Моим миром правишь ты

      Дни в четырёх стенах без возможности физической активности тянутся мучительно долго. Они выходят на прогулку каждый поздний вечер перед сном, чтобы совсем с ума не сойти, но большую часть времени Чонгук отлёживает бока, которые, кажется, увеличиваются из-за той еды, что приносит Намджун. Тот готовить не особо умеет, да и сам Гук не лучше, поэтому питаются они тем, что готовят в ближайшем ресторане.       За эту неделю, что они были наедине, Чонгук действительно лучше узнаёт Намджуна, даже его привычку тренироваться в пять утра. Узнаёт насколько чуткий сон у бывшего северного военного и как ужасны бывают ночные кошмары. Чонгук наблюдает сторону, которую тот ранее не показывал, и всё больше замечает, что между ними есть общее. Общее, которое и затянуло, видимо, Чимина. Он видит в нём те самые звёзды, которые наблюдает в темноте ночного неба. Как и в нём самом когда-то, когда вытирал с лица капли крови и шипел на его хмурый взгляд, пока Чон отказывался подставлять разбитую губу для обработки.       От этой мысли снова что-то переворачивает душу, заставляя опустить взгляд в пол.       — Они сегодня должны вернуться по идее, да? — Чонгук не смотрит, пока наливает чай, но слышит шаги Намджуна и задаёт вопрос.       — Да. Хочешь поехать встретить?       — А уже можно выйти из-под надзора? — Гук усмехается, поворачиваясь ко второму мужчине, и поджимает губы. Он помнит прекрасно, что он в гостях у Наму, и что тот, возможно, всё ещё не может привыкнуть к нахождению кого-то ещё в своём доме. Потому что каждое утро, пока Чонгук спит, Джун выходит из душа совершенно обнажённый, чтобы дойти до своей комнаты. А пару раз Чон уже не спал — и успешно застал эту картину, как, например, и сейчас. Полотенце можно считать за одежду?       — Можем поехать и встретить их, господин Чон, думаю, не будет против, если Чимину будет чем заняться, пока он сам будет с Юнги, — доставая себе вторую чашку, чтобы налить кофе, отвечает Джун. Чонгук внимательно наблюдает за шрамами на его теле, ожогом под одной рукой, который он не пытается скрыть, и замирает, когда его ловят с поличным за рассмотрением чужого тела. — Тебя смущает?       — Твоё голое тело рядом со мной?       — Вообще-то, я имел в виду мои шрамы и ожоги, — смеётся тихо Джун, поворачиваясь лицом к Чонгуку, чтобы ещё больше смутить обладателя бэмби-глаз, чьи щёки краснеют быстрее, чем закипает чайник. — Но и твой вариант звучит достаточно интересно.       — Меня не смущает ни то, ни другое. Почему меня должно смущать твоё тело, если у меня самого ничуть не хуже?       — Разве? Я не видел его, чтобы утверждать такое, — издевается в открытую Намджун, явно не ожидая того, что покрасневший от смущения Чонгук снимет с себя футболку одним движением, демонстрируя свой торс. Это выглядит забавно, словно он пытается вытеснить из головы одну мысль другой, но удаётся только увеличить первую в размерах.       — И ничем не хуже, совсем не хуже.       — Действительно. Моё тело без шрамов было бы таким же красивым?       — Оно и со шрамами красивое, — бросает Чон и тут же кусает свой язык и щёки изнутри, прикрыв глаза. Если бы он мог объяснить своё поведение и все те мысли, что приводили его в замешательство уже не первые сутки, то он бы это сделал без сомнений, но сейчас он на это не способен совершенно. В его голове в эти дни нет ничего здравого, лишь абсолютное непонимание происходящего и того, чего именно он хочет. Он понимает, что им предстоит серьёзный разговор с Чимином, но что он может ему сказать, если находится в полной смуте, где нет и проблеска уверенности в своём решении?       Возможно в этом и было их главное различие, несмотря на всю схожесть. В умении чувствовать без слов.       Намджун ведь без лишних слов в тот вечер понял, что их с Чимином поцелуй в театре был самой опасной миной в его жизни, на которую он наступил не глядя, стоило лишь тому поманить взглядом. В тот вечер он пришёл к Паку с самыми лучшими макарунами в городе, но с улыбкой принял поражение, когда увидел Чонгука. Он всё понимает без слов, независимо от того, касается ли дело чувств, защиты или же приказа. И сейчас ему тоже кажется, что Чонгук смотрит выжидающе и не двигается с места не просто от парализующего смущения или страха.       Сокращая до предела расстояние, Намджун жадно врезается в чужие губы, заставляя мужчину отступить на шаг от напора и прижаться поясницей к столешнице. Ему отвечают сразу же, что не может не радовать, потому что он готов был к худшему сценарию. Но, кажется, Чонгуку самому хочется понять для себя, влечёт ли их друг к другу так же сильно, как их влечёт к Паку. Поцелуй становится далеко не нежным, каким он у них был с третьим, а более грубым, властным, и до одури ненасытным. Ким прижимает его за поясницу к себе, забираясь рукой под кромку спортивных брюк, и с трудом останавливается. Чонгук обнимает осторожно, но даже его лёгкие касания не удерживают полотенце на бёдрах, из-за чего рука невольно опускается на оголившуюся ягодицу Джуна, придвигая того ближе.       — Ты хочешь продолжить или мне остановиться? — Шепчет Наму, поднимая тяжёлый взгляд на Чона, чьи зрачки расширились, глядя прямо на него.       — У меня сейчас в голове полный бардак и я боюсь совершить непоправимую ошибку, — хрипит Гук, сглатывая и пытаясь сбить ком в горле, чтобы договорить. — Я чертовски сильно запутался в том, что сейчас чувствую. Я люблю Чимина, но нормально ли, что нас троих так влечёт друг к другу? Любит ли он меня в ответ или это просто интерес? Мы не говорили с ним об этом после той ночи, когда ты заходил к нему, мы лишь раз переспали, и я не знаю, есть ли между нами что-то серьёзное, кроме чувства привязанности за столько лет? И я знаю о том вашем поцелуе, потому что видел, как вы прятались во время концерта Юнги... Я не понимаю, запутался ли я один, или же мы все, что с этим делать и чего именно я хочу... — Он говорит на выдохе все, что крутится у него в голове, даже не пытаясь фильтровать вопросы и мысли. Ему необходимо сказать об этом вслух, чтобы хоть немного охладить накал в мозгу, который не даёт покоя.       — Тогда давай мы остановимся сейчас, хорошо? — Поднимая футболку с пола, Джун протягивает её владельцу, а сам возвращает своё полотенце на место и вновь смотрит на Чонгука, который замер между широкой грудью и столешницей. — Когда Чимин приедет, мы обязательно сядем и поговорим, ладно? Если я могу тебе помочь сейчас хоть с частью твоих мыслей в голове, то давай, я готов обсудить всё, а если ты...       — Ты уверен, что действительно хотел бы отношений втроём? Тебя совершенно не смущает делить мужчину, который тебе нравится, с кем-то ещё? — Принимая предложение помощи ещё до того, как обстановка вновь изменится, Чонгук задаёт вопрос прямо в лоб.       — Я сейчас оденусь и вернусь, а то обсуждать такую серьёзную тему с голой задницей не очень хорошая идея. Пока налей, пожалуйста, мне кипяток в чашку, а то чайник взорвётся сейчас, — слабо улыбнувшись, Намджун уходит в комнату, пока Чон берёт себя в руки, отлипая от стола.       Наливая чай себе и кофе для Намджуна, он кидает ему две ложки сахара, как тот постоянно пьёт, и ставит чашки на стол. Гук успевает сделать пару глотков, когда на кухню выходит уже одетый Ким, усаживаясь напротив.       — У меня никогда не было серьёзных отношений, потому что моя работа мне не позволяет быть в них, как и твоя, собственно. Но тебе попроще, ты телохранитель музыканта, у которого рисков умереть, выйдя на улицу, будет куда меньше, чем у господина Чона. С момента, как я работаю на него, не было спокойной недели, чтобы на него не устраивалось покушения, и сейчас, когда он находится в Милане, мне тревожно за его безопасность. Его лицо никогда не было известно широкой общественности, только люди из высшего круга знали, потому что он их держит за яйца... Поэтому я никогда не заводил отношения. Но у меня есть та любовь и те чувства, которые я могу дать человеку, — откровенно признаётся Намджун, делая глоток кофе и снова продолжая: — И поэтому, думаю, отношения на троих для меня будут хорошим вариантом, чтобы я мог дарить свои чувства и в тоже время знать, что, если однажды ночью я не вернусь, мой человек не останется в одиночестве и будет в безопасности. Что у него будет тот, кто сможет любить его так же сильно, как и я.       — Но тогда ты оставишь двух влюблённых в тебя людей страдать, разве нет? От твоей смерти будут страдать ещё больше, целых два человека, это же ещё хуже.       — Для этого они будут друг у друга, — улыбается Наму, опуская грустный взгляд на чашку Чона. — Возможно мои слова звучат эгоистично и неправильно, но... Одному сложнее собрать себя по кусочкам после боли утраты, а если вас двое, вы можете помочь друг другу найти нужные осколки.       — Ты хочешь отношений на троих, потому что хоронишь себя каждый день?       — Да. Я смотрю здраво на свою работу и готов ко всему, у господина Чона хранится даже моё завещание на этот случай. Я хочу жить, поэтому я живу тем, что будет делать меня счастливым, но я не хочу строить ложных иллюзий на своё светлое будущее. Я не вижу его. А ты видишь свое будущее? — Намджун смотрит с интересом, ожидая, пока Чонгук обдумает вопрос.       До того момента, как Чонгук осознал, что его интересуют мужчины больше, чем женщины, он видел своё будущее с женой и двумя детьми, с которыми он будет проводить вечернее время, пока днём работает. Будущее обещало стать совсем обыденным, без лишнего пафоса. Где его любят и понимают, и где он отвечает на это взаимностью. Он видел своё будущее в своих детях, которых ни за что не бросил бы так, как бросили его.       Но что теперь? Он работает телохранителем, хоть и музыканта, но умереть может в любой момент: нет никаких гарантий, что воздыхатель Юнги будет адекватным, или же кто-то ещё не решит нарушить границы дозволенного. Он, наверное, так же, как и Намджун, не знает своего будущего, потому что то, чего он хотел изначально от своей жизни, в корне отличается от реальности, которую он проживает.       — Я не знаю. Мои планы на жизнь раньше были более... Традиционными, — усмехается Чон, понимая, насколько нелепо сейчас звучат его слова. Он поднимает голову, упираясь локтями в стол, и прижимает пальцы к своим губам, пронзительно долго глядя в глаза напротив. — Если он выберет одного?       — Значит, тебя не будут больше терзать мысли об отношениях втроём. Их просто не будет. Ты ведь не хочешь их и планируешь согласиться ради Чимина, если он предложит, верно?       Чонгук ловит себя на мысли, что разговоры с Намджуном у него бывают крайне редко, но они всегда полны смысла и тех диалогов, которых ему не хватало всю жизнь. Они полны им самим. Кто-то интересовался всеми его скелетами в шкафу и пытался собрать кости даже у мёртвого, сдувая пылинки. Ему всегда не хватало того, кто будет с ним именно таким — серьёзным, но на равных. Кто будет чувствовать, что именно у него внутри, потому что Юнги и Чимин были хорошими друзьями, но они слишком сильно отличались от него своим видением мира.       — Я не говорю, что не хочу этого, я просто не понимаю, будет ли это...       — Правильным будет то, что выберешь ты. Никто из нас не имеет права решать за тебя, но я и, думаю, Чимин, примем любое твоё решение спокойно.       Переведя взгляд на часы, Чонгук решает не отвечать, просто потому что не знает пока, что на такое можно сказать. Он молча поднимается, допивая чай, и моет чашку, после чего направляется в душ. Совсем скоро приедут Чимин с Юнги, которых он хочет хотя бы встретить с поезда, поэтому нужно было собраться и привести себя снова в человеческий вид. Аккуратно помыв голову и тело, он минут десять стоит под слабым напором воды, прикрыв глаза. У Намджуна достаточно свободный взгляд, и он, кажется, совершенно не против того, чтобы попробовать подобные отношения, в которых все трое будут иметь связь между собой. Где все трое будут ответственны друг перед другом, где им всем придётся делить одну кровать на троих и, что ещё более пугающе, одно сердце на двоих сразу.       Выйдя из ванной и одевшись, Чонгук убирает волосы со лба и садится на диван в ожидании Кима. Тот выходит спустя пять минут в своей привычной одежде, полностью чёрной, начиная водолазкой и заканчивая тёплым пальто. Дорога до вокзала становится долгой из-за длительного и напряжённого молчания, словно они вернулись в их первую встречу месяц назад, во время которой каждый хотел убить другого. Этой недели, за которую они нашли общий язык и обрели уже даже свои шутки, понятные только им, будто и вовсе не существовало. Один терзался мыслями о своих собственных чувствах, а второй не мог ничего с этим поделать. Раньше чувств не было вовсе, а теперь Чонгук, кажется, чувствует слишком много и не знает, что из всего этого настоящее, а что — лишь ложный шлейф приятного аромата, который вскоре растворится и исчезнет.       Добравшись до вокзала, они выходят на нужный перрон и ожидают прибытие поезда всё в той же тишине, затерявшись в тени других людей. Когда Намджун отходит на какое-то время, Гук, стоя с накинутым на голову капюшоном, даже не сразу замечает этого, пока ему под нос не суют горячий стаканчик чая и пар не попадает на лицо.       — Согрейся, пока ждём.       — Спасибо... — Аккуратно перехватывая бумажный стаканчик, Чонгук двумя руками держит его и смотрит в сторону поезда, который начинает гудеть и подъезжать ближе. Они успевают сделать несколько глотков и терпеливо ждут, когда из вагона выйдут уже все неизвестные люди и пока не появятся знакомые глаза. Снова поиск в толпе, совсем как в тот день, когда Чон вис на шее северного телохранителя, пытаясь не сойти с ума от боли в голове, пока не увидит своих друзей в безопасности.       Замечая знакомые в толпе светлые волосы, а рядом Хосока с Юнги и несколько охранников позади, Намджун и Чонгук выпрямляются. Кидая недопитый чай в урну, они двигаются к навстречу, видя, как на лице Пака расцветает улыбка буквально за секунду.       — Тебе разве можно уже выходить так далеко и в такие шумные места?       Ни привета, ни объятия. Чимин стягивает капюшон с Чонгука и тут же наклоняет его к себе, чтобы рассмотреть место удара, которое Джун ежедневно обрабатывал.       — Я тоже рад тебя видеть, Чимин, — тихо произносит Чонгук, пока его ранение изучают, и неожиданно крепко обнимает Пака.       — Я тоже рад, но тебе в безопасности я рад больше.       — А мне тоже рад? — Смеётся Юнги, не отлипая от бока старшего Чона, который выглядит менее бодрым, чем остальные.       — Господин Чон, Вы выглядите уставшим. Машина готова, я отвезу Вас домой, — Намджун в долю секунды включается в прежний режим и выглядит вновь той непробиваемой глыбой, которую Чон повстречал впервые.       — Его ранили в бок и он все ещё не восстановился нормально, — отшагнув сторону из-под руки Хосока, Юнги взглядом указывает на местоположение раны, после чего вновь подстраивается под плечо. — Сокмин уже ждёт нас, мы поедем сразу к врачу.       — Юнги преувеличивает, — щипая музыканта в плечо и ворча на его длинный язык, Хосок мгновенно останавливает мысли Кима, который и без того дико переживал, что босс находился в другом городе и без него.       — Вы больше и шагу без меня не сделаете, господин Чон.       — Айщ, без тебя как-то выживал раньше и сейчас не сдохну, — отмахнувшись, Хосок двигается с Юнги в сторону выхода с вокзала. — Сегодня меня не существует, у меня выходной. У тебя тоже.       — Но босс!       — Вы-ход-ной, Намджун! — Махнув своему телохранителю, уже стоя к нему спиной, он исчезает в толпе, оставив Кима с нелепым выражением лица.       — Это что сейчас было? Что вы сделали в поезде с господином Чоном, которого я знаю?! — Он оборачивается к хохочущему Чимину, который протягивает свою сумку в пустые руки Кима.       — Юнги сделал с ним любовь, — Чимин рисует пальцами в воздухе сердечко, тут же схлопывая его ладошками, и смеётся пуще прежнего.       — Это то, о чем я думаю? — Уточняет Чонгук, выглядя не менее шокированным.       — Если вы думаете про секс, то да, вы будете правы. Всё, давайте мы тоже пойдём? Я замёрз ужасно! Можем заехать куда-то покушать?       — Да, — подняв взгляд на Чонгука, тихо произносит Намджун, но ему в ответ уверенно кивают, развеивая сомнения, и Джун отвечает с большим энтузиазмом.       Добравшись до машины, Чонгук тянется за ручкой двери, пропуская Пака, а сам садится вперёд. Всю дорогу до ресторана они едут, слушая Чимина, у которого откуда-то в лёгких хватает воздуха, чтобы подняться до верхнего тенора, если бы он вдруг решил стать оперным певцом. Чонгук даже радуется, что Чимин говорит, а не задаёт вопросы, потому отвечать честно нет сил, а врать — желания. Ему хочется просто выслушать всё, что накопилось у парня за поездку, развить любую тему, лишь бы не переходить к серьёзному разговору.       Когда они добираются до ресторана и берут столик на троих в самом приватном месте, Чонгук смотрит на интерьер помещения так внимательно, словно собирается здесь жить, чтобы не встречаться лишний раз взглядом с Паком. Они с самого момента знакомства были друзьями, пока в какой-то момент не появились незваные чувства, благодаря которым он теперь в таком дурацком положении. Он боится посмотреть в глаза своему другу, боится даже заговорить и спросить лишний раз хоть что-то, что может послужить поводом для другого, более серьёзного разговора. Но его всё равно не избежать. Вопрос всё равно надо решить, чтобы не растягивать это неловкое молчание.       — Что произошло между вами за эту неделю, что Чонгук такой напряжённый? — В шутку произносит Чимин, глядя то на одного, то на другого. Намджун пытается отвести диалог в сторону, рассказать что-то, что не будет иметь отношения к чувствам, но Чон нервно чешет свою ладонь под столом и решается.       — Мы поцеловались.       — Господа, вы уже определились с выбором? — Официант подходит ровно в ту секунду, когда глаза Чимина становятся по величине похожи на две луны.       — Мне тартифлет, мужчине бланкет из телятины и... — Намджун берёт на себя инициативу покормить их, бросает взгляд на Чона и ожидает, что тот выберет, но Гук не шевелится и, кажется, даже не дышит, пока смотрит в глаза напротив. — И буйабес.       — Вино?       — На ваш вкус, — официант удаляется, получив заказ, оставляя мужчин в их напряженном молчании.       — Что ещё вы успели без меня сделать? — Глядя на Намджуна и снова переводя взгляд на Чонгука, произносит Чимин и сплетает пальцы. — И я совсем не злюсь, если что. Я хотел об этом поговорить, когда закончатся гастроли Юнги, но раз за этим столом сидят все, кто успел между собой перецеловаться, то есть смысл поговорить об этом раньше.       — Ты хочешь отношений втроём? — Чонгук сегодня отличается прямолинейностью, даже не пытаясь говорить тактичнее или мягче. Он никогда в принципе не любил ходить вокруг да около, а теперь, с такой темой для обсуждений, тянуть дальше не хочется вовсе.       — Этого должен хотеть не только я, — отвечает Чимин, не отрывая взгляда от Гука. — Я должен объясниться в своих чувствах, но мне нечего сказать, кроме того, что вы оба мне нравитесь. С тобой я дольше знаком, мы дружим давно, но как на мужчину я взглянул на тебя только недавно, и теперь ты для меня открываешься с другой стороны, а ты, — переводя взгляд на Намджуна, который все это время не вмешивался в диалог двух друзей, Чимин чуть улыбается. — С тобой мне кажется, что прыгаешь в бездну и тебя подхватят. Я не знаю, как объяснить то, что мне нравится быть рядом с тобой. Мне кажется, я могу до бесконечности долго изучать вас и никогда не узнаю. Это может показать глупым, но я не могу контролировать свои чувства, когда нахожусь рядом с вами. Я не хочу выбирать между вами, мне больно от этой мысли. Я всю поездку думал о том, что, когда вернусь, нужно будет это обсудить и принять решение, но я понимаю, что у меня нет храбрости сделать это.       — Тебе не нужно будет принимать его, — тихо говорит Гук. — Я не готов к этому. Я запутался в том, что чувствую, а за эту неделю легче не стало, — кидая взгляд в сторону Намджуна, он кусает губы и сжимает под столом кулаки. — Мне нужно разобраться в самом себе и понять, говорит ли во мне привязанность к тебе за столько лет дружбы или же я действительно хочу отношений с тобой. И Джун... За эту неделю я узнал его немного лучше, оттого и нитей в моем клубке стало ещё больше. Я не вижу ничего плохого в отношениях на троих, если сердца способны выдержать все эти чувства, но мне сейчас нужно немного времени, хорошо?       Официант подходит как раз вовремя, расставляя еду и заглушая тишину посудой и французской речью. Чонгук глядит на свою тарелку супа, подмечая, что и в этот раз Джун невольно, а может и намеренно, проявил к нему внимание.       — Ты знаешь, сколько тебе нужно времени? — Ким впервые за вечер встревает в разговор, наклонившись немного ближе. — Если ты хочешь этого, хочешь быть в отношениях с нами обоими, то тогда мы будем ждать. Если твои чувства к Чимину будут сильнее, когда ты распутаешь свой клубок чувств, то...       — Нет. Либо втроём, либо никак, — Чимин выглядит растерянным и разбитым. — Мы втроём или каждый сам по себе. Но не друг с другом. Так будет правильнее.       — Я согласен, — кивает Чонгук, поднимая голову. — И я благодарен за ваше понимание. Возможно я прошу многого, но...       — Всё в порядке, Чонгук. Быть в отношениях — это нелёгкий выбор, который требует ответственности, в первую очередь перед своим сердцем и своими чувствами, поэтому нет нужды в спешке, — успокаивает Намджун, похлопывая младшего по плечу. — И уж тем более, когда это отношения втроём.       — Понимание, доверие, уважение — это то, что должно быть в первую очередь в таких отношениях. Если бы мы не понимали этого, то о каких чувствах и серьёзных отношениях мы бы тут рассуждали? — Поддерживает Пак, беря в ладони сжатый кулак Гука под столом и поглаживая его пальцы. Он чуть улыбается, видя реакцию, и наклоняется ближе. — Мы в любом случае все будем общаться и дальше, чтобы разобраться во всем, что внутри нас. Всё будет хорошо. Ты не потеряешь меня как друга, независимо от того, каким будет твой выбор, Чонгук.       — Спасибо, — кивает Чонгук, ощущая на своих щеках слёзы. — Правда, спасибо вам...       — Ого, да ты плакать умеешь, — по-доброму смеётся Джун, протягивая салфетки, но Чон упирается лбом в его плечо и прячет лицо. Чимин продолжает гладить его пальцы, а Джун легонько приобнимает за плечи, закрывая Чонгука от всех.       В полумраке ресторана, где три сердца пытаются понять, как биться в одном ритме, начинается новая история...