Извинения не принимаются

      Антон на время выпадает из сути игры и думает только о том, что обидел Арса. Он не может сосредоточиться на происходящем, из-за чего пропускает моменты, когда ему нужно было закрыть свои ячейки. Старается не показывать, что он только об этом и думает, поскольку их снимает камера. Но то и дело ловит недовольные взгляды любимого на себе, и чувство вины цепляется за Шастуна своими липкими лапами, обхватывая, по ощущениям, всё его тело. Он видит вопросительный прищур Попова и нервно сглатывает.       Так смотреть может только он. Антон частенько совершал необдуманные поступки, после чего всегда награждался этим Поповским прищуром. Прищуром, который означал, что позже их будет ждать разговор. Шаст всеми силами старается не выпадать из игры и смеяться на камеру, но с каждой минутой делать это становится сложнее, так как Арс, в свою очередь, не улыбается вообще.       Рядом заливается смехом Позов, и Антон рефлекторно повторяет за ним, но, как встречается взглядом с голубыми глазами, желание смеяться куда-то пропадает и чувство вины накатывает с новой силой.       У каждого из них остаётся по одной незакрытой ячейке, и Арсений трясущейся рукой вытаскивает бочонок. Несколько секунд не решается посмотреть на цифру, но Матвиенко, сидящий рядом, подгоняет товарища, и Попов объявляет число. Победно вскрикивает и закрывает последнюю ячейку на своей карточке.       Камера выключается, и Стас объявляет часовой перерыв перед пятой игрой. Арсений сразу же уходит наверх в свою комнату, что не ускользает от внимания Антона. Позов, сидящий рядом, о чём-то энергично рассуждает в надежде построить с другом содержательный диалог, но тот улетает мыслями слишком далеко. Антона никто больше не снимает, и он перестаёт скрывать эмоции. Такая резкая смена настроения беспокоит Диму, но Шаст отнекивается, убеждая, что просто морально отходит после игры.       Недолго раздумывая, он извиняется перед Позовым и поднимается наверх, к Арсению. В голове, как отскочившее эхо от стен, крутится: «Надо извиниться». На еле гнущихся ногах он поднимается по деревянной лестнице на второй этаж и подходит к двери, ведущей в комнату Попова. Заносит кулак, чтобы постучать, но тут же опускает. Сердце набатом стучим в ушах, будто прося немного подождать. Но Шастун не хочет ждать. Поэтому собирается с силами и всё-таки стучит в дверь.       — Да-да, — слышится с той стороны голос Попова, дающий разрешение войти.       Антон неуверенно заходит в комнату и закрывает за собой дверь. Арсений поднимает глаза на вошедшего и демонстративно откладывает телефон, как бы говоря: «Я слушаю». Такая надменность в его поведении во время ссор хорошо знакома Шасту, он привык к ней, поэтому не обращает внимание. Какое-то время мнётся у двери, как провинившийся ребёнок перед матерью, не зная, как правильно начать разговор.       — Я это… — произносит на выдохе и тут же запинается. — Извиниться, в общем, пришёл. Прости меня, пожалуйста.       Несколько секунд Попов внимательно разглядывает Антона, от чего тому становится неуютно и хочется сделать хоть что-нибудь, чтобы сбросить давление этого взгляда. Арс смотрит так пристально, что, кажется, если задержится на чём-то одном чуть дольше, чем положено, то прожжёт в Шасте дырку.       Арсений колеблется, думая, что ответить. Черты его лица смягчаются, и он даже выдаёт что-то наподобие полуулыбки. Ну не умеет он долго обижаться на Антона, как ни старайся. Этот жалостливый взгляд и искренние извинения всегда в мгновение растапливают лёд в его душе; он просто не умеет сопротивляться этому.       — Ладно, горе луковое, иди сюда, — бархатистым голосом говорит Арс, и у Антона непроизвольно пробегают мурашки по спине от Поповского тембра.       Арсений отодвигается чуть в сторону и распахивает объятия, ожидая как можно скорее ощутить в них Шастуна. Антон послушно ложится рядом и ластится в тёплых руках любимого. Попов бережно обхватывает парня, прижимая к себе настолько близко, насколько это возможно.       Кто-то говорил, что объятия — это физическая попытка запихнуть человека в своё сердце. Как же они были чертовски правы.       Арсений трётся подбородком о кудрявую макушку Антона и пару раз едва сдерживает чих; волосы парня уж больно сильно щекочут ноздри. Шастун же ненавязчиво кладёт ладонь на грудь Попова и чувствует каждый его вдох и выдох. Слышит и ощущает биение любимого сердца под ладошкой. Ему становится так хорошо, словно всю жизнь он ждал именно этого момента.       Они лежат так несколько минут, забывая о прошедшей ссоре. Антон сам не замечает, как прикрывает веки и почти засыпает, лёжа под мышкой у Арсения.       — Эй, не спать, — ласково мурлычет Попов, хихикнув над Шастом. — Нам ещё пятую игру снимать предстоит. Твою, к слову.       Антон бурчит что-то неразборчивое, явно недовольный, что его почти случившийся сон потревожили. Он поднимает измученный взгляд на Арсения, который не может перестать улыбаться, смотря на парня, который сейчас напоминает ему котёнка.       Они просто смотрят друг на друга. Ничего не говорят, ничего не делают, а просто смотрят. Но в их взглядах, если приглядеться, можно рассмотреть гораздо больше, чем есть в песнях, фильмах и стихотворениях о любви вместе взятых. Самые искренние признания в чувствах, что переполняют обоих, заставляя голову вскружиться. Иногда им действительно не нужны были слова. Просто вглядываясь в любимые и любящие глаза напротив, они узнавали всё, что сейчас чувствуют и о чём думают.       Арсений слегка наклоняется к Антону и оставляет на его губах невесомый, сравнимый разве что с трепетом крыльев бабочки, поцелуй. От этого у Шастуна что-то приятно сводит судорогой в животе, а затем превращается в щекотку. Он тянется к Попову за следующим, а затем ещё, ещё и ещё. Где-то снизу слышны разговоры Матвиенко и громкий гогот Позова, но парням слишком всё равно на остальных.       Рука Антона ложится на щёку Арсения; большим пальцем он поглаживает его скулу. Жмётся к любимому, ощущая, как низ живота начинает приятно потягивать. Ему так мало его. Кажется, ближе уже некуда, но Шаст каким-то образом находит возможность прижаться к Попову ещё сильнее. Как маленький ребёнок цепляется за свою любимую игрушку, переживая, как бы никто её не отнял. Именно так он чувствует, что тот полностью принадлежит ему.       Арсений протягивает руку к шее Антона и легонько ведёт по ней, поглаживая выступающие ключицы. Слышит, как парень тихонько стонет в поцелуй и чувствует, что в штанах становится тесно. В этот же момент ладонь Шастуна опускается на живот любимого и не спеша двигается вниз к ремню светло-коричневых брюк.       Они разрывают поцелуй и не отрываясь смотрят друг другу в глаза. Лучи закатного солнца пробиваются сквозь окна и превосходно ложатся на аристократические черты лица Арсения. У Антона в животе пролетает стая бабочек; он всё никак не может привыкнуть, что его парень — настоящее произведение искусства.       Антон расстёгивает ремень Поповских брюк и залезает под боксёры, обхватывая набухший половой орган партнёра. Арсений не сдерживается, и из его рта невольно вырывается громкий стон. Руки Шаста хорошо изучили его, поэтому парень легко находит идеальный темп. Пару раз задевает чувствительное колечко мышц, после чего Попову приходится закрыть рот ладонью, дабы не сообщить о получаемом удовольствии слишком громко.       Арсений приподнимает корпус и стаскивает с себя зелёно-коричневый свитер. Ложится обратно, заправляя прядь любимых каштановых кудряшек за ухо Антона. Глядит самым нежным взглядом, на какой только способен.       Когда Шастун убирает руку с его члена, Попов садится на кровать и с силой прижимает к себе Антона, постанывая в его рот. Параллельно снимает с парня сначала джинсовку, а затем и белую футболку. Его взору открывается так сильно полюбившаяся картина — оголённый торс Шаста. Худое мужское тело с небольшим количеством волос в низу живота и чертовски возбуждающими ключицами. Арсений не сдерживает свой порыв и толкает Антона, чтобы тот лёг на постель и, накрыв его собой, начинает выцеловывать каждый сантиметр Антоновской кожи.       Целует жадно, постепенно спускаясь всё ниже и ниже. Попов любит заставлять своего парня томиться в ожидании каких-либо действий с его стороны и поэтому не спешит. Антону же одновременно нравится и не нравится эта Поповская привычка. С одной стороны, разрядка становится куда мощнее и удовольствия от получаемого больше, но с другой, слишком уж долго иногда Арс подходит к главному, зацикливаясь на прелюдиях. Его крепкие руки обвивают горячее тело Антона, как тёплое одеяло, и голова парня машинально откидывается назад.       Мужчина расстёгивает ремень брюк парня и снимает их сразу вместе с боксёрами, оставляя Антона полностью обнажённым. Первое время тот очень сильно стеснялся своего тела и долго не мог раздеться перед ним, но со временем стал так доверять Арсению, что доверил бы ему не только тело, но и всю свою жизнь.       В этот раз, на удивление Шаста, Попов сразу переходит к действию и осторожно берёт в рот набухшую головку члена. Антон чуть не вскрикивает, хватаясь пальцами за голову мужчины и прогибаясь так, будто под спину насыпали раскалённых углей. Старается контролировать стоны, чтобы случайно не оказаться слишком громким и не привлечь внимание коллег и, главное, Стаса.       Отчасти они уже привыкли к тому, что нужно постоянно скрывать отношения, но иногда так хотелось проявлять больше тактильности на камеру или с парнями. Ведь они знали, что их не поймут и не примут, а как интернет отреагирует на подобную новость — вообще представлять страшно. Поэтому как есть, так есть.       Попов с каждым разом погружает член партнёра глубже, чем вызывает рой мурашек по всему телу Антона. Он с упоением слушает хриплые стоны Шастуна. Наслаждается тем, какое действие оказывает на любимого человека. Тем, что доставляет ему столько удовольствия. Но самое приятное в этом то, что это доступно только ему и никому больше.       Попов вынимает половой орган парня изо рта с характерно пошлым звуком и тянется к одной из главных эрогенных зон Антона — ушам. Влажно дышит и прикусывает мочку уха, вынуждая Шаста вцепиться ногтями в его спину. У парня невероятно сильно кружится голова, и он чувствует, как с каждой секундой и каждым поцелуем его сознание улетает всё дальше и дальше. А сам он тает от этих прикосновений и ласк, как печенье в тёплом молоке.       Арсений спешно целует парня в губы и отстраняется, снимает с себя лишнюю одежду. Антон берёт инициативу в свои руки и мягко переворачивает мужчину на живот. Оглаживает крепкие ягодицы, пару раз звонко шлёпая по ним. Попов стискивает белую простынь в кулаке и стонет в неё, когда Шастун проводит кончиком пальца по линии позвоночника, а затем по этому же маршруту прокладывает дорожку из влажных поцелуев. Что-то приятно щекочет у Антона под рёбрами от того, что он видит. Внимательно наблюдает за тем, как любимый человек так сильно сжимает простынь, что костяшки пальцев белеют. Слушает его приглушённые стоны. На его лице растягивается хитрая ухмылка — знает, что спина и ягодицы — главные эрогенные зоны Попова.       Шастун тянется к ящику тумбочки и достаёт оттуда небольшой флакон смазки, который Арсений всегда держит рядом с кроватью. Выдавливает немного жидкости на руку и, аккуратно раздвинув ноги мужчины, входит в него пальцами. Постепенно, не торопясь, давая Попову время привыкнуть к ощущениям.       Антон нечасто выступал активом в занятиях любовью. По его личному мнению, Арсений справлялся с этим во много раз лучше. И в эти редкие моменты, когда Шаст всё же решается быть активом, у Попова сносит крышу. Мужчина, конечно, любит чувствовать определённую власть над парнем, когда всё идёт так, как он хочет, но позволять Антону брать это в свои руки — куда круче.       Шастун ускоряет темп, когда Арс свыкается с ощущениями. Второй ладошкой в очередной раз шлёпает его по левой ягодице, замечая розоватую отметину. Немного перестарался. Но, кажется, Попова это только ещё больше заводит.       Антон просит Арсения перевернуться на спину и тут же набрасывается на него с удушающими, не оставляющими возможность даже сделать вдох, поцелуями. Целует жадно, цепляясь ногтями за плечи мужчины, будто кто-то сейчас подойдёт и отнимет его у Шаста.       Выдавив ещё небольшое количество смазки на руки и половой орган, Антон входит в Арсения со сдавленным писком удовольствия. Смотрит на то, как тот закатывает глаза от наслаждения и как нежно и по-девчачьи трепещут его ресницы на полуприкрытых веках. И будто заново влюбляется. Очаровывается. Жалеет, что не умеет рисовать, ведь то, что он сейчас видит перед собой, достойно того, чтобы запечатлеть навсегда.       — Ах, Антон… — прерывисто вырывается из уст Арсения в перемешку со стонами.       Шастун гладит любимого по щеке и волосам; целует его в шею, подбородок и кончик носа. Голова кружится, а внешние звуки приглушаются. Перед глазами пролетают искорки, и Антон ускоряет темп, приближая обоих к разрядке.       Бёдра Арсения послушно двигаются навстречу проникновениям, а смесь тяжёлого дыхания и стонов заполняет пространство комнаты. Имя Антона вновь и вновь срывается с распухших от постоянных ласк губ, отзываясь в сердце учащённым ритмом.       Член Шаста нарочито задевает чувствительную точку внутри Арсения. Попов понимает, что близок к финалу и не может больше ждать; обхватывает ладонью свой член, начиная доводить себя до исступления. Кровать поскрипывает от активного взаимодействия парней, но они не обращают на это внимание. Их взгляды прикованы друг к другу. Их тела объединяет такая желанная для обоих близость, что им всё равно на весь окружающий мир.       Арсений заканчивает первый, и Антон, целуя его в губы, присоединяется. Роняет голову в выемку между шеей и ключицей Попова, обмякая в его уютных объятиях. Мужчина пропускает сквозь пальцы спутанные пряди и смахивает капли пота со лба парня.       — Я люблю тебя, Тош, — стараясь отдышаться, шепчет Арсений.       — И я тебя.       Приведя себя в порядок, они одеваются и спускаются к остальным. До съёмок следующей игры остаётся двадцать минут, и Антон начинает тщательную подготовку, чувствуя на себе тёплый, любящий взгляд Арсения.