О всех созданиях, лучших и умных

Ранним утром звук будильника вырывает Шерлока из сна столь глубокого, что он неуютно напоминает смерть. Совершенно непохожего на обычное рваное, упоротое полузабытье, за которым наступает еще более неприятная бессонница, когда тихо пульсирующее сознание остро чувствует невидимую угрозу и Шерлок начинает жалеть, что не отмерил самую-чуточку-большую или, наоборот, самую-чуточку-меньшую дозу предыдущим вечером. Вечная неудовлетворенность. Вечная маета. По утрам он обычно чувствует себя напряженным, как высоковольтные провода. Но сейчас... Необычно, что ресницы немного слиплись, а во рту пересохло, словно дышал он не через нос. Шерлок облизывает губы. Протянув руку, отключает сигнал будильника и проверяет, не было ли новых сообщений, потому что впервые в своей безумной жизни был достаточно утомлен, чтобы суметь проспать их без химического содействия. Ничего. Ни от брата, ни от Джима Мориарти, ни голосовых сообщений из Ярда, ни единого СМС от Брэдстрит. Лишь глянцевый экран с отпечатком грязного пальца да значок полуразряженного аккумулятора — больше ничего. Странно. Без сигнала будильника в комнате очень тихо. За спиной Шерлока лежит военный врач, прижавшись близко, насколько возможно, грудью к позвоночнику Шерлока — совершенный крохотный хрупкий нос мягко дышит в мятые пряди его волос. Рукой Джон обнимает грудь Шерлока, мягко поглаживая пальцами редкие волоски на молочно-белой коже. — Что там? — Голос Джона сдавленный, хриплый от сна и ниже, чем обычно. Звучит восхитительно. Шерлок задумывается, всегда ли голос Джона меняется по утрам; задумывается, сколько еще раз доведется встретить утро, и хватит ли времени прояснить вопрос. Голос Джона изменялся утром после Фрисландии. Изменялся и на следующий день, после хлороформа. Изменялся... — Что-то происходит? — настаивает Джон всё еще хриплым голосом. — Ничего, — озадаченно отвечает Шерлок. Определенно, что-то очень не так. Разве можно им просто лежать здесь вместе, роняя клетки кожи друг на друга, пока Джон возбуждает Шерлоку истрепанные нервные окончания, чтобы снова успокоить их плавными поглаживаниями, вот как сейчас, когда доктор водит ладонью... нет, ласкает, правильное слово... его бедро и бок. С точки зрения логики продолжать это непозволительно: Шерлок действительно не тот человек, с которым может происходить подобное, это просто невозможно, присно и вовеки, то есть совершенно точно, случилось что-то ужасное. Он ощущает себя избранным, и, хотя Джон не сказал ни слова, Шерлок, несмотря на свою дезориентацию, подозревает, что происходящее совершенно неприемлемо. Я не променял бы тебя, здесь со мной, в этой постели, вспоминает Шерлок, ни на кого другого. Мироздание вышло из равновесия. Удача улыбается так ослепительно, что где-то в другом месте обязана происходить катастрофа. В порядке эксперимента Шерлок набирает СМС Брэдстрит. Полагаю, вы нашли пистолет? ШХ Ответ приходит примерно через минуту. Это, очевидно, значит, что с его телефоном все в порядке. Да, только что. Сейчас у меня. Находка дня, свежевыловленная. Странно. И тревожно. Что-то не так. Джон прижимает пальцы ног к голой икре Шерлока. Это было бы абсолютно замечательно, существуй хоть тень шанса, что это может продлиться дольше. Может, Брэдстрит совсем не Брэдстрит? Необходим тест. Не могу поверить, что ты оказалась настолько тупа, чтобы засомневаться в моих выводах, пусть даже в течение 1,3 секунд. Я же, в конце концов, савант*. ШХ [ *Прим.перев.: https://ru.wikipedia.org/wiki/Синдром_саванта ] Его мобильник пищит примерно через минуту. А еще ты поганец. Но без тебя у меня была бы дырка от бублика, а не пистолет, так что все равно спасибо. Да, это совершенно точно Брэдстрит и никто другой. Шерлок разглядывает сообщение, прикусив губу, и пытается решить, как ответить на комплимент, чтобы не выглядеть ни слишком благодарным, ни слишком язвительным. От размышлений его отвлекает новое СМС. Этот твой заклятый враг — шизанутый молокосос... самоубийство под видом убийства? Приятель, покажи ему ад. Это уже легче. Молокососы не убивают людей. Я полагал, что в Ярде это понимают. Рекомендацию приму к сведению. Вы предприняли какие-то дальнейшие действия? ШХ Ряд шагов для освобождения Грейс Данбэр под залог. В остальном — ждем новостей от тебя. — А теперь что происходит? — Ничего, — признает Шерлок, с тихим вздохом возвращая телефон на прикроватный столик. Джон придвигается к бледной спине Шерлока. Детектив немедленно понимает, что Джон не так уж и расслаблен, несмотря на то, что едва проснулся: его руки не останавливаются ни на секунду, а член ощутимо напряжен. Дыхание Джона, сладкое и медленное от сна, задевает висок Шерлока, и он с удовольствием отклоняет голову назад. В клубе тихо, как может быть только в «Диогене»... это тишина, скопившаяся веками, почти историческое молчание, лежащее толстыми слоями, мягкими, как свежевыпавший снег. В нем нет ничего неуверенного или временного. Именно за это Шерлок любит «Диоген», хотя Майкрофт и предъявляет на клуб больше прав, что вполне отвратительно. Майкрофт оскверняет все любимые уголки Шерлока слащаво-фальшивым ароматом искусственной глазури. Но, несмотря на всё раздражение, испытываемое к брату, он обожает «Диоген». В этом месте тишина безмятежна как ширь Атлантики; нарушающие её звуки исходят только из ближайшего окружения Шерлока. Вдохи Джона, выдохи Джона, шуршание простыни и почти-трение плоти о плоть. Удары сердца, похожие на короткие песни. Камерная музыка, думает Шерлок. К тому же в звукоизолированном помещении. Ничего постороннего, примитивного, банального. — Здорово, — шепчет Джон. — Тут очень уютно. Согласно хмыкнув, Шерлок возвращает руку под одеяло. В голове удивительно пусто. В обычных обстоятельствах это наполнило бы его отвращением к себе, и он чувствует кисловатый привкус мучительной тяги к кокаину, способному развеять бессвязность. Понадобится совсем немножко, и мгновенно вернутся бесстрастие и острота ума. Но Джон здесь и Джон хороший, и в любом случае Шерлоку нельзя. Не сейчас: игра все еще продолжается, а в голову очень старой и, вероятно, опутанной семтексом женщины нацелено смертельное оружие. Через несколько минут Шерлок понимает, что даже будь у него кокаин, ему не хотелось бы рассеивать этот туман, и настолько удивлен таким отклонением от собственной нормы, что окончательно просыпается. Блаженство, отождествляет он после краткого анализа словарного запаса. Оно ощущается как маленький, нелетучий, совершенно белый воробышек на ладони — без головы и ног, лишь сглаженный птичий силуэт с кротко трепещущими пушистыми крылышками. Шерлок интуитивно подозревает, что это создание исключительно хрупкое. Тихо ступая босыми ногами, он минует холлы своего дворца разума, направляясь к спальне, бережно неся создание у груди. Сотворяет у окна в углу гнездышко и кладет в него блаженство с благоговением, возникшим из глубокого шока. — Мы что, даже не двигались? — изумляется он. — Нет. Видимо, ты был вконец измотан, если сумел отключиться, как спящая красавица. — Пожалуй, — понимает Шерлок. — Думаю, что... да. Просто... отвлекся. Перед этим. Они снова молчат. Кончики пальцев Джона любовно выводят маленькие узоры на груди Шерлока. Джон сполз чуть ниже, и эрекция, которая толкалась в крестец, теперь забралась Шерлоку между ягодиц. Очевидно, что это случайность, потому что Джон замирает, словно пытается определить, можно ли. Поскольку Шерлок не коченеет, а лишь мирно зевает, Джон также расслабляется. Шерлок лениво задается вопросом, что он делает, потому что это приятное ощущение... совсем не угрожающее, интимно-гармоничное, как ключ с замком — роман двух объектов, созданных, чтобы соединиться. Когда губы Джона начинают ласкать ему шею, Шерлок понимает, что причина перемещения Джона вниз проистекала из желания попробовать молочно-утреннюю кожу, и жмурится от удовольствия. Это — только для Шерлока, вовсе не для Джона. — Чертовски трудно поверить, что я и вправду здесь, — приглушенно признается Джон в шею Шерлока. Шерлок хорошо понимает, что ощущает Джон, но склонен полагать, что причины ощущений различны. — Почему? — Потому что мы встречаемся всего четыре дня. Где-то так. Если считать с вечера на «Фрисландии», а не со следующего утра. Полусонный Шерлок начинает подсчет. В последнее время произошло столько событий, что эта информация несколько удивительна, но да, Джон прав. Четыре дня. Три дела, три заложника. Один жуткий сэндвич с сыром и помидоркой. Одно беспрецедентное принятие ванны. Больше сексуальных контактов, чем Шерлок полагал себя способным вынести, при этом еще и восхитительных. Неудивительно, что он провалился в лишенное снов забвение. — Мы даже ни разу не были на свидании*, — лениво тянет слова Шерлок. [ *Прим.перев.: анлийское to date обозначает как «встречаться», так и «ходить на свидание». ] — Нет? — Джон усмехается, лаская ртом позвоночный столб Шерлока. — Мм. Неверно. Ты пригласил меня на свидание в тот день, когда мы познакомились. — Технически это была форма благодарности. — Свидание. — Вовсе нет. — Даже тот парень, Анджело, сказал, что это свидание. — Это не было свиданием. — Было, было. — Ты не можешь изменить реальность просто не соглашаясь со мной. Это была благодарность. Я не хожу на свидания. Тебя просто неестественно влекут опасные люди и ситуации, поэтому события после задержания Эбернетти показались тебе... — Меня неестественно влекут опасные люди и ситуации? — Джон усмехается. — Почему всё всегда моя вина? Разве не ты слал мне СМС каждые тридцать секунд? В любом случае, с тех пор у нас было множество свиданий. В том эфиопском ресторанчике. Прогулка по берегу Темзы в полночь на прошлой неделе. Шерлок ёрзает в раздражении и чувствует спиной трение о теплое тело Джона. — Владельца ресторана обворовывала жена, а прогулка берегом Темзы в полночь на прошлой неделе была попыткой выследить серийного душителя — удачной попыткой, кстати. Джон остается невозмутим. — Тот вечер, дома, когда я показал тебе Непрощённого, был свиданием. Шерлок еле сдерживает фыркание. — Это ты смотрел, как человек с Дикого Запада щурится весь фильм в полутьме, потому что кто-то явно забыл, что при съемке нужна подсветка, а я потягивал чай и обдумывал новую статью о сигаретном пепле, которая обязана стать сенсацией и заслужить всеобщее одобрение. — Ты, верно, шутишь? — Нет. Я разбираюсь в пепле. — Свидания. Всё это были свидания. Я тебя раскусил, друг мой. Я знаю, как ты ловишь свой кайф, и я знаю, что я на свидании, когда оказываюсь на нём. Засмеявшись, Шерлок проводит по руке Джона, продолжающей путешествие по его грудной клетке. Просовывает кончики пальцев между пальцами Джона, когда рука перебирается выше, нежно охватывая горло Шерлока. — Что ты делаешь? — У тебя самый замечательный смех. А смеешься ты... не слишком часто. Я хотел его почувствовать. Это заставляет Шерлока замолчать, хотя он не желает мешать исследованиям Джона. Вместо этого он вздыхает и в качестве извинения сглатывает под ладонью друга. Нажим руки Джона понемногу увеличивается. Это совсем не напоминает угрозу: скорее, оно привязывает Шерлока к земле, как любимый ребенком воздушный шарик, который в любой момент мог бы улететь. — Я никогда в жизни не был на свидании, — настаивает Шерлок. — Цель свиданий — это отношения. Я никогда не состоял в отношениях, и ты отлично это знаешь. — Только секс, значит? — Да. — Но партнеров было меньше, чем у меня. — Меньше, — соглашается Шерлок, испытывая некий болезненный укол. — Почему мы вообще об этом говорим? — Потому что совсем друг друга не знаем, а вместе мы уже четыре дня, — спокойно констатирует Джон. — Если мне из-за кого-то сносит крышу, я бы предпочел по меньшей мере примерно знать его биографию. И если мы будем вместе спать, то я хотел бы прекратить относиться к тебе так, словно ты сломаешься, если я задам ненужный вопрос. — Как-то раз ты полчаса допрашивал меня про наркотический стаж и угрожал позвонить в полицию, когда я не хотел отвечать, — сухо замечает Шерлок. — Да, ну, это было раньше, — Джон пожимает плечами. — Сейчас ты меня пугаешь до полусмерти, — и ты уже это выяснил, умник, поздравляю, — и меня это, правда, напрягает. Я не хочу быть таким... въедливым. Тебе это мешает? — Нет, — с удивлением осознает Шерлок. Хотя должно мешать, потому что... ну, должно, так ведь? Сыщик тянется назад и проводит ладонью по бедру Джона. — Ты уже кого-нибудь так трахал раньше? — урчит Джон. Он имеет в виду прошлую ночь, и длинные пальцы Шерлока, и чудесные звуки, которые издавал, когда Шерлок разбирал его на кусочки. Задрожав, сыщик качает лежащей на подушке головой. Это... было бы невозможно. Чувствует, как член Джона делается чуть более твердым и подрагивает, упираясь ему в копчик. — Нет, — хрипло признает Шерлок. В голосе отражается слишком много чувств с его точки зрения. — Нет? — Хранил себя в чистоте, — язвит он, закатив глаза. Уже лучше. Джон довольно смеется. — Неужели совсем никто не хотел? — Нет. Но я бы в любом случае послал их к черту. — А тебе самому понравилось? — Ты знаешь, что мне понравилось. Мне, вероятно, понравилось даже больше, чем... стоп. А тебе понравилось? — Было очень приятно, — отвечает Джон таким похотливым тоном, что Шерлок прижимается к нему еще ближе. — Нужно будет повторить как-нибудь. Ну ты знаешь, в один из тех дней. В нечетную среду. Когда тебе будет... скучно или вроде того. — Хорошо, — одобряет Шерлок. Улыбается, когда пальцы Джона обводят его кадык и ямки на шее. — Скажи мне, что ты чувствовал, — просит Джон, целуя лопатки Шерлока. — О чём ты? — Ты светился как ёлка на Рождество, так же как тогда в ванне, как потом в постели, но... я тогда уделял тебе не слишком много внимания. Прости, но ты убивал меня просто. Я правда был тогда недееспособен. Растекся в лужицу, и потом был совершенно бесполезен. Если бы это я вынимал из тебя душу, я бы и сам понял, но... эмпатически этого я не делал. А я пытаюсь тебя понять, так что... Объясни мне. Пожалуйста. К поцелую присоединяются зубы, и Шерлок втягивает воздух. — Я... ах! — заикается он. — Что? — Прости, это... приятно. Я... э... чувствовал... — Думай-думай, гений, у меня много времени, — бормочет Джон, и Шерлок чувствует легкое движение его бедер. Это не совсем толчок, но это движение ни с чем не спутать, и оно напоминает Шерлоку утро после отравления хлороформом, когда Джон был смущен, неловко себя чувствовал и думал, что напрягает Шерлока. Осознав, что с ним на самом деле перестали обращаться как с хрупким цветком, Шерлок широко улыбается и напрягает мозг в поисках уместного термина, объясняющего то, что он испытал во время их самых интимных мгновений. Мысленно воспроизведя запись и еще раз пережив тридцать шесть секунд последней интерлюдии и последовавшего за ней послевкусия, он находит парсинг этого опыта менее трудоемким, чем ранее полагал. — Мы были контуром, — говорит он, откашлявшись. — Я был в тебе, а ты целовал меня, и возник контур — цепь высокого напряжения, когда я вызывал у тебя стон, и твой воздух был в моих легких. Если перевести это ощущение в электрические сигналы, я оценил бы напряжение в сорок одну, может, сорок две тысячи вольт, пусть я отлично знаю, что число ионов натрия и калия в человеческом теле слишком низко, чтобы создать такой потенциал. Человеческий организм способен генерировать разность потенциалов максимум сто милливольт, но чем дольше я тебя касался, тем сильнее твой потенциал нарастал, и стал моим, перейдя на мою симпатическую нервную систему, а мой перешел обратно на твою, и в результате импульсы-триггеры моих сердечных сокращений стали существенно выше по дифференциальной шкале. Я так это ощущал. Доктор негромко стонет, и его ладонь сползает ниже, чтобы крепко сжать бедро Шерлока, а движение его корпуса не спутать ни с чем. Член, забравшийся между ягодиц Шерлока, горячее, чем тело Джона, что можно легко объяснить органической химией крови и любви. — Прости, — говорит Джон, уткнувшись лбом в плечо Шерлока и глубоко дыша через нос, — прости, это было... прости... Кажется, ты только что признался в своих чувствах описанием явлений электромагнетизма. Учитывая, что ты считаешь страх гормональным дисбалансом, а сантименты — химическим дефектом... я даже не удивлен. Ты испытал всё это из-за меня и даже не возбудился? — Тебе никогда меня не возбудить, — вздыхает Шерлок, выгибая спину, чтобы прижаться к Джону плотнее. — А если бы ты смог, я бы это ненавидел. И ты всегда меняешь электрические импульсы-триггеры моих сердечных сокращений. — Возможно, это самая романтичная вещь из всех, что мне говорили, пусть даже я ее и не понимаю. — Всё как ты сам сказал тогда... я счастлив, просто глядя, как ты входишь в комнату, — признается Шерлок. — Думаю, что фактор секса... лишь усиливает данное явление. Джон издает мягкий носовой звук, колебания у которого, очевидно, идеальной частоты для того, чтобы послать серебряную стрелу прямо в грудь Шерлока. Распахнув глаза в момент, когда эта мысль ударила молнией, он тянется за пролившимся пакетиком с остатками любриканта, брошенным ночью на прикроватный столик, и набирает нужное количество, и заводит руку за спину, охватывая ладонью член Джона. Доктор негромко стонет, приподнимаясь на локте, чтобы взглянуть на Шерлока. — Ты вообще соображаешь, что делаешь? — Волосы Джона растрепаны, а глаза по-прежнему немного сонные. Выглядит действительно удивленным, хотя уголки его рта изогнулись в лукавой улыбке. — Помогаю, — говорит Шерлок, невинно помаргивая. Охватив член плотнее, он неторопливо проводит ладонью несколько раз вверх и вниз, чем вызывает у Джона легкую дрожь, потом вытирает руку о простыню и выжидательно приподнимает бровь. — Шерлок, я не собираюсь... — Ты не причиняешь мне боли, идиот, и я не имею ничего против, — настаивает Шерлок, испытывая прилив раздражения. — Просто не вво... — Я уже говорил, анальный секс с тобой меня совершенно не интересует. Твоё восприятие на слух ни на что не годно. — Это не то же самое. Я не это имел в виду, этого я тоже не хочу, но я не имею ничего против. В этой паре предложений Шерлок слышит все свои сомнения, и пыл, и преданность, и нервы, и отчужденность, и заносчивость, и нужду — в почти дрожащих гласных, в слишком сдавленном тоне, — и если эти смешанные сигналы сбивают с толку его самого, вряд ли они могут положительно влиять на либидо Джона. Замерев, почти затаив дыхание, Шерлок ожидает отказа, уже хотя бы потому, что идея была очень глупой. — Мм. Давай прямым текстом. Ты не имеешь ничего против, если я потрусь о твой зад как прыщавый подросток, забывший купить гандоны, — говорит Джон, но в его голосе слышен смех, и это совершенно исключительно. Шерлок ухмыляется. — Только если ты будешь меня при этом целовать. — Твою мать, да, — выдыхает Джон, и пальцы, не сжимающие тазовую кость Шерлока, забираются ему в волосы. Склонившись, Джон прижимает губы к височной кости за ухом Шерлока — в этой позе сложно перейти к настоящим поцелуям. Военврач неспешно трется о детектива: его член теперь скользкий и на пути к полной эрекции. Зубы Джона нежно царапают ему шею, ногти мягко скребут кожу головы, а рука, сжимающая тазовую кость, передвигается ниже, чтобы прижаться к паху, и что, господи, что еще язык ласково гладит ушную раковину Шерлока, и детектив внезапно морщится, потому что всё очень здорово и очень временно, и так приятно лежать в объятиях; очень очень приятно быть прижатым к тому, кто хочет тебя ради чего-то другого, нежели быстрого перепиха. Случилось именно то, чему Шерлок так опасался позволить произойти. Само случилось. Он проиграл битву. У него есть надежда. Что, если это сверхъестественное напряжение между состоянием блаженства и покоя — нормально? Что, если бы он мог так жить? По утрам? Каждое утро? Когда нет дел, внезапных похищений, жестоких убийств и наглых грабежей, на которые Джон берет с собой пистолет, а его глаза обретают стальной цвет дорогой кухонной утвари при свете солнца, и он смеется в лицо хаосу и опасности? Что, если бы... — Все нормально? — обеспокоенно спрашивает Джон. Его тело замирает. — Да, я... — Шерлок сглатывает. Затем быстро начинает говорить. Пожалуй, даже слишком быстро. — В этой позе ты можешь прикасаться ко мне почти везде, у тебя есть доступ к значительной части моего эпидермиса, и мне это нравится, должен заметить для протокола, и это... но это... — Слишком? — предлагает Джон, когда друг умолкает. — Да. Пожалуйста, не останавливайся, — шепчет Шерлок. Джон снова мягко двигает бедрами и ведет ладонь вверх от живота Шерлока, чтобы погладить ребра. Джон в его волосах, Джон окутывает его тело, Джон нежно трется о его кожу. Все это совершенно изумительно какое-то время, а затем, когда губы доктора возвращаются к горлу Шерлока и зубы покусывают кожу, детектив издает звук, который — к своему прискорбию — может описать только как поскуливание. Поскуливание определенно не является уместным явлением в спальне. Даже если он чувствует себя так, словно в затрепленной библиотеке дворца разума вдруг распахнулись занавески и затхлые ковры залил теплый свет. К сожалению, Джон снова останавливается. — Что? — взрывается Шерлок. — Ого, тихо, тихо, — поспешно говорит Джон. Пальцы в волосах Шерлока слегка расслабляются. — Снова слишком? — Нет, — рычит Шерлок, злясь на себя. Сгребает простыню в кулак в попытке снова ощутить земное притяжение. — Чёрт. Прости... — Нет. — Но... — Шерлок. — Я здесь. Алло. — Не извиняйся. В жопу извинения. Просто поговори со мной. — Голос у Джона не злой, и даже с закрытыми глазами Шерлок видит его лицо: морщинки беспокойства, боли и смеха вокруг темных глаз доктора, асимметрично сдвинутые брови, а Шерлок просто любит этого человека, любит так сильно, что не может нормально дышать, а Джон здесь и думает, что Шерлоку не нравится испытывать эту удушающую нежность, что Шерлок не хочет утонуть в чувствах, что не хочет любить в ответ так, как Джон уже почти признал, что любит Шерлока; думает, что Шерлок либо не влюблен, либо не хочет быть таковым, что полная чушь, и осознание этого вдруг ранит Шерлока сильнее, чем он когда-либо полагал возможным. — Не извиняйся. Это слишком? Или ты... — Я не знаю, — шипит Шерлок. Джон просто должен понять, что не происходит ничего плохого, или это убьет Шерлока. Он не нежный цветок, не драгоценность, а его желания просто не вписываются в рамки разговорной речи. — Это не важно. — Малыш, ты должен мне, мать твою, сказать, если я... что, перегружаю твой жесткий диск? — Я не знаю, пожалуйста, не прекращай. — Я не собираюсь просто... — Ты полагаешь, что вопрос в физической сфере, что-то, что ты делаешь не так, но дело не в этом, всё отлично, просто я чувствую... всё, — в отчаянии признает Шерлок. Вздыхая, Джон отводит кудри на лбу Шерлока и наклоняет голову. Слегка погладив губами ушную раковину Шерлока, захватывает мочку. Его рука сдвигается вниз, скользнув по животу детектива, мягко прижимается, и Шерлоку становится слегка легче дышать. — Я с тобой, — спокойно говорит он. Словно обещает. — Что бы ни случилось, я с тобой. Так, определенно, гораздо лучше. — Я это знаю, — уверяет Шерлок, обернувшись, чтобы посмотреть в глаза Джона, потому что говорит искренне. Если Джон сказал, что он с Шерлоком, если уверен в своем благосклонном владении*, тогда он прав. Он с Шерлоком. И он действительно с ним. С ним, когда улыбается и целует губы Шерлока, и Шерлок стонет; с ним через несколько минут, когда член Джона осторожно скользит всё быстрее; с ним, когда Джон начинает мурлыкать нежную бессмыслицу, подобно молитве в храмовой тишине клуба; с ним, даря Шерлоку спокойствие и безопасность, когда его движения теряют ритм и замедляются, мягко-мягко; и с ним, когда Шерлок яростно тянется назад, чтобы поймать его ногу; и с ним, когда резко втягивает воздух и кончает, тяжело дыша в шею Шерлока, и его дыхание неотличимо от поцелуев, дорожку из которых он оставляет на худых лопатках Шерлока. Всё это время Джон с ним. То есть всё в порядке. Шерлок смутно сознает, что Джон покинул кровать, поэтому вытягивается на животе, обхватив руками голову — тело гудит от абсурдно мелкой дрожи, словно в венах и артериях течет шампанское. Доктор возвращается с теплым полотенцем и, встав на колени на матрасе, уверенными движениями протирает Шерлоку ягодицы. Сперма не беспокоит Шерлока, он лишь молчаливо надеется, что Джону хватит здравого смысла внести свой вклад в общую атмосферу дебоша в комнате. И действительно, полотенце, отброшенное прочь, приземляется на телевизоре, полусвесившись на плоский экран. Идеально. — Кстати говоря, ты действительно невъебенно красив, — говорит Джон, сворачиваясь клубочком на своей стороне кровати. Шерлок хмыкает, подтягивая колени повыше и отзеркаливая позу Джона. Джон проводит пальцем по его скуле. Несколько мгновений они просто смотрят друг на друга. Джон выглядит несколько ошарашенным. В других обстоятельствах это было бы смехотворно, но Шерлок знает, что чувствует Джон. — Ну всё, нет. Не так. Иди же сюда, ты... ты практически выпрыгиваешь из собственной шкуры, — объявляет Джон. Шерлок послушно придвигается ближе на помятой постели и укладывается головой на грудь Джона, а коленом на его ноги; волны дрожи всё ещё пробегают по позвоночнику. Они лежат так некоторое время, делясь молчанием. Это так же приятно как секс, только спокойнее. Как река и водопад: ни один из них не мощнее и не слабее, они суть одно и то же на разной скорости. Он мог бы опять заснуть, изумленно осознает Шерлок, ощущая периодичные прикосновения губ к линии волос. — Надеюсь, кто-нибудь когда-то говорил это тебе, — размышляет Джон, смыкая объятия. — Даже если он был полным мудаком. — Говорил мне что? — Что ты красив. Поразмышляв над вопросом, Шерлок сознает, что, действительно, ему об этом говорили. Шесть лет назад при совсем других обстоятельствах. Ты вырос в такого охуительного красавца, писал в извращенном восторге Джим Мориарти. Обожаю твое лицо, твоё абсолютно невероятное лицо — так сильно, что просто не могу его не одолжить. Но не волнуйся: когда я сделаю из него шикарную нарядную маску, я компенсирую тебе синтетической кожей эту потерю. Не могу же я позволить тебе УМЕРЕТЬ рядом со мной, правда? Даже если у меня будет твоё сохранённое в коже лицо, чтобы помнить тебя. Тогда я мог бы надевать маску и ласкать себя, и часами быть нами обоими одновременно. — Да, — неохотно говорит Шерлок. Кто-то стучит в дверь. Выскользнув из-под Шерлока, Джон вскакивает на ноги и извлекает из шкафа халат. Он выглядит отдохнувшим. Точнее, восстановившимся. Оберегая ладони, Шерлок перекатывается в сидячее положение и набрасывает на бедра покрывало. Поднимает телефон, но ничего не изменилось. Новых сообщений нет, и тревога возвращается снова, взбирается ящерицей по позвоночнику, тогда как Джон методично поднимает пистолет и идет к двери с выражением, по которому ясно, что от непрошеных гостей потребуется совсем немного, чтобы нарваться на выстрел. Антея, ужасно снисходительная и относительно красивая подчиненная Майкрофта, входит в комнату, что-то печатая в телефоне. На ней шитая на заказ черная юбка, жакет и струящаяся атласная блузка цвета слоновой кости. Она легко несет тяжелую армейскую сумку — Шерлок немедленно распознает сумку Джона, — и ставит её на пол у шкафа. Вероятно, ей приказали привезти часть их вещей, и сей доставкой явно подтверждается давнее предположение Шерлока, что стоит ему переступить порог клуба «Диоген», Майкрофта немедленно о том информируют. Невыносимая скотина. — Ну, здравствуй, — говорит Джон, выдавливая улыбку. Возвращает пистолет на стол. — Мы тут... хм. Привет. Рады тебя видеть. Антея выглядит мрачно. Ее милое округлое лицо напряжено, полные губы сжаты, глаза потемнели, меж бровей пролегла морщинка. Шерлок никогда еще не видел, чтобы Антею что-то вывело из равновесия. Ни разу. Ни одно событие не способно стереть с её лица отстраненную улыбку. Это один из краеугольных камней существования Шерлока. Когда-то Майкрофт вынужден был иметь дело с серьезной ядерной угрозой — Северная Корея едва смогла вдохновить Антею сдвинуть брови. На мгновение. Если Антея по какой-то причине действительно расстроена, Шерлок не желает даже предполагать масштабы этого явления. Она бросает взгляд на два полотенца, на неодетых мужчин, слегка морщит нос и возвращает внимание к телефону. — И тебе тоже доброго утра, — говорит Джон, когда становится сыт этим по горло. — Так что же, в моей сумке для нас лежат сменные трусы, или я сумел забыть, что возвращаюсь на фронт? Антея нажимает Отправить и поднимает на него безразличный взгляд. — Кофе? Я могу позвонить в сервис, — предлагает Джон с жестом, каким-то образом одновременно крайне саркастичным и гостеприимным. Это чудесно. — А, — отвечает она. — Булочку? Яйца? Круассан? — старается Джон, едва сдерживая враждебность. — Ммм... нет времени, — отвечает Антея. — Мы куда-то собираемся? — Да, — охотно подтверждает она. — Мне предстоит общение с Мориарти? Майкрофт его нашел? Что случилось? — требует Шерлок. — Ответы соответственно, — четко отвечает Антея, приподнимая брови, — нет, да и бум. Менее получаса требуется Шерлоку с Джоном, чтобы, надев свежую одежду из армейского мешка, прибыть на место преступления в одном из черных роскошных автомобилей Майкрофта. Добравшись до убогих предместий Хаверинга, они обнаруживают, что тихие окрестности кишат полицейскими автомобилями. Ощущая подступающую тошноту, Шерлок выбирается из машины и поднимает воротник пальто — на этот раз как щит, а не для эффекта. Осознает, что ничего не ел со вчерашнего дня; неожиданный голод начинает ощущаться скорее как головокружение, чем как простые спазмы желудка. Если бы только принять совсем чуть-чуть кокаина — или, еще лучше, морфия — неудобное наличие у него аппетита проблемы не представляло бы. Голод — посткоитальные сантименты, уверяет себя Шерлок, сражаясь с приступом страха. Гормональные последствия. Вот и всё. — Идем же, — говорит Антея, стремительно двигаясь в направлении центра столпотворения. — Ты нужен своему брату. — Если намазать натуру этой женщины на губку, я, пожалуй, мог бы обеззаразить весь наш холодильник, — бормочет Джон, застегивая куртку и уверенно шагая вперед рядом с Шерлоком. Детектив едва его слышит. Вот твоё равновесие, думает он, вот цена маленькой белой безголовой птички в гнезде, стоимость утреннего молчания, расплата за «Я с тобой». Вот и возмездие. Повсюду полицейские в штатском, они делают заметки, приглушенно разговаривая. Только что взошло солнце, и мягким голубоватым светом озаряет крохотные домики, магазинчик горячей пищи, маленький универмаг на углу, цветочную выставку и обломки, всюду обломки, — хуже, чем на Бейкер-стрит, где всего лишь выбило окна, — куски дерева, бетона, металла и пластика, и пыль, и пепел, и другие материалы, не поддающиеся идентификации. Неяркий свет освещает всё это: людей в толпе, прижимающих пальцы к дрожащим губам, каменные лица полицейских саперов, бледного Майкрофта с кислой миной и с зонтиком, висящим на руке, говорящего по телефону. И зияющую, тошнотворную дымящуюся выбоину в пейзаже, где когда-то стоял дом слепой старой женщины. [ *Прим.перев. про «Я с тобой». Фразу оригинала I’ve got you — английский штамп-информирование о помощи и поддержке в критический момент, который обычно произносится с целью успокоить собеседника, — можно перевести и буквально, через значение оборота have got = владеть, обладать. I have got a dog = Я завел собаку (владею собакой). То есть «я с тобой» в английском может значить то же, что и русское «ты принадлежишь мне», и в оригинале это двойное значение мило и непереводимо обыгрывается, и у переводчика вскипает мозг. ]