О всех созданиях, лучших и умных

— Что это вообще за место? — удивляется Джон, зевая. Они стоят в холле апартаментов очень старого клуба для джентльменов на Пэлл Мэлл. Их проводил сюда почтенного возраста человек с поджатыми губами, похоже, более заслуживающий звания прислуги, чем портье. Стены здесь покрыты обоями сдержанно-золотистых оттенков, шторы плотно задернуты, мебель из орехового дерева отполирована до благородного блеска, возле элегантного, современного телефона высятся безупречный букет, выполненный из бумаги, крепа и веточек, и эргономичное офисное кресло, идеальное для ведения государственных дел. Всё это ужасающе безвкусно и безумно дорого, что Шерлока одновременно успокаивает и раздражает. Скинув пальто, он вешает его в шкаф за раздвижные зеркальные двери и тянется за курткой Джона. — Мои предки основали клуб «Диоген», — объясняет Шерлок. — Мы, Холмсы, никогда не были особенно... клубными, но это не значит, что мы не ценим удобных кресел и свежих газет. Майкрофт — один из членов-учредителей... это вполне компенсируется тем фактом, что когда я встречаюсь с ним здесь, нам не разрешается разговаривать, если только мы не в Комнате для Посторонних. Полная тишина — основное правило. Любой клуб, не позволяющий Майкрофту открывать рот, занимает особое место в моем сердце. Джон усмехается и заходит в комнату. С тихим вздохом облегчения усаживается в кожаное кресло и, дернув за шнурки, скидывает ботинки. Он буквально лучится, словно бы испуская особенное, собственное сияние, и Шерлок начинает подозревать, что на самом деле так и есть. И дело явно не в том, что он блондин, — когда Шерлок на него смотрит, ярче делается вся комната. — Членство, верно, стоит сумасшедших денег. Ты сам-то, кстати, состоишь в клубе? — У меня есть... некоторые привилегии, — признает Шерлок. В которых ты весьма нуждался, когда тебе было двадцать два, и ты был даже большим идиотом, чем обычно, напялившим в честь сочельника черный галстук и упоротым до затылка, и, кроме того, несколько потрёпанным отморозками, напавшими на тебя в Шордиче*, где тебе повезло купить воистину великолепный кокаин, но после взятия пробы ты слегка потерял осторожность; а потом здесь был Майкрофт, и когда он посмотрел на тебя, ничего не сказал, ни единого слова, лишь отрешённо кивнул консьержу, и прежде чем ты понял, что происходит, ты проснулся на свежей постели, с волосами, все еще слегка влажными после душа, преисполненный мрачными подозрениями на предмет личности человека, забинтовавшего на твоей голове рану, полученную при ударе о тротуар, когда тебя сбили с ног. [ *Прим.перев.: Шордич — один из самых модных и ярких районов Лондона, где огромное количество стрит-арта, ночных клубов, арт-галерей и ресторанов. ] Поморщившись в свой адрес, Шерлок проверяет телефон. Девять с половиной часов. У Майкрофта девять с половиной часов, и, конечно же, Майкрофту не всё равно: есть разница между братской пикировкой и намеренным равнодушием. Напоминает себе, что никогда нельзя пытаться подогнать факты под теорию. Если Шерлок обязан быть идиотом, лучше быть им в вопросах, менее раздражающих, чем родной брат. — Эта комната очень хорошая. Правда, более чем, но... У нас нет никаких... ну, ничего нет, — осознает Джон, потирая глаза. — Зубной пасты, шампуня. Трусов. — Умоляю, — фыркает Шерлок, заталкивая ботинки вместе с засунутыми в них носками в шкаф. — У них тут всё есть. Если тебе нужно что-то, чего нет — например, ладан или мирру для ванны, — просто позвони, и скоро всё появится. Мы вполне протянем, по крайней мере до завтра. Кроме того, я, например, предпочитаю быть в кровати без одежды. Джон смотрит на него с утомленным, нежным удивлением и открывает рот, когда детектив мягко опускается на колени между бедрами доктора. Зарывается в мягкий хлопок, сворачиваясь в клубочек. Так чудесно, тихо и тепло — уткнуться лицом в Джона, приобняв его за талию; и чудесны маленькие пальцы, которые друг запустил ему в волосы и теперь расчесывает кудри. Шерлок издает довольное мурлыкание и прижимается ближе. — Как огромный кот, — констатирует Джон. Шерлок слышит улыбку в его голосе. — Мм... нам не обязательно... заниматься чем-то, ты знаешь? Можем просто пойти спать. Тебе нужно поспать. Я успел подремать... но что-то вроде шестого чувства заставляет меня предположить, что ты не смыкал глаз. Джон прав. Те несколько часов, что они провели в постели, Шерлок наблюдал за Джоном. Он удивляется, откуда приятель это знает, но предпочитает не спрашивать и оставляет тайну просто быть. — Сон — для слабаков, — Шерлок скользит ладонями вверх, под свитер, ведя ногтями по коже крепкой спины Джона. Кожа сразу же покрывается крохотными мурашками, и Шерлок считает вершинки чувствительными подушечками пальцев. — Слушай, тебе не нужно делать вид, что ты половой гигант, лишь потому, что ты сексуальнее всех, что я в жизни видел, — в голосе Джона по-прежнему слышен легкий оттенок юмора. — Менее шести часов назад у нас случился совершенно эпический секс. — Это не считается. — О, боже, — Джон смеется. Пальцы Шерлока продолжают вычерчивать узоры, и спина Джона немного выгибается — ему нравится, но он ничего не требует, и сердце Шерлока болит: от всех вопросов, которые Джон не задает, и от всех ответов, которые Шерлок отказался дать, а Джон смиренно позволил ему это... нет, не смиренно, но в уверенности, что не заслуживает ответа. — Черт возьми, что ты несешь? Ты сказал, я разбил тебя на кусочки. Я... — Джон откашливается. — Не совсем уверен, как это понимать, и если мне следует извиниться, то прошу прощения... Но я глубоко убежден, что это определенно считается. Шерлок не видит ни одной причины, по которой не было бы приятно расстегнуть зубами пуговицу и молнию брюк Джона, поэтому пробует, упираясь носом в гладкий живот доктора. Это оказывается проще, чем ему казалось — может, потому, что у него не раз отлично получалось высвободиться из наручников с помощью собственных губ и ключа. Резко втянув воздух, Джон толкает вперед бедра, после чего замирает, а его пальцы в волосах Шерлока сжимаются. — Это не считается, потому что я не знал. — Чего ты не знал? — спрашивает Джон сдавленным голосом, лаская пальцами ухо Шерлока. — Ты был влюблен, я не знал, что ты был влюблен, я... — Шерлок замечает, что дышать становится всё труднее, и на мгновение сжимает челюсти. Нельзя позволить, чтобы это значило так много так рано. Не должно значить, иначе он рассыплется, как окна на Бейкер-стрит. — О. А предполагается, что ты гениален. Представляешь? — Запустив пальцы за пояс Джона, Шерлок тянет вниз — брюки и белье успешно сползают до половины бедер доктора, и тот негромко ахает: — О, боже, что ты делаешь! — Очевидно. Джон... заинтересован, точно. Его наполовину вставший член подергивается, когда Шерлок накрывает его ладонью, перекатывая к себе. Джон водит ладонью вверх-вниз по затылку Шерлока и запускает пальцы другой руки глубоко в его волосы, притягивая лицо сыщика для поцелуя. Шерлок не припоминает, чтобы он размыкал губы, но каким-то образом они сами понимают, что от них требуется, и раскрываются инстинктивно, и это потрясающе — целовать более высокого Джона; Джона, чей рот нежно доминирует над его собственным; Джона, чей язык ныряет и скользит без напряжения, вызванного разницей в росте, и когда Шерлок, открыто провоцируя, покусывает его нижнюю губу, Джон обхватывает поясницу Шерлока, зажимая его между своих коротких ног. — Ты. Меня. С ума сводишь, — рычит Джон, покусывая нижнюю челюсть Шерлока. — Когда ты влюбился? Скажи мне, — требует Шерлок. — Мм. Чёрт. Шерлок, такое общение, как правило, ведется иначе. — Хочу знать. Нужно обновить базу данных: внести оттенки твоих чувств из ежедневных взаимодействий, как две недели назад, когда, лёжа на диване, я поглядел на чайник, затем начал обдумывать дело биржевого маклера, а когда открыл глаза, под рукой стоял готовый чай; мне нужно знать, иначе база неточная, нужно заменить файлы, если потребуется, если ты в тот момент просто сам хотел чая, — умоляет Шерлок, сжимая Джона. — Чёрт возьми, — изумляется Джон, решительно его целуя, потом отодвигается, чтобы встретиться взглядом. — Мм... Я осознал, что ты исключителен, когда уехал от тебя той ночью. Почти еще не знал тебя, да. Ты сказал, что я хороший, а не милый. Тогда я понял, что влип всерьез, но побоялся распускать сентиментальные сопли, поэтому сбежал. И после этого я... это... Да ладно, Шерлок. Это просто случилось. С точки зрения науки этот момент неопределим. — Все можно определить научно. — Нет, — уверенно отвечает Джон. Отодвигает ладонь Шерлока от своего паха и сплетает их пальцы вместе. Прижимает переплетенные пальцы четырех ладоней к своим тонким губам. Какое-то время просто дышит и успокаивает обоих, замедляет темп. — Нет, не все. Нет никаких научных пределов тому, на что я готов ради тебя. Вот что я пытался объяснить. Сглотнув, Шерлок всматривается в темно-синие глаза. Они отражают решительность, легкое любопытство, некоторую досаду, безграничную любовь. За тебя можно умереть. Я бы умер для тебя, я думаю. — Как ради приятеля-однополчанина, — вслух осознает Шерлок. — Ты планируешь спасти мне жизнь. — Ты уже спас мою, так что всё будет справедливо, — спокойно отвечает Джон. Рванувшись вперед, Шерлок целует солдата покрасневшими, жаждущими губами. Джон выдыхает ему в рот что-то вроде стона, пробует вкус его языка, играет симфонию на сочных изгибах губ. Пальцы доктора спускаются к пуговицам Шерлока, расстегивая их. Затем он стягивает рубашку с плеч Шерлока и резко встает, одним быстрым и практичным движением снимая с себя свитер и майку. Шерлок спешно встает, одновременно сбрасывая с себя брюки вместе с трусами, и маневрирует Джоном, пока тот не оказывается возле стоящего у стены узкого столика рядом с креслом. Поднимает Джона за бедра и усаживает на гладкую деревянную поверхность. Еще один сильный рывок, и брюки Джона падают на пол. Шерлок наступает на них босыми ногами, прижимаясь ближе. Джон, наклонив голову, неожиданно начинает смеяться. — Что? — В общем, я думал, что ты скорее шутишь насчет осквернения каждой поверхности в клубе брата. — В жизни не был так серьезен, — выдыхает Шерлок, опуская голову, чтобы поймать ртом сосок Джона. Лижет его языком, чувствуя, как тот твердеет. — О, чёрт, чёрт. Это полное безумие, — с довольным видом протестует Джон. — Почему? Из-за тикающей бомбы? — Нет, с этим ведь уже разбираются. Боже, я на это надеюсь. Просто... наверное, дело в том, что если бы пару недель назад ты сказал мне, что у нас будет офигенная сексуальная жизнь, я назвал бы тебя конченым чокнутым лжецом. Уперевшись ладонью в узкий стол, Шерлок наклоняется достаточно глубоко, чтобы взять в рот кончик члена Джона. Он уже слегка влажный; вкус немного похож на морскую воду и штормовое небо. Джон шипит, опирается на руку и, откинув голову, стукается затылком о зеркало на стене позади него. Ваза, украшенная абстрактной комбинацией разноцветных камешков и сухих цветов, падает на ковер. — Чёрт! — Неважно. Майкрофт оплатит счет. — Этот чёрт не был про вазу. В жопу вазу. При чем тут вообще ваза? — О, — говорит весьма польщенный Шерлок. Очень нежно ведет зубами по идеально гладкой головке, ласкает языком отверстие, и бедра Джона, обхватившие торс Шерлока, напрягаются. Глубоко вдохнув, Шерлок берет его глубже в рот, почти до горла, и замирает, радуясь натиску и теплу Джона на языке. — Любимый, мог бы ты не говорить о своем брате, делая мне минет? Смешок Шерлока, вибрирующий в груди, вызывает у Джона стон, и сердце Шерлока исполняет сложную акробатику на пустой арене грудной клетки. Теперь, уже зная, что он волен смеяться во время секса, Шерлок не желает больше заниматься им без этой странной, удивительной радости, бурлящей внутри него. Она превращает потенциально отвратительную биологию во что-то совсем иное, что-то вроде музыки, что-то, похожее на безупречный дуэт. Обычно любовь достаточно напоминает боль, чтобы насладиться сейчас в полной мере и легкими поддразниваниями, и шутками, одинаково безобидными и сладкими, как лондонский дождь. До Джона он даже не представлял, что эти вещи вообще существуют. Удвоив усилия, он сосет более часто, работая языком вокруг члена Джона. Скоро ладони в его волосах делаются настойчивее. — Чёрт. Эй. Шерлок. Господи боже, ты удивителен. Я не хочу кончать так. Есть идея. Шерлок, иди сюда. Послушно поднявшись, Шерлок тем не менее не позволяет разговору продолжиться, потому что прижимает губы к губам Джона. Теперь оба могут ощущать вкус Джона, наслаждаться им, и военный врач издает высокий носовой звук. Шерлок отводит тонкие волосы со лба Джона, делает это снова и снова; хотел сделать это с момента, когда впервые увидел его, и теперь стало можно. Шерлок дышит через нос — быстро и неглубоко. Поцелуй... поцелуй одурманивает. Шерлок практически ощущает себя под кайфом. С кем-нибудь другим это было бы совершенно отвратительно, куда хуже обычного секса, но целовать Джона — как сны о полете; сны, которые Шерлок помнит с тех времен, когда он еще мечтал о таких вещах, как плащ и пиратский корабль, и хотел летать, как тот ребенок из книги о Небыляндии*, и однажды глубокой ночью ему даже приснилось, как он летел сквозь созвездия — такие красивые, когда смотришь на них из-под унылого гнета бытия на твердой земле. [ Прим.перев.: Нетландия, Неверленд, Небыляндия или остров Небывалый (англ. Neverland) — вымышленное место, в котором происходит действие произведений Джеймса Барри о Питере Пэне и работ, основанных на них. ] — Я так и не смог решить, хочу ли быть мальчиком, что вечно остается юным, или капитаном пиратов, — признается Шерлок, только частично сознавая, что говорит полную чушь. — Из книги. Похоже, я удалил название. Но я помню полет. Ты как полет, Джон, по ощущениям ты точь-в-точь такой же. — Боже, любимый, понятия не имею, что ты несешь, но ты продолжай, пока не пойму, — смеется Джон, хотя в его юморе слышится что-то горько-сладкое и печальное. — Что у тебя была за идея? — спрашивает Шерлок, когда действительно должен либо нормально вдохнуть, либо упасть, потеряв сознание, на изысканный ковролин. Уткнувшись в шею Джона, он пытается восстановить дыхание, глядя, как кончики его пальцев ласкают четкие контуры члена Джона. — Я... Мм... А, ладно, к чёрту. Я просто думал... ты серьезно имел в виду то, что сказал до этого? Шерлок смотрит вверх, размышляя. Разумеется, он говорил серьезно. Шерлок всегда говорит серьезно. Разве что намеренно лжёт, но... нет, то не этот случай. Или Джон имеет ввиду, что хочет его трахнуть? Глаза Джона сверкают невысказанной надеждой, он облизывает губы и поднимает бровь. — Конечно да, — говоря с напускной уверенностью, которой он, по сути, не ощущает, Шерлок мягко целует Джона в подбородок и идет к прикроватному столику. — У них тут есть абсолютно все, до неприличия, в самом деле. Ха, видишь? Любрикант и презервативы, второй ящик, под авторучками. Количество брутальных самцов, побывавших здесь с оплаченным эскортом, не поддается исчислению. На самом деле я сожалею, что вообще о них упомянул. В любом случае, да, конечно, я говорил серьезно. — Бросив пакетик с любрикантом на постель, Шерлок изящно укладывается на спину — руки раскинуты, одно колено согнуто, — в ожидании. Джон приближается, поставив руки на бедра, изогнув брови, с трудом сдерживая улыбку. — Ты... хм, не так меня понял, — ровно говорит он. — Но я ценю это. Твое предложение. Очень щедрое. — Он охотно опускается в раскрытые объятия, его пах прижимается к паху Шерлока, осторожно, чтобы не причинить боль, и оба неровно втягивают воздух. Шерлок водит ладонями вверх и вниз по сильной спине Джона. — Не понимаю. Джон косится на него, счастливо и терпеливо, все еще сдерживая смех. — Я, скорее, надеялся, что это ты меня трахнешь. Замерев, Шерлок не отрывает взгляд. Это... это жестоко. Фраза пронзает грудь, горячая и острая. Что ему ответить на проявление такой бездушности? Не его вина, что он такой, какой есть, и если Джон разочарован, хотя Шерлок ничего не может изменить, хотя предложил абсолютно все, что мог... это... это сокрушительно. — Это невероятно жестокая шутка, — ледяным тоном констатирует детектив. Джон лишь закатывает глаза. — Шерлок Холмс, у тебя руки есть или нет? — Я... о, — выдыхает Шерлок. Наклонившись, Джон мягко пощипывает губами кожу на ключице Шерлока. Прикосновения искрятся в нем, разжигая в животе маленькие свечные огоньки. Шерлок поднимает к лицу руку — тонкую и длинную кисть скрипача — и изучает её. Абстрактно он понимает, что его кисти гибкие и эстетически привлекательные, но то, что сейчас предлагается ими делать... немного ужасает. Джон, оперевшись на локоть, ловит его руку своей и покрывает суставы пальцев мелкими поцелуями. Потом поворачивает ладонью вверх и целует след от каминной кочерги. — Ты не обязан, — уверяет он Шерлока, который забыл, как дышать. — А если твои ладони болят, то забудь об этом. Ты сказал, что хочешь проникнуть в меня каким-то образом. Помнишь, тогда, в такси. Это достижимая цель, друг мой. Ты внутри меня — было бы грандиозно. Я был бы счастлив всю оставшуюся жизнь, мать её. Но... опять же, ты мог иметь в виду что-то другое, в интеллектуальном или эмоциональном смысле, или еще что-то, и поверь, туда ты уже глубоко проник, любимый, но если бы ты хотел... то ты можешь. — Тебе это нравится? — шепчет Шерлок. — Да, — отвечает Джон с нежностью. Наклоняется, чтобы на мгновение обхватить губами кончик среднего пальца Шерлока. — Ну, хм... не с каждым. Но с тобой мне понравится. Ты изумителен. — Ты занимался этим раньше? — Конечно. — С мужчинами или женщинами? — С теми и другими. — Со сколькими? — Шерлок, — вздыхает Джон. — Скажи мне, — рычит тот. — Я не считал, Шерлок. Может, раз двадцать с мужчинами, может, раз десять с женщинами. С женщинами до этого доходит значительно реже. — Ты серьезно? Где? — В разных местах. Повсюду. Девственник из меня никакой. На трех континентах, если так хочешь знать. — Когда был последний раз? В армии? — Нет, господи, нет. В Лондоне, с каким-то парнем из паба, два-три месяца назад. — Ты был влюблен в него? — Боже, нет, ты, чокнутый придурок, это было просто развлечение. Он был неплохо сложен, мне было жутко одиноко, вот и всё. — И у тебя... ничего не болело? — Нет, — говорит Джон, озабоченно хмурясь. — Боль тут вообще ни при чем. Смысл тут совсем в другом. Мне это нравится, это приятно. Господи, Шерлок, богом клянусь, если встречу кого-нибудь из твоих бывших в долбаном темном переулке, выдерну ему все конечности... — Как ты это любишь? — требует Шерлок, уже полностью загоревшись идеей. Хищно ухмыляется, кончиком пальца очерчивая тонкие губы Джона. — Глубоко? Неглубоко? Быстро? Медленно? Сколько пальцев? Прямо в цель, или лучше избегать... — Боже, ты выглядишь так, словно собираешься меня съесть, — шипит Джон, захватывая рот Шерлока жестким поцелуем. — Сначала медленно, а потом... ну, как бы рисуй там пальцем окружности, и я потеряю всякий контроль. Руки точно не болят? Посмотрев на всё ещё синевато-багровый бок Джона, Шерлок качает головой. Их травмы, несомненно, слишком незначительны перед такой просьбой. Пошарив рукой по одеялу, он наощупь находит пакетик и показывает Джону. Тот, ухмыляясь, разрывает его с помощью одной руки и зубов, одновременно двигая бедрами — его пах трется о низ живота Шерлока, там, где лежит член. Шерлок протягивает правую руку, и Джон покрывает его пальцы смазкой — до изгиба среднего и указательного. — Ты точно уверен? — спрашивает Джон, беспокойно сжимая губы. — Если я веду себя, как эгоистичный ублюдок, то... ох. Шерлок усмехается. Он пока еще не проник глубоко, а всего лишь скользнул пальцами внутрь, в щель между ягодиц Джона. Мягко водит подушечками пальцев, распределяя смазку там, где она пригодится, глядя, как трепещут веки Джона, одновременно запоминая поверхность под ладонью и неожиданно отрывистые звуки из легких Джона. Всё это... совершенно беспрецедентно. Дрожащие ресницы Джона очень светлые, а на сильной шее проступают вены, когда он изгибает ее, чтобы покрыть поцелуями бледное горло Шерлока. Джон полностью окружен Шерлоком Холмсом, нежно разминающим, и это самое бесценное зрелище, которое Шерлок мог бы себе представить. — Всё хорошо? — спрашивает Шерлок, сам сбившись с дыхания. — Да, я... это... всё отлично, — выдавливает Джон. Поднимает взгляд на Шерлока — глаза широко открыты и полны эмоций. — Господи, я так много хочу от тебя, это просто пугает. Не могу даже открыть рот, чтоб начать просить, чего я хочу, — вероятно, меня разорвет. Шерлок обнаруживает, что у него нет ответа, не включающего немедленной смерти из-за сердечного приступа, поэтому взамен он медленно, очень медленно погружает в Джона средний палец, и оба дрожат от ощущений. — Боже мой, — шепчет Джон. — Все отлично, глубже, я хочу этого. Хочу тебя там. Да, именно так. Вот так. Оставь так ненадолго. Палец Шерлока погружен более чем наполовину, окружен теплой плотью Джона, ударами его сердца, а Джон дрожит, как и его член между их телами. Это душераздирающее зрелище, такое реальное, такое значимое, что Шерлок забывает, как это могло быть где-либо еще с кем-нибудь другим. Становится чрезвычайно важно сделать всё правильно: показать Джону, что тот значит для Шерлока, раз он не способен высказать это вслух, словно чёртов немой. Шерлок очень, очень осторожно вводит палец глубже и устанавливает мягкий пульсирующий ритм, выскальзывая почти до первого сустава и снова нежно вторгаясь внутрь. — Всё хорошо? — требует он снова. — Чёрт, да, разве ты не видишь, — задыхается Джон, смеясь. — Глубже. Да, так. Ты не повредишь мне, любимый. — Если ты позволишь причинить тебе вред, я убью тебя, — рычит Шерлок, испытывая боль в груди от защитно-собственнического спазма. — Это... и правда, странно-мило, спасибо. Твои чёртовы руки такие волшебные, глубже, давай же. — Джон изгибает спину, подаваясь назад. — Немного сгибай палец, когда входишь. Да, именно... да, твою мать. Шерлок это чувствует. Всё тело Джона поет как тетива лука, мышцы напрягаются, рот приоткрыт в молчаливом крике. Когда Шерлок повторяет движение, Джон снова напряженно замирает и издает в плечо Шерлока сдавленный звук. Взяв Джона за волосы свободной рукой, Шерлок принуждает его к поцелую, трахая его согнутым пальцем, дышит им, а Джон словно пытается разорваться во всех направлениях. Шерлок наблюдает с безумным пульсом еще пять или шесть минут, пока реакции Джона с каждым разом не становятся всё более неистовыми. — Хочу, чтобы ты остался таким навсегда, — рычит Шерлок, снова поймав губы задыхающегося Джона, соскользнувшие с его губ. — Да. Пусть. Отлично. О, чёрт, — стонет Джон. — Ты можешь так кончить? Только от этого? — Ммм... — Джон жмурится и сдерживает новый стон удовольствия. Низ живота Шерлока, где об него трется эрекция Джона, стал почти таким же скользким, как места, где соприкасаются их тела. — Вчера я сказал бы, что это бред, и назвал бы тебя конченым безумцем, но теперь... — Хочу, чтобы ты кончил так: лишь мои пальцы в тебе, и твой член на моем животе, и ты забудешь всех, кого раньше знал; всех, кроме меня, — шипит Шерлок. Джон пытается подавить новый стон. Не справляется. — Да, да, да. Ну, давай уже, добавь еще палец. Всё отлично. — Это не чересчур? — Нет, будет гениально. Мне это нужно, мне нужно больше. Пожалуйста. — Ты умоляешь? — Да, ты, подлый, прекрасный мерзавец, именно это и происходит, мать твою, так что, блять, помоги мне. — Ты точно уверен? — Твою мать, трахни меня своей идиотски-прекрасной рукой, Шерлок, или моя месть будет страшной, — требует Джон, запустив пальцы в волосы Шерлока и потянув его за растрепанные кудри. — Там, да, да, теперь поверни немного и нажми, боже. Шерлок. Погрузив два пальца в дрожащего Джона, Шерлок думает, что смерть от нежности — вполне возможная вещь. Прикусив нижнюю губу, он сосредоточивается, игнорируя маленький саднящий комок в горле и вероятность, что к утру это все может исчезнуть... что, несмотря на все усилия, они проиграют, и он никогда больше не сможет быть так с Джоном снова. Джон внутри очень тесный, но не настолько, чтобы это доставляло неудобства, и он расслабляется всё больше с каждым движением. Пульс Джона бешеный, так что детектив углубляет проникновение, левой рукой прижимая голову Джона к своей шее. В награду чувствует зубы на своем горле и слышит больше сдавленных мягких звуков, и удивляется, как мог жить без этого столько лет. Без интимности. Без любви. Шерлок думает, что стоит жить для того, чтобы радовать этого человека, более того, он теперь знает, что имел в виду Джон. Пока они делят долгие мгновения интимных ласк, Шерлок сознает, что он сделал бы что угодно, чтобы спасти военного врача. Бросился бы с крыши Бартса, если бы это помогло уберечь Джона. Между ними не осталось никаких рубежей, границы потеряли свое значение. Шерлок не заканчивается там, где начинается Джон, и наоборот. — О, чёрт, — рычит Джон, когда Шерлок ускоряет темп. Словно он рассыпается на части, пряча лицо в шею Шерлока. Шерлок чувствует капельки пота со лба Джона. — Мне нужно было, нужно с тобой так. Я хочу... — Да, всё хорошо, я здесь, я с тобой, — уверяет его Шерлок. Положив ногу на голень Джона, он прижимает его так близко, как только могут быть близки два человека. Джон трётся об упругий, скользкий живот Шерлока. — Что ты хочешь? — Всё, — отвечает Джон, неровно смеясь. — Возьми. Возьми всё. — Только скажи мне, что это для тебя что-то значит. Пожалуйста, — просит Джон хрипло. — Знаю, что это так, я знаю, из тебя паршивый лжец, но, чёрт, ты же во мне, а я... просто скажи что-нибудь, всё равно что. Скажи мое имя. — Джон, — шепчет Шерлок, и это кажется правильным, более чем правильным. — Джон, это и значит всё. Ты можешь взять всё. Я хочу тебя видеть. Пожалуйста, подари мне это? Джон. — Боже, я уже скоро, — стонет Джон, судорожно дергаясь. Пальцы Шерлока двигаются размеренно, куда увереннее, чем раньше, но движения Джона делаются почти случайными, его твердый член сладко бьется о детектива, потом отскакивает, чтобы коснуться его руки. Джон несдержанно стонет, после чего прикусывает губу. — Прости. — Господи, за что? — возмущается Шерлок. — Я могу делать это вечно, я хочу тебя слышать. Хочу, чтобы ты кричал от удовольствия. — Ты ведь тоже что-то получаешь от этого, так? — Всё, я же сказал тебе, — отчаянно настаивает Шерлок. Он не знает, кто из них стремится к оргазму Джона больше, знает лишь, что оба этого жаждут. — Абсолютно всё. Что тебе нужно? Ну же, любимый. Не сдерживайся. — О боже, как ты меня назвал, — стонет Джон. — Я... почти... прости, я не могу... Импульсивно, в порядке авантюризма, Шерлок добавляет безымянный палец к двум другим, и проникает глубже, чем когда-либо ранее. Джон давится чем-то совершенно невнятным, затем замирает, пронзительно вскрикнув, его мышцы сокращаются — и сперма брызгает между ними. Шерлок охватывает его лицо ладонью и целует всё это время — беспорядочно, скорее покусывая и задыхаясь, чем целуясь по-настоящему, но недостаток утонченности не лишает процесс красоты. Ощущение полета стремительно возвращается к Шерлоку, проползает между лопатками и волной накрывает позвоночник. Наслаждение Джона вонзается в него, выгибает Джону спину, искажает идеальные мелкие черты. Шерлок ждёт, пока не пройдут самые сильные спазмы — что занимает намного больше времени, чем обычно, — и осторожно вынимает пальцы, охватив ладонью ягодицу Джона, когда доктор падает ему на грудь. Шерлоку кажется, что они лежат так очень долго, заново учась дышать. — Скажи, что с тобой всё в порядке, — просит, наконец, Шерлок, убирая ладонь, которой бережно прижимал к себе голову Джона. Он не предполагал, что это прозвучит так убито. К сожалению, иначе не получается. — ...мм грандиозно, — бормочет Джон, оценив состояние. — А ты? — Будет хорошо. Джон кивает в грудь Шерлока, рисуя пальцем узоры на его грудной мышце. Они молчат — так легче. Много, много легче, чем любой вид речи. Шерлок чувствует, как головокружительное блаженство понемногу исчезает. — Это влияет на тебя, только несколько иначе, чем на большинство людей. Влияет на тебя... очень сильно, судя по всему. Возбуждение здесь вообще ни при чем, но погружаешься ты так же глубоко, как и я. Это правда, что ты сказал? Что я разбил тебя на кусочки? — спрашивает Джон, осторожно подбирая слова. Его тон довольный, любящий, но... осторожный. — Да, — вздыхает Шерлок. — Не в уничижительном значении, веришь или нет. Просто это полностью выходило за рамки моего опыта. — Кажется, сейчас я понимаю, что ты имеешь в виду. Это было... чёрт. Я сам разбит вдребезги. Не в уничижительном смысле. Ты удивителен. Улыбаясь, Шерлок целует его в лоб. — Подвинься немного. — Нет. — Катись, кому сказал. — Пошел ты. — Тебе же самому будет лучше в итоге. Вздыхая, Джон поворачивается на спину. Шерлок исчезает в ванной, моет руки и живот, мочит полотенце и приносит его на кровать. Джон приподнимает бровь, глядя, как он приближается с полотенцем в руке, протирает нежную кожу опавшего члена Джона, смывает пот, сперму и любрикант с его расслабленного тела. Триумфально швырнув полотенце на дорогой стол, прямо на письменные принадлежности, Шерлок вытягивает телефон из кармана брюк. Никаких сообщений. Всё спокойно, или, по меньшей мере, ещё не всё потеряно. Еще нет. Не этой ночью. Восемь с половиной часов. Этого достаточно. — Иди сюда, — шепчет Джон, протягивая руку. — Я здесь, — говорит Шерлок, неожиданно ощущая усталость. Джон приподнимает одеяло, приглашающе откинув другую руку. Шерлок устанавливает будильник на три часа до конца отсчета, забирается в кровать, спиной к Джону, который закутывает их одеялом. Доктор вытягивается вдоль спины Шерлока, положив ногу ему на голень, и обнимает его обеими руками. Не существует больше ничего, кроме них. И не будет существовать еще несколько часов. Шерлок, непривычный к простому счастью, испытывает растущее беспокойство. Он давит это чувство в зародыше, сосредоточившись вместо него на пульсе Джона, на крике Джона во время оргазма в резной коробке из слоновой кости под кроватью в спальне во дворце разума. Пробежав пальцами по замочку, закрывает коробку и засыпает так глубоко, что ему ничего не снится.