Контроль прикосновений

— У тебя всё же такие грубые руки. — Кто бы, блять, говорил. — Только у меня причина, а ты просто психованный. — Доебался, завали ебало, пока я не распылил твой член! — Ты же всё равно не сделаешь этого.       Томура злобно рычит, оскалив неровные зубы, и сжимает член в своей руке сильнее, почти вдавив своей тощей фигурой и так прижатого Даби в постель. Хватка удивительно крепкая для того, кто обычно старается ничего не трогать, да и четырьмя пальцами проблематично это сделать, но для того, кто так живёт большую часть жизни, видимо, это не так уж сложно. Вот только адреналина не меньше от понимания, лишь хлеще кроет вместе с чувством боли и дискомфорта, наслаивающихся на смутное удовольствие от прикосновения и чего-то извращённого, такого привычного и от этого не менее жуткого.       Даби шипит от боли, от фантомного ощущения, когда кожа разлагается под шершавыми и грубыми подушечками пальцев, бесить Шигараки иногда себе же дороже, но от этого не менее интересно и весело. Только вот пятый палец всё ещё ощутимо отставлен. Томура не позволяет себе создать реальную ситуацию, когда чьё-то достоинство могло бы оказаться пылью в его руках. Всё же оно ему ещё пригодится. Он не хочет по-настоящему калечить хоть что-то полезное в Даби, который определённо ищет смерти своими словами. Хватка сильная, цепкая и грубая, потому что не жалеют, потому что Даби может вытерпеть больше, потому что бесит, раздражает и одновременно с этим чертовски возбуждает. Но в ней полный контроль за ситуацией, за состоянием. Шигараки внимателен и даже аккуратен в каком-то смысле. Вряд ли бы хоть что-то, увидев эту сцену, сказал такое, но Даби знает и понимает это, ему достаточно.       Зато следующее движение до головки умопомрачительно тесное, пускай и дёрганное от клокочущего внутри Томуры гнева, который похож на замес для взрывчатки, когда он возбуждён. Бесится и ничего не может сделать в полной мере, если не переходить какой-то дико размытой черты, когда секс переходит в драку. Но Даби учится на своих ошибках и не повторяет их, зато с довольной ухмылкой целует сухие губы, на которых каждая трещинка начинает кровоточить, стоит их смять, сильно сжать зубами. Вот так хорошо, вот привычно, Томура успокаивается, хотя, скорее переключает внимание с желания убивать на поцелуй, немного расслабляя хватку на члене, поддевая неровным ногтём крайнюю плоть.       Не отпускает четырёх пальцев. Оставляет столько же даже тогда, когда Даби обхватывает тощую спину ногами и толкает на себя. Резкое смещение, нелепое падение на грудь вперемешку с ругательствами и довольным насмешливым хохотом, но рука чётко контролирует прикосновение, ни намёка на возможность облажаться и всё же искалечить ещё и член на десятки раз перештопанном теле. Даби это даже льстит. Босс в своей жизни ценит одну вещь — видео-игры и всё оборудование, которое ему нужно. Только к нему обращение бережное, не дай бог пятью пальцами коснуться. Даже какие-то перчатки раз видел. Видимо, к этой геймерской одержимости добавился член, Даби пока повременит с приписыванием всего себя в этот список, но понимание некоторой особенности тешило что-то жутко изломанное внутри.       Дрочит Томура так же дергано, как живёт, но в грубых и резких движениях своя нежность, извращённая по сути, но не менее приятная, потому что прикосновения правда доводят, потому что от них судорожно сжимаются мышцы, а чужой член ощущает вполне приятно, потому что подушечки пальцев ещё не сожгло. Томура жадный до прикосновений, до секса, до всего и сразу. Он дрочит также, позволяет кусать и даже целовать изуродованную рубцами от постоянного расчёсывания шею, пока сам оставляет не меньше отметин. Либо что-то принадлежит ему, либо оно ему не нужно. Даби в долгу не остаётся. Для них вот так захлебнуть в смеси грубости и нежности, агрессии и аккуратности — нормально и естественно. Особенно вместе с отчаянной лаской после продолжительного перерыва, чтобы опять влага на руках и животе и вытереть это простынями, которые видали дерьма и не слишком уж часто меняются. Да и плевать в общем-то. Томуре точно, а Даби не спрашивают.       Даби стонет, улыбаясь, когда Шигараки продолжает сжимать член, досуха выжимая его и оргазм, от которого кожу зажгло не пламенем, а ощущениями. Изящности и красоты для всех будет ноль, скорее что-то жуткое и мерзкое, но он засматривается на довольное, немного едкое выражение лица Томуры, на губы с кровавыми корочками, которые расходятся и вновь кровоточат от неестественной улыбки. Удовлетворение смыло остатки злобы, вернув ему леность и покой, когда он просто заваливается сверху и часто дышит, позволяя чувствовать кожей выступающие рёбра и липкий пот. — И всё же я откопаю тебе крем. — Иди нахер, — как отмашка с прикрытыми красными глазами — Уже в следующий раз.