***
Антон и вправду мировой. Неконфликтный в отличие от Арса. Тот однажды поругался с девушкой в столовой, так как она забрала последнюю запеканку. Разгневанный, готовый разбить тарелку, Арсений вернулся за стол. — Держи, — подвинул ему свою тарелку с запеканкой Антон. — Не надо. — Правда, бери. Я слышал, что хочешь, а я не особо. Ешь. — Все слышали, — добавил Данила. — Спасибо, — не обращая внимание на замечание Поперечного, вернулся к запеканке.***
Арсений полностью осознал свою ориентацию в четырнадцать, уже отбросив надежды на то, что би. Все было очевидно. И уже в старшей школе, перестал пытаться встречаться с девушками. Но Алена оказывала ему знаки внимания год, он уже говорил, что такое не интересует. Но она не отступала. Просила лишь об одном свидании. И он сдался. Все потому что Алена ему нравилась. Не так, как другие парни или Антон, тот нравится по-особенному, а, как человек, друг. С ней было приятно общаться, она обожала читать и могла также легко поддержать любую тему от поэтов серебряного века до теорий о настоящей личности Джека Потрошителя. Алена учтива, хороша собой и всегда уважала его «графские замашки», как называли это друзья. И будь в нем хоть немного бисексуальности, он бы, возможно, и женился бы на Алене, порадовав отца. Но не мог. — Спасибо за встречу. Я рада, что ты согласился, — остановилась у входа в метро. — Прости еще раз, что буквально вынудила. — Все нормально. Мне понравилось. Всегда приятно с тобой провести время. — И ничего не екнуло? — спросила с надеждой в глазах. Арсений наклонившись, оставил поцелуй в уголке губ. — Ничего, — одними губами. — Прости. — Ты прости, — и она развернувшись, ушла. Было немного печально. Но правильно. Врать себе устал. Арсений решил пройтись пешком до дома, проветрить голову, когда его со спины окликнул знакомый голос: — Арс. Арс, — развернулся, смерив высокую фигуру, что держала в руках большой пакет из магазина. Кончик носа с маленькой родинкой покраснел, приковав к себе взгляд. — Шаст, привет, ты чего тут? — Я все видел. И все знаю. — Что? — еще шире расползлись уголки губ. Шестерёнки в голове заработали. Он предположил, что скорее всего Антон видел его с Алёной. И если так, то, что в этом такого? Неужели это ревность? Нет, не может быть. Они не на том этапе. Да, и вообще, Арс не любил ревность, она для неуверенных в себе и в партнере. — Не переживай, я никому не скажу, — Арсений свел брови к переносице. Теперь стало еще интереснее, что он увидел. Может Шаст заметил, как он присев у кустов, завязывал шнурок, а со стороны это выглядело, как поиск закладки? — О чем? — Ну, о том, что ты натурал. Я видел тебя с той девушкой. «Натурал» — отвратительное слово. Будто только так и правильно. Мужчины и женщины вместе, по дефолту, остальное плохо, против природы. Разве они столько лет просто так отстаивают свои права? — А, — единственное, что смог вымолвить. Хотелось объясниться, рассказать про Алену, но Шастун продолжил: — Слушай, не знаю, зачем ты врешь. Но я сохраню твой секрет. — Зачем? — провел кончиком языка по губам. — Затем, что я тоже, — и это удар под дых. Хотелось бы, чтобы ослышался. Потому что от беспочвенных надежд испытывал полнейшее разочарование. Он же себе нафантазировал уже светлое будущее, где они заводят собаку в своей квартире, колесят по миру и просто любят друг друга. Но безжалостная реальность смывает волной под чистую грезы. — Тоже гетеросексуал? — поправил слово, давая шанс. — Да. Арсений кивнул, поджав губы, обдумывая. — Гетеросексуал? — и еще раз. — Да. Как и ты. — Да, как я, — горечь щекотало горло. Было тошно от себя же. Отвратительно, что он снова позволил себе так далеко уйти в мечтах. Не заслужил. — Так что? По рукам? — протянул свободную руку без пакета. — Ты сохраняешь мой секрет, а я твой. — По рукам, — всего пару секунд, но сердце беспощадно сжималось. — Пройдемся до общаги? — предложил, сверкая так искренне. Счастливо, наконец-то раскрыв кому-то свой секрет. Он даже почувствовала легкую радость за Шастуна, лишь на секунду. И просто не мог его подвести, раскрыв правду вот так. — Спасибо, но мне надо еще зайти в магазин, — молил, чтобы Антон не заметил дрожь в голосе. А он и не заметил. — Хорошо. До скорого. — До скорого.***
Арсений на сто не был счастлив никогда. Но сидя в полупустом вагоне рядом с Антоном и сжимая подаренные розы, после спектакля, чувствовал, как стрелка на радаре «счастье» приближается к девяноста. Он позволил себе положить голову на плечо, зная, что тот не против, что защитит в случае чего, что рядом. Ему хотелось довериться, рассказать все как есть. Но чувствовал укол лжи, не может. Антон ему доверяет, дружит. И он не может разрушить шаткий мост отношений своим признанием. Пусть, они будут просто друзьями, но это куда лучше, чем окончательно потерять его. Нет, не может. Слишком глубоко погряз во влюбленности. И стрелка на приборе «счастье» стала опускаться от собственных мыслей. После их небольшой посиделки в комнате. Арсений нашёл старое пальца, которое купил в прошлом году в порыве маниакальной стадии, решив заняться всем творчеством в мире. Нашел простую черную футболку, написав карандашом в районе сердца «Это мое», стал прошивать розовыми нитками.***
— Я не сдам, — нудил Арсений, сжимая в руках тетрадку. — Сдашь, — успокаивал Антон. — Нет. Этот ебучий, Федор Михайлович, не может поставить ебучий зачет по ебучей матстатистике, — когда злился, Арсений мог через слово вставлять мат. Антона же это веселило, судя по кошачьей улыбке и блеску в глазах. Он вообще сейчас должен идти на последнюю лекцию в этом семестре перед сессионной неделей, но стоит рядом, утешает и поддерживает. И это не может не радовать. Тепло разваливается в груди. Арсений чувствует себя особенным, важным для Антона. — Все сдашь, — подходит ближе, не переставая улыбается, заряжая своей бешеной энергией всех, кто оказывается в радиусе пяти метров. — Ты у меня умничка. От слов сжимается что-то внутри, хочется, чтобы он повторял. Справедливости ради он часто его называет, как-то так. «Блестящий актер» — серьёзно заявляя о способностях. «Радость моя» — когда принесет чай или поможет чем-то. «Козел» —так нежно, растягивая, при этом обязательно легко ударив пятерней, когда Арсений начинает сучить или душнить. «Красивый такой» — почти постоянно и каждый день. И даже не представляет, что эти слова брошенные в порыве чувств значат для Арса. — А если нет? — Сдашь, — настаивает, стискивая холодные пальцы в большой тёплой ладошке. — Ты со всем справишься. Арсений, не удержавшись, прильнул, оставляя лёгкое касание губ на щеке и также быстро отстранившись. У Антона даже кончики ушей заалели, но он ничего против не сказал, лишь смущенно опустил взгляд. — До вечера, отметим твой зачет. — До вечера, — теряя тепло рук, промолвил.***
— Куртку забыл, — Арсений урвался следом на балкон, держа в руках чужую болонку приятно пахнущую духами Шастуна. Он любил его ощущать, когда обнимал, прижимаясь к свитеру или к футболке, тыкался носом в шею, стараясь незаметно урвать аромат смешанный с запахом кожи. — Спасибо, — забрал куртку, накидывая сверху. Арсений закрыл дверь, отгораживая их от шума, надеясь, что их никто не побеспокоит. Многие перешли на электронки, поэтому пускали сладкие клубы прямо в комнате. — А ты? — перекатывая этот вопрос на языке сотни раз, наконец-то спросил. — Что я? — выпустил дым. — Хотел бы поцеловать парня? Думал об этом? — и затаил дыхание, ожидал. Он не хотел верить, что все себе надумал. Надумал взгляды и долгие касания. Надумал, что это все что-то больше, чем дружба. Потому что сам осознал, насколько глубоко встрял в пучине чувств. Антон тушит окурок, выбрасывая в банку из-под оливок, которую кто-то предварительно оставил. — Не знаю, — спокойно. — Это не ответ, — криво улыбнулся Арсений, пряча нервозность. — Тут либо ответ «да», либо «нет». Ему надо знать, просто необходимо. Ответ должен быть словно удар по щекам, отрезвить, привести в чувство. Что хватит летать в облаках и все сильнее влюбляться безответно. Должен запретить себе, как только услышит ответ. И пусть сердце будет сжиматься от боли, но он переживет. Справится. Поэтому и затеял этот разговор перед каникулами, чтобы дать себе время в дали от Шаста, справится, собрать себя по кусочкам за это время. — Я не знаю, что ты хочешь услышать. Он бы хотел услышать: «Да. Хочу тебя поцеловать, Арс. Пиздец, как». — Правду, — но ответил другое. — Да, наверное. Не вижу ничего такого в этом. Всего лишь поцелуй, — выдал на одном дыхании, пожимая плечами. И это дало надежду на следующее откровение. — А ты хотел бы поцеловать меня? — спросил спустя целую минуту. Он ведь обещал себе быть смелее, не как Егор с Даней, которые играют в «кошки-мышки» второй год, не решаясь нормально сесть и поговорить. Лучше горькая правда, чем сладкое неведенье. Он считал, но ответ не послышался не через тридцать секунд, не через минуту. Сделал шаг назад, придя к своим выводом, что тот не может подбирать слов, чтобы не обидеть. Стало стыдно за свою наивность и влюбленность. — Да! — слишком громко ответил Антон, а потом прикрыл глаза ладонями, смущаясь. Большего и не требовалось, Арсения окатил прилив радости и щемящей нежности. Реакция Антона, лишь подтверждали его слова. Это не безответные чувства. Есть шанс построить что-то вместе. Стать парой. — Да, я думал об этом, когда ты смеялся, запрокидывая голову, — продолжил. — Когда стоишь на сцене и светишься. Когда нервничаешь и кусаешь губы. Когда радуешься победе. Прости. Он плавился от слов Шаста, понимая, что тот загнал себя в ту же яму и они сидели там, не понимая, что у каждого есть по части лестницы, которую стоит лишь собрать вместе и выбраться. Арсений убрал руки, встречаясь с зелеными глазами, наполненными печалью. Арсений встав на носочки, поцеловал. Нежно, почти невинно, скользя, пробуя, ощущая вкус пива. Шокированный Антон не сразу ответил, пробую желанные губы, слегка оттягивая. Кожу царапала щетина, но это мелочи. В груди разлилось тепло, согревая сильнее куртки, он пьянел от нежности. Сжал Арсения за талию, сквозь одежду, притягивая ближе. Он знал, чтобы не было дальше, он не отпустит Антона. Даже если тот будет отнекиваться, что ничего не помнит. Напомнит, залюбит.***
Он топтался перед входной дверью минут тридцать, уже собираясь уйти и провести Новый Год в аэропорту. Но жаба душила, вот так просрать потраченные деньги. Собравшись, нажал на звонок и пока ему открывали, успел себя накрутить сотни раз. Все слишком быстро. Они с Антоном еще не разобрались в отношениях, куда уже знакомство с родителями и Новый год вместе? Но хотелось до дрожи. Просто хотелось быть вместе наплевав на всех и вся. Целовать и обнимать, быть рядом, любить. Дверь открыла женщина со светлыми короткими кудрявыми волосами, как у сына, в которых прослеживалась седина. В черном платье футляре и в квадратных очках на кончике носа. — Здравствуй, ты Арсений? — Здравствуйте. Я. Это вам, — протянул подарочный пакет с бутылкой вина и конфетами. — С наступающим. — Заходи-заходи. Не стой на пороге, — сначала пропустила в квартиру, только потом забрала пакет. — Раздевайся. Тапочки на полке. И мой руки. Антош, Арсюша приехал, — прокричала, нежно, по-домашнему, как давно не было. — Арсюша, — протянул сладко, выходя в коридор, улыбающийся Антон, словно солнце, освещая. — Антон, помоги другу и потом приходите, перекусить, — и скрылась на кухне. Арсений повесил холодную куртку на крючок, надел красные тапочки, ощущая, как смущение вытесняет щенячья нежность, когда на него так смотрят, облокотившись на стену. — Такой красивый, — тихо сказал, подходя ближе, вгоняя краску. — Рад, что ты приехал. — И я, — Шаст коснулся губ легко, быстро отстраняясь, заставляя тепло греть грудь изнутри. — Я словно во сне. Ты. Я. Совместный новый год. Знакомство с родителями. — Мама у меня чудесная, тебе понравится. А отчим уехал на базар, закупаться по списку. Самое то, в тридцать первое. Для Арсения Новый год никогда не был любимым праздником, наоборот, он даже входил в топ худших. Но сейчас понимал, что тот поднимется в топе после сегодня. Вся эта суматоха и забывчивость, лишь умиляла. Это ведь их первый совместный праздник как пары. Пусть и скрытой, без демонстративных поцелуев в полночь и держание за руку, но Арсения устраивало просто быть рядом. Любить. — У меня подарок для тебя, — потянул пакет из магазина. — Не нужно было, — смущенно начал Антон, шурша полиэтиленом. — Это не честно. Я ничего не готовил. — А там и ничего особенного. Поверь. Антон достал обычную черную футболку с вышивкой в районе сердце. — Это моё, — прочел. — Моё сердце теперь у тебя, — ответил вгоняя в краску Антона сильнее. — Как и моё.***
— Антон, ответь честно, — Мая Олеговна судя по голосу была встревожена. Арсений замер, не решаясь войти на кухню, вжался в стену, стараясь даже громко не дышать, чтобы не потревожить. — Да? — Я долго об этом думала и не хотела тебя тревожить во время сессии, но мне важно знать. — О чем? Мам, — он не видел Антона, но был уверен, что глаза его расширились, а брови взлетели вверх. — Ты гей? — пауза, тяжелый вдох. — Арсений твой парень? Арсений сжал пальцы, мысленно перемещаясь на три года назад, когда отец спросил почти то же самое. Он был готов, уже полностью разобрался в ориентации, убеждаясь, в отличие от Антона. Поэтому голос почти не дрогнул над коротким ответом «Да». Это привело к ссоре. И сейчас хотелось вмешаться, не дать Антону сказать то, что изменит отношения с матерью. Но он не может, не имеет права. Он знал, что ничего не изменится, ответь Антон «нет», выбрав мир с родителями. Он его поймет. — Почему ты спрашиваешь? — казалось бы прошла вечность. — Я ведь плачу за твою общагу. Я узнала, почему так дешево, кто там живет. Антон, прошу, скажи правду, не ври мне. Глупо. Он ошибся, не посмотрев внимательно сайт, ошибся, забив на это, надеясь, что мама не узнает? И теперь стоял и краснел, обдумывая ответ. — Я не знаю, — с надрывом. — Мне нравятся девушки, мам, — сердце в груди Арсения сжалось. — Но и Арсений мне нравится. Очень. Мы пара. Пару секунд казались вечностью. — Спасибо-спасибо, — приглушенно. — Спасибо, что открылся мне. Все будет хорошо, не плачь. — Ты не ненавидишь меня? — с надрывом, будто вот-вот и он расплачется. — Конечно, нет. Ты мой сын. Я люблю и принимаю тебя любым. Главное, чтобы ты был счастлив. Ты с ним счастлив? — Очень.