Трудный отец

      Утро выходного дня Чимин вынужден был провести не так, как он распланировал. Проснувшись спозаранку, когда первые лучи дремлющего солнца еле-еле пробивались сквозь шторы, он потер припухшие веки костяшками пальцев, вслепую находя телефон в ворохе одеял. Почта, рабочие чаты, несколько сообщений Тэхена, которые не успел прочитать ночью, прежде чем уснуть… Ничего интересного.       Пока взгляд не зацепился за фотографию Чонгука, которая не сулила ничего хорошего, находясь в общих диалогах соцсети. Чимин моментально проснулся, подпихнув подушку под спину. Чонгук 20:36 Ты больше не приблизишься к моему сыну. Если я узнаю, что ты снова оказываешь на него влияние, я сделаю все, чтобы вы больше никогда не увиделись.       Это все начинало надоедать. Свинское поведение Чонгука, будто Чимин действительно чужак его семье, его систематические запои и срывы, ограничение свободы Дохена и, самое важное, свалившиеся с неба запреты, которые выглядели со стороны смехотворно.       Да, никто не отменял того, что Чонгук отец и вправе принимать важные решения за своего несовершеннолетнего сына, но думал ли он о том, как это повлияет на подростка?       Все недопонимание, которое сейчас витало в воздухе дома Чонов, спровоцировал он. Своими запоями, своими необоснованными срывами и скандалами Чонгук добился того, что его собственный ребенок, до этого момента обожавший папу, больше не мог ему доверять. Дохен, находясь в столь нежном переходном возрасте, учился быть взрослым. Он учился самостоятельности, и вместо того, чтобы поощрять это, Чонгук только и мог, что раздавать новые приказы и запреты.       Он перестал интересоваться школьной жизнью подростка, все чаще тон его голоса звучал обвиняюще, грубо и строго. Чего он ожидал от ребенка? Что Дохен не закроется в своей скорлупе и не спрячется от подобного отношения?       Чимин, на автомате занимаясь водными процедурами, буквально кипел от обуявшей его злости на Чона. Неужели тот настолько свихнулся, что не замечал очевидных вещей? Его отношения с сыном рушились секунда за секундой, и вместо того, что обратить на это внимание и предотвратить трагедию, он подливал масла в огонь, пытаясь оградить Чимина от их семьи.       Человека, который единственный после родного отца был дорог подростку. Не мать, свалившая много лет назад неизвестно куда, ни бабушка с дедушкой, которые жили за тридевять земель, ни школьные учителя или одноклассники. Чимина, который находился рядом с ребенком с самого рождения и воспитывал как своего собственного, можно было назвать вторым отцом Дохена.       И, думая об этом, мужчина достал с запылившихся полок то, что не использовал уже долгие годы.       Дубликат ключей от дома Чонгука появился у Пака примерно шестнадцать лет назад, когда родился Дохен. Ими он пользовался в экстренных случаях: следил за растениями, если горе-папаша ложился в больницу с ребенком, приезжал посреди ночи, если случался непредвиденный форс-мажор, а позже, когда Чонгук устроился на работу, иногда забирал его сына из садика, дожидаясь до поздней ночи.       Плевать Чимин хотел на то, что Чонгук, вероятнее всего, устроит новый скандал и заставит отдать эти ключи. Они должны поговорить, пока еще можно что-то исправить.       Утро субботы Дохен проводил на тренировке, поэтому он должен застать Чонгука в гордом одиночестве. Так или иначе, Чимин уверен, что подросток не вернется домой до самого вечера.       Быстро собравшись, мужчина закинул на заднее сиденье машины барсетку и выдвинулся в путь.       На стеллажах супермаркета его внимание привлекли яйца, томатный сок и прочие продукты, из которых Чимин собирался приготовить поздний завтрак. Неизвестно, сколько Чонгук вчера выжрал, поэтому время его пробуждения оставалось загадкой. По пути к дому друга Чимин всеми силами пытался успокоить разбушевавшиеся эмоции. Он чувствовал негодование, ведь Дохен не выходил на связь несколько дней, злился, потому что хотелось по-детски заорать и топать ногами, а еще руки чесались от желания с Чонгуком подраться как в старые добрые времена.       В пору юношества это здорово вышибало всю дурь из двух взбалмошных пацанов. Однако теперь они оба мужчины, и приходилось искать иные способы справиться со стрессом. Чонгук, будучи потерянным в собственных проблемах, выбрал самый легкий путь — алкоголь, который губил не только его здоровье, но и взаимоотношения с сыном.       Стиснув кожаный руль до побелевших костяшек, Чимин свернул на лужайку Чонов, паркуя машину на отведенном месте у гаража.       Яркое солнце грело землю. По утрам каждый день здесь начинался с улыбок, так как солнце наряду с прохладным бризом Тихого океана медленно просыпалось и приглашало прогуляться по прекрасным паркам и скверам Вествуда. Пешеходные аллеи, увитые зелеными гирляндами листьев, создавали заманчивые тени, в которых можно было насладиться чашкой кофе или книгой в руках. И Чимин, всласть насладившись недавним свиданием, именно так и планировал провести первый выходной: сделать зарядку после пробуждения, принять контрастный душ, захватить с собой пару книжек и отправиться в ближайшую кофейню за сладким кокосовым рафом.       Все планы были нарушены, стоило ему коснуться злосчастного мобильника. Вместо того, чтобы хрустеть горячим лососевым сэндвичем под красочным зонтиком на террасе, он вынужден нервно вытирать ладони о шорты, гадая, спит его головная боль или нет.       К счастью, в доме оказалось тихо. У порога была свалена куча перемешанной обуви, поэтому Чимин, чудом не свалившись в прихожей, аккуратно поставил пакет с покупками на пол, чтобы разгрести этот свинарник. Запашок стоял тот еще.       Оглядевшись, Чимин сразу оценил масштаб работ: он не уйдет отсюда, пока каждая комната не будет блестеть.       Утерев лоб тыльной стороной ладони, Чимин влез в домашние тапочки Дохена, продвигаясь вглубь дома. За прохладу, стоявшую на первом этаже, нужно было поблагодарить несчастный сломанный кондиционер. Бедолага, не справляясь со знойной августовской жарой, беспощадно тек прямо по стенке, скапливая на полу многоговорящую лужицу воды. Закатив глаза, Чимин нашел в ворохе одежды, сваленной бесформенной кучей на диван, футболку Чонгука, швырнул ее на пол, а сам уселся за барную стойку, чтобы вызвать мастера.       Гора грязных немытых стаканов указывала на одно — в этом доме давненько ничего не готовили, а мусорные пакеты, ютящиеся у гарнитура, битком были забиты пачками от полуфабрикатов.       Чимин никуда не торопился. Он монотонно выполнял уборку на первом этаже, вооружившись перчатками и моющим средством из ванной. Когда комната стала более-менее похожей на человеческое местообитания, мужчина переместился на кухню. Признаков жизни до сих пор не было слышно, а это значило, что Чонгук спал крепко. Запустив стиральную машинку, Чимин принялся за готовку.       Легкий куриный бульон, стакан взбитых яиц и кружка перемешанного томатного сока с табаско должны были быстро вылечить чонгуково похмелье. Не заботясь о том, что яркий свет и громкие звуки могут привести друга в бешенство, Чимин вероломно ворвался в чужую спальню с подносом ароматной еды, настежь распахивая окно.       — Просыпайся, — он пнул завернутого в одеяло Чонгука, лицезрея лишь спутанные грязные волосы на самой верхушке.       — Какого хрена… — застонал Чон, всеми силами пряча воспаленные глаза ладонями. Он явно не был готов к разговору, но Чимин не собирался ругаться с ним ни свет ни заря (хотя часы давным-давно указывали на обеденное время).       — Поешь, приведи себя в порядок и спускайся на первый этаж.       — Ты как сюда попал?       — Телепортировался, — не удержался от колкости Пак, на ходу собирая грязную мятую одежду. Непривычно было наблюдать за тем, как некогда повернутый на чистоте Чон собственноручно превращал свой дом в помойку. — Жри, я сказал. Еда на тумбочке.       — Мне вызвать полицию? Это незаконное вторжение на частную территорию… — Чонгук, все еще морщась от солнечного света, перекатился на спину и скинул с тела мятое покрывало. Футболка его задралась к груди, оголяя влажную бронзовую кожу. Чимин скользнул краем глаза по растянувшейся фигуре, закатил глаза и выдохнул устало, будто сил осталось только на это:       — Да хоть ЦРУ, мне плевать. Просто сожри этот гребаный суп и помойся, от тебя воняет, как от самого грязного бомжа на Скид Роу.       С этими словами он оставил пьянчужку наедине с его антипохмельным завтраком.       Свалив кучу грязного белья у стиралки, Чимин вернулся на второй этаж. Судя по звукам, от еды Чонгук не отказался. Из-за приоткрытой двери слышался звон ложки о керамическую супницу, а еще долгие выдохи, как если бы Чон пытался остудить пищу. Поставив мысленную галочку в списке дел на день, Чимин приоткрыл дверь в комнату Дохена.       Здесь царил отдельный мир, отличавшийся от остальной части дома.       — Мне кажется, лучше выбрать зеленый, — Чонгук с сомнением осматривал пустое помещение и бетонные стены, которые совсем недавно подготовили к покраске. Чимин, вооружившись каталогом, с умным видом листал варианты дальше.       — Он устанет от зелени, которая окружает ваш дом. Может, голубой?       — Небо голубое, умник, от него он не устанет?       — Между прочим, голубой — это цвет мира и гармонии. И небо не всегда одного цвета! Я не говорю о каком-то ярком оттенке… Может, бледно-васильковый?       — Ладно, мне все равно без разницы. Если честно, я не очень хорош в дизайне. Просто покончим с этим.       Ремонт выматывал. Особенно, когда им обоим то и дело приходилось следить за маленьким ребенком, который только-только научился ходить.       — Ребята, тут чей-то пацан пытается превратиться в смурфика! — один из рабочих заглянул в комнату, поправляя желтую каску на голове.       Чимин и Чонгук, как по команде, сорвались с места. Благо, пухлый дяденька в грязном комбинезоне успел ликвидировать происшествие, отняв из маленьких ручек бутылочку колера. Чонгук подхватил маленького сына на руки, а Чимин принялся осматривать малыша на видимые повреждения. Лучистая улыбка, задорный смех и щечки, спрятавшие глаза — вот залог того, что с вашим ребенком все в порядке. И не важно, что минутами ранее он чуть не вылил на себя бутыль синей краски.       Чимин огладил кончиками пальцев шершавую стену бледно-василькового цвета, с теплотой в сердце предаваясь воспоминаниям. В комнате Дохена он не был давно — мальчик вырос, а ссора с Чонгуком перекрыла ему доступ в когда-то ставший родным дом. Пока было время, ему хотелось вновь ощутить те чувства, которые давным-давно запылились в дальних уголках сознания.       Рабочее место подростка выглядело захламленным. Тут и там были расклеены стикеры с напоминаниями выполнить домашку, купить килограмм картошки и занести отцу папку, которую тот должен был передать начальнику на подпись. Когда Дохен их приклеил, одному Богу было известно, потому что потрепанные бумажки знатно затаскались и потеряли былой вид. Сбоку на столе грудой лежали учебники, а на расправленной кровати, в ее изножье, кучкой валялась нежно-голубая пижама.       Осторожно накинув на постель край покрывала, Чимин сел посередине и остановил взгляд на металлической решетке с прикрепленными к ней фотографиями. На ней, точно на семейной доске почета, можно было обнаружить снимки их с Чонгуком юношества, разнообразные селфи и все стадии взросления Дохена.       Чимин, словно родитель, смотрел на выросшего подростка, некогда перекатывающегося по кровати с игрушками и радостно смеющегося. В его глазах проступила тень ностальгии, а сердце начало трепетать от сладкой грусти. В памяти всплывали те дни, когда каждая маленькая радость ребенка вызывала настоящее волнение и счастье в душе. Эти воспоминания, как картины на холсте, оживали и буйствовали яркими красками — волшебные сказки на ночь, обнимашки перед сном, разборки за последнюю печенюшку с подноса. Чимин, оглядываясь назад, вспоминал крохотные ручки, что судорожно щипали воздух в первых шагах, и невинные, полные любопытства глазки, оживающие при каждом новом открытии.       Дохен рос чудесным мальчиком. Идеальный ребенок — это про него. Он излучал невинность, доброту и искренность. Воспитанный в любви и окруженный лаской, ребенок наполнился самыми лучшими качествами, какие только могли ему привить Чимин и Чонгук.       Из его детства можно было вспомнить моменты, которые иллюстрировали прекрасное развитие и успешное воспитание. Чимин никогда не забудет сцену, как маленький Дохен, сияющий улыбкой на лице, защищал слабого: он делился игрушками с соседским мальчиком, с которым почему-то никто не хотел играть, примирял друзей и разнимал чужие ссоры. В его присутствии остальные дети цвели и оживали, искренним счастьем наполняя игровую площадку.       Утренние поцелуи-клевки Чимин вспоминал с особенным трепетом. Порой он оставался с ночевкой, и как же ему нравилось просыпаться, слыша топот маленьких ножек на лестнице. Он все время притворялся, будто еще спит, чтобы неожиданно схватить ребенка и повалить на диван, щекоча по извивающимся бокам. Дохен звонко смеялся и кричал, и тогда на подмогу приходил большой и сильный папа — Чонгуку хватало пары секунд, чтобы закинуть обоих на плечи и сунуть в ванную комнату.       Помимо всего прочего, Дохен рано стал самостоятельным. Его научили быть ответственным ребенком, умеющим заботиться о других. И хотя это требовало усилий и самопожертвования, его душа разбогатела из-за достойного воспитания.       Он почитал книжки, с любовью исследуя страницы, сосредоточенно изучал картинки и бесконечно увлеченно слушал рассказы Чимина и Чонгука перед сном грядущим. Каждая история становилась новым миром, открывающимся перед его глазами, и ребенок неизменно попадал в волшебный лабиринт фантазий. Одним из развлечений Дохена являлось тыкать в картинку пальчиком, запоминая снова и снова, как взрослые произносят названия.       Его сердце всегда было наполнено состраданием и заботой, а душа пронизана светом. Но самое главное — он дарил тепло и любовь всему миру, всему, чего касалась его рука.       Чимин с тоской вспоминал те моменты, когда мог приехать в любое время к другу, случись у него горе или радость.       Дохен никогда не являлся помехой, частенько Чимин приезжал просто потому, что привязался к ребенку всем сердцем.       И сейчас, когда раскол в их семье становился все больше, Чимин не мог оставаться в стороне. Если Чонгук не станет с ним говорить, Пак найдет другой способ, чтобы привести некогда лучшего друга в чувства.       — Выметайся отсюда, — прохрипел Чонгук, заглянув в комнату сына в одном полотенце, повязанном на бедрах.       Вся ностальгия Чимина осталась в комнате — за ее пределами чувствовалось напряжение, а в воздухе пахло назревающим скандалом. Упершись взглядом в мускулистую спину, Чимин все еще не мог вернуться в настоящее.       В мыслях, в воспоминаниях все было хорошо, а умиротворение, разлившееся по венам, не спешило покидать. Брови Чонгука часто хмурились, тело его напрягалось, будто готовилось к атаке. Спустившись на первый этаж, он рухнул на диван в гостиной и раздвинул пошире ноги, обеими руками схватившись за мягкую спинку.       — Ключи, — требовательно скомандовал он, буравя Пака нечитаемым взглядом.       После дýша алкоголик Чонгук больше походил на мистера Чона. Вязь черных татуировок, покрывавших правую руку, струилась вверх, оканчиваясь на мощном плече. Не смотря на то, что за время отпуска мужчина ни разу не появился в спортзале, это никак не сказалось на точеной фигуре — Чонгук все еще выглядел как с обложки журнала, а мышцы, затянутые в бархат золотистой кожи, все еще манили прикоснуться.       Чимин сунул руку в карман шорт, а затем с силой швырнул бренчащую связку на живот друга, отчего тот вздрогнул и нахмурился пуще прежнего. Чимин предпочитал пялиться в покрытое разводами окно, нежели на распластанное по дивану полуголое тело.       — Объяснишь, какого хрена ты здесь забыл? — тон Чонгука звучал обвиняюще, однако менее агрессивно, окажись он пьян. Кажется, в голове его разъяснилось, либо же он просто не мог повышать голос из-за мигрени. На самом деле, Чимина не волновало ни то, ни другое. Чонгуку он хотел врезать, да посильнее — так, чтобы кровь из носа хлынула на эту идеальную мощную грудь.       — Объяснишь, какого хрена ты запрещаешь Дохену видеться со мной? Ты отобрал у него мобильник?       Чонгук усмехнулся, растирая пальцами нижнюю губу. Внешне Чон напоминал загнанного в угол хищника, который не собирался сдаваться — Чимин видел, как тому некомфортно находиться в его обществе, но всеми силами он пытался держать невозмутимое выражение лица. И перед кем!       Чимин видел Чонгука в более худшем состоянии, чем сейчас, однако все это было по молодости. Шлейф стыда ситуации навевал возраст, в котором бы ему следовало скорее взяться за голову да выпустить горло бутылки из губ. Неужели Чимин приехал учить его жизни?       — Слушай, Пак, я уже все тебе сказал — просто исчезни из нашей жизни и забудь сюда дорогу, ясно?       — Нет-нет, постой-ка, — схватив поднявшегося с дивана Чонгука, Чимин тут же одернул руку, когда мужчина резко к нему повернулся.       — Что-то хочешь сказать? Может, расскажешь, как вы весело отпраздновали игру Дохена с этим рыжим чудовищем?       — Не приплетай сюда Тэхена! — не выдержал Пак первым, значительно повысив голос. Он тяжело дышал, крылья носа раздувались из-за сопения. Сил еле хватало сдерживаться, чтобы не толкнуть этого напыщенного индюка в грудь. Снова он за свое!       — А ты не вмешивай моего сына в свои потрахушки.       Темный и таинственный, этот взгляд отличался своим зловещим и раздраженным посылом. Его лицо, искаженное яростью и ненавистью, было для Чимина неузнаваемым. Глаза, точно два горящих угля, испускали искры ненависти.       Чон не нуждался в словах, чтобы выразить свое раздражение, его взгляд достаточно передавал всю глубину чувств. Когда глаза встретились с глазами напротив, в воздухе заискрило электрическим напряжением.       В его взгляде не было милосердия, не было сострадания — только глубокая, черная ярость, способная заполнить любую душу тревогой и страхом.       Одно неверное движение, одна неправильная реплика — и он мгновенно вспыхнет, а злоба выжжет все на своем пути. Этот мужчина — тень, нависающая над Чимином, и его взгляд — это губительное оружие. Он продолжал молчаливую борьбу, не собираясь уступать — не он приперся в чужой дом за разборками.       — Мои потрахушки тебя больше не касаются, — тихо выдохнул Чимин, прежде чем из него выбили весь дух. Одно движение — и он прижат к мягкому сиденью дивана, а над ним, точно коршун, навис Чонгук.       Так много хотелось сказать. Так много хотелось сделать…       Чонгук из последних сил держался не наделать глупостей, но когда дело касалось Чимина, ему сложнее всего было сдерживаться. Напоминание о глубокой ране, которую тот ему когда-то нанес, задело все живое внутри него. Хотелось защищаться. Хотелось разрушить его, как тогда, прямо на этом диване…       Чимин несмело опустил взгляд ниже. Сердце загнанной пташкой билось в груди, однако он не собирался показывать страх — Чонгука он никогда не боялся, сколько бы они не дрались по молодости. Он знал, чувствовал, что настоящей боли тот ему никогда не сможет причинить. И поэтому допустил то, чего нельзя было делать с противником — потерял зрительный контакт, упустил нить слежения, чтобы провести дорожку от прямого носа до губ, украшенных кольцом холодного пирсинга. Сглотнув, он облизал свои и замер, будто жертва вампира перед долгожданным укусом.       Чонгук медлил. Ни на секунду не выпускал чужой взгляд из-под наблюдения, анализировал, вычислял, что же тот чувствует в данный момент. Ему страшно? Он зол? Быть может, он?..       Чонгук, поддавшись моменту, судорожно выдохнул и прикрыл глаза, стискивая голое бедро Пака рукой. Он ощутил жар его кожи, и тот, разлившись по венам, адреналиновым раем расползся по телу.       Чонгуку хотелось больше. Воспоминания, что каждую ночь сводили с ума в ночных кошмарах, подстрекали к действиям.       Тиская плотную ляжку, он горячо выдыхал в чужие губы, уперевшись в лоб Чимина своим. Тело обратилось в оголенный нерв, а слух стал таким острым, чтобы не пропустить ни одного тихого слова, сорвавшегося с полных губ Пака маленькой птичкой.       — Убери руку, — прохрипел Чимин, вразрез своим словам не предпринимая ничего, чтобы остановить мужчину. Чонгук плотоядно ухмыльнулся, сильнее захватывая ногу в капкан крупной ладони. Он, скользнув на внутреннюю сторону бедра, пальцами прошелся по кромке боксеров, вызывая ответную дрожь в теле под собой.       — Не нравится? — и снова эта усмешка, будто не верил, будто все, что Чимин говорил, полная ерунда.       — Конечно, ты ведь не Тэхен.       И это стало спусковым крючком. Чонгук, будто сорвавшийся с цепей Цербер, набросился на Чимина, как на кусок свежего мяса. Губы его, жестокие и холодные, накрыли чужие, воруя поцелуй, который ему не предназначался. Тихий писк послужил наградой, и это только раззадорило внутренний голод, истосковавшийся по чужому теплу.       Он напирал силой, брал верх чужой растерянностью и заминкой. И Чимин в его руках, такой недоступный и далекий, вновь казался единственным на всем свете, кто понимал с полуслова.       — Ублюдок, — выплюнул Пак, насильно разорвав поцелуй. В глазах его метались огни, а губы, искусанные и заласканные, покраснели. Настырная ухмылка Чонгука бесила сильнее, чем то, что тело предательски отзывалось на каждое действия этого мудака. Оно, точно глина в руках искусного гончара, поддавалось напору, ластилось и отзывалось напряжением внизу живота, которое уже натягивало шорты в районе паха. Поспешив избавить себя от искушения, Чимин с силой толкнул Чона в грудь, тут же вскочив на ноги.       — Побежишь жаловаться рыжему уебку? — Чонгук снова развалился на диване, точно король на троне. Теперь он чувствовал себя гораздо лучше, хоть и поступал, как редкостный говнюк. Знал же, что это только разозлит Пака, но удержаться сил не было никаких.       — Ты просто невыносимая куча дерьма. Лежишь здесь, разлагаешься, отравляя людям жизнь! Зря я приехал — теперь воняет еще сильнее!       — Ну что ты так разоряешься, птенчик…       — Закрой свою пасть!       — Ты находишься в моем доме, — строго отрезал Чонгук, вновь оказавшись на ногах. Полотенце на бедрах ослабло от возни, и теперь оно не скрывало покрытый щетиной лобок и сексуальные выемки по обеим сторонам от еле заметного пояса аполлона. Помимо прочего, полотенце действительно держалось на честном слове — если бы не полувставший член, Чимин уверен, оно бы тут же рухнуло на пол, оставив Чонгука в чем мать родила. Пак изо всех сил старался не опускать больше взгляд — себе дороже. — Поэтому имей хоть каплю совести: ты разбудил меня, ворвался сюда, как преступник, навел свои порядки, а теперь пытаешься права качать?       — Я пришел, чтобы поговорить с тобой про Дохена! Не о моих отношениях с Тэ!       — Это имя здесь не произносят.       — Я серьезно. Надень гребаные штаны и послушай, что я тебе говорю! — Чимин швырнул в Чонгука первыми попавшимися под руку брюками, и тот, расплывшись в елейной ухмылке, сорвал с себя полотенце.       Нисколько не стесняясь своей наготы, мужчина проследовал в ванную комнату, чтобы повесить полотенце на сушку. Однако одеваться он не спешил — так и вернулся в гостиную, с гордостью выставляя на обозрение опадающий член.       Чимин шлепнул себя по лбу, вымученно застонав. Неисправимый, упрямый кусок барана!       — Дохен может вернуться в любой момент, спрячь это безобразие! — Чимин взмахнул рукой, намекая на оголенные причиндалы Чонгука. Тот помрачнел, закинув ногу на ногу.       — Он не вернется раньше восьми. В последнее время Дохен редко появляется дома.       — Интересно, почему же!       — Если ты думаешь, что чашка супа, уборка и смазанный поцелуй вернут мне желание видеть тебя, то спешу огорчить. Просто уходи, Чимин, я не шучу.       — Я не уйду, пока ты не поймешь, что то, что творится сейчас, убивает Дохена!       — Да, я несчастный алкаш и хреновый отец! Судя по всему, еще и хреновый любовник, раз ты решил выбрать другого. Доволен? — Чонгук вскипел по-новой, больно хватая Чимина за предплечье. — А теперь вали к своему рыжему чучелу, чтобы я больше тебя не видел. Выметайся, — и, вытолкнув Пака на крыльцо, он хлопнул дверью перед его носом, закрываясь изнутри на ключ.       — Чертов козлина! — заорал беспомощно Чимин, со всей дури зарядив ни в чем неповинной двери. — Ублюдок!       — И тебе не хворать, птенчик, — высунулся из соседнего окна Чон, прекрасно зная, что там его никто не достанет.       Наблюдая за психующим Чимином, Чонгук затянулся сигаретой и помахал напоследок, когда тот выезжал с его лужайки. Насладившись красноречивым средним пальцем с водительского сиденья, мужчина захлопнул окно, после этого предусмотрительно задернув шторки. Не хватало еще засветить свой член на весь жилой комплекс.

***

      Вечер в Вествуде отличался от дневной суеты тихим спокойствием и размеренной легкостью. В позднее летнее время, окутываясь вуалью романтики, он сиял золотистыми оттенками заходящего солнца. Воздух наполнялся мелодией живой музыки, которая звучала из уютных кафе и ресторанов, расположенных вдоль улиц.       Парки Вествуда окунали в отдельный мир магии. Причудливые тени деревьев играли с серебряными лучами луны, когда становилось совсем темно, создавая интимную атмосферу для влюбленных парочек, что выбирались на прогулку после долгого трудового дня. Изящные фонтаны, вихристые ручейки и одинокие скамейки придавали паркам романтический оттенок, где каждый мог насладиться покоем и умиротворением.       Но только не Чимин.       Вернувшись домой в разнузданных чувствах, он до вечера пытался найти себе место, не зная, чем занять тело и разум, чтобы не вернуться назад и не разнести к чертям собачьим наглую рожу Чонгука.       Все смешивалось воедино: возмущение, беспомощность перед ситуацией и чувствами, что рождались в нем снова и снова, росли и бушевали в душе, как сильный цунами. Чимин давно подобного не испытывал. Жизнь его всегда текла размеренно и сонливо: дом, работа, кратковременные интрижки, о которых уже успел позабыть, лучший друг и его сын, что стали практически семьей. Чимин привык к определенному ритму, и когда все пошло под откос, он просто растерялся, будто застигнутый яркими фарами олень на дороге.       Но действовать было нужно. Он отчаянно нуждался хоть в чем-то, что могло бы его на секунду отвлечь от этого сумасшедшего вихря, который подкармливал Чон Чонгук своими нелепыми выходками.       Тело до сих пор помнило его прикосновения. Его болючие поцелуи-укусы и спертое дыхание, хриплые выдохи между вздохами и поволоку в глазах, что чернилась в глубине зрачков искрами вожделения.       Вспоминания — страшная сила. И чтобы затмить их, Чимин пошел на необдуманный шаг.       Тэхен ответил сразу же. Сообщил, что полностью свободен в этот вечер и с превеликой радостью готов устроить очередное свидание. Однако Чимин опередил его: ему не хотелось выезжать в город, видеть других людей и делать вид, что чувствует себя прекрасно. Все, о чем он мечтал в эту секунду — вытеснить из головы Чон Чонгука, стереть из памяти ту роковую ночь, когда он доверил ему тело и душу. Руки, цепкие и горячие, хотелось заменить на что-то другое.       И даже осознание всей ситуации не могло остановить его от совершения этой глупой ошибки, ведь Тэхена Чимин никогда не любил.       Водные процедуры немного охладили пыл. Чимин тер себя щеткой до покрасневшей кожи, стараясь избавиться от фантомных касаний лучшего друга. Делал напор воды погорячее, чтобы выпарить все те чувства, от которых плавилось тело. Понимая, что на одном ужине вечер не закончится, Чимин взял из шкафчика лубрикант, выдавливая прозрачную субстанцию на пальцы.       Растяжка вышла спешной и грубой — он намеренно избегал прикосновений к простате, потому что боялся, что перед глазами вновь возникнет не тот силуэт. Выбравшись из ванной в пушистом халате, Чимин наскоро приготовил еду и накрыл на стол: все было готово к тому, чтобы захватить Ким Тэхена в свою подлую ловушку, как голодного мышонка.       Наверняка он наутро пожалеет об этом, будет корить себя за спешку и страдать от угрызений совести, но сейчас все это казалось таким малозначимым, что мужчина попросту гнал из головы противоречивые мысли. Ему нужен был кто-то, кто смог бы создать иллюзию чувств, никак не относящихся к Чону. И секс, пусть и с коллегой, казался в данный момент единственным вариантом это воплотить.       — Выглядишь потрясающе, — вместо приветствия промурлыкал Тэхен, являя мужчине обезоруживающую улыбку. Он, в своем сером выглаженном костюме с небрежной укладкой рыжих кудрей, смотрелся не менее привлекательно.       Чимин смущенно отвел взгляд, грудью подавшись в невесомое приветственное объятие. Тэхен осторожно притянул мужчину за плечи к себе, вдохнул нанесенный за уши аромат одеколона, а затем прижался теплыми губами к щеке, собирая первый выступивший румянец.       Чимин нервничал. Несмотря на всю свою решительность, с которой он собирался впервые переспать с Ким Тэхеном, ему было боязно, что что-то выйдет из-под контроля. Обычно это происходило само по себе: неторопливые поцелуи, предварительные ласки, которые настраивали обоих партнеров на что-то большее… Но сейчас, в этот самый миг, целуя Тэхена более нежно и глубоко, Чимин заведомо знал, чего ждет от вечера.       Он много думал о том, каков Тэхен в постели. Позволит ли он себе немного грубости, сжимая длинные пальцы на шее? Будет ли напирать, или предоставит инициативу в свои руки? Сможет ли вознести до небес, как прежде это сделал Чонг…       Туго выдохнув, Чимин натужно улыбнулся и отошел, наконец, в сторону, чтобы пропустить в дом Тэхена.       Внутри пахло ужином. Ничего необычного: ароматная дымящаяся паста, бокалы с красным вином и приготовленные презервативы на тумбочке в спальне. Чимин подошел к подготовке основательно: не хотелось тратить лишнее время на технические моменты.       Трапеза проходила в неловком молчании. По скользящим взглядам было понятно, что оба смущены, и первым не выдержал Тэхен.       — Кхм, — он привлек внимание Чимина, сделав короткую паузу глотком красного вина. — Извини за бестактность, но… Я правильно понимаю, почему ты меня пригласил?       И взгляд, точно такой же туманный и горящий, облизал Чимина всполохами огня.       Мужчина весь вспыхнул, щеки налились румянцем, а нижняя губа оказалась закушенной. Пак давно пережил тот возраст, когда его могли смутить разговоры о сексе, но сейчас, под раздевающим взглядом Тэхена все казалось таким искусственным и несуразным. Почему Ким здесь? Почему Чимин позволяет зайти этому цирку дальше?       Тэхен действительно ему нравился. Милый, очаровательный, заботливый… Его кроткий нрав и внимательность к мелочам делали из мужчины идеального партнера, но это не то, к чему привык Пак. Несдержанные реплики, живые эмоции, страсть, накаляющая каждую клеточку тела… Вот, что стало родным за долгие годы.       Чонгук — именно тот мужчина, с кем Чимин подсознательно сравнивал потенциальных любовников. Его отношения с партнерами зачастую длились недолго: он обязательно выискивал хоть одно несоответствие, чтобы найти причину расстаться.       Тогда еще Чимин не понимал, почему же он за столько лет до сих пор не мог обзавестись семьей. И не обращал внимания на то, что Чонгук, потрясающе красивый мужчина в самом расцвете сил, тоже одинок.       Когда пазл встал на место, когда недостающие детали наконец-то были обнаружены, Чимин испугался. Испугался стремительности происходящего, испугался напора лучшего друга, которого и другом-то теперь назвать нельзя. Кто они? Несостоявшиеся любовники? Бывшие друзья?       С Тэхеном все было просто — у них за плечами не было многолетней дружбы и разграниченных рамок. Ким устроился в новый коллектив, заприметил Чимина, а позже явно дал понять, какие намерения имеет на его счет. И все вроде бы хорошо, да только одно жирное но…       Выбросив из головы все мысли, Чимин поднялся из-за стола и направился медленной поступью в комнату.       Взгляд с тугой поволокой желания стал сигналом к действию. Тэхен, как истинный джентельмен, выдержал паузу. Промокнул губы салфеткой после сладкого напитка, поправил костюм, а когда щелкнула ручка двери — поднялся, настигая свою жертву.       В комнате царил полумрак. На тумбочке горели ванильные свечи, наполняя комнату изысканным ароматом. В свете подрагивающих огней поблескивали этикетки презервативов, а на идеально заправленной постели, у самого изголовья тосковал тюбик со смазкой.       — Ты готовился, — вынес вердикт Тэхен, осторожно прикрыв дверь.       Пути к отступлению оборваны, больше не будет возможности улизнуть. Чимин гулко сглотнул и мягко улыбнулся.       — Не ври, что не ждал этого, — лукавое подмигивание, тихий шорох снимаемой одежды.       Чимину скорее хотелось избавиться от тесной водолазки, которая раздражала кожу, хотелось выпорхнуть из тугих брюк, что сковывали движения. Внезапно каждая мелочь становилась центром внимания. Все не так и все не то.       Но он не из тех, кто привык пасовать. Когда вся одежда, кроме белья, оказалась отброшенной в сторону, Чимин подошел к мужчине и растер его плечи.       Тэхен выглядел красиво в своем костюме. Наверное, он попросит его не раздеваться, чтобы ощутить трение грубой ткани о кожу. А может, это бессознательная попытка оградить себя от лишних касаний мужчины, которому не хочется принадлежать.       Приобняв Кима за шею, Чимин приподнялся на носочки, оставляя на нежных губах теплый поцелуй. Он прощупывал почву: дразнился, кончиком языка проходясь по кромке, прикусывал шаловливый язык, пытающийся пробраться глубже.       Ему не приходилось стараться, чтобы разжечь чужое пламя — Тэхен уже был заведен, ему не терпелось оказаться в постели. И, точно по расписанному в голове Пака сценарию, он опрокинул его на кровать, втискивая узкие бедра между раздвинутых ног.       Чимин охнул, когда первый укус пришелся на шею. Слабый выдох сорвался с губ, а руки вцепились в чужие плечи не то оттолкнуть, не то притянуть ближе и поторопить. Чимин изо всех сил старался расслабиться и получить удовольствие, но разум, подлая сука, играл против него.       Руки, блуждающие по телу, иногда подрагивали. Томные выдохи и кусачие поцелуи все ниже не шли ни в какое сравнение с теми, что ему однажды подарил Чонгук.       Это произошло шесть месяцев назад, когда Чимин, не придумав ничего лучше, испек дурацкое печенье-сердечки на День Святого Валентина.       Дохен, тогда еще находившись в лучших с отцом отношениях, отпросился на ночевку к однокласснице, с которой планировал провести романтический вечер. Это означало, что горе-папаше пришлось бы умирать одному от скуки, листая бесконечные каналы с сопливыми мелодрамами.       — Оно, блять, сгорело! Я в бешенстве! — Чимин так сильно разозлился, что шибанул деревянной лопаткой по столешнице. На другом конце провода Чонгук заливисто рассмеялся, нисколько не удивившись: выпечка — явно не его конек.       — Прекрати разносить квартиру и приезжай ко мне. Дохен свалил на тусовку.       — Это значит, что можно до утра пересматривать документалки от BBC?       — Что угодно, лишь бы не этот кошмар по телику.       — Уже мчусь!       — И печенье свое тащи!       Как сказано — так и сделано! Загрузив все свои неудавшиеся попытки стать кондитером в пакет, Чимин заскочил в круглосуточный магазинчик, чтобы прихватить пару бутылок красного полусладкого. На самом деле, после тяжелого рабочего дня не хотелось ничего, кроме пива, но Пак посчитал кощунством отдать дань празднику всех влюбленных чем-то хмельным.       Чонгук уже приготовил все нужное: расстелил диван на первом этаже в гостиной, настроил телевизор, включил колонки… Осталось дождаться друга, с которым они в последнее время редко встречались. У обоих настал тот период, когда начальство сводило с ума кипой работы, постоянно выносило мозги и вынуждало оставаться в офисе с задержками.       Стресс, отсутствие нормального отдыха, напряжение…       Все это указывало на то, что пришла пора устроить разгрузочный вечер в приятной компании лучшего друга.       — Если ты снова врубишь передачу про насекомых, я наблюю на твой диван раньше, чем мы допьем первую бутылку, — предупредил Чимин, растянувшись на ворсе пушистого пледа.       Атмосфера чувствовалась… Романтичной. Все эти сердечки и реклама сладких подарков так заела в мозгу, что Чимину казалось, будто они с Чонгуком устроили свидание. Уселись тут перед теликом, как два обленившихся деда, которым лень выехать в город до какого-нибудь семейного ресторанчика. Обоих это устраивало.       Включив документалку про удивительные способы размножений загадочных животных, они чокнулись бокалами и устроились поудобнее.       Искусные танцы скорпионов, избирательные подарки шалашников, бесчисленные связи самцов сумчатых мышей со свободными самками, безжалостные расправы богомолов над партнерами… Чего только не существовало в природе, и все ради чего? Зачать потомство, размножиться, создать связь, которая обеспечит в дальнейшем здоровый приплод.       Чимин пил пятый бокал, когда в глазах начало мутиться, а слух больше не воспринимал голос из колонок.       Он пялился в одну точку, анализируя все свои отношения. Ну чем он не заботливый папа-пингвин? Опыт в воспитании детей имелся, на лицо вышел красивым, да и тело всегда в тонусе. Почему же все его отношения даже не доходили до стадии официального звания «Пара»?       Заметив, что Чимин не реагирует на вопросы, Чонгук поставил программу на паузу и придвинулся ближе к другу.       — Алло, прием, — он щелкнул пальцами у чужого носа, привлекая внимание. Чимин фыркнул и оттолкнул руку, надув губы. Вместо ответа Пак снова приложился к бокалу, хотя и так чувствовал, что уже пьян.       — Отстань, дай пострадать в этот очередной одинокий День Святого Валентина.       — Кто-то уже наклюкался, — Чонгук закатил глаза и забрал чужой бокал, осушив мизерные капли на дне.       На самом деле, он и сам не сказал бы, что трезвый, но состояние все еще не докатилось до той отметки, когда хотелось размышлять о чем-то глубинном и ворошить темное прошлое. Этим он заниматься не любил, а вот его лучший друг — еще как. Поэтому, пока не произошло что-нибудь страшное, Чонгук решил вытянуть весь гной из открытой раны.       — Серьезно, почему мы сейчас сидим здесь, а не трахаемся в каком-нибудь лав-отеле?       — Вдвоем? — Чонгук вздернул бровь, а Чимин устало выдохнул, скатившись ниже по подушке.       — Да какая разница, — фыркнул он, — я просто рассуждаю.       — Если ты хотел трахаться, почему не сказал сразу?       Серьезность в тоне друга заставила Чимина приподняться и нахмурить брови.       — Чонгук, у тебя совсем крыша поехала? — попытался увильнуть от вопроса мужчина, даже не догадываясь, насколько тот был серьезен.       Непроницаемое лицо Чона и поджатые губы наводили все больше ненужных мыслей.       Нет, он не мог говорить серьезно. Он и Чонгук? Переспать? Заняться сексом? Потрахаться, в конце концов?..       — Нет, я на полном серьезе. Зачем тебе кого-то искать, когда я тоже одинок? Сам посуди, а? Разве я тебе не нравлюсь?       Откинув с ног покрывало, Чонгук напряг мышцы всего тела, красуясь перед другом, будто тот и так не знал, в какой физической форме он находился. Заметив, что это не возымело никакого эффекта, Чонгук взял чужую руку и положил на свою грудь, заставив небольшую ладонь сжать мышцу.       Чимин шлепнул его аккурат возле соска, а затем рассмеялся, рухнув в подушки.       — Отстань, секс-машина, я напился и хочу спать, — для пущего эффекта Чимин театрально натянул покрывало повыше и отвернулся от друга. Процесс был запущен.       Он сомкнул покрепче глаза, чтобы перестать воображать их теоретический секс с Чонгуком.       Чимин знал его так долго, что это било точно обухом по голове.       Он и Чонгук.       Голые.       В одной постели.       — Я же знаю, что ты еще долго не уснешь, — игривый шепот коснулся уха, а предательские мурашки табуном разбежались по шее.       Чимин вздрогнул, когда горячее тело прижалось со спины, дав ощутить всю его силу и мощь. На самом деле, Паку нравились партнеры, превосходящие его в размерах. Это играло против него, потому что Чонгук, его чертов лучший друг, идеально подходил под любимый типаж Чимина. Просто так вышло, что прежде он не задумывался об этом.       Смогли бы они стать друзьями с привилегиями?       — Чимини, — сладко позвал Чонгук, носом тычась в чужой затылок. Рука его, бесстыжая и настырная, бродила по крепкому бедру, вырисовывая невидимые узоры. Иногда он кончиками пальцев цеплял край шортов, а иногда, совсем растеряв остатки стыда, ладонью скользил выше, прямо на округлую ягодицу.       Разнеженное алкоголем тело было более чем готово принять всю эту ласку. Но не Чимин.       Перевернувшись на другой бок, чтобы видеть наглую рожу Чонгука, он снова пихнул того в грудь, гулко выдохнув. Игривый настрой Чона никак не вязался с осознанием того, что это делал его лучший друг.       — Прекрати немедленно! — насупился картинно Чимин, стараясь придать виду грозности и осуждения. Чонгук проигнорировал его попытку избежать касаний, вместо этого ущипнув мужчину за бок.       — А что, боишься поддаться соблазну? — самодовольно ухмыльнулся он, подмигнув другу. Тот покраснел, запыхтел, а затем сообщил, что отправится в ванную перед сном.       На самом деле все, что Чимину требовалось — это плеснуть холодной воды в лицо, дабы остудить вскипевшую кровь. Долгое отсутствие секса, вся ненормальная паника вокруг праздника дня всех влюбленных делала свое дело — ему начинало казаться, что переспать с Чонгуком идея вовсе неплохая. Но он его друг. А это значило, что любая ошибка стоила многолетней дружбы, тесной связи и особенных отношений, какие Чимин не мог выстроить даже с собственной семьей.       Чонгук для него был больше, чем просто друг. И риски, тяжким грузом лежащие на плечах, всегда останавливали от необдуманных поступков.       Плевать, что тот был горяч, как самое жерло вулкана, плевать, что первый выказал желание соединиться телами.       Чимину было страшно, но не менее волнительно попробовать.       — Это идиотская затея, — прошептал он отражению в зеркале, снова плеснув холодную воду в лицо.       Руки, дарящие незабываемые ласки, все еще фантомно лизали бедра. Чимин чувствовал их бархатом кожи, ощущал силу в музыкальных пальцах, которые могли придушить.       Фантазия, развратная чертовка, не позволяла расслабиться. Она подкидывала все новые картины того, как ему прямо сейчас могло стать хорошо…       — Плевать, — выдохнул Пак, закрутив кран смесителя. — Не я это начал.       Сняв с себя мнительную ответственность, Чимин вернулся в гостинную с твердым намерением воплотить в жизнь то, что Чонгук ему предложил.       — Трахнемся? — самоуверенно спросил он, поставив ногу на край дивана. Чонгук, до этого зависающий в телефоне, тут же его отбросил, расплываясь в довольной ухмылке.       — Серьезно? Вот так просто?       — А что? Я действительно хочу трахаться, и ты… Вроде как, нравишься мне. Чисто теоретически.       — Какова вероятность того, что после секса я начну нравиться тебе больше? — тут же задал вопрос мужчина, засунув руку под свободную футболку. Он почесывал живот, специально оголяя кожу, и когда вдоволь насладился паузой, уточнил: — Ну, чисто теоретически.       Чисто теоретически секс с Чонгуком оказался таким, что даже в самых мокрых снах Чимин никогда не видел. И это то, что мешало ему смотреть в чужие глаза утром, когда они оба протрезвели и осознали случившееся.       — Ты напряжен, — прошептал Тэхен в припухшие губы, пытаясь вытянуть Чимина из пучины воспоминаний.       Проморгавшись, тот всмотрелся в золотистые глаза напротив, пытаясь найти в них ответ. Он однажды совершил ошибку. И повторять ее дважды — сумасшествие.       — Прости, я не могу, — выдохнул, наконец, Пак, «умывая» ладонями лицо. Жар, распространившийся по телу, свидетельствовал вовсе не о возбуждении.       Горячий стыд и вина — вот что Чимин ощущал, лежа сейчас под Тэхеном.       — Я догадывался, — Ким откатился в сторону, рухнув на спину. Он так же, как и Чимин, закинул руки наверх, вглядываясь в идеально белый потолок. В голосе его слышалось разочарование, и от этого Чимину становилось только больнее. По собственной глупости он разбивал чужое сердце, потому что не мог склеить свое.       — Прости…       — Не стоит, — отмахнулся Тэхен, — ты ведь сделал этот выбор не просто так… На моем месте мог оказаться кто угодно, но… Раз ты доверился, значит ли это, что я хоть немного тебе нравлюсь? — ущипнув мужчину за бок, Ким перекатился к нему лицом, улыбаясь так трогательно и душевно, что у Чимино свело горло. — Перестань обманывать себя. Все то время, что я знаком с тобой, ты ни дня не мог не упоминать Чонгука. Я же не слепой. Просто верил, что ты действительно переключишься, но… В этом есть и моя вина. Возможно, это я помешал тебе до конца разобраться в чувствах. Просто прими их, не стоит убегать от неизбежного…       — Твою мать, какой же я жалкий… — Чимин вжал сомкнутые кулаки в глаза, растирая так и не сорвавшиеся с ресниц слезы. Он шумно выдохнул, а затем взял телефон, не осмеливаясь разблокировать. — Ты действительно думаешь, что это правильное решение?       — О ком ты думал, пока я тебя целовал?       Ответ на этот вопрос не требовал озвучки. Соскочив с постели, Чимин схватил треклятые брюки, чтобы скорее их натянуть.       — Я врежу ему. Поеду прямо сейчас к нему домой и врежу, да так, что он имя свое вспомнить не сможет!       — Добавь от меня заодно, — усмехнулся Тэхен, наблюдая за спешными сборами своего ускользающего счастья.