разрешение повесить Мону Лизу в своей долбаной спальне. Сильные руки ложатся на плечи Шерлока, разминая. Он чувствует, как мышцы, уже размякшие в горячей ванне, расслабляются еще больше. Ладони у Джона теплые и шершавые, а пальцы уверенные. Их уверенность совершенно неудивительна: Джону уже не раз приходилось перевязывать детектива, но теперь Шерлок обнаруживает, что существует разница между знанием, что что-то является правдой, и ощущением этого; доброта непрошеного, ненужного прикосновения вызывает у него боль в груди. Затем он ощущает рот, прижавшийся к его шее, и резко втягивает воздух. Горячий язык Джона ласкает выступы позвонков, из-за чего Шерлока пронзает электрический разряд с головы до ног. А capite ad calcem, напоминает себе Шерлок, когда сознание начинает уплывать, и пытается привязать себя к terra firma школьной латынью. [ *Прим.перев.: А capite ad calcem (лат.) — с головы до ног, сверху донизу. Terra firma — земная твердь. ] Джон раздвигает колени и немного смещается ниже, одновременно прижимая рот к спине Шерлока. Иногда он что-то мурлычет; иногда мягко проводит зубами, очень медленно перемещается с места на место, шепчет словечки вроде прекрасен и великолепен, минует грудную клетку Шерлока и останавливается на уровне почек, вылизывая кожу. Прерывается, чтобы подуть на увлажненную кожу, и, когда детектив дрожит, Джон хмыкает с удовлетворением и продолжает. Покусывает крестцовый отдел позвоночника Шерлока и спускается еще ниже, почти между ягодиц. Его прикосновения собственнические — они похожи на мягкий вариант клеймения. Закрытый сейф во дворце разума Шерлока дрожит и подпрыгивает. Мы созданы друг для друга, шепчет сквозь слезы заложник, повинуясь воле Мориарти. Шерлок слышит его, несмотря на стальные стенки сейфа. Хватит, хватит, хватит, думает Шерлок, вздрогнув. — Эй, — говорит Джон, водит кончиками пальцев по месту, где зад Шерлока соединяется с бедром. — Все хорошо? — Отлично, — выдавливает, оглянувшись, Шерлок. — Не останавливайся. Ухмыльнувшись, Джон опускает голову и открытым ртом целует выпуклость ягодицы. Мгновением позже губы сменяются зубами, и он кусает. Сильно. Не способный сдержаться, Шерлок бессильно хохочет, смех волнами резонирует в грудной клетке. Люди не должны смеяться во время таких вещей — чем бы эти вещи ни были, — смех абсолютно неуместен, но он не может его подавить. Это смущает. — Ты что, сейчас меня укусил? — Mмм-хмм... — И как давно ты хотел это сделать? — Вечность, — вздыхает Джон, как кот, слизавший сметану. Он снова кусает, и Шерлок пытается удержать новый приступ смеха. — Чёртову вечность. Я хотел укусить эту задницу очень, мм, долгое время, особенно учитывая, как недавно мы познакомились. — И как, стоило ожидания? — выдыхает Шерлок. — Ну… не знаю, в курсе ты или нет, но твоя задница идеальна. Это — и я здесь совершенно серьезен, — чёртова итальянская опера задницы. Когда я заметил её в первый раз, я понял, что влип всерьез. А теперь мне довелось выяснить, насколько она восхитительна. Я бы с радостью остался жить в ней, позабыв про внешний мир, — блаженно отвечает Джон. Легчайшими прикосновениями он ласкает кожу между ягодиц детектива. — Тебе не обязательно так осторожничать, рассказывая мне о том, чего ты на самом деле хочешь, — начинает Шерлок, чувствуя, что буквально светится изнутри из-за накопленных и многократно отраженных ощущений. — Я уже упоминал, что не буду против... — Чёрт возьми, Шерлок, мне даже близко не интересно запихивать что-либо в твою абсолютно великолепную задницу. После некоторых раздумий у Шерлока получается остановиться на вопросе, который действительно его тревожит: — Почему нет? Все остальные хотели, в конце концов. Джон поглаживает упругий холмик плоти. — А, так вот что тебя беспокоит? Боже милосердный. Ты конченый болван. Потому что, сколько бы времени я тебя к этому ни готовил и как бы я ни осторожничал — я не маленький, и тебе неизбежно будет тяжело и больно, что неизбежно означает, что всё это с начала до конца будет невыносимо для меня. Сам видишь, я очень, очень эгоистичен. Да. Всё ради себя. — Но... — Шерлок. Заткнись. Джон целует вдоль и поперек обоих бедер Шерлока, водит языком по сгибу коленей, разминает икры, затем ласкает их ртом. Шерлок понятия не имеет, проходят минуты или часы. Время утекает, осознание этого расплывается, как циферблаты Дали. Добравшись до ступней, Джон слегка приподнимается и некоторое время давит на своды стоп, пока Шерлоку не начинает казаться, что его позвоночник превратился в каучуковую нить. — Хочешь повернуться? — наконец спрашивает Джон. От этой мысли по шее Шерлока пробегает легкая дрожь. Даже если он сказал, что не планирует меня возбуждать, что это значит, как это отразится на нём, каким же неудачником он неизбежно себя почувствует, когда увидит, что у меня всё осталось как было? — Не знаю, — признает Шерлок, и беспокойство в его голосе, похоже, унизительно очевидно. Тянется минута тишины. — Давай, — Джон тянет его за щиколотку. — Если только не хочешь, чтобы я прекратил. Остановлюсь, когда скажешь, но сейчас пора осваивать новую территорию. Ты же знаешь, что это плохо кончится, в отчаянии думает Шерлок. Твердо решив сохранить безразличное выражение, Шерлок опирается на локоть и быстро поворачивается. Его глаза закрыты. Когда он открывает веки, Джон стоит на коленях у его ног, разглядывая Шерлока, как стакан воды посреди пустыни. Улыбнувшись, он кратко почесывает затылок и начинает поглаживать голени Шерлока. Его глаза мучительно синие, а на кончике члена поблескивает предэякулят. — Привет, идеальное создание, — мягко говорит он. — Как самочувствие? Шерлок качает головой. Он не может позволить, чтобы узел в его горле развязался и всё испортил. Ему следовало бы испытывать счастье, а не коллапс. Он понятия не имеет, что с ним не так. Но с тобой всегда что-то было не так, напоминает он себе. — Мне перестать? Шерлок снова качает головой, в этот раз энергичнее, и пытается улыбнуться. Не имеет понятия, как у него получается, но Джон бросается вперед, чтобы покрыть поцелуями изгиб шеи и плечи Шерлока, проследить полными энтузиазма пальцами и языком линию грудины и ямки на шее; его колени стоят между раздвинутыми ногами Шерлока, а ласки и очень мягкое шершавое прикосновение вечерней щетины горят огнем на нежной коже. Плотный узел в груди сыщика развязывается с тревожной скоростью. Шерлок заглядывает во дворец разума, где еще недавно пылала ослепительная иллюминация и таяли свежие белые сугробы, — теперь снежные наносы почти исчезли, а стены и карнизы украшены разноцветными электрическими гирляндами: крошечные фонарики мерцают как звезды, как нервы в коже, поодиночке и группами сверкая под прикосновениями Джона. Джон добирается до правого соска Шерлока, на мгновение останавливается, размышляя, а затем лижет его кончиком языка. — Блять, — шипит Шерлок, ощущение взлетает по позвоночнику и покалывает корни волос, остается в них и очень медленно гаснет, искрясь между фолликулами. — В хорошем смысле или нет? — спрашивает Джон несколько заинтересованно, мягко поглаживая сосок кончиками указательного и среднего пальцев. — Честно, я не знаю. Полагаю, в хорошем. Но... я не знаю. Странно. Интенсивно. — Раз так, придется докопаться до истины, — делает вывод Джон, приподнимаясь и смещаясь ниже. — В другой раз. Осыпает поцелуями напряженный живот Шерлока, трет ладонями подрагивающие бока, словно успокаивая породистого скакуна. Устроившись между ног сыщика, ласкает губами выпирающие косточки таза и бледную кожу верхней части бедер. Взглянув на Шерлока, он улыбается и опускает подбородок на бедро детектива. — Ты ненавидишь мастурбировать, но прикасаешься ли ты вообще к своим яйцам? Ну, знаешь, проветриваешь их после долгого дня в брюках, такого рода действия? — Я асек, а не труп, — отвечает Шерлок, не понимая смысла вопроса до тех пор, пока Джон, опершись на локоть, не начинает очень мягко перекатывать в горсти его мошонку. Глаза Шерлока захлопываются, в то время как рот открывается. Он совершенно уверен, что никогда ранее не издавал подобных звуков. Пронзительнее, чем стон, куда менее болезненный, чем крик. Его рука тянется вслепую, чтобы запустить пальцы в волосы Джона, пока доктор мягко разминает, гладит кожу и жесткие волоски, а потом, скользнув пальцами вниз под яйца, находит и дразнит мышечный валик, не толкая, но прикасаясь достаточно плотно, чтобы не щекотать. Пытаясь подавить неудержимые звуки и слегка задыхаясь, Шерлок заставляет себя открыть глаза. Джон кажется безмерно довольным, словно перед ним выложили деликатес. Смотрит на яйца Шерлока в своей маленькой горсти, на длинный, узкий член Шерлока, лежащий поперек бедра, и глубоко вздыхает, словно всё ещё не может поверить в то, где находится. Шерлок задумывается, будет ли плач во время этого чем-бы-то-ни-было хуже, чем смех, потому что едва способен набрать воздуха в легкие, читая глубокие незамутненные чувства на обветренном лице Джона. Плач и смех в рамках одной сессии, несомненно, будут совершенно непростительны. — Ты разочарован? — бросает вызов Шерлок. Взгляд Джона, сейчас цвета зимней бури, падает на него. — Интересно, как я могу быть разочарован в живой греческой статуе, позволившей мне спать в её кровати? — Это возможно, — выдавливает Шерлок. — Поверь мне. Покачав русой головой, Джон зарывается лицом в кудрявое гнездышко, и Шерлок резко втягивает воздух, словно тонет. — Люди, о которых ты думаешь, полные ублюдки, и я не разочарован, — говорит Джон, когда поднимает голову, чтобы набрать воздуха, оставляя легкий поцелуй на удерживаемой в ладони мошонке. — Слушай, я занимался сексом с множеством людей до знакомства с тобой, и мне они нравились, я их не использовал, но они... ты с ними в разных категориях, Шерлок. Они не слали мне сто миллионов безумных СМС в час, из-за которых мне казалось, что мою жалкую жизнь угнали как самолет. Не появлялись вдруг в моём офисе, переодетые врачами, и не превращали его в следственный кабинет. Не были яркими и колкими, но в глубине души очень хорошими. Никогда не играли на скрипке. Я не смог бы заснуть рядом с ними. Они не хотели знать обо мне абсолютно каждую чёртову мелочь. И если бы увидели, как я падаю в сухой док, то они проявили бы некоторое беспокойство, потому что были хорошими людьми, но они не сделали бы... того, что ты сделал. — Я не хотел этого делать, — скрипит Шерлок. — Если бы мог, я не сделал бы этого. И если бы удалось, для тебя это было бы на световые годы более безопасно. — Да. Я знаю, что ты в это веришь, — признает Джон. — И я не обижаюсь, я понимаю, что ты имеешь в виду. Мне кажется, что понимаю. Хочу верить, что понимаю. Но слушай… приятель, я вторгся в Афганистан. Я тебя не променял бы... Ясно? Нам вообще не стоит об этом говорить, но ты — не утешительный приз. Мать твою, даже близко не смей так думать. Ты так думал? Господи, Шерлок. Когда ты появился, я был на самом краю. Я тоже скоро окажусь на краю, полагает Шерлок, ощущает влажность в глазах и резко моргает. Джон снова опускает голову. — Я не променял бы тебя, здесь со мной, в этой постели, — говорит он очень тихо, — ни на кого другого. Оставляет продолжительный, нежный поцелуй на гладкой коже члена Шерлока, мирно лежащего на бедре. В этом поцелуе нет ничего невинного, но и ничего грязного тоже нет. Шерлоку еще не приходилось сталкиваться ни с чем более неожиданным. — Ну, — говорит Джон, выглядящий вполне довольным, поднимается и садится на пятки. — Куда я тебя сегодня только не целовал. Другие места оставлю на потом. Где-нибудь на будущей неделе купим вина поприличнее, напьемся в стельку и устроим вечер признаний. Последний поцелуй на сегодня, выбирай место. Выбор дислокации, отстраненно размышляет Шерлок. Да, было бы неплохо. Мило с его стороны. Щедро. Может быть, тебе следует ответить? Шерлок не способен дышать. В конце концов, ему удается втянуть воздух, не расплакавшись, и затем медленно выпустить его из легких. Джон выглядит несколько обеспокоенным, естественно, но все ещё мягко улыбается. Не понимает, что своим предложением сломал Шерлока, снял с него кожу благоговеющими поцелуями, превратив детектива в спутанный клубок оголенных нервов с ошеломленным увеличенным сердцем в его середине. Опираясь на дрожащие руки, Шерлок встает на колени и ползет вперед, пока не оказывается в нескольких дюймах от Джона, отзеркаливая его позу. — Я знаю, где ты меня поцелуешь, — говорит Шерлок. Пусть мир горит огнем, метеориты разрушат планету, но это будет моим, даже если в итоге уничтожит нас. Джон ярко улыбается. — Супер. Нет такого места на твоем теле, что я не хотел бы... Шерлок прижимает губы ко рту Джона, и доктор немедленно замирает. Четвертое измерение — время — искажено столь основательно, что Шерлок более не способен правильно оценить его ход. Осознает лишь, что несколько секунд Джон не двигается. Выпускает через нос удивленный выдох — единственный знак осознания, что они целуются. У Джона мягкое дыхание. Оно ласкает верхнюю губу Шерлока. Он чувствует, что губы Джона, — теплые, упругие и гладкие, — подходят под широкий изгиб губ сыщика как ключ, скользнувший в замок. Поцелуй ощущается одновременно и нежным, и саднящим, и от него исходит странное тепло, и Шерлок испытывает это ощущение в своих ладонях, а Джон, наверное, так ощущает свой ушиб на боку. Отодвинувшись, Шерлок хмурится. — Возможно, я делаю что-то неправильно, — сдается он. — Я не... я не знаю, как это делается технически. Джон разглядывает его, изумленно приоткрыв рот. Подняв руки, он берет ладонями лицо Шерлока и наклоняет вперед так, что они занимают практически одно и то же место. — Не знаешь? — хрипло говорит он. — Какого черта... — Если хочешь, можем на этом остановиться. Разовый эксперимент. Я лишь... нет. — Шерлок качает головой в адрес слова лишь. — Я хотел знать. Мне нужно было знать. Повторять необязательно... — Тссс. Это было изумительно, — шепчет Джон. Его глаза всё еще распахнуты. — Прости, я просто, вау... ты застал меня врасплох. Тебе самому понравилось? Прикусив губу, Шерлок кивает. Теперь, сделав шаг, он испытывает свободу и облегчение. Он хотел сделать это целую вечность, и Джон воспринял всё достаточно хорошо. Не похоже, что он вдруг почувствовал себя вправе требовать и получать. Не выглядит более надменным или критичным. Он кажется... прежним. Он кажется… единственным человеком во вселенной, кто действительно выбрал Шерлока Холмса. Шерлок всё еще борется с собой, не позволяя себе свернуться в рыдающий клубочек, но это открытие наполняет его триумфом. Хочет запечатлеть момент для потомков, выложить страничку на «Искусстве Дедукции». Я поцеловал Джона Уотсона, а он не ушел. Иди в жопу, Реджи Масгрейв, думает Шерлок первый раз в жизни, и на его лице появляется насмешливая полуулыбка. — Окей, окей, но я все равно должен спросить... заткнись, Джон, — приказывает себе Джон, вздрогнув. — Ладно. Очевидно, раз ты это сделал, ты этого хотел. Мы можем это повторить? Улыбка на лице Шерлока становится шире, и Джон смеется в ответ. Похоже, что смех во время того-чем-бы-это-ни-было может быть допустим. Джон наклоняет свою голову и устанавливает голову Шерлока нежными ладонями под нужным углом, соединяя их губы снова. Эта поза лучше. Конечно, лучше, естественно, Джон знает, как это делается, Джон нормален. Теперь их губы могут двигаться в тандеме, теперь носы не мешают. — О, — выдыхает Шерлок в поцелуй через несколько долгих секунд. — Чертовски верно, — отчаянно бормочет Джон, крепче удерживая лицо Шерлока, большой палец гладит его ухо. — Я что, снова... — Ты всё делаешь отлично. — Но... — Меньше слов. Боже мой, твой рот, твой идиотски сексуальный рот. Изначально всё ограничивается движениями губ и разделенным дыханием. Губы ласкают, иногда пощипывают, тянут и отпускают. У Шерлока стремительно усиливается головокружение. Используя воздух, отфильтрованный в легких Джона, он потерян в этой сладкой простоте; Джон его хочет, и он переполнен этим осознанием настолько, что сейчас треснет кожа; он вспоминает Реджи и те ощущения, словно от комплимента, и внезапно отчаянно радуется, что всё вышло отвратительно, потому что сейчас это значит, что он никого так раньше не целовал и, может быть, Джону не хочется его трахать, и другие люди уже побывали там и справили свои нужды, но это — то, что Шерлок может отдать Джону, как невинность, хотя на деле это совершенно не так, раз в него втыкались многочисленные иглы и чужаки. Наверное, это потому, что не осквернено, сознает он. Если так, наверное, это важнее. Чистота всегда больше ценится, вспоминает он. Если он хочет дать Джону всё, может быть, это значит больше, чем трах. Эта концепция достойна изучения. Он не подошел бы поздороваться на улице с людьми, которые его брали, но это сейчас — словно даришь подарок. — Я думал, тебе не нравится так целоваться, — Джон пытается отдышаться, некоторое время лаская губами щеку Шерлока. — Меня никогда так не целовали. — Никогда?.. — Однажды. Он возненавидел меня. Длилось меньше трех секунд и с тех пор вызывало только неприятие. Это — только для тебя, — напряженно признает Шерлок. В глазах Джона появляется что-то мрачное и сложное. Потом, с нежным рычанием, он возвращает губы на рот Шерлока, пальцы перебираются с лица Шерлока в его волосы. Когда Джон открывает рот, его прикосновения играют симфонию в кровотоке детектива. Шерлок задумывается, каков Джон на вкус изнутри, и быстро забирается осторожным языком ему в рот. Джон немедленно стонет и скользит по нему собственным языком. Что-то похожее на грохот лавины перекатывается в ушах Шерлока. Он дразнит, вкус Джона: там сочные зеленые яблоки и богатая пряная нотка гвоздики. На вкус Джон похож на себя, яркий и сумрачный, и безжалостный, и замечательный, и подумать только, полагает Шерлок, я мог умереть, так и не испытав этого. — Теперь ты будешь со мной, — рычит Джон, разняв схватку их языков, ведя большим пальцем по кромке порозовевших губ Шерлока. — Ведь так? Вот что это значит? Или это лишь... дьявол, пусть значит, ладно? Пожалуйста? Теперь ты мой. Скажи, что ты мой, скажи, что останешься со мной, умоляю, скажи. Я знаю, сейчас тебе очень нужен военврач по уважительной причине, но... Очень скоро всё закончится, а тогда... твою мать, что тогда? Я по-прежнему буду тебя хотеть, разве ты не видишь? Я знаю, что зауряден и… порченный товар, а ты... Ты чудо. Я всё равно прошу. Пожалуйста. Может ли это значить, что ты хоть немножко мой? Что ты останешься со мной и потом? Потом. Потом. Потом. Замок лопается, сейф распахивается. Мы созданы друг для друга, слышит Шерлок — в этот раз это мурлыкание Джима Мориарти, а не испуганный шепот его жертвы. — Эй, нет, нет, прости, не уходи туда, куда бы то ни было, — отчаянно настаивает Джон, прихватывая зубами широкую нижнюю губу Шерлока. — Вернись ко мне, вернись ко мне. Забудь, что я спросил. Вычеркни. Сотри. Вернись сюда, любимый. Вот сюда. Боже, ты чертовски невероятен. За тебя стоит умереть. Я бы умер за тебя, я думаю. — Нет, — хрипит Шерлок в агонии. — Не говори... — Прости, прости, не бери в голову. Давай так: я прострелю башку каждому, кто вздумает тебя обидеть. С радостью. Никто не причинит тебе вреда. Шерлок рискует бросить взгляд на Джона, глаза которого сверкают, как угольки. Почти случайно его взгляд устремляется вниз, где Джон теперь слегка поглаживает себя, не способный больше игнорировать болезненную пульсацию эрекции. Его член твердый, поблескивает от смазки, и Джон проводит кончиками пальцев по головке и громко вздыхает. — Это не твоё дело, — рычит Шерлок, накрывая ладонь Джона своей. — Конечно, моё. — Моё, — шипит Шерлок. — Да, черт, черт, — рычит Джон. — Да. Твоё. Полностью твоё. Я уже близко. Боже, я не шучу, я почти там, как это случилось? Или... не бери в голову, у меня есть теория на этот счет, имеет отношение к инспекции различных областей бесхозного детектива. — Джон издает смешок. — Ладно, всё, раз уж я твой, а ты так страшно хочешь, чтобы тебя трахнули, то я… мм… с удовольствием пойду навстречу. Как прикажешь, так и будет. Сомкни колени. Да, именно так. Напряги ноги, держи их ровно. Твою мать, нам теперь даже не нужен любрикант. Немного выше, обопрись на пятки. Готов? Шерлок сказал бы на всё, но именно в этот миг Джон вталкивает свой влажный член между бедер Шерлока. Он замирает так на минуту, оба дрожат. — О, боже, — стонет Шерлок, глядя вниз, где они соединились, безболезненно и легко. — Господи, как тебе пришло в голову? — Я очень умный, — сообщает Джон. Поднимает руки и запускает пальцы в волосы Шерлока. — Теперь лежи тихо. — Тихо? Не могу не указать на то, что смысла в этом... — Совсем тихо, — стонет Джон, смеясь. — Голос. Я уже говорил. Твой голос. Я не могу. Так. — Ты на грани? — спрашивает Шерлок, охваченный трепетом и болезненной нежностью. — Возмоооожно, — тянет Джон, опираясь лбом на ключицу Шерлока. Глубоко вздохнув, Шерлок простирает ладони на спине Джона, словно крылья в защитном жесте. Каждый раз, когда Джон выглядит, словно готов рассыпаться, Шерлоку кажется, что к нему возвращается часть себя. Джону нужно, чтобы Шерлок лежал тихо, так что он лежит тихо. Через минуту Джон неровно вздыхает и смотрит вверх. — Ладно, — его губы изгибаются в самокритичной улыбке, — Чего ты хочешь, смотреть, как я трахаю твои милые чистые ноги, пока не кончу, или предпочтешь вернуться к поцелуям? Я на самой грани, так что нам следует всё распланировать. — Поцелуи, — требует Шерлок. — Ты чертовски мудр, — объявляет Джон и запускает язык в рот Шерлока, одновременно начиная скользить бедрами взад и вперед. В этой позиции даже ничтожные пустяки становятся важными, легчайшие прикосновения разжигают. Шерлок прижимает пальцы к их ртам, просто чтобы ощутить, что такое поцелуй, другим комплектом рецепторов, — судя по всему, это не запрещено, потому что Джон делал так раньше, — и Джон выплевывает ругательство. Скольжение члена между ног Шерлока — наиболее эротичная и деликатная форма секса, с которой он когда-либо сталкивался. И всё это время Джон хочет его, хочет Шерлока и никого другого, хочет его нетипичный разум, его сомнительные привычки, его неминуемую смерть, его безнадежно неадекватную преданность. Происходящее — своего рода чудо, и Шерлоку хочется, чтобы оно длилось вечно. Но, к сожалению, — хотя Шерлок и мог бы вечно сохранять отсутствие возбуждения, — вскоре влажные толчки Джона между его ног делаются все более неконтролируемыми. Шерлок напрягает мышцы бедер — он прекрасно осведомлен об их силе, — и Джон содрогается в рваных спазмах, и он вскрикивает в приоткрытый рот Шерлока, когда кончает, вцепившись смертельной хваткой в волосы сыщика, в то время как тот ощущает влажную теплоту, разливающуюся между бедер. Джон дрожит достаточно долго. Шерлок пытается не дать ему соскользнуть вбок, одной рукой обхватив за поясницу, а другой бережно придерживая затылок. Через время, которое, кажется, длится вечность, Джон смотрит вверх — обессиленный и абсолютно красивый. — Прости, — шепчет он, ласково расчесывая пальцами волосы Шерлока. — Я сделал тебе больно? Шерлок качает головой, совершенно ошеломленный. — Моё, — говорит он сквозь комок в горле, касаясь места между ног, где теперь умиротворенно лежит член Джона. Джон улыбается так широко, что на щеках появляются ямочки. — Всё для тебя, — говорит он, целуя Шерлока снова. И снова. И снова. * * * Через четыре часа, то есть глубокой ночью, так и не сомкнув глаз, Шерлок глядит в темноту ночного Лондона. Они с Джоном завернуты в покрывало, но само одеяло скомкано, а правая ступня Шерлока высовывается из-под простыни. Джон вытянулся вдоль него, с головой, склонившейся к шее Шерлока, дышит ровно. Спит. Время от времени он нервно подергивается во сне. Каждый раз Шерлок гладит ладонями по теплой коже Джона. Каждый раз Джон успокаивается и расслабляется. Это значит ничуть не меньше, чем секс. Просто на совсем другом уровне. Затем, с грохотом канонады из сотни пушек, дом взрывается. Давление в комнате меняется мгновенно, вместе со звуковой картиной, с перестуком тысяч упавших обломков. Шерлок чувствует, как его подбрасывает ударная волна, и уже не контролирует свое тело. Не может двинуться. Ничего не видит. Гул в ушах становится пронзительным, превращается в резкое шипение, от которого по коже бегут мурашки. Оглушенный, парализованный Шерлок открывает глаза, — вокруг едкая пыль и запах горючего, — лёжа почему-то на животе, тяжелый вес давит ему на спину. Кто-то выплевывает над ним слова, но он их не понимает. Кажется, что слышит Ya, брошенное испуганным, жестким голосом, и еще раз Ya. Почти сразу, решив было, что бандиты Мориарти берут его заложником, он понимает, что это не так. Маленькие пальцы одной руки ощупывают его в поисках повреждений. Пальцы другой руки очень тяжелые, кроме того очень холодные и твердые. Там пистолет, догадывается Шерлок. — Джон, — шепчет детектив, остро осознавая, что ситуация исключительно нестабильна. — Delta woesah, — уверенным рычанием приказывает Джон, и тяжесть исчезает. Джон соскальзывает с кровати. — Harahkat macowa. Повернувшись на бок, ошеломленный Шерлок смотрит, как сильный голый мужчина приближается к двери спальни. Военврач стал тенью, фигуркой, вырезанной из бумаги: сплошные плоскости, жилы и блеск металла в ладони. От него захватывает дух. Джон взмахивает рукой, и Шерлок послушно распластывается. Тогда Джон пинком распахивает дверь и исчезает в проеме, словно прирожденный хищник, направляя оружие на источник взрыва, тем прикрыв их обоих. — Блять, блять, блять, — шипит Шерлок, выкарабкиваясь из кровати и набрасывая на плечи сорванный с вешалки голубой халат. Красный халат Джону великоват, но лежит ближе, поэтому он хватает и его. Звук взрыва пришел из гостиной. Пыль клубится сквозь открытую дверь. Шерлок кашляет, шипение в ушах немного затихает. Всё плохо, очень плохо. Это может быть чем угодно, но самые вероятные предположения господствуют в категории "ужасающих". Он как раз взвешивает, разумно ли будет игнорировать взмах рукой и последовать за жертвой ПТС в настоящую городскую зону боевых действий, когда в коридоре слышатся шаги возвращающегося Джона. — Le maa saara raaza, — говорит Джон немного мягче, хотя тон его мрачен. Протягивает руку. Шерлок колеблется. — Я не понимаю пушту́, — говорит он совершенно спокойно, хотя сердце трепещет. — Согласно нашему соглашению, мне следует сейчас сообщить, что я не представляю для тебя угрозы, вести себя смирно, как пленный или дипломат под защитой, но ты отлично знаешь, кто я, ты узнаешь меня. Мне не нужно делать вид, что я кто-то другой. Минуту назад ты проверял, ранен ли я, но со мной все в порядке. Со мной все отлично. Правда. Ты всего лишь застрял на другом континенте. Скажи мое имя. Шерлок. На секунду Джон выглядит потерянно. — Шерлок, — нетерпеливо повторяет он. — Теперь попробуй говорить по-английски. Осознание проступает на лице Джона: настороженное напряжение вокруг рта. — Вот так? — неуверенно спрашивает он. — Именно, — одобряет Шерлок. — Господи боже, — вздыхает Джон, с чрезмерной яростью растирая лицо. — Так лучше. Не извиняйся, вижу, что ты собираешься, но не нужно, всё в порядке, ты думал, что я мог быть ранен и... — Твою мать, я сам знаю, что я думал, и нет, блять, ничего не в порядке! — кричит Джон, его лицо искажено. — Ничего тут не в порядке, Шерлок! Я понятно выражаюсь, мать твою?! Ни в моей голове, ни в нашей квартире! А минуту назад я сказал иди за мной, так что, мать твою, подчиняйся! Развернувшись на месте, Джон идет на выход, великолепный в своей наготе, пистолет со снятым предохранителем сжат в ладони. Вокруг массы Джона, видимо, была сосредоточена вся гравитация в комнате, она покинула её вместе с ним, так что Шерлок послушно следует, перебросив через плечо красный халат. — Обойди вокруг, здесь везде стекло, — резко говорит Джон приближающемуся Шерлоку. Включает свет в кухне. — Теперь посмотри на это, и если снова скажешь, что всё в порядке, то, клянусь, получишь в морду. Шерлок поворачивается. Окна гостиной, еще недавно такие уютные, полностью выбиты. В воздухе витает вонь органического топлива, и Джон прав: куски металла, дерева и стекла лежат повсюду. Пустующий дом через улицу теперь ярко освещен, его окна аналогично выбиты, а стены купаются в свете прожекторов, словно гигантский космический корабль приземлился на Бейкер-стрит. Даже в полдень этот дом никогда не казался столь ярким. На фасаде здания отвратительной болезненно-желтой краской выведены огромные буквы: I-O-U Кто-то открывает двери внизу. Ключом, не силой. Шаги, — Шерлок слышит две пары мужских ног, — поднимаются по семнадцати ступеням стремительно и с уверенной мощью. — А, ну, конечно, вот и гости, — шипит Джон, приближаясь с поднятым пистолетом. — Давайте, ребята. Заходите на чай и на пулю в голову, если вы мне не понравитесь. — Ты абсолютно великолепен, — выдыхает Шерлок, совершенно позабыв про страх. — Ты сам это сознаешь? Дверь с треском распахивается. Огромный живот Шинвелла Джонсона входит первым, за ним подтягиваются остальные части, упакованные в обвисшие черные джинсы и ослепительно алую ветровку «Манчестер Юнайтид», с неуместно перекошенной белой бейсболкой, на которой строчными буквами вышито "ну и чо". За ним следует никто другой как Майкрофт Холмс, выглядящий так, словно только что прибыл с Сэвил-Роу *, то есть как обычно. Сильный, свежий запах марихуаны исходит от Шинвелла, приходит к выводу Шерлок, хотя и чудесно было бы обвинить в этом Майкрофта. Оба теперь таращатся на Шерлока и Джона, открыв рот, совершенно позабыв про выбитые окна. [ *Прим.перев.: Savile Row — улица с трехсотлетней историей в центральном Лондоне, традиционно известная своими ателье, где шьют на заказ лучшие мужские костюмы. Здесь делали заказы лорд Нельсон, Уинстон Черчилль и др. В 2012 году стоимость пошива костюма составляла от £2000. ] — О, — говорит Шерлок, понимая. — Джон. Ты совершенно голый. — Может, есть откровения посвежее? — спокойно отвечает Джон, не опуская пистолета. — У меня в руках запасной халат? — Нет. Это я тоже знаю. — Как-то раз на каникулах Майкрофт сожрал огромную миску трюфелей. Пусть и в два подхода, но всё равно осилил сам. Выдохнув, Джон опускает оружие и разминает шею. Отступает на несколько шагов и кладет пистолет на стол, предохранитель остается снятым. Потом поворачивается к Шерлоку, который сразу же подает ему халат. — Ладно, — говорит Джон, рывком затягивая пояс, — Кому-нибудь пора что-нибудь сказать. Правда, я сегодня очень придирчив к темам беседы. Так вот. Темы, которые меня точно не взбесят, — это какого хера вы здесь делаете, мистер Джонсон, какого хера вы здесь делаете, мистер Холмс, и что именно мы сделаем с ебанутыми придурками, не способными заинтересовать нас граффити, не выбив наши чертовы окна. Итак, я вас внимательно слушаю.