О всех созданиях, лучших и умных

— Это безумие! — бесится Шерлок в сторону самого мажористого и упёртого секретаря на свете, спрятавшегося теперь между двумя сотрудниками службы безопасности с самыми (Шерлок уверен) квадратными челюстями и низкими лбами в мире. Траффик на пути из Ярда в Кэнэри-Уорф тянулся подобно годовалой патоке на дне забытой стеклянной банки, несмотря на сирены, ловко используемые Лестрейдом, несколько (надо признать, уместных) навигационных советов Салли Донован и краткость физического расстояния при движении по прямой. Толку от этих преимуществ не было никакого. На самом деле несколько раз у Шерлока появлялось желание выпрыгнуть из полицейской машины и банально добежать до места назначения. Автомобиль полз, как муха в сиропе. Все время поездки Шерлок мысленно внушал ему двигаться, словно разум мог аппарировать физическую материю. В нечастые моменты величайшего самодовольства Шерлок полагал, что если чей-либо мозг и мог бы подобного достичь, то его совершенный орган, несомненно, продвинулся бы дальше всех к поставленной цели. Но с тех пор произошли более неприятные вещи. Сейчас Шерлок, Джон и четверо сотрудников Ярда — Лестрейд, Диммок, Донован и несносный несносный несносный Андерсон — смотрят в наглое, лицемерное рыло капиталистического самодовольства. И это невзирая на бесспорный факт, что генеральный директор «Сток Моран» умерла два года назад при таинственных обстоятельствах. Это невыносимо. Людское самодовольство невыносимо, поправляет себя Шерлок. Не смерть сама по себе. Песок медленно падает в песочных часах, и всё, что может испытывать детектив — это уверенность в том, что когда упадут последние песчинки, останутся только смерть и разрушения. Здесь, в холле «Недвижимость Сток Моран» с высокими окнами из зеленого стекла, сверкающими полами черного мрамора, успокаивающими конструкциями аквадизайна, от которых Шерлоку хочется закричать, стоят незначительные свидетели убийства, столь же невежественные, сколько слепые, и различного уровня глупости представители полиции Большого Лондона, и Джон Уотсон. Джон Уотсон встречается взглядом с Шерлоком, безрадостно подмигивает, демонстрируя солидарность, и снова отворачивается. Секретаря зовут Нечто-Омерзительно-Современное-с-Какими-то-Инициалами Из-Семейства-Денежного-Мешка (Шерлок не помнит деталей, только суть, он немедленно удалил имя из принципа), и Шерлоку очень хочется кулаком сбросить очки от Dior с идеально выбритого лица и взяться за аккуратно подстриженные под ёжик черные волосы. Этого стильного отморозка прикрывают с флангов две безымянных гориллы в темных костюмах, с шириной грудной клетки у каждого равной длине его торса и с эффектными микронаушниками, в которые временами они внимательно вслушиваются. Массовая стерилизация, в слепой ярости полагает Шерлок, пожалуй, не такая уж и плохая… — Ну всё, хорошего понемножку, — рычит Лестрейд, выставляя ладони, когда секретарь открывает рот, чтобы высказать какую-то бессмыслицу. — Мне нужно освободить заложника, так что, с ордером или без него, мы осмотрим офис мисс Стоунер, и я не желаю больше слушать ваши возражения. Отойдите в сторону. Сейчас же. — Сэр, как уже я объяснял, — снова начинает Буквы-Без-Смысла с-Фамилией-из-Частной-Школы, — офис покойной мисс Джулии Стоунер, а ныне — вполне живой и здоровой мисс Хелен Стоунер, защищен сигнализацией с кодовой системой. У меня нет к нему доступа. У джентльменов, которых вы здесь видите, также нет к нему доступа. У самого талантливого хакера на земле нет... — Большое спасибо, мой титул никогда официально не был подтвержден, но я вполне готов попробовать, — шипит Шерлок. — Поиграешь в примадонну, когда будем на месте преступления, фрик, — грубит Салли. — А сейчас постараемся попасть в этот кабинет, прежде чем кого-нибудь убьют. — Если ты полагаешь, что меня не волнует это в первую очередь... — Прямо в точку. Я уверена, что тебя волнует не это... — Обычно его больше волнует, как он выглядит в этом пальто, — многозначительно тянет Андерсон. — Ух ты, — не выдерживает Джон, задевая Белстаф Шерлока, когда делает угрожающий шаг в сторону Андерсона. — Мне тут постоять и подождать, пока вы протявкаетесь, и пусть мир горит огнем, да? — Открывайте чертову дверь, — говорит Лестрейд охранникам. Его голос напоминает тикающую бомбу. — Могу только повторить: это невозможно, — протестует секретарь, придвигаясь поближе к своим защитникам. — У меня нет доступа к системе безопасности. Он только у мисс Стоунер. — Вот поэтому мы чуть не свихнулись в прошлый раз, — бормочет Диммок. У него на лбу от виска до виска появляется тонкая паутина морщин. — Покойная мисс Стоунер была там одна, когда умерла. То есть, совершенно одна. Покрываясь мурашками, словно вышел из ледяной ванны, Шерлок заставляет себя дышать, думая ты не признателен. Нет. Ни капли. Это по-прежнему насилие, его форма не имеет значения. Вспомни, что сказал Джон? Извращение, вот что это. Идеальное, всё же, разве нет, пусть нездоровое, боже, но разве не безупречное? Как же невыносимо, что мой будущий убийца подарил его мне, потому что оно абсолютно совершенно. Беспричинная смерть, изобилие мотивов, запертая изнутри комната. Идеальное в каждой грани, идеальное, как древние лондонские дороги, что и поныне сворачиваются в спирали Архимеда, идеальное, как первый неожиданный раскат грома, идеальное как Шопен, идеальное как… Джон смотрит на него убийственным взглядом, осознает Шерлок. Слегка порозовев, сыщик вымещает чувства на самом подходящем объекте, которым остается Абсурдный-Стильный-Акроним с-Родителями-Владельцами-Конюшни-Чистокровок, на чьих загорелых ступнях без носков надеты дорогие мягкие итальянские туфли, а брюки — очень модно коротки. — Впусти меня в офис мисс Стоунер, — мурлыкает Шерлок. — Иначе не только эти внешне дружелюбные служители правопорядка вдруг станут крайне неприветливыми, но я разошлю е-мэйл еще и всем сотрудникам «Недвижимость Сток Моран», где изложу, какие именно клубы ты предпочитаешь посещать по уик-эндам. Ну, разумеется, если ты сейчас не слишком занят*. [ *Прим.перев.: tied up в данном контексте интерпретируют как «занят», но поскольку буквальное значение — «связан», получается игра слов. ] Секретарь очень приятно бледнеет. Шерлок приходит к выводу, что Ряд-Символов из-Представителей-Золотой-Молодёжи, очевидно, пока не готов обсуждать свой интерес к БДСМ. — Но я не могу, — настойчиво скулит он тихим, высоким тоном. — Если бы существовал хоть какой-то способ... — Ради бога, что здесь происходит? Все поворачиваются, услышав приятный, интеллигентный голос. Шерлок видит стройную, элегантную женщину, чьи каблуки постукивают по мрамору, пока она снимает короткий красно-коричневый тренч. На ней простое черное облегающее платье с привлекающими внимание короткими рукавами «японка». Приятное, но нечитаемое выражение (которое приобретают иные деловые женщины, достигнув успеха в бизнесе), привлекательные черты и крепкая фигура — всё указывает на то, что ей немного за тридцать. Но волосы... её темные волосы пронизаны седыми прядями, словно рябь волн на поверхности темного пруда. — Я спросила, что здесь происходит? — повторяет она, останавливаясь перед конфликтующими группами. Выжимает из себя дружелюбную улыбку, обдуманно направляя её на самого высокого мужчину из присутствующих. — С кем имею честь? — Шерлок Холмс, — отвечает Шерлок, протягивая руку. — И мы пытаемся спасти вашу жизнь, мисс Хелен Стоунер. Ровно восемь минут спустя — после сжатого изложения ситуации, пока пересекали холл и поднимались в частном лифте, — они стоят на пороге личного офиса Хелен Стоунер. Взмахнув полами пальто, Шерлок уверенно входит, взгляд скользит по неодушевленным предметам. Офис вызывает у него отвращение мгновенно. Пол выполнен из полированного дерева твердых пород и выглядит, словно может растаять во рту, как сладкая карамель. Стен почти нет — три четверти пространства занимают окна от пола до потолка, пропускающие яркий свет щедрого осеннего солнца. Роскошные, со вкусом подобранные шторы ритмично украшают окна; в зоне с пониженным уровнем пола и темной мебелью располагается сверкающий бар; в зоне отдыха высится полностью оборудованный разожженный камин, другой угол занимает стол для личных переговоров. В конце офиса — точно там, где и должен быть, чтобы впечатлять впечатлительных, — стоит огромный стол. Из-за стола виднеется нарочито эргономичное кресло — на вид из тех, что легко катаются и вращаются. Шерлоку совершенно отвратительно это место. — Просто ужасно. Не знаю, как извиниться за поведение моих сотрудников, — вздыхает мисс Стоунер, набрасывая тренч на спинку возвышающегося директорского кресла. — Заложники… подумать только… нет, невообразимо. И вот вы здесь из-за меня и моей сестры. Я прошу простить нас, равно как и наших служащих. Но уверяю, здесь нечего выяснять, мистер Холмс. Я примирилась с прошлым. Должна была, понимаете, чтобы справляться с будущим хоть сколько-нибудь эффективно. — Расскажите то, что я не могу выяснить, в таком случае — и с самого начала, — холодно отвечает Шерлок, начиная с изучения штор. Лестрейд, Диммок, Джон и Салли подходят ближе, чтобы послушать мисс Стоунер, не спуская при этом с Шерлока глаз, в то время как Андерсон рассматривает сыщика с чем-то вроде заинтригованного отвращения. — С моей сестрой в этом офисе произошел... внезапный приступ*, — сообщает Хелен Стоунер. Она дрожит. [ *Прим.перев.: attack может означать как «припадок, приступ», так и «атака, нападение», снова игра слов. ] Неожиданно, из-за напускного безразличия тона, Шерлок понимает, откуда у неё седые пряди. Хелен Стоунер очень любила сестру, но предпочла идти вперед, а не сходить с ума из-за неопределенности прошлого. Шерлоку импонирует бесстрастность, но не само решение. Тем временем выясняется, что со шторами все в порядке. Они продолжают разговаривать. Шерлок продолжает искать. Иногда Лестрейд или Диммок перебивают. Уходит драгоценное время. — Да, с Грэнтом Ройлоттом бывает непросто, — признает мисс Стоунер, щедро наливая себе джин в зоне с заниженым полом. Остальные отказываются от алкоголя. Она отпивает. — Простите, я все еще не могу расслабиться в этом офисе. Глупо, конечно, он же совершенно безопасен. Грэнт реконструировал его для моей сестры — а теперь в некоторой степени и для меня — в качестве извинения. — Предполагалось, что вы займете это помещение после вступления в должность директора? — уточняет Шерлок, пристально разглядывая абсурдно дорогую китайскую вазу. — Именно, — вздыхает мисс Стоунер. — Грэнт предложил мне занять его немедленно, но два года назад воспоминания были невыносимы. Но теперь... Я решила прекратить цепляться за память о Джулии. — Тогда вы подозревали отчима, — бесстрастно замечает Шерлок. — Да. — Мисс Стоунер отводит волосы от ничего не выражающего лица. — Сейчас перестали? — Не было ни одного доказательства преступления. Я не собираюсь доводить до краха «Недвижимость Сток Моран» из-за личной паранойи. Но она не ответила на вопрос, не так ли, мрачно размышляет Шерлок, перемещаясь в зону переговоров. — Что вы имели в виду, сказав, что Грэнт Ройлотт реконструировал офис в качестве извинения? — интересуется Лестрейд. — Он знает, что его манеры бывают грубыми, а привычки — расточительными. Свою юность, печально известную немалыми трудностями, он частично провел за рубежом. С моей точки зрения его это не оправдывает, разумеется. И я даже не буду начинать о его идеях будущего фирмы... Но мы все были в одной лодке, и семья должна держаться вместе — по крайней мере, финансово. И он сделал широкий жест, чтобы забыть о прошлых ссорах, когда реконструировал этот офис. — Но вам здесь не нравится, — замечает Джон проницательно. И очень тихо. — Нет, — отвечает мисс Стоунер, ее аккуратно выщипанные брови приподняты, пока она смотрит в потолок. — Не нравится. В этом офисе умерла моя сестра. Тем временем Шерлок ругается себе под нос. Потому что со столом для переговоров всё в порядке. Но он оставляет лучшее напоследок: рабочий стол, где умерла Джулия Стоунер. У него есть время. У него есть время. Шесть часов, на деле. Шесть часов песчинок, скользящих друг за другом по изгибу стекла. И если Шерлок совсем-совсем честен сам с собой, теперь, когда он уже вошел в этот офис, омерзительно прекрасный офис, ему хочется насладиться этой загадкой — о, такой замечательно приятной тайной — еще хоть немного дольше. — Ваши планы удержать фирму в семье не изменились? — спрашивает Диммок. Первый разумный вопрос за всю твою карьеру, полагает Шерлок, засунув нос в маленькую мойку при баре. Нужно было захватить воздушные шарики. Как неосмотрительно с моей стороны. — О, на самом деле мы и не хотели ее продавать, — уклончиво отвечает мисс Стоунер, взмахнув усыпанной алмазами рукой. — Даже Грэнт это признал после трагической потери моей сестры. Мы были вынуждены снова работать плечом к плечу, и должна признать, что усилия, которые он приложил к этому, поистине… удивительны. — Мисс Стоунер, глупо игнорировать убийцу в своем окружении лишь потому, что признание его существования может создать напряжённость в семейных и финансовых отношениях, — Шерлок слышит собственный голос. Тишина за его спиной звучит не то чтобы шокировано. Она звучит скорее напряженно и мрачно. Шерлок смотрит вверх, с места у края рабочего стола, где, стоя на коленях, ласкает изогнутую ножку из красного дерева. Мисс Хелен Стоунер сделалась очень бледной: бледной, как блики от лучей солнца, отражающихся в астрономически дорогих окнах. — Почему вы так говорите? — шепчет она. Выпив остатки джина, она отходит, чтобы налить следующую порцию. — Мы оставили это в прошлом. Полиция не нашла ничего. Ничего, — добавляет она хриплым выкриком в сторону Диммока. Шерлок не может даже порадоваться: ее боль слишком яркая. Она держит бутылку с джином над стаканом и смотрит, как его наполняет журчащая струйка. — После смерти Джулии я сплотила и семью, и фирму. Сама. Собственными руками. А теперь вы говорите, что ее смерть не была некой ошибкой природы? — Даже идиот мог бы заметить... — начинает Шерлок. — Что ты сейчас сказал моей падчерице? — рычит новый голос. В дверях стоит Грэнт Ройлотт. Грэнт Ройлотт производит впечатление могучего субъекта в элегантном костюме. Но он животное, немедленно понимает Шерлок, в смысле, кто в здравом уме становился бы в агрессивно-широкую позу в дверном проеме, через который и так едва может протиснуться? Шерлок, может, и обожает драматизм, но не терпит перегибов. Грэнт Ройлотт огромен, явно задирист, немного пьян, в опухших глазах сверкает ненависть. Его лицо изрезано жесткими морщинами. Слишком много солярия, очень мало фактического отдыха; слишком много удовольствий, очень мало искреннего тепла; слишком много времени на Барбадосе, очень мало над книгами; слишком много случаев истошного рёва на своих падчериц, очень мало попыток спросить их, чем он мог бы помочь положению «Недвижимость Сток Моран». Дорогой Джим, Шерлок представляет его пишущим, пожалуйста, сделай так, чтобы я смог продать фирму падчериц и получить состояние, которого хватило бы до конца моих дней. Хелен Стоунер пятится. Но она не шарахается, зачарованно наблюдает Шерлок. Она шныряет за рабочий стол, занимая позицию высшей власти. Королева в жёстко скроенном черном платье, правящая своим королевством. — Ты, — шипит она дрожащим голосом. — Все говорят, что этот офис совершенно безопасен. Я уже не знаю, во что верить. Знаю лишь то, что до того, как я стала председателем правления, тебя вообще не волновало, где я работаю. А теперь ты настаиваешь, чтобы я руководила отсюда. Глаза Ройлоттa багровеют от ярости. — Опять происки этих недоверчивых стервятников. Кружат над нашей семьей как падальщики с тех пор, как бедная Джулия умерла. — О, я умоляю, — фыркает Шерлок, прежде чем успевает себя сдержать. — А ты, сволочь, кто? Очередной клоун из Скотланд Ярда? — Это действительно твоё лучшее предположение? — усмехается Шерлок. — Это энтузиаст, — бормочет Салли. — Консультант, — вставляет Джон. Ройлотт входит в офис, черти пляшут в его глазах. — Ты разве не понимаешь, что этот бизнес значит для меня? — требует он у мисс Стоунер. — Насколько мне важно, чтобы за мной не шлялись идиоты-полицейские и мстители-психопаты? Ты имеешь полное право бояться, дорогая, но только не меня. Я любил твою сестру. Тебя я тоже люблю. Ройлотт переигрывает. Шерлок это видит. Он видит, что Джон это тоже видит. Все, кроме Андерсона, видят, что и Лестрейд это видит. Осознание заполняет их как вода, и вскоре остается одна истина, которую нельзя отрицать, даже если полная картина пока не ясна. Багровые вены и глаза навыкате говорят им, что Ройлотт лжет. Полусжатые кулаки говорят им, что Ройлотт лжет. Пульсация в его горле говорит им, что Ройлотт лжет. Хелен Стоунер падает в кресло за столом, когда понимает, что ее подозрения все это время были верны. Кресло даже не вздрагивает. — Боже мой, — шепчет она. — Джулия, о, Джулия... Электроразряд простреливает шею Шерлока при воспоминании, что кресло не качнулось и тогда, когда на него бросили тренч. Это кресло выглядит мобильным. Должно быть мобильным, из практических соображений. Такие кресла обычно мобильны. Но это кресло вообще не двигается. Тонкий вскрик мисс Хелен Стоунер разрезает офис, как бритвой. — Простите, простите, — пыхтит Шерлок, ставя её в противоположном углу. Она поправляет юбку, покачнувшись на шпильках. — Дело в кресле, должно быть в кресле, не двигается, должно двигаться, почему не... Из горла Ройлотта вырывается неистовый рык, он делает быстрый шаг в сторону камина, хватая и стискивая в огромном кулаке кочергу. Сотрудники Ярда, опасаясь усугубить ситуацию, пятятся, Лестрейд призывает: "Тихо! Всем сохранять спокойствие!", а Диммок что-то бубнит о том, что никто не пострадает. Мисс Стоунер обнажает зубы в реакции звериного ужаса. — Приятель, положи это, — спокойно говорит Джон, стоящий ближе всего к Ройлотту. — Будет куда легче, если... Ройлотт ревет что-то в пьяном бешенстве, медленно занося над головой железную кочергу. Или, возможно, как Шерлок допускает в ретроспективе, только ему это движение показалось медленным. Он не помнит, что сделал дальше, и это раздражает. Пробелы в почти фотографической памяти Шерлока имеют тенденцию случаться только из-за наркотиков или удаления данных. Он знает лишь то, что железная кочерга летит прямо на изящный хрупкий череп Джона, что его собственное сердце сейчас вырвется из груди, что на обеих ладонях, которыми в безумном порыве в последнюю секунду он поймал кочергу, обязаны выступить грандиозные кровоподтеки, и что он бурлит от гнева. — Попробуй еще раз, сволочь, — рычит Шерлок, в слепой ярости сжимая пальцами металл. Бросает его в сторону, где он с лязгом падает. — Давай же, попробуй еще, и узнаешь, что будет с твоим позвоночником. Наступает гробовая тишина. — Ох! — восклицает Генерация-Случайных-Букв Со-Знатными-Пращурами, который появился в дверях с целью проверить, что с шефом, и, похоже, сейчас упадет в обморок. Никто не произносит ни звука. — Что?! — рявкает Шерлок. Ройлотт пятится назад, толстые пальцы дрожат. — Идиоты, вы что, никогда не видели самозащиту в действии? Пауза следует за этим вопросом. — Хм, — отзывается Джон дрожащим голосом. Неожиданно он смеется — это звучит, как короткий взрыв, — после чего закрывает ладонью рот. — Прости. Хм… да. Да. Да, мне случалось видеть самозащиту в действии. Так точно. — Джон снова хихикает, покачиваясь на пятках, и часть полной ужаса ярости, поселившейся в груди Шерлока, куда-то исчезает. — В бою, да, и в Лондоне тоже, и раньше, когда был студентом, в пабах всякое случалось. Разумеется. Но, Шерлок, знаешь, чего я еще никогда не видел? Ошеломленный Шерлок качает головой. — Человека, — выдавливает Джон, уже почти задыхаясь от смеха, — согнувшего долбаную железную кочергу пополам и даже не заметившего, что он это сделал. * * * Невзирая на свою гениальность, у Шерлока уходит два часа на поиски ловушки, скрытой в нелепо привинченном к полу кресле. Прямо под правым подлокотником почти невидимый глазу наполненный маленький шприц поджидает очередного несчастного бедолагу, который забудет, что это кресло не вращается. Невзирая на познания в химии, у Шерлока уходит три с половиной часа в лаборатории Ярда, — где лаборанты снуют вокруг него как шершни, — чтобы, издав изумленный звук, упасть на стул. — Что? — Джон немедленно возникает рядом с ним. — Ты нашел? Что это? — Змеиный яд, яд какой-то гадюки, — шепчет Шерлок, чей взгляд прикован к стоящему перед ним оборудованию и данным на дисплее. — Невероятно. Фантастика. Никто ничего не обнаружил, потому что ее отравили змеиным ядом. Джон сжимает губы и ничего не отвечает. Идеально, невольно думает Шерлок, его глаза сами закрываются. Это было идеальное преступление. На публикацию результатов на сайте Шерлока уходит меньше минуты. Шесть секунд уходит у Джима Мориарти на ответный звонок Шерлоку. Детектив слушает голос в телефоне, все взгляды в яркой чистой лаборатории устремлены на него. Лестрейда, Диммокa, Джона. В этот раз параллельной линии нет, так что они ожидают, пока независимый детектив-консультант не сообщит им новости. Через некоторое время Шерлок просто сбрасывает соединение и кладет мобильник на поверхность стола. — Ты как? — нетерпеливо спрашивает Джон. — Это был он. Что он сказал? — Ничего важного, — мягко говорит Шерлок и сообщает полицейским адрес, где им надлежит столпиться. Он не может повторить эти слова вслух. Шерлок никогда не сможет выкинуть эти слова из головы. Но он не повторит их вслух, только не Джону. Никогда. Горький конец наступит и минует, и Джон никогда не услышит конкретно этих слов. Мы созданы друг для друга, шепнул умирающий от страха заложник перед тем, как разговор завершился. Теперь Шерлок понимает: проблема в том, что Мориарти действительно в это верит. Он полагает, что знает Шерлока. И скоро узнает его лучше. Досконально. Каждый орган, каждый нюанс, каждый уголок, каждое отверстие. Шерлок вспоминает, как увлечен был тайной запертой комнаты, как восхищался ее изяществом и гармонией — и дыхание у него перехватывает, а с головы до ног пробегает дрожь. * * * — Иди сюда! — зовет из коридора Джон. Вздохнув, Шерлок продолжает то, чем занимается последние полчаса — разглядывает свои руки, сидя за кухонным столом в 221Б, питая отвращение почти ко всему, что приходит в голову, усилием воли заставляя себя не обратиться к наркотикам. Джон уже впихнул в него половину самой маленькой тарелки макарон, оставшихся после визита к Анджело, скормил ему парацетамол, бесплодно посуетился над темнеющими синими полосами на ладонях Шерлока, а потом внезапно исчез в неизведанных глубинах Бейкер-стрит. Чего еще можно пожелать? Джон возвращается, босиком, но полностью одетый, и морщит в сочувствии нос. — Эй. Ты что, не слышал меня? Иди сюда. Без тебя никак. — Но я... хочу отдохнуть, — неохотно признает Шерлок. — Знаю. Я не гений, но я знаю. Шагом марш. Фонари загораются на Бейкер-стрит одновременно с тем, как заходит янтарное солнце. Шерлок, озадаченный и обессиленный, следует за Джоном в ванную, где запоздало понимает, что ванна заполнена теплой водой, и пар начинает затуманивать зеркало нежными хлопьями. — Зачем я тут нужен? — спрашивает Шерлок несколько вяло. Вместо ответа Джон направляет его вперед, пока бедра Шерлока не упираются в умывальник. Затем снимает с него пиджак, под которым обнаруживается белая элегантная рубашка в едва заметную полоску, уже повидавшая лучшие, более свежие времена. Джон вешает пиджак поверх халата на вешалке на двери и начинает последовательно расстегивать пуговицы рубашки Шерлока. — Может, я и немного о тебе знаю, но живу с тобой достаточно долго, чтобы заметить: если речь идет о личной гигиене, ты напоминаешь кота, — мягко объясняет Джон. — А тут еще хлороформ с косточками и остальное говно, в общем, давно пора. Шерлок смотрит, как полы его рубашки расходятся в стороны под пальцами Джона. Обнажившаяся кожа тусклая и сероватая. Проводит пальцами по спутанным волосам на голове. Джон прав. Шерлок похож на поезд после катастрофы. Ничего, кроме пыли и обломков. Мы созданы друг для друга, говорит Джим Мориарти в голове Шерлока. Нет, — яростно думает Шерлок, кидая фразу в металлический шкаф, где в его лаборатории хранятся необходимые, но отвратительные данные, и поворачивая ключ. Джон сворачивает рубашку, кладет ее в сторону и, опустившись на колени, начинает развязывать шнурки Шерлока. — Я сам могу это сделать, — замечает детектив. — Тебе все еще больно. — Я успел закинуться таблетками, когда мы пришли домой. Или ты предпочитаешь делать это сам? Шерлок качает головой. Домой, думает он. Джон назвал их квартиру домом. Шерлок хотел бы прочувствовать момент более интенсивно, но всё отвратительно блёкло. Во дворце разума падает снег, наметая огромные пушистые сугробы белой пустоты. — Ну, раз ты не против, я продолжу, спасибо за разрешение, само собой. Шерлок отчасти замечает, что с него сняли ботинки и носки. Джон снова встает — быстрее, чем казалось возможным, — и осторожные пальцы расстегивают его брюки. — Ты раздевал меня уже два раза. Странно. Люди, как правило, меня не раздевают, — отрешённо вспоминает Шерлок. — Нет? — Джон поднимает на него глаза, уголок рта также приподнимается. — Вот бедолаги. Почему нет? — Потому что им я не позволяю, — впервые в жизни осознает Шерлок. — Как мне повезло*, — бормочет Джон, запуская пальцы под резинку трусов Шерлока и стягивая их вниз вместе с брюками. — Вылезай. [ *Прим.перев.: в оригинале Джон говорит Lucky, lucky, lucky me. Это фраза из древней хитовой песни Lucky, Lucky Me. Например: https://www.youtube.com/watch?v=cgoZV2yRo54 ] Подчинившись, Шерлок выбирается из одежды. Подавив зевок, который мог бы разломить ему череп надвое, он берет сложенную махровую мочалку из стопки. — Это не для тебя. Дай сюда. И забирайся в ванну, пока не замерз. Переведя болезненно уставшие глаза на Джона, Шерлок медлит. Джон стоит, протянув руку. Озадаченный Шерлок вручает ему тряпочку. Затем, шагнув в сторону, опускается в ванну и погружается в восхитительно горячую воду, — воду, которая обжигает икры и щекочет бедра, — издав низкий горловой звук, очень для него нетипичный. Он в этом уверен, потому что склонен к самоанализу, точнее обязан быть таковым, чтобы избежать нежелательных химических реакций на эмоциональные стимулы. Главное — постоянная бдительность. Мерцающая вода охватывает его, поглощает, лижет фаянс ванны, обнимает ему грудь, гладит спину, и Шерлок чувствует, как мертвящее напряжение вытекает из пор в чистую горячую жидкость. — Подвинься чуток. Детектив открывает глаза. Джон улыбается, морщинки веером расходятся у глаз. Он подтянул рукава водолазки с круглым воротничком, а также подвернул джинсы, обнажив голени. Сложив мягкую мочалку вчетверо, положил её на край ванны. Шерлок сдвигается, насколько высокий человек в состоянии переместить себя в ванне, и поднимает брови. Ничего из происходящего не имеет ни капли смысла. Джон садится, опустив ноги в воду, перпендикулярно к Шерлоку и немного за ним, и довольно вздыхает. — О да, вот этого я и хотел, — говорит он. Пальцы ног доктора тем временем забираются под бедро Шерлока. — Боже, я гениален. По части интеллекта ты обычно дашь мне сто очков вперед, но ты должен признать, что прямо сейчас я гениален. Чёрт, что за день. Окунув в воду ткань, Джон проводит ею по позвоночнику Шерлока. Тот резко втягивает воздух. — Что? — Джон немедленно замирает. — Не надо? — Нет, нет, — хрипло говорит Шерлок, глаза распахнуты. Чувствует, как нервы в спине начинают искриться, посылая невероятно чувствительные сигналы в переутомленный мозг. — В смысле, да, это... хорошо. Шерлок смотрит вверх. Джон, улыбаясь, проводит сухой ладонью по мгновенно покрывшемуся мурашками плечу Шерлока, согревая его. — Супер. Я, хм… в данном случае, должен признать, я в некотором роде надеялся, что ты это скажешь. Позволив себе улыбку, Шерлок чувствует, как его глаза сами закрываются, когда Джон снова проводит по его спине шершавым комком. Вверх-вниз, вверх-вниз, иногда по кругу, задерживаясь на лопатках или соскальзывая ниже к бокам. Эти перемещения случайны, их невозможно предугадать. Это столь же приятно, как и тревожно, потому что после трех минут этих маневров, производимых в дружелюбной тишине, Шерлоку начинает казаться, что у него плавится кожа. Он немедленно открывает глаза, но нет, эпидермис невредим, хоть и покраснел. Сыщик приходит к выводу, что в темноте такой опыт каталогизируется лучше, — беспрецедентный опыт, и, учитывая обстоятельства, вероятно, неповторимый, — и снова сжимает веки, издав тихий носовой звук. Что-то гладкое прикасается к коже, распространяя знакомый приглушенный запах лаванды, и Шерлок сжимает пальцами колени. Мыло. Это просто мыло. Джон Уотсон моет его. Боже, твою мать. — Как там твои ладони? — спрашивает Джон серьезным голосом. Шерлок косится на него, пока мягкая ткань ласкает его длинную шею, вызывая приятную дрожь. С ними все в порядке. Две багровые гематомы, но ничего похожего на то, как все еще выглядит бок Джона. — С ними... о, боже, — стонет Шерлок, пока теплая ткань направляется вдоль плеча к его пальцам. — Прости. Всё нормально, с ними всё в порядке. Не болят. — Готов поспорить, что болят, — сухо говорит Джон. — Нет, э... нет, не болят, — выдыхает детектив, снова распахивая глаза. Джон старательно моет ему руку, более сильно растирая запястье, поворачивает пострадавшую ладонь вверх и касается невероятно нежно, а потом переходит к участкам между пальцами Шерлока, которых боже мой, господи, никто и никогда не касался раньше... — Знаю, я уже говорил это, но... — Джон качает головой, улыбаясь. — Было изумительно. Ты был и так совершенно гениален, когда понял про кресло и когда выдернул из него мисс Стоунер, но потом... Я был готов уклониться, знаешь, но, вероятно, ты сберег мне пару-тройку костей... и ты спасал меня, и думаю, что, хм, как бы сказать… это было офигенно возбуждающе, а затем ты согнул пополам кочергу, словно регулярно делаешь это по утрам перед кофе с булочками. Словно это ничего не значило. Я даже не могу объяснить... чёрт, Шерлок, это была самая сексуальная вещь, что я в жизни видел. Нет, забудь, я ошибся. Извини. Я видел кое-что покруче. В основании мозгового ствола Шерлока вспыхивает ревность. — Что же? — Вот это, — опустив руку Шерлока, Джон ополаскивает её, затем подносит к губам и неспешно целует чистые фаланги, перед тем как продолжить. — Ты. В ванне. Очень голый. Я самый счастливый парень в Вестминстере. Шерлок с трудом сглатывает, сражаясь с приливом чувств, которые сейчас не способен понять, и снова закрывает глаза. Джон не останавливается. Не останавливается нигде над талией Шерлока, а потом говорит: — Намочи голову для меня, ладно? Дрожа, Шерлок повинуется, полностью укладываясь на спину, несколько раз моргает во все еще горячей воде, а потом выныривает, словно новорожденный, и Джон наливает шампунь на ладонь, интенсивно растирает его и... — О, чёрт, — стонет Шерлок, его лоб падает на согнутые колени, как камень. Пальцы Джона растирают ему волосы, ногти мягко массируют кожу, — твою мать. Слышит над собой тихий смех Джона. — Если бы я любил спорить, — а я люблю, — я бы сказал, что тебе это нравится. — О, боже, — выдыхает Шерлок, ощущения заполняют его центральную нервную систему, словно в калейдоскопе. Теперь он действительно плавится. Скоро от Шерлока ничего не останется, Джон откроет слив, и все закончится, и он умрет куда приятнее, чем когда-либо ожидал. — Я планирую смыть следы всех, кто делал это до меня, — извещает Джон. — Никто никогда не делал ничего даже отдаленно похожего. Джон медлит, а затем продолжает в еще более неспешном темпе. Его тон делается намеренно небрежным, и от этого в груди Шерлока корчится что-то застарелое и покрытое шрамами. — Твоя мама это делала, я уверен. Спорю на двадцатку. Но, согласен, это было много лет назад. Мы наверстаем упущенное. Они наверстывают. К тому времени, когда вода становится прохладной, Джон сидит лицом к Шерлоку, чьи стопы безупречно чисты, подошвы все еще покалывает, ноги отполированы, как алебастровые колонны, бедра дрожат, а дворец разума сияет так ослепительно и интенсивно, что тают все сугробы. В груди поднимается жуткая боль, — каждый раз, когда Шерлок открывает глаза и видит, как Джон его моет, — словно кто-то вырвал ему сердце. Ему хочется, чтобы это никогда не заканчивалось. — Ладно, — весело мурлыкает Джон, передавая мочалку Шерлоку. — Заканчивай сам, а я посмотрю, что можно сделать в плане травяного... — Не останавливайся, — хрипло говорит Шерлок. Джон оборачивается, глубокая морщина прорезает межбровье. — Что ты... — Не, — очень внятно повторяет Шерлок, — останавливайся. Глаза Джона превращаются в хмурые беспокойные моря. Язык мелькает по нижней губе, исчезает. — В смысле... Шерлок опирается на руки, чтобы приподняться, переносит под себя икры и встает на колени в ожидании. — Или ты не хочешь? — Ох, мать твою, Шерлок, это... — Джон морщится, смеется, и снова морщится. — Это... хм. О боже. Слушай, ты не обязан... нет, ладно, мы это уже проходили. То есть... господи. Это уже и так... хм. Ты меня доконаешь, если и дальше так... Прости, плохая шутка, учитывая обстоятельства. Я просто... — Ты это уже делал, — говорит Шерлок, его самоуверенность растет от смущения Джона. — Джон, это просто транспорт. — Естественно, делал. Много раз. Как врач. Но не так, это не транспорт. Чёрт возьми, так — никогда не делал. Взгляд Джона озадачен и полон сомнений. Шерлок отпускает тряпочку, она приземляется в воду с тихим плюх. — Ну что ж, раз не хочешь, ничего не поделаешь, значит, не хочешь... Секундой позже Джон хватает мочалку, а другой рукой обнимает Шерлока за плечи, прижимая губы к его лбу, — красивый, такой красивый, думает Шерлок. Губы Джона скользят по его щекам и шее, пока Джон, задыхаясь, говорит: — Ты должен быть уверен, — и отстраняется, чтобы взглянуть в лицо Шерлоку. Усмехаясь в ответ, Шерлок с вызовом поднимает бровь. Джон вновь прижимает горячие губы к челюсти детектива и тянется в воду, между его ног. Кто-то, осознает Шерлок несколько секунд спустя, издает здесь тихие счастливые скулящие звуки, и почти не сомневается, что это не Джон. Шерлок прикусывает губу достаточно крепко, чтобы ощутить боль. — О, мать твою, нет, нет, пожалуйста, не сдерживайся, продолжай, — выдыхает Джон, прижимая рот к виску Шерлока и одновременно смещая ткань еще ниже. Шерлок беспомощно вздрагивает, затем сжимает одной рукой бедро Джона, а другой — край ванны. — Издавай этот звук всю мою чёртову жизнь. Отпустив губу, изумленный Шерлок тяжело дышит. Он разводит колени до стенок ванны. Это не должно отличаться от действий, которые он сам повторяет каждое утро. С точки зрения ощущений все должно быть тождественно. Нервы должны регистрировать те же импульсы. Идентичные входные данные, идентичные результаты. Словно расстояние между двумя звездными системами. — Боже, о, боже. — Я делаю тебе больно? — Это что, звучит, словно ты делаешь мне больно? — Нет. Говори дальше, я умоляю, продолжай говорить, чёрт, ты меня с ума сводишь. — Да, именно там... твою мать. — Шерлок, это долго продолжаться не сможет. — Почему? — Потому что я кончу в трусы как подросток, и ты будешь смеяться надо мной много лет подряд. — Не буду. Я не... боже... я не против. — Я ведь не смогу возбудить тебя таким образом, да? Скажи, что я не смогу, пожалуйста, скажи мне это. — Это не... ннннн... невозможно, если ты не волшебник, но спасибо, что спросил. — Малыш, если бы ты мог видеть себя, слышать себя, я не могу... — Меня это не взволновало бы. Очевидно. Ох. — Разумеется, взволновало бы, это были бы данные. Очень... очень... точные данные... боже. — Мне придется поверить тебе на слово. — Всё, хватит, — стонет Джон примерно минутой позже. Нежно и легко прикасаясь к Шерлоку мочалкой, он постепенно убирает руку. — Прекращаю прямо сейчас. — Почему сейчас? — Потому что ты весь дрожишь и выглядишь, словно собираешься потерять сознание. Глубоко вдохни, я прошу. Давай, сейчас же. Просто... нет, медленнее. Вдох и выдох. Вот так. Все в порядке, любимый. Просто... помедленнее. Да. Именно так. Джон вешает мочалку на кран и вытаскивает пробку. Прохладная вода убывает на глазах. Шерлок начинает понимать, что стоит на коленях, что у него дикие глаза, что изо всех сил сжимает ногу Джона и фаянсовый край ванны, и что жизнь, которую знал до этого, лежит в руинах из-за простейшей процедуры, которая ничего не должна значить, не должна ничего значить, но равна всей вселенной, и Шерлоку кажется, что сердце раскололось на миллион кусков. — Ты так вынимал из меня душу? — бурчит он. Джон накрывает его замерзшую ладонь своей, а другой рукой отводит мокрые пряди волос со влажного лба. — Ну да. В смысле... немножко. — А есть что-то еще? — Если не хочешь, то нет... — Я уже отдохнул, — шипит Шерлок. Потянувшись, Джон ловко высвобождается из стальной хватки Шерлока. Но далеко не уходит, только ставит мокрые ноги на пол и тянется за полотенцем. Вытирая влажные волосы Шерлока, пока последние ручейки воды ускользают в слив, он награждает детектива взглядом, который тот может интерпретировать лишь как голодный. — Я, похоже, тоже отдохнул, — говорит, наконец, Джон, прикусывая подбородок Шерлока. — В жопу косточки, выспимся после смерти. Пошли в спальню. Прямо сейчас.