***
Он боялся перед взлетом, хотя и понимал, что самолёты намного безопаснее автомобилей. Боялся перед посадкой — так как это этап наиболее подверженный риску. Боялся, что в чемодане могут найти что-то запрещенное, вдруг кто-то успел что-то подложить. Боялся, стоя перед воротами общежития, будто на лбу у него написано «гетеросексуал» и его с пинком прогонят. Хотя сам прекрасно понимал, как это глупо. Нельзя по одному внешнему виду, сделать выводы о сексуальной ориентации человека. Конечно, запад с киноиндустрией навязывали определенные стереотипы, геи показываются слишком манерными любителями блесток, моды и маленьких собак. Все перечисленное Антон не любил. Может поэтому он и не гей? — Все хорошо? — спросил охранник на КПП, что достаточно долго наблюдал за парнем. — А? Да, — кивнул. — Я на заселение. — Фамилия? — Шастун. — Хорошо, — поднял трубку, набирая на телефоне номер. — Ольга Васильевна, тут на заселение пришел Шастун. Встретите? Угу. Положил трубку, нажимая на кнопку. На турникете загорелась зеленая стрелка. — Помочь с чемоданом? — Нет, спасибо. Он сам не знал, чего ожидать, что зайдя внутрь небольшого трехэтажного кампуса из красного кирпича, попадет в радужный уголок, где мужчины в перьях и блёстках будут целоваться, а женщины демонстрировать «ножницы»? Но на деле лишь белый холл с полом сделанный под мрамор и фотографиями на стенах с разных мероприятий. Центральная — та самая, что на главной сайта с радужным флагом. Дальше, директор фонда на переговорах с новым молодым президентом. Митинг в поддержку ЛГБТ. И другие. — Шастун? — спросила Ольга Васильевна, женщина, которой было чуть за сорок. Носила исключительно брючные костюмы и каблуки (хотя приходилось бегать по этажам), собирала каштановые волосы в низкий пучок. — Я. Здрасти, — ощущал, как потеют ладони от волнения, казалось, что она вот-вот его расколет. — Здравствуй. Я Ольга Васильевна, администратор. По всем вопросам обращайся ко мне. Давай для начала тебя оформим? — подошла к стойке, цепляя папку с листами. Он заполнил стандартный бланк на заселение с паспортными данными и с имеющимися данными от ВУЗа. Она рассказала о правилах внутреннего распорядка, во сколько надо приходить и уходить, когда обход охраны, о поведении (нельзя пить и курить на территории, для последнего есть специальная комната). А затем пока он ставил последнюю подпись, представляя, как примет горячий душ и завалиться в постель, Васильевна тихо спросила: — Последнее: оплата за оставшийся период будет произведена вами? — Моей мамой, — было немного стыдно, что он взрослый лоб просит деньги, а с другой стороны, ему только исполнилось восемнадцать, нет образования и навыков, еще на учебу надо не забить, чтобы не вылететь с бюджета. — Она в курсе? — Антон проморгал, пытаясь понять услышанное. — Да. — И как она отреагировала? — только после этого стало понятно, что вопрос был типа: «мама знает, что ты гей?», а не «твоя мама знает, что ты живешь в общежитии?». — Нормально, — пожал плечами, стараясь не сболтнуть лишнее. — Отлично, — улыбнулась. — Пошли покажу тебе комнату.***
Антон считал, что ему повезло с соседом, им оказался рыжий парень из Воронежа на два года старше, учился на инженера-информатика и даже уже разрабатывал какие-то проекты, получая неплохие деньги. Даниил достаточно чистоплотный парень, который убирал за собой, приходя поздно, старался не шуметь, ужасно готовил, но лучше Антона и угощал его своей стряпней и снэками, купленными в первый же час, после получения денег за проект. Всегда знал, как поднять настроение, не храпел, не приставал и в целом был классный. — Ты гей? — спросил он, оторвавшись от ноутбука на секунду, когда Антон распаковывал чемодан. — Да, — робко кивнул. Он боялся, что тот может его сдать, если узнает. Поэтому решил просто согласиться, еще не понимая к чему это приведет. — Я пан. А в голове ноль вариантов, кто это, он надеялся, что это не название какого-то чудища из славянской мифологии. А после стал усиленно гуглить. — Круто. Данила ему нравился как человек. Он чувствовал, что просто живет в обычной общаге с обычным соседом. Да и вообще никто из жильцов не был похож на стереотипный образ. Лишь человек пятнадцать от силы, по одному виду на которых можно сделать однозначный вывод. На этаже жил один трансгендер, еще не сделавший полный переход, носил парики и юбки, ярко красился, но говорил басом. Еще в лифте встретил девушку, что профессионально занималась фитнес-бикини и из-за препаратов обладала нетипичной для девушки внешностью и голосом. Все шло своим чередом, дни сменялись неделями, лекции семинарами. Антон ничуть не жалел о своем решении соврать. Стук в дверь, затем показалась рыжая голова. — Тох, можно мы с друзьями посидим? — Данил стучался всегда, и того же просил от Антона. Однажды Шастун пренебрёг просьбой и увидел член соседа. Тот дрочил, а дрочить он любил, много и почти всегда, когда оставался один. Больше такой ошибки он не совершал. — Конечно, — он закрыл ноутбук, закончив презентацию. Так он познакомился с друзьями Данила и со своей компанией на ближайший год. — Егор Булаткин или просто сын маминой подруги, или мудак, — представил блондина с кукольной внешностью, руки которого были украшенны чернильными узорами. — Благодарю, — кивнул, садясь на кровать к Данилу. — Его друг Сережа Матвиенко, — армянин с небольшим хвостиком занял место на стуле. — Они вместе стримят на твиче. Почти вебкам. Только не раздеваются и не обмазываются маслом. — Сережа тоже учится на инженера, а и да, он единственный здесь натурал, — заметил Егор. — И Арсений Попо-о-в, — произнес с надрывом Данил, пока тот садился на кровать Антона рядом. — Граф. Сосед Егора, а также Друг Сережи, они вместе играют в театре. Почему его называют «Граф», Антон узнал после. Арсений брезглив. У него своя чашка, ложка и тарелка и никто, никогда не должен из его посуды есть и пить. Он тщательно мыл руки, словно по брошюрке, носил собой антисептик и пачку салфеток всегда. Приносил свою ортопедическую подушку, когда они зависали вместе. Носил одноразовые белые тапочки в общежитии, которые менял чаще, чем Антон носки. Не любил посиделок у себя в комнате из-за лишней грязи, поэтому они там никогда не собирались. Если многих эти «закидоны» Арсения раздражали, то Антон не видел ничего такого в этом. Если ему так комфортно, то ничего в этом нет. Он же не нарушает комфорт других. Да, иногда недовольно пыхтит, раздувая ноздри, или полчаса читает нотанцию, стоит нарушить его правило, но это наоборот казалось ему забавным, такой заведённый Арсений. Что едва подавлял смешок, стоило Арсу снова начать расплескивать руками, повышая голос. К третьей недели знакомства у Антона появилась «дежурная» пачка салфеток влажных и сухих, подаренных Арсением, которые он непременно брал, уходя гулять. — А это Антоха. Мой сосед. Он гей. — Так посуди они все друг другу друзья, но не тебе. Ты словно не пришей рукав, — попытался перевести тему Антон, не заостряя внимание на своей ориентации. — К пизде, — добавил Арсений. — Что? — Не пришей рукав к пизде — это полная поговорка. — А. — Арсений, харе душнить. Они все выглядели обычно, и не сказать, что геи или паны, или как там их. Никаких перьев и блесток. Конечно, видно, что Егор за собой ухаживает, у него аккуратный маникюр, всегда укладка и подходящая стильная одежда. Идеальный. Сладкая мечта любого гея. Да и Арсений. Если бы он оценивал его по красоте, а этого он не делал, то поставил бы восемь. Дело было в темных кругах под глазами и кончике носа, который будто откусили. А вот остальное. Бездонные голубые глаза, обрамленные черным рядом длинных ресниц, ямочки появлялись на щеках — усыпанные родинками, спускающими к шее за ворот футболки, стоило растянуть розовые губы в улыбке. Антон позволил себе признать, что Арсений красивый. Не так, как Егор, тот объективно будто русский Кен, пластиковый. Арс был другой. Настоящий, пусть не идеальный, но этим еще прекраснее. Несмотря на смятое знакомство, они быстро сдружились, если так можно назвать то, что пару раз смотрели фильм или погуляли по парку, или просто поесть в ближайшем Макдональдсе. Данила часто звал с собой на студию, где работал над каким-то проектом. Студию делило еще одно агентство, которое занималось продюсированием, и там свои песни писал Егор. Поэтому они частенько оставались с Даней, дорабатывая до талого, ночуя на жестком диване, приходя лишь под утро. Но отказывался. Чувствовал себя неловко, каждый раз, когда дело доходило до гейских шуток (?). Они говорили о членах и минетах, а Антон краснел как девственница. Когда был Сережа, тот его поддерживал, перескакивая на другую тему. Иногда Дима звал его погулять, когда появлялось время, его позвали помощником исполнительного продюсера на ТНТ, работа отнимала много времени, но он был счастлив. Они в основном говорили о Воронеже, вспоминали прошлое и почти не касались темы нового жилья Шастуна. Казалось, Журавлев тоже понял, как подставил друга. — Антох, как гей, согласись у Арса задница на девять? — спросил Егор, когда они кушали пиццу в комнате, Матвиенко уехал десять минут назад, а значит был карт-бланш за гейские темы. — Д-да, наверное, — запихнул кусок, надеясь отсрочить с ответом. — Наверное? Арс, встань, покажи. — Я не буду. — Ой, не ломайся, как целка, — уже вмешался Данила, который не особо умел подбирать выражения. — Дай Тохе на нормальную задницу посмотреть. Его мнения никто не спросил, будто по дефолту он должен любит пялиться на мужские задницы. — Ладно, — закатив голубые глаза, встал задам к Антону. — Ну? Черные скинни плотно прилегали к ягодицам и тут было грех не согласиться, те выглядели хорошо. Приподнятые половинки среднего размера. Не то, чтобы Шастун разбирался в мужских задницах, но ведь есть азы? — Мне нравится, — сказал, не сомневаясь ни секунды. — Можешь потрогать, — он не колебался, сжав мягкий участок слегка, как иногда делал девушкам. Не почувствовал разницы. Да, потрогал он зад мужику. И что? Геем же это его не делает? — На девять? — На десять. — Фу, меня сейчас вырвет, — поделился Даня. — Слащавые голубки. Антон хотел бы ответить, что не хрена они не голубки. А это значит подоврать легенду, а этого не хотелось. Да и к тому же не ему судить. А если бы и судил, то Даня испытывал чувства к Егору, как ему могло показаться. Он посвятил ему песню, да, где осмеивал, но все же. Однажды они компанией смотрели нового Холостяка, а на следующий день Даня подарил Егору розу, конечно, как-то обстебывал при этом. Каждый заведенный разговор рано или поздно касается Булаткина, то, как он смотрит, старается прикоснуться. Все признаки влюблённого мальчишки, что дергает за косу. Но сам же Поперечный это, конечно, отрицал. Он позже признался себе, что хоть инцидент и был странным, но ничего плохого в этом не видит. И пожалуй бы повторил. Наверное, чтобы точно понять, что такого в этих мужских задницах особенного.***
Он возвращался с «Пятерочки», что находилась в паре кварталах от общежития, решил пройтись пешком, чтобы сэкономить, двадцать-тридцать минут всего. Взяв продукты по списку, что написал Даня: гречка (так как у Антона аллергия на рис), йогурт (для Дани), кукурузные хлопья (для двоих, самые простые) и куриный фарш. Сосед пообещал приготовить суп с фрикадельками, хвастаясь, что супы выходят лучше всего. Он верил, пробовал борщ, тот оказался хорошим, конечно, не таким, как у мамы. Но на безрыбье и рак рыба. Перейдя дорогу, он замер, заметив знакомую фигуру. Возле входа в Метро стоял Арсений, но не один. Миловидная девушка, которую он не знал, сжимала небольшой букет, мило краснея и смотря на Арса. Ветер игрался с каштановыми волосами, что выглядывали из-под платка. Затем Арсений приблизился оставляя поцелуй в уголке губ, что-то шепча. Антон так и замер, пока девушка стала спускаться по лестнице к вагону. Не было сомнений, что это было свидание. Антону бы стоило уйти, не вмешиваться и забыть данный инцидент. Но шестерёнки в голове закрутились быстрее, он прибавил шаг, догоняя удаляющуюся фигуру в осеннем черном пальто: — Арс. Арс, — тот замер, развернулся, встречая с теплой улыбкой знакомого. — Шаст, привет, ты чего тут? — он не дал себе время передумать. Давно хотелось с кем-то поговорить, высказаться, прекратить лгать и притворяться. — Я все видел. И все знаю. — Что? — еще шире расползлись уголки губ. — Не переживай, я никому не скажу, — он свел брови к переносице. — О чем? — Ну, о том, что ты натурал. Я видел тебя с той девушкой. — А. — Слушай, не знаю, зачем ты врешь. Но я сохраню твой секрет. — Зачем? — Затем, что я тоже, — наконец произнес заветное. — Тоже гетеросексуал? — Да. Арсений кивнул, поджав губы, обдумывал. — Гетеросексуал? — Да. Как и ты. — Да, как я. — Так что? По рукам? — протянул свободную руку без пакета. — Ты сохраняешь мой секрет, а я твой. — По рукам, — у Арсения рука теплая и мягка, совсем не потная. Он зачем-то запомнил это.***
Арсений стал себя необычно вести после той встречи. Вел себя тише, долго засматривался на Антона, а потом, отворачивался, стоило это заметить. Меньше шутил гейские шутки. И Шастуну казалось, будто Арс боится, что тот расскажет всем. Какими бы не были причины соврать, он его не осуждал и не собирался трепаться. Конечно, странно, что он лжет друзьям. Но опять же не ему осуждать. Стук в дверь. Он оторвался от конспектов. — Да? — Можно? — Арс. — Да. Арсений вошел, привычно садясь на его кровать. — Дани нет. — Знаю, они с Егором уехали на студию. Там для одного проекта надо написать музыку. — Тебе тоже кажется, что между ними что-то есть? — Это видят все, кроме них. А ты… — запнулся. — Как к этому относишься? — К геям? — кивок. — Думаю, очевидно, что хорошо. Без разницы, короче, — пожал плечами. — Пусть каждый любит того, кого хочет. — Да. — А ты зачем зашел? Ты не подумай, я не выгоняю, оставайся сколько хочешь. — Скучно, думал фильмец посмотреть. Хочешь? Он еще раз взглянул на конспекты, понимая, что за последние пятнадцать минут ничего не запомнил, кивнул. — Можно.***
Арс притащил свой ноутбук, потому что у него экран больше и звук лучше. Сели, как обычно, на кровать Антона, положив подушки между стеной и спиной. Шастун даже для этого дела достал пачку чипс. Фильм в некоторых моментах провисал сюжетно, и хотелось чтобы та или иная сцена быстрее кончилась. Голова неудобно упиралась в бетонную стену, он позволил себе уложить ту на соседнее плечо. Ведь нет в этом ничего такого? Однажды в метро он спал на плече у какого-то деда. — Норм? — опасаясь, спросил Шаст. — Можешь лечь на мои колени, если хочешь. Будет удобнее. Он не нашел причину отказаться, подушка переместилась на мужские бедра, а он лег сверху. Он видел перевернутую картинку, но то меньшее, что волновало. Спустя пару минут, Арс запустил пальцы в светлые локоны, слегка поглаживая кожу головы. — Не против? — спросил тихо, едва слышно. — Мне даже нравится, — ответил сонно, засыпая. Веки постепенно смыкались, а Арсений лишь сильнее убаюкивал один своим присутствием, пониманием, что он не один. И возможно, это необычно, но если двое не против, почему нет? Ведь просто два друга смотрят фильм, ведь так? И не важно, что один засыпает на коленях у другого.***
Арсений ходил вдоль длинного коридора, проверяя слова своего героя. Завтра концерт и он нервничал, а Антон неотрывно следил, делая вид, что печатает что-то. Он знал, как это для него важно. Арс сам оплачивает общагу и все остальное, работая в театре вместе с Сергеем. — Арс, — тихо позвал, когда тот закончил монолог. Голубые глаза поднялись с зеленого ковра. — Да? — Я могу помочь как-то? — Послушаешь мой монолог, и если что поправь, — сел рядом на диван, вручая тому смятые листы сценария. Он прочитал титульную страницу. А.Н. Островский. Гроза. — Кого ты играешь? — Бориса Григорьевича. Шастун пролистал, находя нужные страницы. Много текста. — Это главная роль. — Одна из. Сережа тоже играет. Кулигина. Антон честно не читал Островского, он как-то умудрялся все старшие классы запоминать краткое содержание, которое пересказывал одноклассник на перемене перед уроком литературы. — Давай. Арсений выпрямился и стал читать. Было видно, как ему это нравится, куда больше чем интегралы и мировая экономика. Он менялся в такие моменты. Глаза горели огнем, речь шла свободно, казалось, что это был уже не Арсений, а Борис, настолько другими были жесты, даже в статичной читке. — Ты молодец, — Антон ни разу не взглянул в текст, неотрывно глядя на Арса, не было сомнения, что тот выучил все. — Норм? — Великолепно, — Арсений смущенно улыбнулся, наклонив голову и сел рядом. — Ты, наверняка, заметил, что вот тут, — не отнимая из рук, перелистнул страницы, указывая, — мы с Мариной, то есть Катериной, должны поцеловаться по задумке режиссёра. — Прям по-настоящему? С языком. — Нет, конечно, — хихикнул. — Сценический поцелуй. Ты не знаешь? — покачал головой. — Смотри, — Арс наклонился и Шастун задержал дыхание, чувствуя тепло. Арс прижался губами к щеке совсем рядом с губами, стал вертеть головой, чертя кончиком «откусанного» носа дугу, а потом также быстро отклонился, будто ничего и не было. Антон замер, испытывая странный трепет, смотря в голубой омут глаз с расширенными зрачками. — Вот так.***
Он зашел в небольшой киоск с цветами, где было почти также холодно, как и на улице, от чего он сильнее завернулся в шарф. — Да? — спросила женщина лет сорока, подрезая цветы. — Мне бы букет. Небольшой. — Для девушки? — хитро улыбнулась. Хоть и был принят закон и часто происходили митинги для ЛГБТ-сообщества, не все люди так легко это приняли, врождённые в среде ненависти к другим и гомофобии. Даже сейчас сложно рассказать о своих сексуальных предпочтениях. — Другу. Он играет в театре, — решил сказать правду. — Мне небольшой. — Хорошо. Он выбрал букет из пяти белых роз, продавщица сделала скидку, так что он отдал всего пятьсот рублей. В кармане сжимал билет на малую сцену в театр, где должны играть Матвиенко и Попов сегодня. Он укрыл цветы от мокрого снега, шагая по маленьким улочкам, обходя общий поток. Он сам не знал, зачем купил цветы, просто хотелось. Да, у него не так много денег, но хотелось порадовать. Данил иногда подбрасывает халтуру, поэтому имелась лишняя копеечка. Арсений играл в небольшом театре, где проходили постановки разных мастей: от детского «Маугли», до «Трамвай желания». Нырнул под козырек, стряхивая снег с воротника и шапки, прежде, чем зайти и предоставить билет контролёру. Отдав куртку в гардероб, чувствовал себя неловко в большом розовом свитере и в черных джинсах в сравнении с остальными. Он мялся в холле несколько минут, раздумывая о том, чтобы забить на все и вернуться в общагу, пока еще можно на автобусе. Но сдался, услышав о втором звоне на «Малой». Быстро нашел свое место, сев за пожилой парой. Сцена и вправду выглядела крохотной, казалось, что до декорации рукой подать. Затем третий звонок и свет выключился, гул стих. Арсений вышел не сразу, затем Сережа. Арс выглядит еще лучше, чем рисовало его воображение, настоящий актер в свете софит, заслуживающий главную сцену Мариинского. Полтора часа прошли незаметно, он погрузился в атмосферу, проклиная Бориса и сочувствуя Катерине. Спектакль завершился звуком молнии и дождем, даже пару капель упало с потолка на актеров, что заставил встрепенуться и рой мурашек пробежался по телу. Он был последний раз в театре еще в детстве. Мама повела его приобщится к элитарной культуре, а маленький Антон умирал от скуки, раскачиваясь на кресле, ожидая, когда все кончится, и они поедят обещанное мороженое. Сейчас же все было по-другому: необычно, трепетно, завораживающе. Свет стали включать, артисты вышли на сцену, поклониться. Арсений сиял ярче, слепя улыбкой. Люди вручили пару скромных букетов актерам (ожидаемо, что почти все мужчины остались без), двигались на выход. Антон понимал, что сейчас упустит свой шанс, так как актеры собирались в закулисья. — Арс, — окликнул, пробирая сквозь толпу. Тот услышал, замер вместе с Сергеем, затем развернулся. Антон оказался рядом. — Тебе, — быстрее, чем бы мог передумать, протянул букет. — Спасибо, — прижал к себе, сияя еще ярче, чем софиты. Все это его глаза, такие голубые и необычно притягательные с искоркой, что зажигает его сердце. — Привет, — отозвался Сережа. — Не знал что придешь, Тоха. Тебя Арс позвал? — Я сам. Привет. Вот, захотел немного культурного развития в культурной столице. — Понятно. — Ты иди, я сейчас, — коснувшись плеча друга, попросил. Сергея дважды просить не нужно и он ушел. Он смог разглядеть лицо парня, покрытого чуть стертым гримом, тональная основа забила поры. Над верхней губой блестит испарина, волосы растрепались, а на рубахе отсутствовала нижняя пуговка, спрятанной в заправленные штаны. Но он был не менее прекрасный. — Это. Неожиданно. Еще раз спасибо, — прижал к себе розы, будто это что-то ценнее, чем пятьсот рублей. И почему-то в этот момент захотелось задарить его цветами, чтобы охапками сгребали, ведь они ему так чертовски идут. — Мне понравилось. Особенно ты, — сказал не подумав, но сказанного не воротишь, оставалось лишь прикусить язык, и наедаться на понимание. Арсений улыбнулся в своей привычной манере. — Подождешь меня двадцать минут, я переоденусь?***
Сергей жил в своей крохотной квартирке недалеко от театра, поэтому попрощавшись с другом и пожелав тому удачи, ушел. — Привет, — изрек Арсений, столкнувшись с Антоном под козырьком, будто они не виделись пару минут назад. — Привет, — он заметил кусок тона, который в спешке забыл смыть Арс. — У тебя тут, — указал на свою щеку. — Поможешь? — большего и не требовалось, он достал салфетку из кармана, вытирая, наблюдая за тем, как падает тень на щеку от длинных трепещущих ресниц. — Спасибо. Пойдем? Решили прокатиться на метро, оно работало почти до часу, а общественный транспорт почти весь уехал в Депо. Ближайшая станция в двух улицах. Хорошо, что снег перестал сыпаться, теперь лишь прилипая к подошве, а завтра станет лужами на асфальте. — Еще раз спасибо, — провел покрасневшим носом по розам. — Я люблю цветы. Но их почему-то не принято дарить мужчинам. Сексизм. — Согласен. Я бы тоже не был против букета, — признался. — Когда у тебя следующий спектакль? — Еще трижды сыграем «Грозу» до декабря. В декабре небольшая роль в «Щелкунчике», но уже на большой. — Разве после такого дебюта, тебе не должны давать более значимые роли. — Это не так работает. Репертуар готовят заранее. Минимум за полгода. Мне дали шанс. И, как мне показалось, я доказал, что достоин. — Не то слово. — Но ради меня ничего менять не будут. Добавлять или убирать. Это ведь не просто выучить текст и сыграть. Я могу просто не подходить по типажу или по тембру голоса режиссёру. — Я уверен, у тебя будет еще кучу главных ролей. — Спасибо. — Зачем тебе экономический? — спросил спустя пару минут тишины. — Ты же любишь театр, горишь им. Но теряешь время на парах. Я видел твой рейтинг и в шоке, как ты везде успеваешь. — Это отец настоял. Он считал, что актерство — несерьезно, на это семью не прокормить. — Поэтому вы поругались? — Это тоже. Я хотел сбежать из Омска. Думал, что в Питере смогу реализовать себя. Мой худрук и позвал меня сюда. Я с восьмого класса играю на сцене. Сначала любительски еще в школе, а потом и в настоящем театре, мне семнадцать было, я играл Ромео. Прошло больше двух лет, а слова отца все еще слишком крепко засели во мне, чтобы я смог бросить учебу, за которую он платит. Подсознательно, я тоже сомневаюсь. Смогу ли я, или останусь на задворках театра, скача по незначительным ролям. Экономика — кажется чем-то стабильным. Привычным. Я не хочу еще больше его разочаровать. — Арс, — остановился, скрещивая холодные пальцы со своими, нуждаясь в этом простом жесте больше. — Людям свойственно сомневаться, но я никогда до этого дня не видел никого, кто бы так же горел своим делом, как ты. Это твое, — коснулся пальцем чужой груди в районе сердца. — Это мое, — прошептал. — А значит все получится. Без сомнений. В это самое мгновение, освещаемые фонарными столбами, Антону до сжатия грудной клетки хотелось поцеловать Арсения. Просто прижаться губами к холодной щеке, выразить свою поддержку, свою благодарность за доверие, за вечер. Он прикусил внутреннюю сторону щеки, запрещая. И так, часто переходил невидимую границу с Арсением, казалось, что даже той не существует иной раз. Перекрещенные пальцы не казались чем-то неправильным. Нет, было ощущения, что именно сейчас все на своих местах. Они. Холодный Питер. Чужие пальцы в его руке. Правильными. Несмотря на все еще гомофонную страну. Несмотря на ориентацию. Было просто комфортно. И нужно, еще непонятно кому больше.***
— Зайдешь? — спросил Арс, стоя перед дверью в свою комнату. — Егор уехал с Даней. — Чай есть? — Да. Даже чайник. — Тогда я за кружкой и приду. Не хотелось нарушать то, что возникло у них в сегодняшней вечер. Что-то крепче обычных приятельских отношений, например, что были с Данилой, это что-то похожее на дружбу, но при этом другое. Он повесил куртку, переобулся, помыл руки, взяв кружку, пошел к Арсу. Постучался, как учил сосед, и получив приглашение, вошел. — Зеленый или черный? — спросил, забирая кружку с его рук. Он замер, осматривая комнату, первый раз оказавшись внутри. Она казалась куда живее, чем у них. Стена Арса, а он был уверен, что его сторона, украшена какими-то вырезками с цитатами из книг и плакатами из фильмов. У потолка висела полоска гирлянды, тумбочка забита книгами, масками и кремами. На столе возле ноутбука стоит обрезанная бутылка с белыми розами. Было приятно оказаться в графской комнате, святыне, куда никто не был вхож. Он чувствовал себя особенным. — Черный. — Сахар? — Да. Две ложки. — Хорошо, — Арс вернул горячую кружку. — Садись, — указал на свою кровать, застеленную пледом. Сам сел на стул. Антон начал чувствовать неловкость от звенящей тишина, прерываемая лишь хлюпаньем и звоном ложки о чашку. Он понимал что почти ничего не знает об Арсении, тот король загадок и секретов (один из которых узнал случайно). Почти ничего не говорил о себе, отделываясь рассказами о фильмах или далеким детством. — Расскажи о своих последних отношениях, — Арс замер, так и не доведя кружку до рта. — Ты сейчас в отношениях с той девушкой у метро? — Нет, — поставил чашку на стол. — Это была Алена. Я ей определенно нравлюсь, но она мне… Она хорошая, мне с ней комфортно, но. Но не то. Хочется бум. Бури, а с ней гладь. Понимаешь? — Наверное, — оставил и свою на тумбочке, грея руки. — Так что там с отношениями? — напомнил. — А, да, — смочил губы языком. — Они закончились полтора года назад. — Как ее звали? Если не секрет, — поспешно добавил, чтобы это не выглядело как допрос. Желваки заработали. — Будешь смеется. Но Антонина. Старше меня на четыре года. Мы вместе служили в театре. Сейчас играет в театре на Васильевском. — Сергей с ней знаком? — Да, они друзья. Да и мы расстались на хорошей ноте. Иногда видимся. Недавно был благотворительный спектакль для больных детей, мы там выступали. — Это хорошо, — Антон привык, что люди постоянно хвастаются своими благими делами, и был удивлён, что Арсений ни разу не промолвился о своем. — Что насчет тебя? — А? — Твои последние отношения. — В десятом классе. Звали Нина. Ничего особенного, я уехал, а она осталась в Воронеже. — И не было горести и слез? — Нет. Это же школьная влюбленность. Ничего особенного, — пожал плечами.***
В честь сдачи сессии, они сняли небольшой коттедж в Пушкине, решив отметить. Поперечному прилетала неплохая сумма (сказал, что заплатило правительство, чтобы они сделали мультик про гей-пару), поэтому отдал за съем половину. Каждый позвал по другу, чтобы те принесли алкоголь и закуски, а те по своему другу, так и набралась толпа. Антон знал некоторых, а кого-то просто видел в университете или в общежитие, встречаясь в лифте или в общей кухне. Люди поделились на группы: кто-то танцевал под громкую музыку. Кто-то играл в бир-понг, кто-то еще во что-то, а кто-то просто разговаривал. Антон не любитель шумных вечеринок, вообще он старается быть подальше от слова «толпа», но и отказаться просто не мог. Ему пообещали алкоголь, а от пива он не отказывается, в отличие от Матвиенко, который и так веселился без капли горючего, флиртуя с Катей. — Ты чего прячешься? — Арсений настиг его на кухне, когда тот открывал вторую банку пива. — Не прячусь, — отпил немного. Прятался. Не мог просто находится, когда вокруг столько народа, особенно сейчас, когда все заняты, никто не обращает на него внимание и он чувствует себя одиноко. Неловко. Будто и не должен здесь быть. Даже хотелось уехать обратно в общагу, но туда не попасть до шести утра, а деньги за закуску и выпивку заплачены. — Пошли, — схватил за запястье, потянув в гостиную. — Хочешь поиграть? — указал на группу, что сидя на полу, играли в «Правда или действие». Две девочки из общаги целовались под гудение топы. — Это же детская игра, — отвернулся, смущаясь. Не то чтобы прям призирал такие игры, просто не хотелось пьяных поцелуев с кем-то или выдавать тайны, о которых на трезвую голову будет потом жалеть. Например, что совсем не гей. Совсем. Но Арса бы поцеловал, тот слишком нереальный, чтобы этого не хотеть. Он чувствовал необходимость в любви, в нежности, в тактильной. Антон был большим любителем обниматься и в основном страдал Даня, Егор и иногда Арсений. Но они, вроде, не возражали. Даже, когда Шаст, смеясь, заваливался на кого-то. Ему, конечно, хотелось кого-то держать за руку, целоваться. Но через игру — не лучший способ. Хотелось вот так, не скрываясь, не думать о статусах и ярлыках, просто держать Арса за руку, без повода и оправданий. — А что плохого в детских играх? — спросил тихо, шепча почти в ухо, отчего каскад мурашек спустился по шее за ворот футболки. — А ты бы так хотел поцеловаться с парнем? — спросил также не прибавляя тона, будто они уже начали играть в свою игру. Вырвалось само, почти случайно, но так необходимо. Арсений пожал плечами: — Почему бы нет? Он проглотил вязкую слюну, что стала комом в горле, смотря сверху на эти бездонные глаза в которых отражались огни лампочек над головой. Казалось, что воздух густеет с каждой секундой. Жар щекочет щеки. — Я курить, — развернулся, разрывая контакт. Он путался в собственных мыслях, переставая понимать и находить всему логическое объяснение. Хо-те-лось. И хоть ты тресни. Нужен был воздух, потому что голова кружилась. Вышел на балкон, мороз ударил, припечатывая к месту, поежился, но не сдвинулся. Запорошило подоконник снегом, зима украсила окно узорами. — Куртку забыл, — его догнал Арс, тоща его болонку, сам успел накинуть свою черную с толстым замком. — Спасибо, — оделся, смущенный внимательностью и заботой парня. Арсений закрыл дверь, отгораживая их от шума. Встал рядом. Шастун знал, что тот не курит, поэтому не предлагая, вытащил сигарету из пачки, подкурил. Голова гудела от мыслей, что словно мушки жужжали, призывая к размышлению. Он не знал, что должен сказать, как попросить, но и не хотел, чтобы тот уходил к остальным. — А ты? — задал вопрос, спустя казалось бы вечность тишины, Арсений. — Что я? — выпуская густой дым, спросил, делая очередную затяжку. У Арсения была привычка продолжать прерванный диалог спустя часы и даже дни. — Хотел бы поцеловать парня? Думал об этом? — и смотрит. Так, как в комнате заставляя плавиться, когда температура на балконе приближается к нулю. От чего Антон чуть не давится воздухом. Тушит окурок, выбрасывая в банку из-под оливок, которую кто-то предварительно оставил. — Не знаю. Думал. В последнее время чаще. То ли обстановка соответствует подобному, когда мысли так и скачут вокруг: «какого это целоваться с парнем?», то ли дело в Арсении, который такой близкий, теплый, желанный. Когда Антон думал о гипотетическом поцелуе с парнем, то неизменно это было с Арсением. Затем ругал себя за подобные мысли. Знал же об ориентации того. Да и в себе сомневаться особенного повода не было. Других парней целовать не хотелось. Только его, такого хорошего. — Это не ответ, — криво улыбнулся Арсений. — Тут либо ответ «да», либо «нет». — Я не знаю, что ты хочешь услышать, — думал, что сделать, чтобы не перевести этот крайний неловкий разговор на другую тему. — Правду. Он выдохнул морозный воздух. Признаваться в таком было сложно даже себе. Но ведь это Арсений. Он хранит его секрет. Он близкий. Он особенный. — Да, наверное. Не вижу ничего такого в этом. Всего лишь поцелуй, — выдал на одном дыхании, пожимая плечами, пока не струсил. — А ты хотел бы поцеловать меня? — спросил спустя целую минуту. Сердце пропустило удар. Антон неосознанно задержал дыхание, теряя поток собственных мыслей. Стараясь проанализировать все, не ошибся ли. Правильно ли услышал. Поэтому что и сам крутил этот вопрос в голове, не решаясь задать. Щеки Арсения порозовели, может от мороза, может от алкоголя, а может от вопроса. Но он не отстранялся, не брал слова назад, говоря, что все шутка. Терпеливо ждал, продолжая смотреть так. С теплом и нежностью. И немного с надеждой. Или так хотелось думать Антону. Он, правда, готов был списать все на галлюцинации от усталости и нехватки человеческого тепла. Ущипнул себя за ногу, почти незаметно, ощущая прилив боли. Это реальность. Он понял, что молчал слишком долго, так как Арсений сделал небольшой шаг назад, видимо решив ретироваться. — Да! — слишком громко, а потом прикрыл глаза ладонями, потому что не хотел видеть реакции Арсения. Понимал, что тот вряд ли начнет смеяться, тыкать пальцами или еще что-то. Арс его не обидит. Но может подкалывать каждый день, а возможно и разочаруется, что хуже всего. — Да, я думал об этом, когда ты смеялся, запрокидывая голову, — уже не мог сдержать поток слов, слишком давно прячущихся внутри. — Когда стоишь на сцене и светишься. Когда нервничаешь и кусаешь губы. Когда радуешься победе. Прости. Арсений убрал руки, встречаясь с зелеными глазами, наполненными печалью. Он досчитал до пяти, когда Арсений встав на носочки, поцеловал. Нежно, почти невинно, скользя, пробуя, ощущая вкус пива. Шокированный Антон не сразу ответил, пробую желанные губы, слегка оттягивая. Кожу царапала щетина, но это мелочи. В груди разлилось тепло, согревая сильнее куртки, он пьянел от нежности. Сжал Арсения за талию, сквозь одежду, притягивая ближе. Да, это именно то, чего не хватало. Он старался запомнить тепло. Нежность. Губы Арсения. Жар внутри. Материал куртки. Каждую секунду непродолжительного поцелуя.***
С Арсением они не обсуждали инцидент на балконе. Отстранившись, улыбнулся, сверкая ярче звезды на елке, но ничего не сказал. Вскоре, его забрал Сергей, который был раздосадован, что Катя не согласилась продолжить вечер у него. А Антон старался сам не поднимать тему, надеясь, что это все забылось в пьяном тумане. Не хотелось слушать о том, что это был просто эксперимент, а Шаст там уже что-то себе напридумывал с радугой на фоне. Да он не горел и сам желанием встречаться с парнем. Не был замечен на особой любви к членам. Но нельзя отрицать, что поцелуй понравился и хотелось бы еще. Хотелось бы просто обнимать его, лежать на коленях, когда смотрят фильм, пока он массажирует голову, хотелось любоваться, задаривать цветами, чтобы он сиял от радости, хотелось бы быть рядом. Больше чем друзья. Глупо откреститься и говорить, что Арсений ему совершенно не нравится в том смысле. Нравится, как не нравилась ни одна девчонка, даже Нина. Но достаточно ли этого, чтобы записывать себя в геи или в пансексуалы? Антон понимал, что совсем не важно, что думает он, важно и мнение Арсения. Но спрашивать боялся. Тот же сам сказал, что натурал. Стук в дверь, та была открыта. На пороге стоял Арсений. — Заходи, — Данила вчера вернулся в Воронеж на праздники, у Антона самолет завтра, он думал, что за каникулы сможет собрать мысли в кучку, обдумать свои чувства, если их таковыми можно считать. Арсений, как обычно, сел рядом на кровать, полный энергии и жизни. — Что такой грустный? Хуй попался невкусный? — усмехнулся. — Просто загрузился. Завтра домой еду. Ты? — Я остаюсь. — Почему? — Сам знаешь, — пожал плечами. — Не хочется портить всем праздник ссорой с отцом. — А лучше тухнуть одному? — Нет, отпраздную с Сергеем, если тот не будет с какой-то фифой. Тогда с кем-то из театра. Марина звала, вроде. — Как-то грустно. — Есть немного. Но что есть, тому и рады. — А почему вы поругались? Помимо театрального? Если не секрет, — добавил излюбленную фразу. Казалось, что теперь он заслуживает чуть больше информации, чем другие. После поцелуя. — Шаст, ты когда не надо такой дурак, — покачал головой, усмехаясь. — Почему дурак сразу? Ты вечно жопишься что-то рассказать. А дурак я почему-то. Арсений смочил языком потрескавшиеся губы, что, конечно, не осталось без внимания Антона. — Антон, — начал неторопливо, будто собирается ребенку объяснить азы математики. — Я гей. Мои родители родом из Союза, где слово «секс» не говорилось, не думаю, что стоит объяснять их гомофобию, в частности отца. И оглушительная тишина. Что даже в одном ухе послышался протяжный писк. — Я признался родителям в конце школы, — он с трудом понимал, тупо пялился на шевелящиеся губы, звук доходил с опозданием. Поднял взгляд, встречаясь с Арсением, который очевидно чего-то ждал. — Но ты же сказал, что натурал, — сказал, ощущая себя в каком-то розыгрыше. Он голову себе ломал о том, может ли за поцелуем скрываться что-то большее. А Арс просто говорит, что гей. Всегда был. Так просто. — Ты сам так решил. А затем признался сам, не дав мне возможности вставить слово. Поэтому я просто подумал, что тебе будет так проще. Чтобы ты не чувствовал себя одиноко. Антон прикусил щеку, понимая, что не правильно все с самого начала интерпретировал. Все же было очевидно, он не замечал. Боялся сам себе признать, что это не просто особенная дружба. — Я тебе нравлюсь? — спросил раньше, чем смог бы передумать, ощущая, как что-то щекочет внутри. — Конечно, — усмехнулся. — Я не целуюсь с кем попало. — Вот дурак, — спрятал лицо в ладонях, чувствуя слишком много. — И я о том же, — смешок от Арса совсем не помогает разобраться в себе. — Какой идиот. — Ну-ну, не будь к себе так строг, — ситуация Арсу казалась забавной, судя по всему. — Хреновая от тебя поддержка, — поборов смущение, понял взгляд. — А я и не собирался. Я тут тебе душу открыл, признался, а в ответ ничего, — Антон почти поверил, что тот обижен. Почти, потому что уголки поползли вверх. — Я не знаю, что сказать. — Только не про то, что ты натуральный натурал и целовался со мной по приколу. Или вообще ничего не помнишь, алкоголь мозги отшиб, — Арсений так забавно злился, что не улыбаться просто не получалось. — Иначе я тебя ударю. Вот той книжкой по экономике. — Я помню тот поцелуй, — Арс чуть расслабился, уже не смотря на томик на столе. — Но я не знаю, что сказать. Это все ново для меня. Я, правда, был уверен, что натурал. — Не говори это слово, — перебил Арсений. — Какое? — Натурал, оно мне не нравится. Словно ты какое-то масло, а не человек. — Хорошо. Я, правда, считал себя гетеросексуалом, мне не нравились парни. И не нравятся. Но, — начал прежде, чем Арс перебил бы его. — Но ты мне нравишься. По-другому. По-особенному. Так, как не нравится никто. Я не знаю, что я чувствую. Для меня это ново. — Просто скажи, хочешь ли ты меня поцеловать? — казалось, Арсений еле сидит на кровати, как обычно, полный энергии. — Очень, — это было достаточно, чтобы Арсений сел на колени прижимаясь губами, настырно, жадно, будто дорвался наконец-то, прикусывая губу, формируя пожар внутри. Если раньше у Антона могли и быть сомнения по поводу того, что есть хоть что-то между ними большее, чем платонические чувства, сейчас ощущая, как задница елозить по паху, ощущал жар возбуждения. С каждой секундой он отчётливо понимал, что его тянет к нему, что хочется большего, сильнее, интимнее, кожа к коже. Урвался, сжимая талию, ощущая тепло даже через одежду. Арсений отстранился спустя пару минут, переводя дыхание и слезая с колен, лишая тепла, от чего захотелось попросить его вернуться. Голубые огни напротив горели.***
Антон не спал всю ночь, лишь пару часов перед рассветом. Мысли путались, возвращаясь к Арсению. К его рукам и губам, к новому чувству. К его словам. Он обнаружил его ранним утром на кухне, тот варил себе кашу, напевая тихую мелодию. Судя по спортивной одежде, вернулся с пробежки, и еще не переоделся. Антон искренне не понимал, как можно так рано вставать и бегать в такой холод. Но Арсений после тренировки был еще бодрее и румян. Хотелось подойти со спины и обнять прижимаясь. Себя он чувствовал ужасно со свинцовой головой и песком в глазах, да и выглядел также. — Арс? — окликнул. Он вытащил наушник и повернулся. На лице появилась легкая улыбка. Будто перед ним не помятный, после бессонной ночи Антон, а какая-то супермодель. — Привет, — нежно. — Ты чего не спишь? — У меня самолет через четыре часа. — А, точно, — он попытался ответить бодро, но ведь Антон заметил проскользнувшую грусть. — Хочешь поехать со мной в Воронеж? — спросил раньше, чем успел бы передумать. Он не знал, как приставить Арсения родителям, они сами еще не определились со своим статусом. Но бросать его на Новогодние праздники одного совершенно не хотелось. Это безусловно, все слишком быстро, но он не хочет терять то, что родилось между ними за полгода. Не хочет мучить себя тем, что даже не предложил провести время вместе. Да, возможно, глупо. Но лучше сделать и пожалеть, чем пожалеть, что не сделал. — А твои родители не будут против? — Они всегда рады гостям. Но главное то, что я не хочу расставаться, пусть и на десять дней. Не могу ничего обещать, я все еще в замешательстве. Оно все ново для меня. Но я хочу разобраться вместе. Если тебе все это нужно. — Нужно. Ты мне нужен. Антон всегда считал, что ему везет. Повезло с соседом в общаге, который всегда мог рассмешить и поддержать, а иногда и помочь с подработкой. Повезло с его друзьями, новой компанией, благодаря которой он не чувствовал себя одиноко в незнакомом городе. Повезло с Арсением. Он смелее и напористей, самого Антона. Он особенный. Другой. Его хочется любить искренне и навсегда. И Антону повезло, что Арсению он нужен, такой запутанный, скромный и немного испуганный, с нахлынувшими чувствами.