Еще один день

      В детстве Том часто представлял, как возвращается домой.       Он не мечтал о многом — лишь о теплом, безопасном месте, где его ждут. Может, его ждал отец, который подарил ему имя? Или несуществующая жена? В приюте у Тома было мало ориентиров, поэтому он фантазировал о чистоте и сытости, о приятной компании — обо всем, чего ему так недоставало. Но когда стало понятно, что никому нет до него дела, от этих наивных размышлений пришлось отказаться. Ему не нужен был дом — его амбициозные планы совершенно не сочетались с понятием семьи, со спокойствием и стабильностью. Том был выше этого и не нуждался в таких мелочах.       Поэтому он снимал тесную квартиру под самой крышей, куда возвращался, чтобы заснуть и проснуться — это было скорее пристанище, и поместье Йорков, где он собирался разместиться в будущем, должно было стать всего лишь пристанищем побольше.       Том думал, так будет всегда. Пока не встретил Гарри Поттера.       — Ты сегодня поздно, — сказал Гарри, выглядывая в коридор.       На нем была футболка, кое-как заправленная в брюки — так он ходил на работу. Том искренне не понимал его любви к этому предмету гардероба, который даже магглы носили неохотно, а волшебники и вовсе избегали из-за чрезмерной откровенности. Не было ничего удивительного в том, что квиддичная лавка пользовалась такой популярностью у студентов Академии Авроров — поклонники так и слетались, когда Гарри стоял за прилавком.       — Горбин ведет дела с гоблинами, и мне были поручены переговоры, — сказал Том.       — Гоблины? — удивился Гарри. — Они что-то продают вам?       — Проклятые кнаты. Они пользуются популярностью.       — Не уверен, что вещь со словом «проклятый» в названии должна быть популярной, — Гарри осуждающе покачал головой, но всё равно улыбнулся.       Он наблюдал за тем, как Том снимает мантию и вешает ее на крючок: нормальная вешалка в их тесной прихожей не помещалась, а использование чар преобразования пространства в старых домах было строго-настрого запрещено. Когда Том жил один, ему хватало и крохотной кухни, и узкого коридора, заканчивающегося ванной комнатой, и темной спальни с круглым окном, выходящим на Косой Переулок. Сейчас же приходилось ютиться. Дом был старым и ветхим, держащимся только благодаря строительным чарам. Пол скрипел и подгнивал, на потолке постоянно появлялась плесень, а зимой ветер проникал сквозь щели, игнорируя любые защитные заклинания.       Это было паршивое место. Но Гарри притащил с какой-то помойки разбитые цветочные горшки, налепил на стены плакаты квиддичных команд, накупил ярких безделиц, и квартира преобразилась — она оставалась всё такой же старой, но более не казалась пустой. Теперь на кровати лежал красно-зеленый плед, в коридоре валялся стертый коврик «Добро пожаловать», на кухне громоздились цветные кружки и разномастная утварь. На каждом подоконнике стояло по выводку зеленых монстров, которых Гарри самозабвенно поливал каждые выходные, а все книги были разложены аккуратными стопками.       Гарри сумел сделать эту квартиру похожей на дом. А Том позволил ему.       Он слишком поздно понял, к чему это может привести.       — Я готовлю карбонару, — сказал Гарри.       — Что это? — спросил Том.       — Эм, — Гарри неловко растрепал волосы. — Макароны с беконом, яйцом и сыром.       — Звучит вкусно.       Когда Том зашел на кухню, Гарри хлопотал у плиты. У него отлично получалось готовить: он ловко обращался с приборами и почти не пользовался палочкой. Их крохотную кухню составляли только плита, тумба и один шкаф с замораживающими чарами, но этого хватало, чтобы Гарри ловко перемещал продукты и не жаловался на тесноту. Они жили здесь уже год, но он никогда не выказывал желания переехать — его добрая, сентиментальная натура привязалась к этим мрачным стенам, и Тому ничего не оставалось, кроме как потакать ему.       В конце концов, они были молодыми людьми без высшего образования, работающими продавцами. Тому было двадцать, а Гарри не так давно исполнилось восемнадцать: в такой ситуации не стоило рассчитывать на большой достаток, и Том старательно отыгрывал свою роль в глазах общественности — и в глазах Гарри тоже. Они экономили каждый кнат, в то время как его хранилище в Гринготтсе полнилось похищенными сокровищами и деньгами, которые Том не мог потратить. Это было нелепо. Он хотел во всём сознаться, правда хотел.       Но поначалу он не доверял, потом не находил момента — а затем прошел целый год.       — Мы сегодня продали две метлы, представляешь? — Гарри сунул нос в кастрюлю, где кипели спагетти. Том занял место на колченогом табурете. — Иногда бывает неделями продаем всякие мелочи, а тут — сразу две в один день! Здорово, правда?       — Да, — согласился Том.       — А у тебя было что-то интересное? Кроме гоблинов?       — Ничего, — вздохнул Том. — Тухло, скучно. Мои покупатели не остаются поболтать, в отличие от твоих. К тебе снова ходили те девицы?       — Будто бы к тебе они не ходят, — Гарри глянул на него через плечо и улыбнулся.       — Им слишком страшно задерживаться там надолго.       — Неправда. Когда я зашел туда в первый раз, за стеллажом прятались пятикурсницы.       Том хорошо помнил день, когда впервые увидел Гарри. Тот был невысоким, тощим и растрепанным — абсолютно потерянным среди переулков волшебного Лондона. Он заглянул в магазин, опасливо походил мимо стеллажей, а затем приклеился к прилавку: позже он рассказывал, что его просто порадовало молодое лицо, потому что все прочие люди, к которым он обращался с просьбой подсказать дорогу, осыпали его крайне сомнительными предложениями. Том не имел привычки разговаривать с клиентами, которые не были готовы расстаться с круглой суммой денег — мальчик в поношенной одежде на такого человека совсем не походил. Но его альтернативой были газета и школьницы, поэтому Том просто выбрал меньшее из зол. И в итоге он оказался на этой кухне, а Гарри готовил ему макароны.       Возможно, стоило всё же выбрать газету.       Том просто не знал, как ему поступить. Его истинная цель, ради которой он трудился много лет, буквально разрывая свою душу на части, не могла быть достигнута, если каждый вечер Том вынужден был притворяться уставшим продавцом. Комок лжи его угнетал — не потому что он не любил лгать, а потому что он знал, что вес этих секретов может стать для Гарри чрезмерным. Но разве мог он рассказать ему о крестражах, убийствах и Волдеморте?       Гарри был добрым, наивным человеком. Он всю жизнь провел в какой-то глухой деревне, где жил со своими сумасшедшими родственниками и учился в крошечной волшебной школе. В Лондоне для него всё было в новинку: он пялился на автомобили, на фотографии и плакаты, а увидев на улице лошадь, так и вовсе открыл рот от удивления. Но он был талантливым, изучал окклюменцию и чары Патронуса и не боялся огрызаться — Тома тянуло к нему со столь неистовой силой, что даже его искалеченная душа начинала изнывать от тоски.       Он не хотел его потерять. Как он должен был поступить?       — Ты напряженный, — Гарри поставил перед ним тарелку и сел напротив. — Точно всё хорошо?       — Хм, — Том взял вилку и потыкал ею кусок бекона. — Я думал, может, ты захочешь встретиться с моими друзьями?       Гарри на мгновение замер, и его челюсть напряглась.       — Твои друзья? — спросил он. — Лестрейндж, Розье, Нотт и Малфой?       — Да, — кивнул Том.       — Мы уже встречались, — напомнил Гарри. — Кажется, я им не слишком нравлюсь. Мне показалось, что твои друзья предпочитают компанию чистокровных волшебников.       — Я полукровка, и им это известно.       — Ты слишком симпатичный, чтобы тебе отказать, — Гарри улыбнулся.       — Правда? — Том намотал спагетти на вилку. — Тогда я воспользуюсь своей привлекательностью и уговорю тебя пойти со мной к Лестрейнджам. Бенджамин собирается устроить маленький вечер в честь своей скорой свадьбы, ничего серьезного: только наша компания, пара знакомых. Ты им понравишься, я уверен.       — Розье приходил ко мне в магазин, — фыркнул Гарри. — Думал, я его не узнаю. Флиртовал со мной и пытался заговорить мне зубы. Считаешь, мы подружимся?       Том вскинул голову. Волна гнева поднялась внутри него. Какого черта? Розье был первым, кому он рассказал о своих новых отношениях. Почему он скрыл свой визит?       Гарри, пристально наблюдающий за ним, был единственным, что удерживало Тома от желания немедленно аппарировать в дом Максимилиана и начать его допрашивать — долго и болезненно. Ему не нравилось, когда кто-то лез в его личную жизнь. Очень не нравилось.       — Почему Максимилиан хотел с тобой поговорить? — выдавил он.       — Видимо, он решил, что я тебя приворожил, — Гарри закатил глаза.       Том покусал губу. Честно признаться, поначалу он и сам так думал — в конце концов, его можно было понять, ведь он никогда в жизни не влюблялся. Все сексуальные контакты, что у него были, носили сугубо практический, почти исследовательский характер. Конечно, это было приятно, но совершенно необязательно. Столь резкая перемена в поведении вполне закономерно вызывала подозрения в привороте, и после первых признаков влюбленности Том как следует обследовался: носил на себе несколько оберегов от любовных чар, пил антидоты, даже прикупил веник из календулы, который должен был помогать при психических расстройствах.       — Что ж, — выдавил он из себя. — Я поговорю с ним. Но это всего лишь один случай, так? Это не значит, что ты не подружишься с остальными. Тебе нужно расширять круг общения.       — Я расширяю, — возразил Гарри. — Помнишь я рассказывал тебе о Матильде? Та, которая работает в кафе? Она пригласила меня в зоопарк. Ее родители работают в их газете, поэтому билеты будут бесплатными. У них сейчас проводятся любопытные выставки: посетителей всё еще меньше, чем было до войны, и они стараются как могут. Матильда позвала меня на выставку грызунов.       — Мне казалось, ты ненавидишь крыс.       — Крыс — да, — фыркнул Гарри. — Но там будут и другие. Ты пойдешь со мной?       — На твое свидание с грязнокровкой? — бросил Том. — Никогда.       Гарри стиснул вилку в пальцах, и атмосфера за столом мгновенно изменилась. Он смотрел на Тома тяжелым, выжидающим взглядом — ему не нужно было ничего говорить, чтобы донести свою мысль. Том ненавидел чувствовать его осуждение. Но еще сильнее он ненавидел тот факт, что для Гарри легкомысленные знакомства и необязательный флирт были вещами совершенно незначительными — и недовольство Тома он считал пустяковой ревностью.       — Извинись, — Гарри не выдержал молчания. — Я просил так не выражаться.       — А я просил тебя держаться подальше от таких людей.       — Каких? Магглорожденных? — он прищурился. — Они такие же, как и мы.       — Магглы не такие, как мы, — возразил Том. — Или ты забыл, что они устроили?       — Это была ошибка.       — Неужели? — Том закатил глаза. Он читал газеты, и не только волшебные. Несмотря на окончание войны, тревога все еще висела в воздухе. — Они только что закончили одну войну и уже раздумывают о новой. Считаешь, они учатся на своих ошибках? Если Запад и Восток сцепятся, волшебный мир может и не выстоять.       — Они не сцепятся, — отмахнулся Гарри.       — Откуда тебе знать?       — Потому что не все магглы одинаковые! — он швырнул вилку на стол. — И чем ты отличаешься от них, если ты судишь других из-за происхождения?       — Хочешь поспорить со мной об идеологии? — зарычал Том.       — Я вообще не хотел с тобой спорить! — воскликнул Гарри, с невыносимой грустью оглядев накрытый стол. — Я всего лишь сказал, что хочу сходить в зоопарк с моей подругой. А ты устроил мне сцену.       — Эта девчонка влюблена в тебя, Гарри. Я должен смотреть, как ты ее выгуливаешь?       — Тебе всё время кажется, что в меня кто-то влюблен.       — А ты больше флиртуй с клиентами, — фыркнул Том. — Ведешь себя…       Он замолк, ощутив, что подобрался к опасной черте. Зеленые глаза Гарри сверкали от обиды и злости, и казалось, что он в любой момент может или расплакаться, или начать швыряться проклятиями. Его губы сжимались и подрагивали.       — Как? — процедил он. — Как я себя веду?       Том заставил себя проглотить слова. Впрочем, это всё равно не помогло.       — Знаешь, я что-то не голоден, — сухо сказал Гарри.        Он с громким скрипом отодвинул стул от стола.       — Прекрати, — осадил его Том. — Кто еще устраивает сцену?       Гарри посмотрел на него разочарованным взглядом и просто ушел. Хлопнула дверь спальни и воцарилась тишина. Несколько минут Том сидел и не двигался, ожидая, что Гарри оттает и вернется, но этого не происходило. Из комнаты не доносилось ни звука — видимо, Гарри не поленился наложить заглушающие чары.       Том посмотрел на тарелку перед собой и принялся есть без всякого энтузиазма. Спагетти были теплыми, покрытыми сыром и сливочным соусом; пахли они просто прекрасно. Если бы Гарри не сбежал с ужина, Том бы сказал, что это очень вкусно — он говорил так всегда, хотя потерял способность чувствовать вкус пищи вместе со вторым осколком души. Ему просто нравилось видеть, как Гарри улыбается в ответ на похвалу.       Как они умудрились поругаться на пустом месте?       Что-то было глубоко не так в его отношениях с Гарри. Том всегда был эгоцентричным человеком, но столь дикое собственничество ему было не свойственно — одна лишь мысль о том, что Гарри покинет его, наполняла его гневом и ужасом, словно кто-то запускал руку ему в грудь и пытался оторвать кусок от его сердца. С такой ревностью Том оберегал лишь свои крестражи, но они хотя бы не могли сбежать от него к кому-нибудь менее агрессивному, менее консервативному, менее пугающему — или чего там Гарри хотел от нормального парня.       Хорошо, что он не был девушкой. Том бы натворил глупостей.              После ужина — если его можно было так назвать, — он отправился на прогулку. Ближе к ночи Косой переулок становился тихим: витрины закрытых магазинов освещали разноцветные огни, но все волшебники расходились по домам. Это место казалось умиротворенным, однако стоило лишь немного отойти в сторону, как открывалась дорога к Лютному, который после полуночи только-только оживал. На улицах появлялись темные фигуры, возле лавок загорались зеленые фонари, шумные бары открывали свои двери.       Том презирал это место. Здесь было грязно, воняло гарью и гниением — смотреть на волшебников, влачащих столь жалкое существование, было попросту невыносимо. В мире, который Том желал построить, не было места подобным личностям. Но всё же именно в Лютном находились самые полезные магазины, скупающие краденое или торгующие ядами — приходилось мириться со столь незавидным сотрудничеством.       Спрятав руки в карманы мантии, Том уверенно шел по темной улице, пребывая в мрачнейшем расположении духа. Глядя по сторонам, он всё отчетливей осознавал, что Гарри не сможет принять правду. Он даже слышать не желал ничего о магглах и грязнокровках, но эту тему нельзя было просто проигнорировать: чистокровные волшебники были элитой, властью, и Том опирался на их идеи, как на ступени, ведущие к его личному могуществу.       Но разве мог он быть Лордом Волдемортом, когда ему приходилось считать деньги, отложенные на покупку нового шкафа? В очередной раз чинить кран в ванной? Готовить для Гарри ужин, когда тот задерживался допоздна? Ему казалось, что вести двойную жизнь для него не будет проблемой — в конце концов, в Хогвартсе у него отлично получалось одновременно быть отличником и планировать убийства, — но тяжесть этого секрета становилась невыносимой.       Он должен был всё рассказать. Или закончить эти отношения.       Когда Том вернулся домой, там всё еще было тихо. В спальне горел свет. Том опасался, что дверь окажется заперта, но та поддалась, когда он мягко толкнул створку. Гарри лежал на животе поперек кровати и читал — судя по изображению алхимической установки, это был учебник продвинутого зельеварения. Достойный выбор.       Том подошел ближе и медленно опустился сверху, прижимаясь пахом к его ягодицам. Гарри вздрогнул, но не отпихнул его, когда Том вжался лицом в изгиб его шеи и жадно вдохнул. Гарри пах собой: тепло, немного пряно, уютно. Он пах домом.       Возможно, им с Гарри было бы лучше друг без друга. Но всё же…       Наверное, Том его любил. Так, как умел.       — Злишься? — спросил он шепотом.       — Нет, — ответил Гарри и вздохнул, откладывая учебник. — Но мы постоянно ругаемся из-за одного и того же. Мне это не нравится, Том.       — Мне тоже.       — И что мы будем делать? — Гарри перевернулся на спину под ним, почти инстинктивно раздвинув ноги и позволив Тому оказаться меж его бедер.       Его волосы разметались по покрывалу. Он хмурился и покусывал губу, но всё равно выглядел таким… очаровательным. Щеки чуть розовели — он смущался даже от самых невинных прикосновений, и каждый раз Тому казалось, будто он развращает невинность.       Хотя Гарри вовсе не был невинным. Давно уже не был.       Впервые Том поимел его на этой самой кровати. Прошел уже год с того момента, но он всё еще отчетливо помнил, как сжимал его локти, не позволяя упасть грудью на кровать, как Гарри толкался ему на встречу, как он стонал и хныкал — беспомощно, но совершенно бесстыдно, наслаждаясь каждым мгновением. Он лишь казался скромным, пряча свою натуру за неловкой улыбкой, огромными глазами и очаровательным неумением причесываться.       — Делать? — спросил Том.       Он знал, что должен был сделать: выложить Гарри всю правду, как он и обещал самому себе во время своих бесцельных шатаний по грязным переулкам. Это был хороший момент. Гарри готов был слушать и искать варианты, и Том мог воспользоваться его уязвимым положением. Но тогда о сексе можно было забыть, и едва ли после этого разговора они смогли бы мирно заснуть в одной постели — если Гарри вообще согласился бы остаться с ним. Можно было попытаться стереть ему память, но Том не был уверен, что Обливэйт пробьется через прочные ментальные щиты, а неудачная попытка окончательно поставила бы точку в их отношениях и подвела бы его под Азкабан. Он не мог этого допустить.       — Я не хочу так жить, — сказал Гарри. — У меня было много друзей среди магглорожденных, и меня расстраивает, что ты смешиваешь их с грязью. Я просил тебя прекратить, но ты даже… не пытаешься.       — Я пытаюсь, — возразил Том совершенно неискренне.       — Разве? — горько спросил Гарри. — Всё становится только хуже и хуже, Том.       — Что ты хочешь, чтобы я сделал? — разозлился Том. — Перестал общаться с чистокровными волшебниками? Начал водиться с магглами? У меня есть планы на жизнь, и я хочу воплощать их, а не торчать в этой грязной дыре.       Гарри вздрогнул. Мгновение назад он казался грустным и смущенным, а сейчас вдруг закрылся, похолодел — Том не пытался использовать легилименцию, но всё равно ощутил, каким недоступным вдруг стал его разум. Гарри бы отстранился, если бы не лежал на кровати.       — Грязной дыре? — переспросил он шепотом. — Вот, где мы живем?       — Ты знаешь, что я имел в виду.       — Ты имел в виду, что наша жизнь тебе настолько противна, что ты скорее присоединишься к этим чистокровным фанатикам, чем попытаешься ее наладить? — его глаза наполнились обидой и гневом. Он брыкнулся, но Том лишь сильнее вжал его в кровать.       Он знал, что должен проглотить свою гордость и согласиться с мнением Гарри: тот бы отнесся к его словам с большим доверием, если бы Том продемонстрировал ему готовность идти на компромиссы и менять позицию. Но стоило ему разозлиться, как самоконтроль покидал его — Том не понимал, откуда бралась эта ярость, почему его хладнокровие, которым он славился, даже будучи ребенком, начинало его подводить.       Было ли дело в крестражах? Или в Гарри?       Или в том, что Гарри упрямо не желал видеть всей картины, пребывая в своих наивных мечтах? Он был еще слишком молод и неопытен, слишком опаслив и неамбициозен — это наполняло его искренним светом, незамутненным доверием к миру, но в то же время лишало проницательности. Возможно, им суждено было встретиться, чтобы дополнить друг друга.       — Думаешь, мы разбогатеем, работая продавцами? Откладывая каждый кнат?       — Меня не волнует богатство, — зарычал Гарри.       — Это точно. Всё, что тебя волнует — это магглы и квиддич.       Гарри отпихнул его и попытался выбраться. Том схватил его за запястья, прижимая к кровати и наваливаясь сверху. Почему-то его сердце болело, словно эта ссора действительно проникала ему под кожу и ранила в беззащитную мягкую плоть. Том вспоминал тот миг, когда заклятие разорвало его душу на части в первый раз — ощущать, как кусок твоей души пытается отстраниться, оторваться было чертовски больно, и тот взгляд из пламени…       — Почему ты так зол на меня? — спросил Гарри почти отчаянно. — Всё время зол?       — Я злюсь, потому что делаю всё, чтобы мы могли жить в лучшем мире. Но ты постоянно недоволен, — рявкнул Том, выплевывая слова, будто желчь. Его руки сжимались всё сильнее. Он пытался успокоиться, но получалось паршиво — гнев и непонимание переполняли его, подобно штормовым волнам. Он знал, что пытаться избавиться от них, физически причиняя Гарри боль — это паршивая идея. Очень паршивая. И всё же Том получал омерзительное удовольствие, видя, как Гарри извивается под ним, как двигаются его бедра, как румянец не сходит с его щек. Что бы он ни говорил, как бы сильно ни спорил — влечение Тома было взаимным.       — Считаешь, я не имею права быть недовольным?        — Имеешь. Но тебя пугает всё, что я говорю. Пугают мои мысли, мои друзья, мои увлечения.       — Потому что иногда они правда пугающие!       — Ты встретил меня в магазине темномагических артефактов. Неужели ты думал, что я оказался там случайно?       — Я думал, что ты можешь измениться!       — А почему бы тебе не измениться? — Том дернул его запястья наверх, перехватывая их одной рукой. Вторую он положил Гарри на шею, сжимая. Тот дернулся, попытался свести ноги, но в итоге замер, беспомощный и растерянный. Том склонился к его лицу, мазнул губами по щеке, и прошептал: — С чего ты взял, что именно я ошибаюсь? Может, ты был бы счастливее, если бы просто послушался меня и перестал ныть, как чертов ребенок — в конце концов, это я завоевываю нам место в обществе.       Гарри застыл на мгновение. Его губы задрожали от обиды.       — Мне нахер не нужно твое положение в обществе, — выплюнул он.       — Правда? Собираешься всю жизнь флиртовать с парнями из Академии Авроров?       — Нет, я собираюсь стать одним из этих парней, — заявил Гарри гордо. Том всё еще был в ярости, но одного взгляда этих зеленых глаз хватило, чтобы что-то внутри него слабо затрепетало. Что же он творил? Слова Гарри не сразу до него дошли.       — Решил стать аврором? — усмехнулся он. — Я не буду оплачивать твое обучение.       — Я поступлю по результатам ЖАБА, — Гарри принялся дергать руками. Это уже не казалось попыткой скрыться от собственного стыдного возбуждения, вызванного принуждением и руганью — он действительно пытался вырваться. Том наблюдал за его попытками с мрачным чувством и удовлетворения, и желания: Гарри не всегда был готов признавать, что его заводила жестокость. Что-то в нем отчаянно жаждало опасности, и Том был уверен, что именно поэтому Гарри выбрал его — может, в глубине души он понимал, каков Том на самом деле.       Понимал и всё равно подставлял свое беззащитное горло.       — И как ты это сделаешь? — спросил Том с любопытством. — Ты не учился в Хогвартсе.       Гарри продолжал ерзать, то и дело задевая его промежность. Том был чертовски твердым, и он бы с радостью закончил этот спор, просто заткнув Гарри рот — одним способом или другим. В таком случае ему не пришлось бы вспоминать, что его план искренне сознаться в причинах своей принципиальности и попытаться починить всё сломанное, провалился на корню — Гарри был взбешенным и расстроенным, и вот сейчас убийства бы точно стали последней точкой. Секс был лучшим решением во многих ситуациях, и Гарри успокаивался, когда после всего они лежали рядом, прислушивались к шуму улицы, и Том перебирал его мягкие волосы…       — Дамблдор уже обо всем договорился, — ответил Гарри.       Дамблдор! Одного этого имени было достаточно, чтобы Том перестал думать членом и вспомнил, с чего всё это началось. Конечно, Дамблдор сумел сунуть свой крючковатый нос в его дела, даже находясь за сотни миль от него. Всё резко встало на свои места: старик искал любой способ добраться до Тома, чтобы обвинить в убийстве Миртл, и решил использовать Гарри против него — попутно нашептывая ему свои идеи насчет магглов.       — Наивный старик, — прошипел Том. — Думает, что если я тебя трахаю, то ты станешь моим слабым местом, и он сможет…       Он замолк, но было уже слишком поздно: Гарри вдруг обмяк, перестав сопротивляться. Все эмоции схлынули с его лица.       — Я не… — прошептал Том. — Я не хотел так говорить.       Гарри просто отвернулся и уставился в стену.       — Прости, — Том тут же отпустил его запястья. Он наклонился и прижался губами к шее Гарри, прямо к тому месту, где бился пульс. Его собственное сердце колотилось, как бешеное, и осознание того, что сейчас произошло, накрыло его с головой. Он опять поддался эмоциям, он не сумел обуздать свою разрушительную природу, и она выплеснулась на Гарри. Тот не заслуживал этого. Он не должен был видеть Тома таким.       — Прости, — повторил Том. — Я просто сорвался и наговорил грубостей.       — И почему я должен это делать? — спросил Гарри тихо. Он всё еще смотрел в стену.       — Что делать?       — Прощать тебя? — его руки по-прежнему были закинуты за голову, словно он не понимал, что Том его отпустил. Гарри сглотнул. — Это не первый раз, когда ты срываешься.       — Иногда я просто… не могу сдержаться, — признался Том. — Когда я злюсь, то теряю над собой контроль, и происходят ужасные вещи. Прости.       — Слезь с меня, Том.       — Нет, — Том прижался к нему теснее. — Гарри, пожалуйста.       — Ты всё время так делаешь, — Гарри, наконец, посмотрел на него. — Ведешь себя, как последний мудак, мы ругаемся, а потом ты становишься ласковым и нежным, просишь у меня прощение — и всё повторяется снова. Зачем мы это делаем? Зачем продолжаем?       — Потому что мы вместе? И любим друг друга?       — Ты меня любишь? — спросил Гарри почти удивленно. — Правда?       — Да, — прошептал Том. — Конечно, я тебя люблю.       Гарри посмотрел на него очень внимательно.       — Ты из большой любви не можешь пожертвовать даже толикой своего упрямства?       — А ты чем жертвуешь? — спросил Том раздраженно.       Гарри улыбнулся. В уголках его глаз вдруг собрались слезы, но он не дал Тому их увидеть — он закрыл лицо руками. Его плечи задрожали, и Том уставился на него растерянно и беспомощно. Гнев выветрился из него, оставив только страх.       — Гарри?       — Хватит, — пробормотал тот сдавленно.       — Что? — Том выпрямился.       — Ты прав, — Гарри продолжал прятать свое лицо. — На что я надеялся, когда пришел к тебе? Я знал, что ты за человек, но всё равно думал…       — Ты хочешь со мной расстаться? — прошептал Том. — Серьезно, вот так?       — Я не хочу с тобой расставаться! — вдруг рявкнул Гарри. Он отвел руки от своего покрасневшего лица и блестящих глаз. — Я приготовил нам ужин! Я предложил вместе сходить в зоопарк! А ты вывалил на меня эту грязь, оскорбил меня, назвал нашу квартиру… Какой в этом смысл, Том? Какой в этом смысл, если ты думаешь о нас все эти вещи?       — Я не думаю так, — Том схватил его за руку. — Я не хотел причинять тебе боль.       — Неужели, — вздохнул Гарри.       — Можешь ударить меня. Если тебе станет легче.       Том не думал, что он это сделает — Гарри нравилось бороться, но он не любил насилие, особенно столь осознанное. Поэтому, когда ладонь со всей силы ударилась о его щеку, заставив голову мотнуться, он в шоке уставился перед собой. Боль мгновенно охватила его лицо, отдавшись куда-то в левый глаз. Гарри, кажется, сам удивился, потому что тут же прижал руку к груди и приоткрыл рот.       Том глубоко вздохнул. Никто в этом мире не посмел бы ударить Лорда Волдеморта — а если бы и посмел, то это было бы последним, что он вообще сделал в этой жизни. Но рядом с Гарри он не был Волдемортом. И не хотел им быть.       — Ты это заслужил, — сказал Гарри упрямо, словно убеждая себя самого.       — Хорошо, — согласился Том. — Доволен?       — Немного, — пробубнил Гарри.       Внезапно оказалось, что достаточно было одного удара по лицу, чтобы ссора начала затихать. Какой смысл был в этой ругани, если никто не собирался сдаваться? Несколько минут они просто молчали, тяжело дыша и боясь нарушить тишину. Том медленно успокаивался: его проблемы никуда не ушли, но он вдруг понял, что у него больше нет сил злиться и переживать об этом. Сейчас Гарри был рядом и никуда не собирался уходить.       Том лег на постель. Щека побаливала, но отчасти ему даже нравилось это легкое жжение. Они нередко спорили, но дело нечасто доходило до драки — скорее Том хватал его за плечи и локти, иногда за волосы, а Гарри пинался и отбивался. Но заканчивалось всегда одинаково: на кровати, или на полу, или на кухонном столе…       Вот и сейчас, глядя на то, как Гарри поджимает губы, пялясь в потолок, Том думал лишь о близости его тела. Сердце колотилось в его груди. Это была неприятная ссора, некрасивая, и она обнажила опасно хрупкое место в их отношениях — едва ли оно бы выдержало его признание. Гарри расстраивался из-за слова «грязнокровка» и не смирился бы с тем фактом, что Том уже убил несколько человек и не собирался на этом останавливаться. Но даже ничего не зная о тайной жизни своего парня, Гарри всё равно ощущал что-то, и оттого был таким напряженным и встревоженным, отчаянным. Едва ли он действительно хотел разбежаться — вспылил и расстроился, да, но на деле он лукавил. В глубине души ему всё это нравилось.       Он мог сколько угодно говорить, что это Том его соблазнил. Но это Гарри начал ходить в его магазин, расспрашивать о планах и пытаться сблизиться.       — Гарри, — прошептал Том.       — Что?       — Хочу тебя. Сейчас.       Гарри невольно усмехнулся.       — Ты всё время этого хочешь, — сказал он.       — Это так, — согласился Том. — А всё потому, что ты такой добрый, красивый, сексуальный, горячий, развратный, самый лучший…       — Надеюсь, ты поставил доброту на первое место, потому что это важнее всего?       — Конечно.       Гарри вздохнул и повернулся набок, почти утыкаясь носом в плечо Тома. Тот обхватил его талию, прижимая ближе: Гарри всегда быстрее успокаивался, ощущая чужое присутствие — он тяжело переносил ссоры и одиночество. Том скользнул рукой по его спине, вдохнул запах его волос. Ему показалось, что воздух в комнате нагрелся из-за их спора и сейчас медленно остывал. Их кровать была старой, но удобной, мягкой. Том поначалу с брезгливостью относился к пледу и подушкам, но Гарри становился по-домашнему податливым, закопавшись в них, и устоять перед его ласковой улыбкой было почти невозможно. Если он хотел плед — пожалуйста. Хотел квиддичные флажки на стене — хорошо. Что угодно, лишь бы он…       — Давай уедем из Лондона, — предложил Гарри вдруг.       — Зачем?       — Просто побудем подальше от магглов, твоих друзей и всего остального, из-за чего мы постоянно ругаемся. Просто будем… вдвоем.       — Звучит хорошо, — тихо согласился Том.       У него было много дел в Лондоне, много планов. Том уже несколько недель обхаживал Хепзибу Смит, и теперь она звала его в гости — она, конечно, была по уши в него влюблена и смутно надеялась, что ее богатство впечатлит его. Наивная старушка. Тома интересовали артефакты, спрятанные в ее коллекции — Чаша Пуффендуя, например…       Но уехать куда-то хотя бы на несколько дней вдруг показалось ему хорошей идеей.       Так ведь не могло продолжаться вечно. Нужно было поспешить, пока тень Дамблдора еще не нависла над ними — Том не собирался отдавать Гарри этому жалкому старикашке.       Том прижал Гарри ближе, ткнулся носом в его волосы.       — Мне жаль, что до этого дошло, — пробормотал он, жадно вдыхая чужой запах.       — Мне тоже, — пробубнил Гарри, обхватывая Тома за пояс.. — Я не хочу с тобой расставаться. Но иногда ты такой… жестокий, и это меня пугает.       — Я всегда таким был, — заметил Том. — Я не привык вести себя иначе. Я стараюсь.       — Я знаю, — Гарри судорожно вздохнул. Он прижался лицом к шее Тома, скользнул губами по его шее. Возбуждение чуть спало из-за переживаний, но тут же начало возвращаться. Гарри прижался ближе. — Ни с кем другим ты не ведешь себя так, как со мной.       Рука Гарри вдруг забралась ему под рубашку и легла на поясницу, касаясь влажной, горячей кожи. Том вздрогнул. Его дыхание сбилось.       — Я хочу, чтобы ты был счастлив, Том, — прошептал Гарри. — Но я не думаю, что ты обретешь счастье, пойдя по стопам Гриндевальда. Поэтому я не могу… поддержать твои идеи. Но если ты согласишься найти компромисс, то мы сможем честно обо всем поговорить, да? Во всем признаться? Доверить друг другу наши тайны, какими бы страшными они ни были. Я приму всё, что ты мне скажешь, Том, обещаю. Я всё приму и не стану тебя обвинять.       Том грустно улыбнулся. Конечно, Гарри хотел поговорить обо всём честно и храбрился — он был таким славным, таким наивным. Очаровательное создание. Наверное, он думал, что Том расскажет ему, как обижал грязнокровок во время учебы, как подставлял клиентов и манипулировал ими, как вместе с друзьями пару раз совершил мелкое преступление — этого можно было ожидать от любого молодого чистокровки, опьянённого вседозволенностью. Но признания Тома были намного, намного страшнее: как бы Гарри отреагировал, если бы Том рассказал ему, как убил собственного отца? И что он сам мог рассказать ему? Какую страшную тайну он мог хранить? Измену?       Том притиснул его ближе. Конечно, измена была намного меньшим преступлением, чем массовое убийство своих родственников, но всё же он бы предпочел услышать второй вариант. Он бы скорее улыбнулся, узнав, что Гарри не просто уехал из своей деревни, но еще и убил сумасшедших магглов, с которыми жил — это бы очень их сблизило. Но мысль, что он мог так разозлиться на Тома во время одной из их многочисленных ссор, что ответил взаимностью какому-нибудь красавчику из авроров, сводила его с ума. Или он просто накручивал себя?       Том резко перевернул Гарри на спину и навис над ним. Он не дал ему сказать ни слова, прижался к его губам, чувствуя, как пьянящее чувство близости наполняет его. Том целовал множество людей, но ни с кем поцелуи не ощущались такими глубокими, почти магическими — словно он пытался высосать из Гарри душу, доводя его до состояния экстатического транса.       Гарри вцепился в него. Он тихо стонал и хныкал, когда Том запускал язык ему в рот, яростно кусал его губы, не отпуская от себя ни на секунду. Руки Гарри играли с его волосами, гладили шею и плечи — он снова развел свои ноги, но теперь уже полностью осознавая это.       Том сдернул с него футболку, оторвавшись от чужих губ лишь на мгновение. Кожа Гарри уже была горячей, и под ладонями она ощущалась пламенеющей. Его маленькие соски уже затвердели, и Том не удержался от соблазна: опустился поцелуями ниже и вобрал один в рот, теребя языком. Гарри дернул бедрами и тут же застонал, откинув голову назад.       — Сильнее, — взмолился он шепотом.       Том сжал его сосок зубами и оттянул. Гарри подавился вздохом.       Он был чувствительным и открытым — словно предлагал сыграть на себе, как на каком-то чудесном инструменте. Том хорошо знал все места на его теле, прикосновения к которым заставляли Гарри вздрагивать, или стонать, или тихо похныкивать, умоляя сделать так снова. Не было ни одного миллиметра его кожи, к которому бы Том не прикасался руками и губами — больше всего на свете он любил ощущать, как Гарри плавится в его руках, отдаваясь и раскрываясь. Как срывается его голос, как дрожат бедра, как он хватается за всё подряд…       Том на ощупь расстегнул пуговицу на его брюках. Потянул их вниз, и Гарри послушно приподнялся: он смотрел на Тома из-под растрепанной челки, и его глаза опасно блестели.       Раздевать его тоже было приятно. Том отстранился и выпрямился.       — Подними руки, — приказал он.       Гарри послушно закинул руки за голову и прикрыл глаза. Иногда ему это нравилось — ощущать себя жертвой обстоятельств, будто один только Том принимал все решения. Будто бы что-то угнетало его, тревожило, и он позволял себе расслабиться, отдав власть над своим телом в чужие руки — и Том с готовностью принимал на себя эту роль.       Гарри был очень красивым. Худым, но крепким. Отзывчивым. Он занимался квиддичем с детства, и его бедра были одной из причин, почему Том не мог долго сдерживать себя. Он жадно разглядывал его, как в первый раз. Раздвинутые ноги, покрасневший возбужденный член, тонкая талия, мокрые от слюны соски и зацелованные губы — в эту секунду Том бы в жизни не вспомнил, кто такой Лорд Волдеморт и чего он так хотел от магглов. Он не мог думать ни о чем, кроме Гарри и возможности ощутить его рядом с собой.       Том потянулся за палочкой. Ему не нужно было даже открывать рот: все нужные заклинания проносились в его разуме уже на уровне инстинкта. Он так привык к этому…       Гарри вздрогнул, попытался свести ноги. Внутренняя сторона его бедер заблестела от смазки, холодящей кожу. Том сглотнул. Он уронил палочку на покрывало и подхватил Гарри под бедра, заставляя чуть приподняться и раскрыться чужому взгляду. Его тугой, влажный от смазки вход чуть сжимался. Гарри отвернулся, смущаясь, но руки не опустил.       Когда-то Том предлагал использовать и другие чары — чтобы не было боли, чтобы мышцы сразу становились податливыми. Тогда они могли бы заниматься сексом и вовсе не думая о какой-то подготовке. Словно с девушкой. Эта мысль иногда проникала в разум Тома, отравляющая и соблазнительная — он скользил пальцами по плоскому животу Гарри, думая о том, насколько ближе они бы стали, насколько крепкая связь объединила бы их, появись у него возможность оставить внутри него нечто большее…       Но Гарри нравилось, когда всё было «по-настоящему», и немного боли лишь делало происходящее интереснее для него. Ничто так не распаляло его, словно какая-то его часть изнывала по ощущению угрозы, опасности и чужой власти. Всё же с ним тоже что-то было не так — хороший мальчик, каким он хотел казаться, никогда не стал бы встречаться с Томом Реддлом.       Том усмехнулся своим мыслям и пропихнул в него сразу два пальца, заставив вздрогнуть. Гарри тут же дернулся.       — Сожмись, — прошептал Том.       Гарри ахнул, весь красный и смущенный. Его мышцы туго обхватили пальцы Тома, и тот ткнулся ими в его простату — Гарри взвился.       — Еще раз, — приказал Том.       — Нет, Том… — Гарри замотал головой. — Больно. Я каждый раз…       — Стыдишься, что хочешь кончить от пальцев? — усмехнулся Том. — Сожмись.       Гарри сделал это снова. И снова. Казалось, будто он пульсирует вокруг пальцев Тома, словно кончая, пока тот трахает его, растягивая и готовя для себя. Гарри не опускал руки, хотя, очевидно, очень желал коснуться своего истекающего смазкой члена. Его лицо и шея были красными, румянец опускался до самой груди.       — То-ом, — потянул Гарри. — Мне нужно…       — Нет, — возразил Том. — Потрогай себя.       Гарри послушно опустил руки на грудь. Погладил ключицы, стиснул соски. Чуть потянул наверх и тихо ахнул. Том чуть отстранился, не вынимая пальцев и наблюдая за открывшейся ему картиной. Гарри желал лишь удовольствия, он дразнил себя и подавался на чужие пальцы, запрокидывая голову.       Том поиграл с идеей тоже раздеться, но решил, что сейчас ему нужно именно это — ощущение чужого доверия. Когда Гарри лежал под ним, обнаженный и готовый на воплощение любой фантазии, он словно принадлежал ему. Позволял ткани чужого костюма тереться о чувствительные места своего тела. Делал всё, что ему велят — подчинялся.       Тому нравилось ощущать его покорность — и его строптивость тоже.       Он вытащил из Гарри пальцы, на миг залюбовавшись тем, как влажное кольцо мышц раскрылось, выпуская его, и тут же сомкнулось. Гарри разочарованно застонал.       — Давай сам, — Том ухмыльнулся. — Одной рукой. Вторую оставь на груди.       — Боже, — прошептал Гарри. — Поцелуй меня, хорошо?       Том улыбнулся. Он всё еще крепко держал чужие бедра, удерживая их в приподнятом состоянии — ему пришлось навалиться на Гарри, чтобы дотянуться до его губ. Твердый бугор в его брюках скользнул по чужой промежности, по нежным яичкам; Гарри взвился, почти вскрикнул, но Том вовремя заткнул ему рот поцелуем. Он пососал его язык, чуть прикусил губу. Больше всего на свете ему хотелось войти в Гарри прямо сейчас, в эту самую секунду, но двух пальцев было недостаточно, и Том слишком распалился — он не хотел кончать так быстро.       Пришлось отстраниться. Вдохнуть. Было чертовки жарко.       — Три пальца, — приказал Том. — Сейчас же.       Гарри рвано вздохнул. Он послушно опустил руку и медленно проник в себя пальцами: пришлось приложить усилие, потому что под углом делать это было неудобно, но он всё же справился. Его пальцы медленно растягивали покрасневший анус, натягивая его, заставляя почти сочиться от смазки — Гарри прикрыл глаза, отдаваясь этому чувству, задвигал рукой быстрее. Том сглотнул.       Он расстегнул свои брюки и чуть приспустил, высвобождая член. Он принялся гладить себя, наблюдая за чудесным видом. В какой-то момент ожидание и предвкушение стали почти невыносимыми. Том наклонился вперед.       — Том, — Гарри вдруг открыл глаза. — Пожалуйста…       — Да, — пробормотал Том. — Сейчас.       Гарри вытащил из себя пальцы, и Том тут же прижал головку члена к его входу. Мышцы были податливыми, разогретыми, и он проник внутрь одним движением. Ощущение тесной, влажной плоти, обхватившей его член, будто тисками, заставило всё его тело напрячься и тут же расслабиться. Том двинул бедрами и не сдержал стона.       Он отпустил Гарри, навалился на него. Тот тут же вцепился в его плечи.       — Быстрее, — требовательно прошептал Гарри. — Том, я хочу…       Он звал его коротко, одним дыханием. Том придумал Волдеморта, чтобы навсегда разорвать связь со своим маггловским отцом, но в устах Гарри это имя звучало почти благоговейно. Ему невозможно было сопротивляться.       Том отпустил его бедра и обхватил за талию, удерживая на месте. Он толкнулся пару раз, проверяя, не испытывает ли Гарри сильной боли: тот только кусал губы и шумно вздыхал. Всё было хорошо, и Том позволил себе делать всё, что хочется — а хотелось ему двигаться быстрее, сильнее, сжимая талию Гарри и ощущая, как тот цепляется за покрывало, чтобы не ерзать по кровати. Он был таким легким, таким податливым. Толкался навстречу, словно желая, чтобы Том имел его чуть жестче — и проникал глубже, до болезненной вспышки удовольствия.       Том вбивался в него, сжимая до синяков. Дергал на себя, входя до упора, трахал ту чувствительную точку, толчки в которую заставляли Гарри вскрикивать.       — Том, — вздыхал Гарри. — Боже, Том…       Он потянулся, запустил руки ему в волосы и потянул к себе. Поцелуй вышел смазанным и мокрым: Том почти не контролировал себя, все внимание сосредоточив на своем члене и узкой плоти, сжимающей его. Он растерянно отметил, что Гарри начал стягивать с него рубашку: его ладони на голых плечах казались раскаленными, а ногти царапали кожу.       Том оторвался от его опухших губ и спустился к шее. Гарри тихо стонал ему на ухо, сжимался с такой силой, что приходилось сбиваться с ритма, лишь бы не кончить раньше времени — Том хотел доставить ему удовольствие прежде, чем он получит свое.       — Разденься, — потребовал Гарри.       — Черт, — прошипел Том.       Ему пришлось отстраниться. С влажным звуком выйти из чужого тела.       Гарри усмехнулся и перевернулся на живот, пока Том скидывал с себя оставшуюся одежду. Теперь всё валялось на полу в совершенном беспорядке, но думать об этом лишнюю секунду не было сил — Том целиком сосредоточился на теле перед собой. Гарри прикрыл глаза, опустился грудью на кровать, оставив бедра приподнятыми и соблазнительно разведенными. Его припухший вход чуть раскрылся, и этого хватило, чтобы Том потерял голову.       Он склонился и припал к нему губами. Гарри громко ахнул и протолкнул себе в рот два пальца, заглушая рвущиеся наружу стоны. Его ноги дрожали, пока Том сжимал его, целовал и вылизывал.       — Еще, Том, — взмолился Гарри. — Давай…       Том отпустил его, напоследок укусив за ягодицу, и тут же приставил член. Гарри толкнулся на него, хрипло застонал, кусая свои пальцы и размазывая слюну по губам. Его взгляд был расфокусированным, плывущим, полным нежности и желания. Том принялся вбиваться в него, сжимая в своих руках и не желая ничего, кроме как продлить этот момент. В его жизни бывали секунды, когда он ощущал одиночество, пустоту в своей груди — одно лишь воспоминание о миге, когда Гарри отдавался ему, сливался с ним, словно возвращало на место недостающий осколок его души. Том не собирался его отпускать. Никогда. Ни за что.       Он принялся целовать его спину, слизывая капли пота.       — Тебе хорошо? — прошептал он, наваливаясь на Гарри и вынуждая сильнее прогнуться в пояснице. Тот лихорадочно закивал, давясь стонами.       — Да-а, — простонал он. — Только не останавливайся, Том…       — Как я могу, — Том царапнул зубами его плечо. Оргазм был слишком близко, чтобы остановиться. — Ты кончишь вот так? От моего члена?       — Не знаю, — выдохнул Гарри.       Может, нужна была дополнительная стимуляция. Маленький толчок за грань.       Том провел руками по его бедрам, сжимая и разводя в сторону упругие ягодицы. Он бы хотел кончить прямо сейчас, кончить внутрь, зная, что Гарри это понравится — но сначала он хотел подвести к краю своего партнера. Его большой палец скользнул по натянутому анусу, погладил чувствительное колечко. Гарри шумно задышал.       Том перестал двигаться и вдавил палец глубже. Головка члена всё еще была туго стиснута, и Гарри инстинктивно сжимался сильнее, чувствуя, как растягивается его вход. Он задрожал то ли от страха, то ли предвкушения.       Том толкнулся снова, пропихнув палец чуть дальше.       Гарри вскрикнул. Стоило лишь легко сжать головку его члена, как он выгнулся, дернул бедрами и кончил на покрывало. Он обхватил себя рукой, выжимая последние капли, приоткрыв рот, дыша тяжело и судорожно, облизывая пересохшие губы…       Том просто смотрел на него, ни о чем не думая. Оргазм настиг его совершенно внезапно: он накрыл его, будто волна, и несколько мгновений Том ничего перед собой не видел. Он выскользнул из Гарри и повалился рядом: удовольствие переполняло его, и он хотел еще, еще, хотя не мог даже пошевелиться.       Он понятия не имел, сколько минут они лежали в тишине. Их дыхание смешивалось, и Том не мог думать ни о чем другом. Наконец, Гарри пошевелился, зашарил по постели — сквозь ресницы Том увидел, как Гарри нащупал волшебную палочку. Он взмахнул ей, не глядя, и все лампы в комнате погасли, а окно приоткрылось. Свежий воздух проник внутрь, и Том резко осознал, что вся их спальня пропахла сексом и потом.       — Это моя палочка, — пробормотал он.       — Прости, — шепнул Гарри.       Том улегся повыше и подтянул Гарри к себе. Они были мокрыми и горячими, но ему не было до этого дела — хотелось прикасаться и не отпускать от себя. Гарри не возражал: он лежал рядом, лениво проводя рукой по груди Тома и поглаживая сосок, и тихо сопел. Без ламп единственным светом являлись уличные фонари, и в комнате царил приятный полумрак. Постель была мягкой, привычной и уютной. Было очень тихо.       Том открыл глаза и посмотрел на Гарри. Тот разглядывал его в темноте.       — Ты такой красивый, — вдруг прошептал Гарри.       Он поднял руку и коснулся его лба, убирая взмокшие волосы. Мягко погладил висок, ухо, провел рукой по линии челюсти. Даже в полумраке Том мог разглядеть тепло в его взгляде, немного печальную привязанность и восхищение. Он поймал пальцы Гарри и прижался к ним губами. Тот вздохнул.       — Знаешь, это было первым, что я подумал, когда увидел тебя, — поделился Гарри. Голос его звучал слабо, сонно, словно он тратил последние силы на это признание. — Я был совсем ребенком, но все равно подумал — какой он чертовски красивый…       — Тебе было семнадцать в прошлом году, — улыбнулся Том. — Ты уже не был ребенком.       — Да, точно, — согласился Гарри мягко.       Том прижал его к себе. Вдохнул запах его волос.       — Гарри, — пробормотал он. — Я хотел тебе сказать… То, что я наговорил — это всё неправда. Честно. Наша квартира — лучшее место, где я когда-либо жил, потому что ты сделал его таким. Без тебя всё было бы иначе. Ты лучшее, что со мной произошло. И я должен кое-что тебе рассказать. Очень важное.       — Да? — Гарри поднял лицо. Странная надежда прозвучала в его голосе. — Что?       Он мягко улыбался и был таким растрепанным, нежным и расслабленным. Он жил в хорошем мире, где он снимал квартиру с любимым человеком, наслаждался своей работой и планировал безмятежное будущее в мире без безумных магглов, войны и смертей. Том должен был своими руками лишить его этого — и рискнуть всем, что у них было, доверясь чужим словам.       Он часто думал, что его угнетает притворство, домашняя жизнь и бытовые проблемы. Но представив, что сегодня ночью всё это закончится, он вдруг осознал, что не хочет терять эти мгновения. Если Гарри отвергнет его, то можно будет забыть о тихих ужинах на их маленькой кухне, о разговорах в постели, о планах на выходные...       Том бы хотел прожить так еще хотя бы день. Еще один.       — Завтра расскажу, — решил он с горечью.       — Хорошо, — Гарри улыбнулся. — Я тоже люблю тебя. Очень люблю.       Том поцеловал шрам в виде молнии на его лбу и закрыл глаза.