Выходи из сумрака

      Дверь подъезда звонко хлопает сломанным доводчиком. Антон досадливо морщится и кидает недокуренную сигарету под ноги – ну куда этот идиот прется?       Он так надеялся спокойно отдежурить.       Комендантский час падал на город в полночь, звуча запертыми дверьми, выключенным светом, задернутыми шторами. Город привык. Город так живет вот уже больше десяти лет. Потому что день – время людей, а ночью выходят они: хищные, кровожадные, не соблюдающие дневные законы, живущие только по своим.       Кто сильнее – тот победил.       Никто из людей не знает, что случилось. Просто в какой-то момент стали пропадать любители прогуляться в одиночестве по темным переулкам, позже несколько компаний наутро нашли с разорванными глотками, а потом уже власти забили тревогу, когда с нечистью столкнулись полицейские патрули – не выжил никто.       Разумеется, высшая нежить была в курсе происходящего. Разумеется, долбоеба, балующегося с ритуалами призыва и не подчищающего за собой хвосты, нашли и нейтрализовали, но было уже поздно – дорвавшиеся до халявной жратвы твари плодились хуже тараканов, гнездились и укоренялись в новом мире. Тогда уже главам кланов пришлось выйти на свет – фигурально конечно, гадость какая – и начать сотрудничать с людьми.       Именно тогда появился и комендантский час, и патрули.       Ночной дозор, выйти из сумрака, блядь.       Антону его жизнь нравилась. Нравилось дрыхнуть весь день, идти в магаз за пивом, натянув на лицо очки, сдвинув кепку до носа и накинув сверху безразмерное худи, нравилась работа на удаленке – за нее он был готов расцеловать прогресс.       За нее и за донорскую кровь – вампиром Антон был довольно брезгливым. Правда, из-за консерванта та немного кислила, но это лучше, чем кусать давно не мытое тело. Однажды дежурство пошло совсем не по плану, и он, тяжело раненый и ничего не соображающий, попробовал на зуб случайно попавшегося по пути бомжа, а потом уныло блевал в подворотне – лучше тогда не стало, еле до дома добрался.       Так себе опыт, конечно. Лучше уж консервант.       Патрули стали обязанностью для всей более-менее способной нежити, обязанности распределялись в офисе – у каждого вида тот свой. Понятно, что условные мавки в них ходили редко, но те же вампиры или оборотни в одиночку легко справлялись с двумя-тремя тварями. Сначала патрули были смешанные, но замедленная реакция людей оказалась только обузой – защищай еще этих немощных! – и от такой схемы решено было отказаться. Самые отбитые иногда сами выходят, вооружившись с ног до головы, но это уже их проблемы – Антон махал подставляться из-за этих слабоумных.       В их городке, где население с трудом дотягивало до пятисот тысяч, нежити не так много, так что раз в три дня он до пяти утра шатается по своему району, пресекая нападения на одиноких долбоебов, которым не сидится дома, и по возможности убивая рвущихся к свежему мясу тварей. Хорошо хоть те в охоте тоже одиночки, редко когда сбиваются в группы по две и больше особей – понимают, что так еды достанется меньше, а хиленькие людишки и от одной хер сбегут.       Арсения он приметил давно. Тот живет в соседнем микрорайоне, щеголяет в модных шмотках, когда Антон его видит вечером в местном супермаркете, и совершенно игнорирует как шторы, так и домашнюю одежду вместе с бельем. Антон как-то целый час проторчал у него во дворе, пялясь в окна второго этажа, где этот домашний эксгибиционист танцевал под музыку в наушниках. Он тогда так засмотрелся, что чуть не пропустил приближающиеся к нему мягкие шаги, а потом долго матерился, отстирывая любимую толстовку от густой черной крови.       Так и не отстирал, кстати. Пришлось выбросить.       Как-то само собой вышло, что вот уже больше полугода Антон начинает патрулирование именно с его двора. Курит на детской площадке, проверяет особенно темные углы и уходит только тогда, когда в знакомых окнах гаснет свет.       Вот и сегодня, стоит окнам с бесстыже раздвинутыми шторами потемнеть, Антон уже поднимается на ноги, планируя докурить на ходу, как дверь подъезда открывается и из нее выскальзывает знакомая фигура, заставляя глухо выматериться. Да, официально в комендантский час запрещено покидать пределы дома, но никакой ответственности за это нет, максимум выпишут штраф и прочитают лекцию о том, что это опасно.       Если выживешь.       Антон держится у зданий, недоумевая, куда Арсений прется среди ночи. Все давно закрыто, в такое время можно найти или барыг, которым деньги дороже жизни, или злобно оскаленную морду твари. Мужчина еще и не торопится, идет прогулочным шагом, словно вышел в парк понаблюдать за птичками, а не среди старых многоэтажек найти приключений на собственную задницу. Довольно неплохую, кстати.       Антон уже собирается подойти и за руку оттащить этого суицидника домой, как в устоявшуюся картину мира вмешивается посторонний шум. Так шуршат листья, когда наступаешь на них, шелестят катящиеся по асфальту мелкие камушки, так двигается кто-то быстрый и легкий.       Он срывается вперед еще до того, как мозг обрабатывает полученную информацию, и успевает перехватить сорвавшуюся в прыжок тварь за долю секунды до момента, как она приземлится точно на Арсения. Тот с задушенным вскриком шарахается к стене и расширившимися глазами наблюдает, как Антон прижимает к себе бьющееся тело, крошит в пальцах куцые кожистые крылья и пытается свернуть гибкую шею, пока длинная пасть создания, что больше похоже на извращенный плод любви собаки и летучей мыши, клацает в опасной близости от его горла.       Победный хруст в ночной тишине раздается особенно громко, и Антон уже разворачивается к Арсению с заготовленной нравоучительной тирадой, которая состоит из одних матов, как слышит крик:       – Сзади!       С какого, нахуй, сзади?       Они налетают вдвоем, целясь в горло и ноги, и особо крупная тварь размером с откормленного алабая валит его наземь, вгрызаясь в грудь и пытаясь добраться выше, а вторую Антон с болезненным криком отпинывает от себя – та со скулежом отлетает на несколько метров. Перед глазами плывет от боли, ослабевшей правой рукой он оттаскивает морду от себя, а резко удлинившимися когтями на левой вспарывает мерзости горло, заливая себя кровью. Тварь еще несколько раз царапает когтистыми лапами его бок и затихает, кулем с дерьмом заваливаясь сверху.       Сквозь собственное сбитое дыхание Антон слышит только гулкие размеренные удары.       Он с трудом сваливает с себя горячую тушу, перекатывается на живот и медленно поднимается на четвереньки. Вампирская регенерация – штука замечательная, но для нее нужно время и подпитка, а сейчас Антон едва может шевелить правой рукой и чувствует, как по торсу течет собственная кровь вперемешку с кровью нечисти.       Арсений в паре метров от него сосредоточенно раскраивает череп последней твари невесть где найденным булыжником. Слепая морда равномерно покачивается от каждого удара и скалится в пустоту.       – Хватит, Рэмбо, она уже сдохла, – голос с трудом протискивается через пересохшее горло.       Арсений останавливается и глупо смотрит сначала на распростертую под ним тушу, потом на свои испачканные руки и покрытый черной кровью булыжник. Брезгливо бросает его прям на мертвую тварь и поднимается с колен.       – Я увлекся. – Несмотря на спокойный вид, голос у него дрожит.       – Ты подставился, еблан. Нахуй ты из квартиры выперся? А если бы я не успел? – Антон пытается подняться, но оступается и по-идиотски валится на задницу. – Блядство. Помоги мне встать.       Арсений в два шага оказывается рядом, придерживает, пока он нетвердо поднимается, а потом закидывает здоровую руку на плечо, придерживая за расцарапанный бок – Антон несдержанно шипит от боли.       – А где же хваленая вампирская неубиваемость? – нервно шутит Арсений, начиная медленно идти.       – В пизде. Мне нужно домой, я живу в соседнем микрорайоне.       – Ко мне ближе, – безапелляционно заявляет Арсений.       – Ты еблан?       – Мы уже решили, что да. – Тот едва пожимает плечом, кренясь под весом немаленького Антона.       Он меланхолично наблюдает, как асфальт попеременно уплывает в разные стороны, чувствует, как к горлу подкатывает тошнота, и решает не спорить. В крайнем случае, наберет от Арсения в офис, объяснит ситуацию – Димка немного попсихует, а потом все равно примчится на нужный адрес с парой пакетов третьей положительной. Димка хороший, Димка друг.       Спустя пятнадцать минут они добираются до квартиры Арсения, слава Верховному, на них за это время никто не нападает. Антон сначала пачкает стену у подъезда, дожидаясь, пока Арсений найдет ключи, а потом стену в подъезде, пока тот отпирает три разных замка. Вы только посмотрите какой осторожный! Где он эту осторожность просрал, когда выходил в час ночи из дома прямо в пасти тварей?!       Антон задает этот вопрос уже через несколько минут, когда проточной водой промывает противную рваную рану на груди и грязно материт вылезшую этой ночью нечисть до десятого колена – уже после того, как с еще более злобными матами снимал с себя пропитавшиеся кровью вещи.       – Я хотел привлечь внимание.       Антон даже перестает разглядывать уже чистые края раны – кровь остановилась, а значит, регенерация потихоньку началась, – тяжело опирается о раковину и смотрит на Арсения через зеркало.       Как на дебила смотрит.       Тот выглядит сочувствующе и слегка виновато, но легче от этого как-то не становится.       – Ну, у тебя получилось. Эти твари очень успешно привлеклись. Менее экстравагантного способа самоубиться не нашел? – Ответа Антон не ждет, и Арсений только поджимает губы. – Спирт есть?       Тот притаскивает почти полный флакон, и Антон щедро льет прям на рану, закусив костяшку пальца. Боль резко обжигает, но лучше так, чем позволять чужой крови и токсичной слюне, которая могла остаться в тканях, замедлять регенерацию еще больше. К тому же, шрамы после прижигания ему не грозят.       Он протягивает почти пустой флакончик Арсению.       – На, обработай руки, если есть ранки – туда могла попасть их кровь. Загноится и отпадет нахуй.       Антон переползает на крышку унитаза, с трудом доставая из заднего кармана айфон, чтоб набрать Диму. Арсений аккуратно промакивает пальцы ватным диском и раздражающе наблюдает за каждым его движением.       – Что ты делаешь?       – А не видно? – огрызается. – Звоню нужному человеку, мне нужна кровь. Блядь!       Телефон безмолвствует, только смотрит на него темным глазком камеры и разбежавшейся по экрану сеточкой трещин, не реагируя на кнопку включения. Сука, только новый недавно купил!       – Могу дать свой телефон, позвонишь, – участливо предлагает Арсений.       – Если бы я, блядь, помнил номер!       Никогда не запоминал. А нахера? Все ж в телефонной книге есть. Которая, блядь, в телефоне.       Капли воды с мокрой челки уныло падают на темный кафель.       – Зачем тебе кровь? – допытывается мужчина.       – Проголодался, – язвит Антон, пихая бесполезный телефон обратно в джинсы. Да что ж за ночь такая!       – Антон. – У того в голосе один упрек.       Опа.       Антон заинтересованно приподнимает бровь.       – Арсений.       – Вот и познакомились, – хихикает тот.       Антон Арсения пробивал. Ну потому что интересно у кого под окнами он трется месяцами напролет, а еще у него была возможность – так почему бы ею не воспользоваться? Поэтому он знает и имя, и что мужчине сорок лет, он не женат, но в разводе, живет один, не судим, имеет актерское образование, хотя работает, кажется, на фрилансе, а еще любит белое вино – но это Антон не пробивал, это он случайно заметил в супермаркете.       Антону по документам тридцать два, потому что ему нахуй не упало открывать свою сущность перед каждым встречным-поперечным.       Как давно тебе тридцать два?       Каждый раз смешно. Не баян, а классика.       – Пойдем в комнату. Я сейчас принесу бинты, где-то лежали.       – Будет мне одолжить какие-то шмотки? А то этим пизда.       Арсений кивает.       С его помощью Антон скидывает грязные джинсы и в одних трусах ковыляет в гостиную, где с облегченным вздохом разваливается на диване. Пока Арсений пропадает в глубине двухкомнатной квартиры, он заинтересованно оглядывается по сторонам.       Здесь уютно. Никакой лишней мебели – наверняка чтоб голым танцевать было удобнее, – плазма на стене, стеллаж с книгами и какими-то безделушками, светодиодная лента под потолком, отблески которой Антон часто наблюдал через окно. Типичная квартира современного типа, не обремененного женщинами и детьми.       Холостяцкой берлогой назвать язык не поворачивается – холостяцкая берлога у Антона, с пылью по углам, которую он убирает раз в месяц, и раскиданными по стульям шмотками. А тут лента. Светодиодная.       Арсений появляется быстро, тащит с собой какие-то вещи, которые аккуратной стопкой кладет на диван, а в руке неуверенно сжимает тонкий бинт.       – Не уверен, что этого хватит. Выглядит ужасно, – он хмурится, разглядывая рваную рану. Кровотечения нет, но она все равно багровеет воспалившимися краями. – Больно?       – Терпимо. Нужна кровь, – вздыхает Антон. – В течение часа полностью затянется.       Арсений задумчиво разглядывает его обнаженное тело – хочется сразу чем-то прикрыться, – оглядывает царапины на боках и постоянно возвращается к подранной груди. Решает для себя что-то – сразу становится неуютно.       – Пей, – твердо произносит он и протягивает свое запястье. Антон натурально слышит шум крови в его сосудах.       – Я не пью из людей, – морщится Антон, но взгляд отвести не может. – У меня дома есть кровь. Я пойду.       – Ты не дойдешь, – тот так уверен в своих словах, аж противно. – Если на тебя нападут, ты не сможешь обороняться.       – Из-за тебя, еблана, – Антон облизывает пересохшие губы.       – Из-за меня, – соглашается. – Поэтому пей.       В Антоне не так много силы воли, как хотелось бы, поэтому он обхватывает похолодевшими пальцами чужое предплечье и кусает – аккуратно, пытаясь не оставить шрамов, а тонко разрезать удлинившимися клыками кожу. Та не противная совсем, слегка солоноватая и с запахом какого-то цветочного геля для душа, а кровь такая сладкая, что Антон стонет вслух.       И слышит, как Арсений стонет в ответ.       Антон поднимает ошарашенный взгляд, не отрываясь от запястья, и натыкается на взгляд Арсения – светлая радужка тонет в темноте расширившихся зрачков. Он делает ровно семь глотков и коротко лижет рану, не переставая бегать взглядом по раздувающимся ноздрям, приоткрытому рту, темным глазам.       – Пластырь нужен, – голос хрипит так, словно он дрался с нечистью не полчаса назад, а секунду.       Арсений заторможенно кивает, но не идет за аптечкой, а резко тянет его на себя, впиваясь в губы, на которых еще осталась его собственная кровь – Антон едва успевает убрать клыки.       Еб вашу мать, да он же конченый!       Арсений целуется так, словно долго этого ждал, а тут наконец дорвался. Он почти сразу пускает в ход язык, лижет верхнюю губу и тут же чувствительно ее прикусывает – и кто тут еще вампир? Антон сначала теряется под таким напором, но быстро входит во вкус, перехватывает инициативу, практически вылизывая чужой рот, двигается все ближе и запускает руку ему в волосы на затылке, чувствует, как по тонкой шее веером разбегаются мурашки.       В ране начинает покалывать и чесаться – после свежей крови регенерация ускоряется в десятки раз, наращивая новые ткани взамен прокушенных. Антон на пробу кладет правую руку Арсению на бок и сжимает – тот стонет прям ему в губы.       Ебануться.       Антон прерывает поцелуй, чтоб нормально подышать – он хоть и нежить, но кислород ему нужен точно так же, как и людям. Арсений совсем близко от его лица, покрасневший и с влажными губами, смотрит так, словно хочет довершить работу тварей и сожрать его полностью.       – Чье внимание ты, говоришь, хотел привлечь? – голос низкий и хриплый, Арсений судорожно вздыхает и сглатывает слюну.       – Твое. – Ответ не удивляет. – Я тебя еще несколько месяцев назад заметил во дворе. У меня друг есть, он приближен к вашей тусовке, я попросил узнать о тебе больше, Антон Шастун.       – Низенький такой армянин? – Антон видел его несколько раз, когда тот приходил к Арсению.       – Ага.       То-то Антону он показался знакомым! Наверняка в офисе как-то видел, но, как обычно, даже не поинтересовался, кто этот человек – его такие моменты особо никогда не волновали, коммуникацией с людьми всегда занимались Старшие.       – И тебя не смущает то, что я не человек? Вампир, создание ночи, которое спит в гробу и пьет кровь девственниц?       Вообще, если кого тут что и смущает, так это самого Антона, потому что Арсений выглядит глубоко довольным обстоятельствами, а сам он сидит в одних боксерах, которые уже вполне недвусмысленно топорщатся в стратегических местах.       Сейчас вся оставшаяся кровь отольет от головы, и он позорно скончается от инсульта. Очень достойно.       – Зато я уже давно не девственник, – мурлычет Арсений и ведет рукой от груди, где наверняка чувствуется участившийся – по вампирьим меркам – стук сердца, вниз, оглаживая бок. – А ты реально спишь в гробу?       – Нет, – голос сипит. – У меня кровать на заказ сделанная, кинг сайз.       – Ммм, так ты король. – Рука добирается до боксеров и смело ныряет под резинку, обхватывая член и выбивая из Антона резкий выдох.       «Ты что творишь!», хочется заорать в ответ, но он может только откинуться на спинку дивана и закусить губу, пока Арсений медленно оглаживает головку большим пальцем. Антон тянется к его паху, чтоб самому почувствовать чужое возбуждение, но натыкается пальцами на ширинку джинсов.       – Сними, – требует он и сам же едва сдерживает разочарованный стон, когда горячая рука исчезает из трусов. Наш девиз – непоследовательность и слабоумие.       Пока Арсений неторопливо выбирается из футболки и узких джинсов, превращая такой простой процесс чуть ли не в стриптиз, Антон дергано стягивает с себя порядком надоевшие боксеры и скидывает куда-то на пол – порядок в чужой квартире его мало волнует, когда возле него стоит обнаженный Арсений. Он выглядит так восхитительно, что неметафорично капают слюнки: растрепанные его рукой темные волосы, алеющие скулы, подтянутое тело человека, который по утрам не храпит в подушку, а наматывает круги в местном парке, привставший член.       Кто угодно бы залип, Антон не осуждает.       Арсений явно наслаждается произведенным впечатлением, а потом снова приближается, коротко целует в губы и спускается ниже к шее, зацеловывая уже там. В какой-то момент он присасывается к коже, наверняка оставляя там засос – вампирюга! – а потом отстраняется и внимательно смотрит. Антон знает, что он там видит: покрасневшая кожа сначала бледнеет, а потом свежий кровоподтек под действием шарашащей сейчас регенерации исчезает полностью.       – Офигеть, – восторженно шепчет он. – Это всегда так?       – После свежей крови быстрее. – Антон задолбался уже пиздеть, ему хочется целоваться и снова почувствовать горячую ладонь на своем члене, но Арсений слегка отодвигается, продолжая его разглядывать.       – Царапины тоже пропали. – Он оглаживает пальцами бок, и Антон слегка дергается от щекотки. – Но рана хоть и порозовела, но все еще глубокая. Почему?       – Нужно время. И еще кровь.       Арсений кивает так, словно он понял абсолютно все о сущности вампиров и даже немного больше. Поэтому наконец перестает говорить, раздвигает ногой Антоновы колени и усаживается между них на пол, совершенно по-блядски облизывает ладонь и обхватывает ею стоящий член. Возбуждение простреливает с головы до ног, заставляя поджать кончики пальцев. Арсений легче не делает, наоборот – двигает запястьем, проходясь до основания, возвращается и трет большим пальцем уздечку, выбивая первый тихий стон. Даже раздражающий зуд в области раны отходит не на второй, а на двадцать пятый план.       Антону хорошо. Хорошо от вида красивого мужчины у его ног, от того, как тот подключает вторую руку, перебирая яички, а потом гладит пальцами шов, перемещается дальше к промежности и надавливает уже там – знает, зараза, что делать. Антон течет.       Он давно ни с кем не спал, потому что ночной образ жизни и постоянные дежурства мало располагают к заведению стабильных отношений, а на одноночек тратить свое время было попросту лень. Антон всю не-жизнь существовал в экономном режиме, когда проще в кулачок и на бочок, чем пытаться в высокие отношения, которые попробуй еще и заведи – у нежити часто в голове сдвиги похлеще, чем у людей.       Наверное поэтому и заинтересовался некогда Арсением, как красивой картиной, которая не требует месяцев ухаживаний и нервотрепки – сиди себе и любуйся.       Вот только картина внезапно ожила и теперь активно ему дрочит, совмещая движения руки на члене с внешней стимуляцией простаты.       Он чувствует, что долго так не протянет, и накрывает своей рукой арсеньевскую, останавливая движение. Тот все понимает без слов, обхватывает его бедра и целует в коленку – Антона плавит от нежности этого простого жеста. А через пару секунд он вздрагивает, потому что Арсений прокладывает дорожку из поцелуев к внутренней поверхности бедра и ставит засос уже там. Он перемещается от одного бедра к другому, чередуя легкие поцелуи с быстрой болью от засосов, а потом обхватывает губами член – так внезапно, что Антон дергается, едва не напарываясь на чужие зубы.       Своими восхитительными голубыми глазами тот довольно смотрит из-под челки и обводит языком уздечку, а после кончиком оглаживает щелку уретры, от чего Антон стонет уже не сдерживаясь. Удовлетворенный произведенным эффектом, Арсений берет глубже, из-за чего бедра начинают подрагивать – Антон все-таки не железный.       – Я... скоро.       Арсений протягивает ему руку, и он сначала пытается ее сжать, но тот руку отводит, а потом выпускает член изо рта и шепчет:       – Пей.       У него на предплечье две небольшие ранки, на которых выступившая ранее кровь уже свернулась, но Антон все равно чувствует ее запах. Все это время чувствовал, но игнорировал, сосредоточившись на собственном возбуждении; да и не животное же он.       Арсений нетерпеливо ерзает в ногах, пока он изумленно смотрит то ему в лицо, то на протянутую руку, но в итоге все же неудобно наклоняется, хватает протянутую руку и припадает ртом к ранкам. Арсений шипит, когда он аккуратно сдирает передними зубами запекшуюся кровь, но стоит Антону начать зализывать поврежденную кожу, протяжно лижет его член от основания до головки и вновь берет в рот, почти сразу пропуская до горла.       Антон осторожно делает первый глоток, смотрит на Арсения и натыкается на его взгляд – он словно подернутый поволокой, а потом тот закатывает глаза и стонет, из-за чего вибрация передается по стволу. Антон делает еще глоток крови и чувствует, как сжавшийся узел внизу живота лопается и разливается по паху горячим огнем, а перед глазами – яркими пятнами, и он кончает в услужливо подставленный рот. Арсений сглатывает и устало утыкается лицом в бедро, тяжело дыша.       Антону тоже не хватает воздуха, кажется, что сердце, обычно бьющееся вдвое медленнее человеческого, сейчас разгоняется за сотку, как летящий по трассе спорткар.       – Ар...сений, ты... Ты там как?       Тот со стоном отрывает голову от его бедра, задумчиво ведет рукой по обивке дивана и демонстрирует испачканный в сперме палец.       – Диван теперь чистить.       – Ты кончил без рук?! – Антону тридцать два уже давно, но что-то в этом мире его все-таки удивляет.       Арсений довольно улыбается, чмокает его в коленку, а потом шкодливо вытирает палец об Антоново бедро. Он не успевает возмутиться, как тот забирается на диван и утаскивает его в горизонтальное положение, кое-как укладывая на слишком маленьком для двух высоких мужчин диване. Правая нога свисает с дивана, но Арсений, зажатый между спинкой и Антоном, кажется, доволен. Он укладывает голову тому на плечо и кончиками пальцев обводит края раны – та выглядит уже намного лучше. Ранки на предплечье у него все еще немного сочатся кровью.       – Затягивается, – удовлетворенно сообщает Арсений.       – Ага.       – Мне все понравилось.       – Ага. Мне тоже.       – Повторим?       Антон мысленно стонет. Хочется отказаться и сбежать, потому что «повторим» значит, что нужно снова видеться, разговаривать, что-то обсуждать, узнавать друг друга, а иногда и сраться. Антону хочется отказаться, но не может. Потому что все это ему надо.       – Обязательно. Слушай, а с кровью – это какой-то фетиш? – он задает мучащий еще с момента первого поцелуя вопрос.       – Просто удачная идея, – улыбается Арсений.       Они лежат так некоторое время: голые, испачканные в сперме и, кажется, абсолютно довольные этой ночью.       Хорошее патрулирование вышло, думает Антон, выше всех похвал.       – Ты же останешься до вечера? – подает голос Арсений.       – Тебе так не хватает незнакомого вампира в постели?       – Очень даже знакомого. Но я хочу узнать тебя поближе.       – А сейчас недостаточно близко было? – хмыкает Антон.       Арсений пихает его в плечо – спасибо, что в здоровое.       – Я не про это. Как человека. Эээ, ну почти. Вот какой у тебя любимый фильм, например?       – Ладно, – сдается Антон. – Пусть будет «Доктор Стрэндж». А у тебя?       – «Сумерки».       – Еблан.       Арсений опять пинается.       – Так что, ты согласен на свидание?       Антон обреченно вздыхает.       – Согласен. Ты же и мертвого из могилы достанешь, если тебе нужно будет.       Чисто технически, он и правда не совсем жив. Нежить же.       Арсений почти мурлычет и целует его в то же плечо, которое облюбовал для пинков. Антон чувствует себя не всемогущим повелителем ночи, а разнеженной желейкой, которая растекается по дивану, но тут кое-что замечает и хмурится.       – Арсений.       – А?       – Скажи мне, шторы не были задернуты все это время?       Тот шкодливо хихикает.