***
Конечно, он должен был понимать, что Геральт узнает о его визите к чародейке. Как только Лютик переступил порог их комнаты, ведьмак вскинул голову и глубоко вдохнул. — Ты был у Йеннифэр, — тон Геральта не был обвиняющим, но он явно заинтересовался целью их встречи. — Да. И что такого? — Лютик беззаботно подошел к сумке со своими вещами и сделал вид, что что-то ищет. — Зачем? — Были причины. — Тогда спрошу у нее, — Геральт встал. — Нет, подожди! Лютик вскочил и шагнул к Геральту, положив руки ему на грудь. Он не смог бы удержать ведьмака, если бы тот правда хотел уйти, но Геральт все равно остановился. Пристальный взгляд желтых глаз пронзил Лютика насквозь и впился в сердце. Тяжесть склянки с зельем в кармане показалась неправильной, грязной. Его плечи опустились, и он отошел от Геральта. — Я… я бы никогда не сделал это без твоего разрешения. Я не такой человек. — начал Лютик, доставая склянку и протягивая ее Геральту. — Просто… я постоянно волнуюсь о том, что ты думаешь обо мне. Я хочу знать правду, поэтому и пошел к Йеннифэр. Геральт взял пузырек и открыл его, принюхиваясь. — Зелье правды. Достаточно сильное, чтобы подействовать даже на ведьмака. — Да, — выдохнул Лютик, переминаясь с ноги на ногу. — Клянусь, я бы не стал его использовать, не спросив тебя. Я… что ты творишь?! Он попытался выхватить пузырек, но Геральт уже осушил его и проглотил зелье. У Лютика перехватило дыхание, когда кошачьи зрачки ведьмака расширились, став почти круглыми. — Ну вот, — пробормотал Геральт. Он глубоко вздохнул и сел на кровать. — Спрашивай. — Чт… почему… о чем ты вообще думал? — растерялся Лютик. — Я много хочу тебе сказать, но ведьмаков учат всегда держать эмоции при себе, — Геральт говорил так бесстрастно, словно рассказывал об очередной охоте. — Я хочу сказать тебе так много, но годы тренировок не позволяют мне это сделать. Это больно. И, может, когда ты узнаешь правду, то перестанешь всюду следовать за мной. — И что ты хочешь сказать мне? — Лютик сел на кровать рядом с Геральтом. — Все, — Геральт сжал челюсти. — Слегка пространно, не находишь? — Не спрашивай пространных вопросов, если не хочешь получить такой же ответ. — Ладно. Как тебе мое выступление прошлым вечером? — Ужасно, — тут же ответил Геральт и, не давая Лютику времени на раздумья, продолжил: — Пьяницы все испортили, когда начали подпевать. И я знаю, что ты не очень любишь те песни, они грубые и полны нелепых двусмысленностей. — О чем ты? Мне нравятся эти песни! — принялся оправдываться Лютик. Идея с зельем не могла обернуться ничем хорошим, зачем он вообще все это затеял. — Ты поешь такие песни только потому, что они приносят деньги и развлекают необразованную публику. — Отлично. Если ты меня так хорошо знаешь, Геральт из Ривии, расскажи, какие же, в таком случае, мои любимые песни? — Лиричные. О любви. — И что натолкнуло тебя на эту мысль? — Ты более вдохновленный, когда мы одни, а на привалах, под звездами, ты почти всегда поешь о природе и любви. — В этих песнях тоже полно двусмысленностей. — Я знаю. Лютик нахмурился и слегка поерзал на кровати. Теперь он понял, что имел в виду Геральт: он хотел сказать так много, но какая-то внутренняя сила не давала словам вырваться на свободу. Ему хотелось сказать: «Они все о тебе. Я сочинял все эти песни, пока мечтал о тебе, о том, кем мы могли бы быть». Вместо этого Лютик спросил на выдохе: — И что ты о них думаешь? — Они отвлекают меня от медитации, но я почти всегда не против послушать. — Правда? Я думал, ты назвал мое пение… как там было? Ресницы Геральта дрогнули, и он отвел взгляд. — Пирог без начинки. — Именно. Я до сих пор уязвлен, знаешь ли. — Я не хотел. Оно просто… вырвалось. Я тогда устал и хотел побыть один. Лютик моргнул. — То есть… Геральт, пожалуйста, объясняйся словами, а не странными метафорами. Что ты думаешь о моем пении? Словами. — Я ненавижу его. Мне не нравятся перемены на Пути — я даже называю всех своих лошадей Плотвой. — Ты поэтому меня ударил? — Нет, потому что ты назвал меня мясником. Лютик недоуменно сдвинул брови. — Но в те времена все знали тебя под этим прозвищем. Согласен, оно отвратительное, но не должно было тебя удивить. — Я думал, ты был другим, — едва слышно ответил Геральт. — Думал, что ты не увидишь во мне мясника. Ты не боялся меня. — Конечно, нет, — Лютик помрачнел. — Я не знал, что это прозвище так тебя задевало. — Я понимаю. — И я больше не называл тебя так. — Я заметил, — губы Геральта изогнулись в намеке на улыбку. — Потому что я никогда не хотел причинить тебе боль. — Я не закончил говорить о твоем пении. Лютик пару раз моргнул и скривился. — Ты сказал достаточно, разве нет? Ты ненавидишь мое пение. Закрыли тему. — Ненавидел, — поправил Геральт, придвинувшись к Лютику так, что они столкнулись плечами. — Сейчас твой голос для меня — самый приятный звук в мире. Радость осветила лицо Лютика, и он широко ухмыльнулся. — Ты действительно так думаешь? Очевидно, что да, ведь ты под зельем правды. Тебе нравится мое пение. — Да, — кивнул Геральт. — Я вслушиваюсь в него, когда отдыхаю после охоты. Оно помогает, когда ты перевязываешь мне раны. — Ох, Геральт, обними меня, ты, дикарь! Лютик обхватил ведьмака руками и зарылся лицом в его плечо. Он почувствовал, как Геральт прижался к его волосам и втянул воздух. — Ты что, нюхаешь меня? — невнятно хмыкнул Лютик. — Да. Ты приятно пахнешь. Если я иду на охоту без тебя, то наношу твои масла на запястья, пока ты не видишь. Помогает сохранять спокойствие. — Да ты романтик! Я понятия не имел, что ты можешь вести себя так мило, — рассмеялся Лютик и теснее прижался к Геральту. — Тебе стоило только попросить. Можешь использовать их столько, сколько хочешь. — Я предпочел бы не иметь посредников, — пробормотал ведьмак, нежно сжимая талию Лютика. Тот покраснел и отстранился, чтобы заглянуть Геральту в глаза. — Ты, эм, и правда очень романтичный. Есть ли что-то, что я еще должен знать? — Из нас двоих ты романтик. Неужели не заметил? — Заметил что?.. Нет. Лютик твердил себе, что это не могло быть правдой. Геральт просто вел себя дружелюбно. За его действиями и словами не скрывалось ничего более глубокого, а, может, это Йеннифэр заколдовала его во сне и теперь злорадствовала, и в любой момент он проснется, или Геральт тоже смеялся над ним, или… — Я влюблен в тебя. Что ж, если это сон, то он был весьма приятным. Бард обвил руками шею Геральта, и они соприкоснулись лбами: Лютик почти утонул в янтарных кошачьих глазах. — Повтори, — сердце Лютика пропустило удар. Геральт провел по его телу руками вниз и остановился на бедрах. — Я влюблен в тебя, Лютик. Довольно давно. Боги, щеки Геральта окрасил румянец. — Не знал, что ведьмаки умеют краснеть. — Только по особым случаям. — Тогда мне хотелось бы устроить еще пару таких случаев. Могу я поцеловать тебя? Геральт нежно прижался губами к его губам, и Лютик тут же прильнул к нему, с энтузиазмом отвечая на поцелуй. Он неторопливо провел пальцами по волосам Геральта, и они целовались снова и снова. Лютик слегка отстранился, когда они со смехом столкнулись носами. — Если подумать, то это не совсем честно. Ты выпил все зелье правды, так что даже не узнаешь, что я чувствую к тебе, — поддразнил бард. — Ты все равно никогда ничего от меня не скрываешь. — Ты меня раскусил, — Лютик патетично откинулся назад и прижал ладонь ко лбу. — Ты был довольно прямолинеен в своих песнях, — Геральт обнял Лютика за талию. — Волосы, серебру которых завидует луна? Лютик зарылся пальцами в волосы Геральта. — Шелковистее, чем тончайшая паутина. Что еще ты помнишь из моих песен? Геральт хмыкнул и несколько раз провел по спине Лютика. — Спой, освежи мою память. Лютик издал короткий смешок и мягко потянул Геральта, пока не уселся у изголовья кровати, прижимая ведьмака спиной к своей груди. Он обнял Геральта и положил подбородок на его макушку, а затем начал петь: он сплетал воедино строчки из всех своих песен, посвященных Геральту, и слагал новые куплеты. Геральт закрыл глаза, и на его лице появилась мягкая улыбка. Он расслабился, прижавшись спиной к Лютику, и одной рукой накрыл ладонь барда, а другую положил ему на бедро. Лютик протянул последнюю ноту и, переведя дыхание, поцеловал Геральта в лоб. — Я люблю тебя, моя луна и звезды, мой оазис в пустыне, мое убежище в бурю. Геральт шумно выдохнул и нежно коснулся линии челюсти Лютика. — Я тоже тебя люблю. — Пообещай, что ты скажешь мне это снова даже без зелья правды, — непрошенная слеза скользнула по его щеке. Геральт слегка улыбнулся, разворачиваясь, чтобы видеть лицо Лютика. — Его действие закончилось пять минут назад. Все еще правда. Лютик просиял и лег на кровать, а Геральт опустился рядом, спиной к нему. Его плечи расслабились, и Лютик разглядел в этом приглашение: он перегнулся через Геральта и подобрал одеяло, укрыв их обоих, а затем обхватил ведьмака за талию, прижимаясь максимально близко. — Думаю, дневной сон нам не повредит, — пробормотал Лютик, целуя Геральта за ухом. — Не знал, что ты способен на хорошие идеи, — лениво ответил Геральт. Он бросил взгляд через плечо, ухмыляясь. Лютик рассмеялся и прижался к его губам в целомудренном поцелуе. — Иногда, — прошептал Лютик. — Зелье правды было хорошей идеей, согласен? — Посмотрим. Геральт ласково взял руку барда и положил ее поверх своей, устраиваясь на кровати. Лютик улыбнулся, уткнувшись Геральту в плечо, и переплел их пальцы. — Люблю тебя, мой прекрасный белый волк. Я собираюсь тебе присниться. — Как и каждую ночь.