Выпускной

      Папа стучал молотком в зале, прибивая свалившуюся накануне полку, пока Ксюша уплетала за обе щеки бабушкины пирожки с картошкой, которые она передала им с отцом еще вчера. В кружке плескался темный чай с шиповником, наведенным той же бабушкой в огромном железном термосе. Ксеня довольно вздохнула: очень скучала по домашней еде. Мама часами пропадала на работе, и поэтому курьеры из доставки еды приходили к ним так часто, что Ксюша уже знала их по именам, несмотря на их длину и сложность произношения. Возвращаясь в Москву после каникул в Пензе, она постоянно обнаруживала у себя новые килограммы, которые пропадали уже через пару недель ввиду ее непонятного режима дня, в который выделить время для еды было роскошью. А здесь спонсором ее диеты по набору массы была бабушка, которая каждый обед грузила отца башнями из контейнеров с едой.       — Ксень, посмотри, полка ровно висит, нет? — смахнув пот со лба, отец отошел на полметра от полки и подозвал дочь.       Ксюша послушно встала, но пирожок без присмотра не оставила — взяла с собой. Она подошла к папе и уперла голову в его плечо, всматриваясь в полку. Гладкая деревяшка висела слегка кривовато, но Ксюша соврала, желая, чтобы отец наконец отдохнул:       — Да нормально, пап. Вроде ровно.       — Кажется, криво. Или кажется? — он сверлил взглядом полку.       — Кажется. Это же просто полка, пару градусов туда-сюда погоды не сделает. Висит и висит. Пошли поедим уже.       — Да, пошли. Не могу уже смотреть, как ты лопаешь пирожки без меня.       Ксюша улыбнулась и вернулась к столу, налила во вторую кружку чай с шиповником и разделила оставшиеся пирожки на две неравные части, оставляя себе ту, что поменьше.       Дома у папы было спокойно. После терроризирующих звонков от мамы сегодня, ей вспомнились беспокойные московские будни, и Ксюша захотела забрать назад свои жалобы на Пензу, которые она транслировала Лизе несколько часов назад. Хорошо тут. Пусть скучно, но мирно и безмятежно. Папа спокоен и расслаблен, не лезет к ней, даже лишний раз не заходит в ее комнату без необходимости. Ксюша делает то же самое. Встречаются они и проводят время вместе на нейтральной территории — в зале, объединенном с кухней. Пьют чай, смотрят какие-то тупые ток-шоу по Первому каналу или смешные видео в тик-токе, которые Ксюша находила и сохраняла специально для него.       — Как мама?       Он редко задавал этот вопрос, и слишком молодая Ксюша не могла определить, с какой целью он интересуется: узнать, какие отношения у Ксюши с мамой или же как дела у самой мамы. Ксюша всегда выбирала второе, так как однозначного ответа на первое у нее не было. Или ответа, который бы порадовал папу.       — Работает, — коротко ответила она.       — Все еще ездит на тебе? — отец шутливо пихнул ее локтем.       — Нет, — Ксюша мотнула головой. — Просто задалбливает экзаменами и поступлением… Ничего нового.       Папа вздохнул.       — Ксень, это ж не самое главное в жизни. Все эти экзамены, оценки, красные дипломы. Ты сама-то чего хочешь от жизни? — он с сожалением посмотрел на дочь, синяки под глазами у которой только-только начали пропадать. Здесь ей явно было лучше. То, что дочка после возвращения с Москвы могла спать по двенадцать часов в день, он уже привык и относился с пониманием.       — Семью, — прошептала она, мысленно добавив: “Нормальную”.       — Дочь, не пугай меня. Я, конечно, сказал, что учеба — не главное, но не настолько же. Нужно получить образование, опыта набраться жизненного. Семью просто так не построишь. Даже взрослые не справляются с этим, — отец вздохнул, ощущая свою вину в желании дочери поскорее завести свою семью. Наверное, думает, что у нее получится создать "нормальную" семью, а не то, что ее родители наворотили. — Эх, ребенок мой... Мы... Мы с мамой поэтому и развелись, что женились слишком рано, не понимая, кто мы, что мы. Что мы хотим от себя, от жизни, друг от друга. Я тоже всегда хотел семью, а твоя мама — карьеру. Я думал, что перекрою ее. Что родится Миша, потом ты, и мама изменится. Но это совсем не так. Я не понимал. Я не видел, кто рядом со мной. Ксюш, семья — сложно. Учеба проще, поверь мне.       Она вздохнула, понимая, что удалось заговорить отцу зубы. Ксюша не могла ответить на такой вопрос даже сама себе. Что она хочет от жизни? Надо у мамы, наверное, спросить…       — Сколько вам было, когда вы поженились? — Ксюша подняла на отца любопытные глаза, удивляясь его разговорчивости и откровенности сегодня. Две одинаковых пары темных глаз встретились друг с дружкой.       — Маме — восемнадцать, мне — двадцать четыре, — он непонятно для Ксени виновато улыбнулся.       — И что, мама в восемнадцать не знала, чего она хочет? — возмущенно начала Ксюша. — Зачем она выходила замуж тогда? Злило. Злило все, что послужило причиной ее качель в семье. Поездки к “родителю два” от “родителя один” выматывали и раздражали, но без них было никак. Ксюша не любила вокзалы, ведь на них она когда-то со слезами прощалась с братом, которому нужно было добраться до Москвы, чтобы улететь в США, и совсем недавно уезжала от отца с бабушкой в ту же злосчастную Москву. Злила мама.       — Вот видишь, ты понимаешь, что нельзя выходить замуж, когда ты не знаешь, чего хочешь от жизни. Ты уже умнее, чем мама в твоем возрасте. Да и все дети вокруг умнее, чем мы тогда... Вы быстро взрослеете, конечно, — он уставился в кружку и поболтал ею из стороны в сторону, наблюдая за тем, как плескается внутри нее чай. — Так бывает, Ксень. Людям не хватает мудрости. Понимания, что каждое твое действие имеет последствия. Из отношений не так-то просто выходить, особенно когда есть дети. Мы были слишком наивны, чтобы понять, что брак — это очень серьезно. А дети — вообще на всю жизнь, — папа улыбнулся и коснулся плечом плеча дочери. — Не то, что татухи.       — О, а можно мне татуху? — загорелась Ксюша.       — Если скажешь, что не выйдешь замуж в ближайшие несколько лет — то можно, — он усмехнулся.       — Да какой мне замуж, — она усмехнулась. — За кого? Вокруг меня одни сопляки. Никакой мудрости, пап, — Ксюша рассмеялась.       — Да-а-а, Ксень, — папа коснулся губами ее макушки. — Тебе с ровесниками не будет интересно. Но на взрослых мальчиков ты пока не смотри. Они с такими как ты могут только играться.       — А ты с мамой тоже игрался?       — Не, Ксень, я маму очень любил. Но это — редкость. Один случай на миллион, понимаешь?       — Ты себе льстишь.       — Ты где так отвечать научилась, э? — он возмущенно отодвинулся от дочери.       — Книжки читаю, — она едва по-детски не высунула язык, но вовремя вспомнила, что в книжках взрослые и классные девочки так не делают.       — Куда ты растешь, ребенок? — папа снова притянул ее к себе и крепко обнял, наслаждаясь этими мгновениями рядом с дочкой, которые после развода были так редки и так ценны для него. Тот факт, что мать отправляет ее в Гонконг, разбивало его хрупкое отцовское сердце, хоть он и отчаянно это скрывал. Но ради будущего дочери он был готов принять это, и даже узнавал, как можно будет ее навещать.       Они просидели на кухне еще с полчаса, совсем разоткровенничавшись. Отец поражался тому, как быстро пролетело время, и как повзрослела Ксюша. Он узнавал в ней черты ее матери: такая же эмоциональная, независимая, жаждущая свободы, которой у нее так мало. Его черты в Ксюше тоже были: заботливая, улыбчивая и просто самый добрый человек в этом мире. Еще зеленая, инфантильная и с нотками юношеского максимализма, но такая взрослая Ксюша. Не хотелось даже признавать самому себе, что дочка выросла несказанной красавицей. В этой светлой пижаме с мелкими мишками и безобразным хвостиком на макушке было трудно в это поверить, но стоит ей засобираться гулять — из комнаты выходит красивая девчонка, ради которых в годы его молодости парни стрелялись. Не хотелось признавать, что вокруг нее будут всю жизнь крутиться козлы, но это участь каждой красавицы. Как ее защитить от всего этого? Как быть для нее опорой и защитой, когда между ними сотни километров? Неужели перебираться в Москву?       — В Москве классно, — Ксеня пожала плечами, — много классных друзей у меня теперь. Много ребят тоже собираются поступать за границу. Умные. Не то что пензенские... странные они были.       Тусклый свет кухни нагонял сон. Ксюша сидела на табуретке, поджав под себя колено, а вторую ногу поставив рядом с бедром. Она сонно положила щеку на колено и обняла ногу руками. В квартире было тихо. За окном было тихо. По-зимнему тихо. Ксюша заметила, что в ее беспокойной голове тоже стало тихо.       — Ксень, ты правда поедешь в Гонконг? Может хотя бы к Мише в Америку? — папа оперся локтями о стол и склонил голову, косясь на Ксюшу.       — Нет, мой путь определен, — Ксюша хмыкнула. — В Гонконге лучшее образование в сфере финансов. Мама говорит, что их директор закончил Гонкогский университет, получает миллионы и живет в Москве-сити… Да и в целом, наше образование…       Отец мысленно закатил глаза, вспоминая мечту своей бывшей жены жить на Манхэттане и с Дэми Мур делиться секретами, которую она теперь, по всей видимости, проецирует на Ксюшу. Когда Ксюшины заученные реплики о ничтожности отечественного образования кончились, он лишь кивнул, мол понял.       — Ты всегда можешь передумать.       Ксюша фыркнула.       — Я уже год готовлюсь к Гонконгу, я уже вызубрила все про этот универ, про преподов, дисциплины, перспективы. Пап, у меня уже просто времени нет начинать что-то другое, понимаешь? До вступительных, причем любых, осталось несколько месяцев. У некоторых универов уже в феврале кончается приемная кампания. Гонконг, пап. Гонконг.       — Далековато, — он потянул уголок губ вверх.       — А Америка близко, что ли?       — Там есть Миша. Мне так будет спокойнее.       — Миша… Конечно, я была бы рада, но… Я не хочу зависеть от Миши, пап. Не хочу быть ему обузой там. Хочу сама. Понимаешь?       Папа усмехнулся. Это "Я сама" он слышал за свою жизнь тысячи раз от ее мамы. И вот оно — теперь и из уст Ксюши.       — Ладно, давай закроем тему. Решила — значит, решила. Но всегда знай, что даже если ты передумаешь, мир не рухнет. Ты у меня умница, ты не пропадешь. Тебя с руками и ногами заберут в любой универ Москвы с твоими грамотами и красным дипломом.       — Золотой медалью, пап.       — Ага, — он отмахнулся. — Она самая. Что, будешь татуху бить?       — Чтобы меня мама четвертовала? — она горько усмехнулась. — Пожить еще хочется.       — Это радует.       — Что?       — Что жить хочется. Это главное, Сень. Живи, дочь. У тебя сейчас самое лучшее время. Проживи его так, чтобы было что вспомнить. В хорошем смысле только, ладно?       — Па, я когда-то делала что-то в плохом смысле?       — Не знаю, Сень, ты мне скажи.       — Ну, — Ксюша начала загибать пальцы. — У меня до сих пор нет татухи, я не беременна, я не спилась, не сторчалась, ни с кем не дралась, так, это одна рука закончилась, дальше... Я иду на золотую медаль, весь день торчу в школе, у репетиторов и на тренировках, все мои друзья — девочки, я дома всегда в 22:59... На ногах продолжать пальцы загибать?       — Иди спать, медалистка, — папа рассмеялся и чмокнул ее в макушку. — Уже половина второго ночи. Мы все пирожки, блин, съели за разговорами. Чем завтракать будем-то?       — Я буду спать до обеда, поэтому про завтрак меня не спрашивай, — она раскрутила ноги, опустила босые ступни на пол и потянулась, зевая.

***

      1:49 elizabeth_klim       Так и не написала мне... ты вообще живая там?       1:51 vishnya_xпочти) сплю. видела сегодня Егора Крида в нашей школе :) спокойной ночи. не умри от зависти. я спать       1:52 elizabeth_klim       ЧТО?       1:52 elizabeth_klim       КСЮША       1:52 elizabeth_klim       КСЮША КАКОЙ ЕГОР КРИД       1:53 elizabeth_klim       КСЮША ПРОСНИСЬ       что за кликбейт??       1:53 elizabeth_klim       ВЕРНИСЬ, АЛЛО       1:54 elizabeth_klim       ты коза