Обида

Я сразу же в ужасе открыл слезящиеся глаза после ночного кошмара, когда с испугом почувствовал, что что-то намертво, мокро и липко пристало к моей спине и шее. Панические мысли сразу же зажужали в черепной коробке, снеся мозг своей одной сплошной и ужасно шумящей волной страха. Я резким движением поднялся, отлепляя от себя то пугающее нечто. Казалось, если я задержусь на кровати хоть на секунду, то она поглотит меня полностью, ведь она уже успела жадно присосаться ко мне, скрывая в своей глубине старого матраса монстра, что только и ждал, чтобы я проснулся именно сегодня, и именно сейчас, тёмной ночью, когда я стал наконец-таки беззащитен в пучине ночной тьмы и собственных страхов, которыми он теперь уж точно наестся в сласть, медленно пожирая меня, когда я уже не сплю, и намного ярче чувстую рвущую меня напопалам боль, пока я всё глубже падаю в мрачное царство вечных кошмаров. По спине и шее, к которым мерзкими влажными паутинками прилипали длинные волосы, уже целым водопадом тёк холодный пот, который глупый я чуть раньше принял за слизь ночного чудовища в своей кровати. Я чуть приподнял голову, и, с облегчением обнаружив, что "монстр из матраса" — это всего лишь прилипшая ко мне простынь, вгляделся во тьму, и попытался восстановить более чёткую картинку перед глазами, но вместо этого там лишь всплывали яркие силуэты разнообразных тварей, которые слишком реалистично для придумок наслаивались вьющимися, мерзкими образами на мою тёмную комнату, где мне оставалось лишь судорожно осмотриваться, выискивая глазами правду, и пытаясь неуклюжими движениями руки смахнуть недавний страх, что полностью окутал меня ледяной коркой с головой так, что жёсткий лёд без конца резал моё тело. Я положил голову на ладони, глаза, уже слишком привычно для меня теперешнего, снова начали слезиться. Неприятный осадок от кошмара затягивал нервы в тугой, и постепенно всё крепче затягивающийся, узелок на моей шее. Зачем ещё и мозг опять мучает меня? За что? Почему в моей голове появляются подобные мысли и страхи? Как мой мозг смог преобразовать всё это, всю кашицу из моих глупых, мелко нарезанных мыслей и расплескавшихся на пол волнений, в череду собственных ночных смертей? Почему же я, уже вроде как взрослый человек, словно малый ребёнок, снова просыпаюсь весь в мокром поту? Это я сам мучаю себя? Зачем я это делаю? Почему я так жалок даже в таких обывательских вещах, как сон?... А почему я даже не смог отличить монстра от мокрой простыни? Я сжался в комочек, будто положение эмбриона, коим я никогда и не был, сможет хоть как-то защитить меня от внешних угроз. Огромное желание лечь обратно в кровать и утопиться в мягком одеяле, не на равных соревновалось с разбушевавшемся в крови адреналином, который вместе с дурманящим, тягучим и липким страхом не позволял мне даже лишний раз моргнуть. Хотелось страдальчески простонать в потолок. А я ведь прекрасно понимал, что это был просто сон, но тело, до сих пор держащее меня в напряжении, увы, нет. Сердце продолжало бешено стучать, раздаваясь громким эхом по всему организму, выбивая громоздким звуком барабанные перепонки и новые слёзы, которые раскалённым до красна пояльником выжигали мне глаза. Я вытирал с щёк и носа осточертевшие мне в конец слёзы. Я так устал плакать. Я так устал чувстовать. Я так устал быть Но, видимо, новой порции рефлексии, о том, как же мне уже надоел собственный характер, вечные слёзы и паникёрство, мне сейчас, на удивление, не светило. Противный скрип в конце коридора снова навострил все те чувства, что я старательно пытался в себе скрыть и притупить, и теперь страх, не сбавляя обороты, быстро нагонял временно потерянный контроль надо мной. Теперь воображение не уставая рисовало монстров, и чьи-то высеченные из чистой опастности и крови тени, высокие чёрные фигуры без лиц, точащие острые когти на длинных кистях рук, вместе с остальными стрёмными ночными тварями, прячующимися в ночи, что молчаливо смотрели на тебя. К несчастью вспомнилась также и вечерняя угроза Вару. Я подумал о том, как он, под звуки шума за окном, тихо, и непривычно спокойно для себя, идёт по коридору, держа в правой руке кухонный нож. Как он искренне улыбается, еле сдерживая смех, как блестят безумной радостью его очки. Как он с наслаждением представляет, почти подходя к моей двери, как он сделает первый удар. Как он постарается сдержать своего внутреннего садиста и сделать всё тихо, чтобы я от страха не успел закричать. Как он сделает первый, невинный надрез на моей коже, как он заткнёт мне рот и начнёт медленно вскрывать мне вены. Начнёт с запястий, оттуда по плечу и груди. Как он медленно ломает мне все рёбра другой стороной ножа, используя его как молоток, нанося им быстрые, тупые удары, как у Вару появляется безумная дрожь в пальцах, когда он только представляет, как оставляет моё бедное сердечко в живых, лишь чтобы оно недолго продолжало стучаться и терпеть муки до конца. Как он, спустя какое-то время, срывается и втыкает мне нож в горло. Что он, как дикий зверь, смотрит, скаля острые зубы, заносит стальное оружие надо мной и бьёт в грудь, в живот, ещё раз в шею, в сердце. Как он бьёт часто и сильно, скорее даже истерично, наслаждаясь каждой секундой, даже после того, как я наконец-таки умер. Думая об этом, я просто сидел, параллизованый страхом. Горло будто бы уже наполнилось моей горячей солёной кровью, а руки уже были зверзки вскрыты и истекали прилипающей ко всему густой кровью. И что-то во мне во всём этом кошмаре моего воображения говорило писклявым и тихим, постепенно затухающим как маленький уголёк от костра, голосом: Дурак! Мы же умрём! Сделай что-нибудь! Убегай! Дерись! Возьми хотя бы табурет в руки! Мы должны жить! Не сиди просто так! Быстрее! Но я, наплевав на все предупреждения и опастности, робко лёг обратно в кровать, говоря этим своему глупому второму я, которое очень хочет жить, но увы, не может отличить даже сон от реальности, пустую болтавню от угроз, и моё извечное паникёрство от того что реально может произойти. Я смиренно закрыл глаза. Я сдаюсь. Пускай. Хоть мне и страшно. Но я всё равно ужасно хочу спать. Прости. Сон мне сейчас немного важнее жизни. Я прекрасно знаю, что здесь везде опастность, но уже давно пора отбросить все эти бессмысленные попытки что-либо сделать, лучше уже принять всё как есть и сдаться. Хотя даже если что-то произойдёт, уж лучше пускай кто-нибудь с этим всем закончит... Я улыбнулся напоследок. Почему-то мысли о собственной смерти странно приободряли. Причём везде и всегда. Может, дело в сравнении? Да, ночной кошмар точно не может быть так страшен, как.. Например, насильственная смерть? Вот так посмотришь и уже почти не страшно. Вроде, уже и пустяк. Даже до мерзкого пугающий, но пустяк. С фразой по жизни "Потом всё будет ещё хуже" или временное "всё могло быть хуже" возможно было даже легче переживать это всё. От ночного кошмара до действий Вару. Да и смерть... Я всё равно когда-нибудь умру. Страшно мне будет только сейчас, только пока я ещё дышу. Думаю, страшна не смерть, а то, что к ней привело. Болезнь, несчастный случай или нож, который ты сам подставил к своему горлу. Я часто думал о своей смерти. Представлял, что меня нет. Что мир идёт и движется, что в шумном городе кипит жизнь, люди куда-то бегут и спешат, а я нет. Я рассыпался, развеялся, как песок на ветру. В груди навсегда застывает сердце. Почему? Вот похороны, я лежу в чёрном гробу. Плачут ли там, пока ещё живые люди надо мной? Любят ли они меня? Жалеют ли? Или меня уже похоронили, просто так, без всех этих проводов, в тихую, холодную землю, поставив сверху могильную плиту? Лежу ли я уже не первый год здесь, на кладбище, среди кучи точно таких же ледяных трупов? Гнию ли я или до сих пор свеж и узнаваем? Мне будет уже все равно. Мёртвым всегда всё равно. Мёртвым неважно как их похоронят. Мёртвым не важно, сколько будут плакать над ними. Мёртвым не важно, какие цветы им положат. Им всё равно. Мне всё равно. От этих мыслей мне опять стало грустно. Да. Всё когда-нибудь закончится. Самое печальное, что я больше не смогу ничего вспоминать. У меня же были счасливые моменты. Да, их было мало, но что-то там всё таки было. Это то, за что я всегда хватался, как утопающий за соломинку. "Живу прошлым". Потому что боюсь нового. Потому что не умею создавать. Потому что сейчас мне нечем жить. Каждый мой день — повторение прошлого. И так течёт месяц за месяцем. Я ничего не делаю, чтобы моя жизнь была хоть капельку лучше. Я сам виноват в том, что моя жизнь никчёмна. ... Я опять закопался в этом всём... Не знаю, плохо ли то, что я иногда думаю об этом? Да, это, наверное, ужасно. Почему я не могу думать по-другому? Есть же и что-то хорошее...Наверное. Может, я просто устал? А, может, я просто пессимист? Да, наверное, до мозга костей. Меня просто создали таким. А плохо ли это?... Здесь уже сложнее. В голове всплыла шутливая фраза: "Хорошо быть пессимистом, ты либо прав, либо приятно удивлён." И чем не правда? Спросил бы я, если бы хоть что-то из этого было верно. Я всегда был в корне не прав. Всё обычно получалось куда хуже, чем я себе мог бы представить. А это, уже, увы, не подходит, ни к тому, ни к другому. Да и смысла в том, чтобы быть в чём-то правым, я не видел. Ну угадал и угадал. Что в этом такого? Просто повезло. Звёзды так сошлись, просто совпало. Твоей личной заслуги в этом как таковой и нет. Но должен же быть у всего смысл! Нет. Не должен. Может, где-то есть вещи, у которых изначально не было смысла. А может и был. Кто это теперь докажет? Правильно, никто. Ведь даже его Создатель может и соврать. А может просто мудро промолчать, слушая всё новые и новые версии о огроменном символизме своих пустых действий. Забавно иногда так думать. Особенно когда говорят об исскустве. Представлять, как какой-нибудь великий художник или поэт, написал картину, или стих, просто потому что мог. Просто захотелось. От обычного порыва, сильных эмоций и переживаний. А люди потом придумывают этому многообразные истории, основываясь на своём опыте. Хотя, тогда смысл есть. Это как раз те эмоции. С такой стороны, во многих глупых вещах есть смысл. Например, гулять под дождём без зонтика. Это просто забавно и приятно. Это и есть его смысл. Вот такой вот бессмысленный смысл. Простой, но важный для кого-то. Ведь когда тебе взбрело сделать что-то глупое, и ты этого желаешь всем сердцем, то лишиться этого, не было бы обидно? А если тебе было бы больно лишиться чего-то, то это наверняка важно! Даже если это глупо. Ведь у важного всегда есть смысл. Значит и у "плохого" пессимизма он тоже есть. Может, это просто защита? Или помощь себе в каком-то смысле. У тебя нет огромных и заведомо ложных ожиданий. Ведь это "хорошо", оно всегда только "будет". А если вдруг окажется, что нет? Ведь нет никаких гарантий. А то и не удивительно, что так получилось. Да и к тому моменту ты уже примешь всё как есть, и сильно не разочаруешься очередному провалу. Твой карточный домик не разрушится, если ты его не построишь, так ведь? Но это ведь только про "будет хорошо"! А про сейчас? Можно же видеть одни плюсы! Пф... А зачем убеждать себя в том, что сейчас всё хорошо? Зачем закрывать глаза на кошмары, что стоят у тебя за дверью? Зачем лишний раз обманывать себя? Зачем тратить все силы на замалчивание проблемы, если от этого она не уйдёт? Зачем игнорировать пожар вокруг просто ради того, чтобы не портить себе настроение? Да и если делать вид, что проблем нет, разве можно будет их как-либо решить? А кто вообще решил, что всегда нужно видеть во всём хорошее? Почему пессимизм это так плохо? А почему тогда оптимизм это хорошо?... Хотя, может, моё мышление об этом такое лишь из-за сугубо личного опыта и того, что мне об этом говорил Феликс? Может, это он толковал это не так как следовало бы? Или он сам отчасти не понимал продвигаемой им идеи? "Не обращай внимания, это ерунда!" "Да не думай ты об этом!" "Забудь." "Ничего такого нет, придумываешь ты! Параноик!" "Верь только в лучшее!" ... Я всё же не Данте. Даже близко. ... А жаль. ... Я повернулся на другой бок, сжимая в руке кусочек одеяла. Былой сонливости как не бывало. Я через силу закрыл глаза. Недавно появившаяся мысль о том, что вскоре я, по собственной глупости, опять не высплюсь, и в итоге буду бледным завядшим трупом работать весь день, терзала не только душу, но тело. Точно, ведь до самого вечера винить и проклинать себя буду за то, что мне плохо. Надеюсь, я завтра не засну прямо там, или не перепутаю заказы... Я же со стыда помру! А я уже видел, как рассерженые, растроенные моей глупой, как и я сам ошибкой, глаза, смотрят мне в прямо душу, и как бедный, уставший человек, который просто хотел отдохнуть после работы, всё же не сможет этого нормально сделать из-за того, что просто какой-то неуклюжий работник, не выспался сегодня ночью из-за какого-то плохого сна и перепутал заказы! И весь день я буду каким-то до раздражающего заторможенным. А я ведь и до этого честно считал, что бешу их одним своим существованием, извечными проблемами в речи, своим лицом и ужасной неуклюжестью, а если я ещё и тупить буду... Просто кошмар. Порой самое главное что меня бесит в себе: собственная глупость и нерасторопливость, что в сочетании с недосыпом дают вместе адское комбо. Как минимум для моей работы. Но сон, к сожалению, так и не шёл. И гадай теперь: причина ли в том, что мозг устроил такую подставу, и решил опять помучать меня очередным кошмаром, или это я сам, своими же размышлениями отогнал ту лёгкую пелену сонливости, которая прежде приятно окутывала меня? А, может, выйти в коридор? Пойти на кухню и выпить воды? Я посмотрел на дверь, которая невидимо всегда защищала меня от ночных страхов и шорохов за стеной. Она была моей хлипкой крепостью перед опастностями ночи, лёгкой и не уверенной. Если кто-то захочет пробраться, он точно это сделает. Ещё немного и, кажется, дверь сама собой легко слетит с петель, и, с громким звуком упавшего со стола теста, шлёпнется об пол, стоит лишь надавить на неё с определённой силой. Хотя нужно ли это ночным тварям? Казалось, что им было бы достаточно лишь сунуть длинные, костлявые чёрные руки под дверью, чтобы схватить меня, и быстро, не донеся до своей чёрной глотки, растерзать моё тело на малкие обрывки тканей и органов. Я неуверенно встал, и, в темноте, пошёл к письменному столу, стараясь при лунном, тусклом серебрянном свете, на ощупь отыскать выключатель настольной лампы. Комнату сразу же озарил вырвиглазный голубоватый свет, напрочь отбивающий мою возможность в дальнейшем видеть хоть что-то в кромешной тьме без вспомогательных средств. Я взял в руки телефон. Время три двадцать. Я съёжился, хоть и прекрасно понимал, что все эти сказки про три часа ночи, монстров, демонов и призраков, что особенно активны именно в это время — обычный миф, страшилка, и то, что точно не имеет ничего с реальностью, это так, глупость. Но всё равно при взгляде на время, невольно появлялась мысль. Мне конец. Особенно после кошмара. Сегодня точно не мой день. Который кстати, ещё даже не начался. Хотя почему не начался? Уже больше двенадцати... Почему же мне тогда кажется, что сейчас ещё не завтра? Хотя как по мне, завтра наступает только после сна, после пробуждения, и странно звучащее завтра, может начаться хоть в час дня, и никак не раньше, а закончится например в пять утра, когда только лёг, всё зависит только от того, кто именно спит. Тьфу, опять про какие-то глупости думаю... Какая мне вообще разница? Зачем я про это думаю? А зачем я думаю вообще?.. ... И вот опять я... Надо бы заканчивать, и постараться заснуть.. Жаль только по телу от недавнего кошмара, а также милых размышлений о смерти, до сих пор разливался страх, и, почти не снижая своей громовки, держал меня в постоянном напряжении, а мне оставалось лишь ждать, когда я наконец успокоюсь и смогу лечь обратно. Это уже начинает раздражать в какой-то степени.. Почему же просто нельзя взять и успокоиться? Это уже неконтролируемое. Если слёзы или гнев можно попытаться остановить, то страх — нет. Он либо есть, либо нет. Он либо скуёт тебя тяжёлыми, весом с тонну, железными крупными цепями, не давая тебе двинуться с места, либо будет мелко, но точно клепать мозг, выбивая одну за другой здравые мысли. Ну, либо ты и в правду не боишься. Хотя когда я был по-настоящему спокоен в последний раз? Когда мне не о чем было беспокоиться? Ощущение, будто страх и тревога были со мной постоянно, что они ходили за мной по пятам, и уже полностью слились со мной, въедаясь мне под кожу, что страх проедал дыры в моём теле, заживо поедая меня изнутри, как мерзкий паразит, он ползал мне между рёбер, царапая влажную кожу острыми чешуйкими. Я чувствовал, как этот червь собственных сомнений ползал внутри меня туда-сюда, я чувствовал его изворотливость и противную живучесть, как он, вырывая острыми зубёнками ткани внутренних органов, понемногу, но постоянно, так, что я уже почти был пустым, и паразит, состоящий из моих самых главных минусов, уже почти всё выел, даже мозг уже был полностью съеден, а он оставил от меня лишь жалкую, сухую, тонкую кожурку, и теперь, удобно расположившийся червь, управлял мной, так как ничего живого во мне не осталось, и я лишь пустой оболочкой продолжаю бродить по этому миру, делая однообразные действия, как запрограммированый, старый робот, создатель которого даже не потрудился вставить в него ещё хотя бы парочку шестерёнок хотя бы для вида, что этот хладный труп до сих пор жив. Ведь меня даже с натяжкой было сложно назвать таковым. Именно сомнения и страхи в большинстве своём решали, как я буду жить, говорить, и чувствовать. ... Из коридора, вывев меня из раздумий, послышались чьи-то тяжёлые, размеренные шаги, которые, судя по звуку скрипящего под ними пола, направлялись на кухню. Не могу сказать, что я очень-то мог определять всех своих троих сожителей лишь по шагам, но, как минимум на слух, мог хотя бы примерно прикинуть (даже если и ошибочно), кто проходит сейчас во тьме ночного коридора. Но, судя по глухому звуку твёрдого, уверенного шага, а так же удару обо что-то, и последуещему звучному: – Блять! Это точно был Пик. Невольно я улыбнулся. Да, предвещавший его мат до сих пор резал ухо, но я улыбнулся. В груди появилась на удивление приятная тревожность. Почему то очень захотелось увидеть его снова. Захотелось снова просто побыть рядом. Взять кружку, неловко поразмешивать сахар в кипятке, и сесть напротив.        Напротив...                      Но это же... Наверное, так близко. Звонко щёлкнул старый переключатель, предвещавший, с небольшой, но обоснованой своим приклоным возрастом задержкой, подёргивающийся, жёлтый свет на кухне. Ещё даже не отрывая дверь, в узкой щёлочке я уже видел, как тепло он окутывает соседнюю комнату, отражаясь в блестящих половицах коридора, ведущего мимо моей комнаты. Пик что-то недовольно ворчал себе под нос, несколько долгих минут заливая воду в чайник. Это показалось мне странным. Если бы он хотел просто быстро выпить кофе и сразу же пойти к себе, он бы налил немного, чтобы позже не пришлось долго ждать пока вода закипит. Но Пик почему-то так не сделал... Зачем же тогда ему лить так много ради такой простой цели, тем самым затрудняя её? Зачем так стараться ради того, чего можно было бы добиться гораздо быстрее? Но он продолжал упорно заполнять чайник целиком, пока в моём уставшем мозгу не промелькнула очередная, очень глупая мысль. Я очень бы хотел быть чайником в его руках.