***
— Ты вернулся к отцу?! — воскликнул Илья, а я морщусь от его крика. Киваю, откусывая мороженое. Мы сидим в скейтпарке, наблюдая за трюками опытных бордистов. Илья неверяще открывает бутылку Липтона. — Ну, с ним куда легче, чем если-бы я жил с матерью. Они довольно быстро развелись, оказалось, у мамы был любовник и сейчас она живёт с ним, — закинув в рот последний кусочек рожка, я выбрасываю салфетку в урну. Илья протягивает «м-м» и отводит взгляд в сторону парочки, вместе учащейся кататься. Мы сидим на бордюре, а он подаётся вперёд, смотря на асфальт. Он опять о чем-то задумался. Последнее время он думает даже чаще, чем я. Но я не отвлекаю, терпеливо жду, рассматривая золотистые на солнце веснушки. Над некоторыми нависла тень его волос, поэтому они меркнут в ней. У него красивый нос и острые черты лица. Сейчас конец июля. После завтра август. Мы много говорили, обо всём и ни о чём: спорили о теориях заговора, анализировали наши тараканы в голове, всё произошедшее. Обсудив мои проблемы, – я, честно признаться, всё время хотел избежать их, стараясь не вспоминать, но при этом мне хотелось выговорить всё причастное и непричастное к этому, – в итоге пришли к выводу, что я боюсь парней, но меня по-прежнему к ним тянет. Я всё ещё чувствую себя дико грязным и шарахаюсь от прикосновений, избегаю высоких парней и безлюдных мест. И тем не менее, перестал видеть кошмары. Я спокойно сплю и даже чувствую себя счастливым. Но вот что я чувствую к Илье, я ещё не могу осознать. Как ни верчу шар своих эмоций, никак не пойму: шар-то переливается цветами, плавно переходя из одного в другой, слишком сложно найти связь того или иного цвета с его значением. Ну что я чувствую к нему? Мне нравится его внешность, она нестандартная: карие глаза и светлые волосы. Он заботливый, иногда даже слишком. У него повышенная тревожность, он много переживает. И при этом он самоотверженный, энергичный, трудолюбивый, ответственный и умный. Он умеет выбирать наиболее подходящую тактику и стратегию. Когда я узнал, что он капитан волейбольной команды, я был ошеломлён. Но у него и вправду сильная команда, своими глазами видел их игру, когда недавно пришёл поддерживать. И все-же... Люблю-ли? А нужно-ли вообще как-то об этом думать? От этого поменяется только ярлык, не более. Прогулки станут свиданиями, диапазон разрешённых прикосновений вряд ли станет шире, а когда один из нас будет представлять другого своему знакомому, мы будем говорить не «это мой друг», а «мой парень». Но в чем смысл? Меняется лишь название, но не суть. То, что внутри, то, что мы делаем. Да, зачем мне задумываться и заморачиваться? Если я люблю его – пускай. Мне не нужно менять ярлык, его вообще не будет. — Может, пойдём к тебе? — говорю я, вырывая Илью из его раздумий. Он отлепляет взгляд от разгорячённого асфальта так медленно, почти нехотя. Смотрит на меня с какой-то неопознанностью, словно решает сложную задачу по алгебре. Жуть. — Да, давай, жарковато тут, — он пальцами оттягивает ворот футболки, приоткрывая рот. И это не вызывает во мне ничего.***
В квартире Ильи прохладно. Я сажусь за стол, рядом с окном и открываю его. Илья наливает чая и я чувствую на периферии, что он смотрит на меня: наблюдает, как вытаскиваю пачку из кармана, выуживаю из неё сигаретку, скользит взглядом по пальцам, которыми я держу её и поджигаю. Я курю в окно, сидя так, что Илья видит лишь мой профиль, но стоит мне вернуть голову на место, как мы пересечёмся взглядами. — Знаешь, я никогда не влюблялся, — начинает он спокойно, не отводит глаз, смотрит пристально и долго, я-же – мельком, осторожно, мимолётно и быстро прикрывая веки, когда затягиваюсь, а он, недолго помолчав, продолжает, — Ни разу не смотрел на девушек, не думал о них. Я усмехаюсь. — У тебя на уме одни только тренировки, да тревога, — говорю я, постукивая указательным пальцем по сигарете, чтобы пепел упал в маленькую пепельницу. Илья молчит выжидающе скорее, нежели меня слушая. — Я не думал о них, — повторяет он и подаётся вперёд, положив локти на стол, и выдыхает тихо: — Зато я думал о тебе. Я молчу. Он тоже. Я не оборачиваюсь, да и не реагирую никак, лишь вновь вдыхаю дым, глядя в окно. Илья ждёт, двигаясь взглядом к окну. — Думал, как-бы трахнуть меня? — язвлю, с горечью ухмыляясь, и наконец смотрю на него в ответ, так же пристально. Илья хмурится, но не теряется. — Нет, — он мягко улыбается, — ты меня. Я ошарашенно смотрю на него, замерев. Сигарета, почти дотлевшая, слегка обжигает и я, вскрикнув, тушу окурок об пепельницу и в ней-же её оставляю. На Илью не смотрю, но краем глаза вижу, как он откидывается на спинку кресла. Я об этом не думал. Да что там, мне страшно было вообще с кем-либо секс представить, но в такой позиции... Это что-то новенькое. — Но, — он поднимает указательный палец, мол, это ещё не всё, — я думал не только об этом. — Интригуешь, — всё ещё удивлённый, нервно смеюсь я. Но вот, посмотрев на Илью вновь, вижу, как-же жутко он сам волнуется. Почти дрожит. — Я думал о том, что... — он останавливается, пытаясь перебороть себя. Я вижу – вижу, как он силится признать себя передо мной, как свидетелем, — Люблю тебя. — О, — только и говорю, прочистив горло, — Это круто. — Да... Тишина. Я не знаю, что сказать. А что говорить? Я всё ещё без понятия. Я вообще планировал плавно перейти во все эти нежности, авось и оправлюсь к тому моменту. Это внезапно, неожиданно и застало меня врасплох. Да всё сразу и вперемешку. Иногда поглядывая ему в глаза, вижу, как он теряет надежду, и вновь смотрю в сторону, а глаза в пять копеек. — Бля, — я прячу лицо в руки, медленно их опуская, потянув лицо вниз, — Короче. Фух. Слушай. Я вдыхаю, собравшись с мыслями. — Я вот во-о-обще не ебу, что я к тебе чувствую. Меня месяц назад выгнали из дома, изнасиловали, я слезший наркоман, у меня проблемы с агрессией, я всё время хочу куда-нибудь сбежать ото всех, потому что мне просто, бля, страшно постоянно. Меня штырит, я... Тело будто не моё, я будто со стороны на всё смотрю, атрофировался от мира нахуй, — на одном дыхании, но чётко, выдаю. Отдышавшись, продолжаю, а Илья всё слушает, — Я не знаю, что чувствую не только к тебе, а в общем плане. Я себя сейчас совершенно не знаю. Хоть убей, не смогу я сейчас тебе хоть какой-то ответ дать.# — Мне он не нужен, — я вскидываю брови, а Илья отпивает из кружки, но я знаю, что она давно выпита, — Я просто хотел, чтобы ты знал. Я не хочу тебя трахнуть, я думаю не только этим. Мне важно, чтобы ты был счастлив. И я буду рядом. Самое главное в моих чувствах к тебе – уважение. Я не трону тебя без спросу. — А я трону. Меня охватил импульс. Спонтанная мысль из разряда «а что, если?». Она промелькнула в голове и я воплотил её в жизнь – мгновенно, быстро и без отложек. Взял и схватил его за футболку, притянул к себе и поцеловал. Всё просто. Я вцепился в эту грёбанную футболку, жадно целуя, сминая его губы. Он держался за стол, чтобы не упасть. Он не прикоснулся. Илья даже в такой неожиданной ситуации не стал касаться меня. Я отпрянул. Он не умел целоваться и сейчас его дыхание было совсем сбито. — Я груб. — Я заметил, — смеётся он так искренне и заливисто. Прямо таки теплом веет. — Я могу быть неуважителен. — Всё нормально, — улыбается лучезарно, вновь прячась за кружкой, — Тебе можно. — Потому что я жертва? — Ты слишком зациклен на этом, — я зеваю, — Просто привилегии человека, который мне дорог. Я кладу голову на стол, смотря на Илью снизу вверх. Возможно, я и вправду думаю слишком много. Лучше сменить тему. — Я не хочу, чтобы наши прогулки стали свиданиями, — шепчу я, прикрывая глаза, — Давай не будем менять статус наших отношений. Давай изменим то, что в них происходит. Я тянусь к его руке и переплетаю наши пальцы под столом. Жаль, что я упускаю момент реакции Ильи на мои слова, не смотря на него, но мне так нравится эта идиллия. Я глажу большим пальцем его руку. — Ты позволишь мне обнимать тебя? — его шёпот словно колыбельная. Я пытаюсь разлепить глаза, но сдаюсь и просто шепчу в ответ «да». И ничего не происходит. Открыв один глаз, я смотрю на Илью. — Ну и? — Я буду обнимать только в ответ, — тихо смеётся Илья, а я не знаю, почему мы вообще шепчемся. — Мне так лень встать, — я использую руки как подушку и прячу в них лицо, — Коснись меня. Я хочу этого.## В этот раз он решается, но проводит пальцами по волосам совсем невесомо, от корней до кончиков. Он напевает мелодию, похожую на колыбельную. Солнце светит мне на спину, я чувствую, как тепло мне становится на душе. Напев обволакивает мягкой дымкой, похожей на сладкую вату или тёплое одеяло в зимнюю ночь. И я почти засыпаю, как Илья обрывает свои действия, тоже кладя голову на руки. Я на свои сейчас лёг щекой и теперь смотрел на Илью, как оказалось, он на меня тоже. — Сходим как-нибудь в парк Ахматовой? — я вновь закрываю глаза. Я так часто это сделал за последние полчаса. — Как-нибудь в августе, — уже бормочу я, а Илья смеётся. — Тогда первого августа. — Тогда первого, — соглашаюсь я. Спустя пару минут Илья предлагает мне пойти и поспать у себя дома.***
Первое августа это суббота. Отец дома и за Мишей смотреть не будет. Я вспоминаю об этом за пару минут до выхода. Быстро и красиво одев Мишу, бегу с ним на руках ко входу в парк Ахматовой. Илья улыбнулся, когда выцепил нас из толпы. Я подхожу со сбившимся дыханием, улыбаясь ему. — Иди сюда, — он тянет руки к Мише и тот, на удивление, спокойно садится, приобнимая Илью, — Я взял пару маркеров. Может, напишем здесь что-нибудь? Я вспоминаю, что ночью на меня нахлынуло вдохновение и я писал стих. — А давай, — перевожу взгляд на Мишу. — Хочешь что-нибудь нарисовать? Миша застенчиво кивает и, когда Илья его опускает, принимает им-же данный зелёный маркер. Мне достался красный, а Илья взял себе синий. — Только давай не будем смотреть, кто что напишет, ладно? — бурчит Илья и закрывает собой часть стены. Я искренне смеюсь и соглашаюсь. Мы расходимся в разные стороны(Миша стоял рядом со мной и рисовал). В условной тишине мы чиркали на стене слова. Я выводил их, напевая придуманную мелодию.«Слова не покажут любви.
Чувства внутри – пожар, откроешь рот и всё потухнет.
Я не пойму ничего, сколько ни говори.
Не ограничивай чувства ярлыками – сразу рухнет.
Посмотри на меня лишний раз,
Коснись, уважая мой страх.
Я всё увижу в мечте карих глаз,
Всё пойму, но ответ мой – в цветах.
В рапсах мой тебе привет,
В рапсах мой тебе ответ».
Ставлю жирную точку. — Ты закончил? — Илья вырывает меня из мыслей, поглядывая на меня. Я прыснул. — Разве мы не договорились не смотреть? — Он сразу отворачивается, потирая ладонью шею. Я улыбаюсь. Взглядом опускаюсь вниз, а позже и вовсе сажусь на корточки, обращаясь уже к Мише, — что ты нарисовал? — Подожди, — шикает он и продолжает рисовать троих людей. Кажется, там я, Илья и сам Миша. — Ух ты, — выдыхаю я, поражённый его навыками рисования, — Это прекрасно. И я не лгал. Рисунок и вправду был очень красивым. У него огромный потенциал. — А ты что написал? — перевожу взгляд на Илью, который тоже наблюдал за делом Миши. — Цитату из популярной книги. — Ясно. Ну, — я вскакиваю, держась за колени, — Раз уж мы оставили след в истории музея, почему-бы не посмотреть, что внутри? А внутри цветущий сад. Мы прошли вглубь, – решили оставить изучение самого Дома на потом, – и увидели аллею, вдоль которой расставлены скамейки, стояли слегка заросшие статуи и кусты. Солнце слабо светило сквозь облака, а тени казались ещё гуще и прохладнее. В одной из них как раз пряталась скамейка, которую мы благополучно заняли. — Ты написал что-то объёмное, что это было? Меня любопытство просто сожрёт, — Илья расправляет руки, положив локти на спинку скамьи. Я откидываюсь на неё, сцепив руки в замок. — Стих, — я наблюдал, как Миша пошёл за белой кошкой с тёмной мордочкой. Она остановилась и он успешно её гладил. — Чей? — Мой. — О чём он? — я усмехаюсь и поворачиваю голову к нему. — Тебе-ли не знать, — он вскидывает брови, осознавая, и отводит взгляд. Спокойный, как дуб. Повторяет мой жест, сплетая собственные пальцы, и горбится, а локти на коленях. — Ты не можешь объяснить свои чувства, но пишешь стихи мне. — А-а, — я качаю указательным пальцем, отрицая и останаваливая его слова, — Не тебе, Илья, но о тебе. Он, недоумевая, выдерживает взгляд, молчит. — Все мои стихи предназначены для меня, чтобы я мог понять себя или отвлечься от проблем. А ты красивый, неплохая муза, — я закидываю ногу на ногу, скрещивая руки на груди. — Может, тоже попробовать, — он вновь потирает затылок. Илья повторяет этот жест довольно часто. — Неплохая релаксация, — пожимаю плечами, — Главное не стремись к идеалу и не рвись быть лучшим. Это лишь выражение чувств, а не гонка, в которой тебе необходимо победить. Илья устало вздыхает. — Пойдём осмотримся.##***
Честно говоря, я не был таким уж ярым фанатом Ахматовой. Мне не был интересен её музей, но вот Миша был доволен и впечатлён: его глаза сияли на что угодно, казалось, в Фонтанном Доме его могла поразить даже пылинка. Я ещё ни разу не видел, чтобы он был настолько вовлечённым во что-либо, его прямо распирало от предвкушения и счастья. Миша был похож на маленького щеночка, виляющего хвостиком. Зашли мы в музей примерно к пяти, а через час ушли. Затем просто гуляли, купили мороженое. Миша с восторгом делился впечатлениями, а покончив со сладостью, мы двинулись дальше по городу. На улице высокая девушка стояла с гитарой и микрофоном, Миша взял нас с Ильёй за руки и подтянул к ней по-ближе. Отпустив Илью, Миша стал танцевать со мной, держась за обе мои руки, звонко и заливисто смеясь, как смеются все маленькие дети. Я не мог сдержать улыбки от тепла, исходившего от него и рассмеялся сам. Илья стоял в стороне, не решаясь присоединиться к нам. Я посмотрел на него мимолётно, когда кружился с Мишей на руках. И ощущалось это совсем как в кино: замедленная съёмка, красные света от вывесок падают ему на лицо, а я не отвожу взгляда. Такой удивлённый, застывший, с глазами-горами и нежной улыбкой, которой сейчас нет. Он смотрит так восторженно, словно у него захватило дух. А я улыбаюсь ему, смеюсь, чувствую, как растягиваются губы – и не сдержишь ведь, как вулкан не может лаву остановить, слишком я рад. И мир вновь настраивает время на правильный лад. Девушка отыгрывает последний аккорд и, часто дыша, улыбается нам и благодарит, а мы её. — До свидания, красивая девушка! — машет Миша, звонко смеясь. Гитаристка краснеет и мягко машет ему в ответ. А я всё ещё слабо улыбаюсь, хохоча. Вновь замечаю на себе взгляд Ильи – всё так же блестящий. Смотрю ему в глаза и молчу. Он не понимает и отводит взгляд. А мне хорошо. Тепло на улице, тепло на душе. Я смотрю, разглядываю прохожих и замечаю их судьбы. Кто-то прячет слёзы, кто-то счастлив ото всей души, кто-то скучающе также разглядывает незнакомцев. Время быстро пролетело. Интересно, сколько сейчас? Судя по небу, около шести-семи? Как-же я удивляюсь, когда вижу на экране двадцать первый час и тридцать четвёртую минуту, сменившуюся на тридцать пятую. — Миша! Ну всё, пора спать, — я подхватываю его на руки, посадив его лишь на одну, и тащу затерявшегося в облаках Илью, чтобы не потерялся. Смотрю вперёд, вглядываюсь, чтобы найти такси, не видя при этом ничего сзади. Илья подозрительно молчит, не ворчит даже. Но я не стал как-либо акцентировать внимание на этой странности. Миша, уставши, просто с сидя лежал на мне, чуть-ли не засыпая, а Илья всё безмолвно глядел в окно, отвернувшись от меня. Впрочем, я тоже разглядывал пейзаж, а если честнее – думал о своём, выбрав смотреть в окно, пока летаю в мыслях. Когда мы поднимались по лестнице, Миша уже спал. Я дал Илье ключи и он открыл дверь, мы тихо вошли домой. Пройдя мимо папины спальни, а после оказались в мишиной комнате. Илья убрал покрывало, откинул одеяло и отошёл, предоставляя мне возможность положить Мишу. Спал он довольно крепко. Убрав его волосы с лица, я поцеловал его в лоб и поправил одеяло.# — Пойдём на крышу, — Илья, стоя в проходе, махнул рукой, а-ля давай со мной. Я, вставая с корточек, двинулся за ним, аккуратно прикрывая дверь. Мы говорили жестами, не издавая ни звука, пока не переступили порог квартиры. Я почти двинулся к лестнице следующего этажа, как Илья, качая головой, повёл меня вниз. — Разве мы не собирались на крышу? — шепчу я, хотя топот моих кед вполне мог-бы соревноваться со стадом слонов. — У меня люк всегда открыт, а у тебя нет. Что легче? — с беззлобной усмешкой говорит он, барабаня по ступеням кроссовками. Ещё пару полушагов-прыжков – и мы оказываемся на улице. Не знаю, зачем, мы ведь не преступники какие... Хоть комендантский час уже и наступил. И я всё равно оглядываюсь по сторонам, смотрю на Илью, который, кстати говоря, влился в эту атмосферу и мы с серьёзными лицами кивнули друг другу, а после перебежали к его подъезду. Мы тихо пробрались внутрь и я взял его за руку ниже запястья, поперевшись вперёд по лестницам. Илья обвил пальцами мою пясть как смог. Я не оборачивался, но слышал его слегка сбитое дыхание, в котором был слышна улыбка, как-бы бредово это ни было. Я слышал его улыбку! И вот, мы наконец добрались до последнего этажа и люка. Илья запрыгнул на короткую лестницу и просто подтолкнул люк, а тот с лёгким скрипом поддался. Илья оказался на крыше. Сел на корточки перед проёмом и смотрел на меня. Я ухмыльнулся и полез следом. Протянул ему руку и он помог мне. Его рука была такой холодной. А на крыше – красота. Тёмное небо разлилось чернильным океаном, а звёзды в нём были красивейшими кораллами, то и дело поблёскивающими в водной движущейся глади. Ветер пробирался под футболку, касаясь талии и я задорно вздрагиваю, улыбаясь мурашкам, пробегающим по плечам. Было так холодно! Я был счастлив. Не знаю, просто чувство такое, понимаете? Никак не узнаешь, почему, как, да и незачем – ты просто чувствуешь себя таким; искрящимся, живым и славным. Ветер шаловливо гулял по крыше, то и дело меняя курс, а волосы всё лезли мне в глаза. Я придерживал их пальцами, восхищённо смотря на звёзды. Я знал – скорее осознавал, – до чего по-идиотски улыбаюсь сейчас. Я заметил взгляд Ильи. Он стоял чуть поодаль, в паре метров, его волос ветер тоже не жалел. Он мягко смотрел на меня. Крыша была под наклоном и потом одна его нога была выпрямлена, а вторая слегка согнута. Таким образом его плечи были отведены слегка назад. Он выглядел до нельзя гордо, но при этом настолько расслабленно. Совсем с картины Айвазовского сошёл, хоть он людей и не писал. Великолепный пейзаж предстал в моей голове: Кругом море, ветра гонят в путь паруса, а он, – изящный, спокойный, словно само солнце, улыбающийся своей нежнейшей улыбкой, – оперевшись одной ногой об борт, да рукой держась за какую-то верёвку, смотрел-бы на зрителя. Моряк. — Спасибо. — прошептал я, не отрывая взгляда от него. У меня захватывало дух. Илья улыбнулся широко-широко, глаза сузились и появились ямочки на щеках. Он отвернулся и пошёл вниз – к краю. Я двинулся за ним. В конце было ограждение. Мы сели перед ним, свесив ноги с крыши и смотря на ночной Питер. Горящие огни, смешные, пьяные люди, гуляющие компаниями или с одними лишь псами. Я смотрел вниз и думал. Как-же много судеб в этом мире. У каждого свой путь, свои события. Они никогда не испытают того-же, что и я, а я не узнаю, каково быть ими. Это истории, к которым мы никогда не вернёмся, которые навсегда останутся лишь в сердцах, но не будут забыты. Многие люди должны остаться лишь в этих историях. У каждой истории есть конец. Но он не всегда хороший, иногда в нём люди не достигают логического финала, иногда и вовсе умирают... Но эти истории не будут забыты. Мы будем хранить их в себе. Может, мы переживём их когда-нибудь вновь, но уже не с теми героями, какими встретили их в первый раз; может, мы вообще их всех переживём. Но я-бы не хотел, чтобы Илья стал частью моей истории. Я хочу, чтобы он был со мной и творил её. — Эй, — привлекаю я внимание Ильи, и, когда тот поворачивает голову, подаюсь вправо и целую, нежно касаясь щеки. Илья прикрывает глаза, совсем не отстраняясь, а я чувствую его нежность, заботу и любовь в каждом движении губ, выдохе и когда я отстраняюсь, а он лишь шёпотом просит меня посмотреть на него, да только и касается моего лба своим. Он целует меня, всё так же руками не касаясь. Зато я кладу свои пальцы поверх его, другой рукой перебирая светлые волосы. — В рапсах мой тебе привет, — шепчет он, когда его взгляд опущен на мои губы. Я удивлённо вскидываю брови, фыркая. Подглядел, всё таки. — В рапсах мой тебе ответ, — молвлю, вновь впиваясь в его губы, как в апельсин, пуская брызги.