Маргарита. До и после Мастера

Страх сковывает по рукам и ногам. Дышать становится тяжелее. Каждый вдох дается тяжело, будто воздух превратился в густой кисель. И она мысленно командует себе; вдох — выдох, вдох — выдох. Только так получается хоть ненадолго отогнать поступающую паническую атаку. Жизнь ещё не закончилась. Все ещё хорошо. Но, глядя, как бледный отец мерит шагами гостиную, Маргарита понимает: положение близко к катастрофе. В дверном проеме появляется младшая сестра — София. Мужчина, повернувшийся было в ее сторону, досадливо поджимает тонкие губы — он ждёт Воронцова с вестями, но тот все никак не появляется. Марго переводит взгляд на сжимающую в руках книгу мать — та не читает — уже третью минуту смотрит в одну строчку, так и не переворачивая страницу. — Вы все собрали вещи? — интересуется отец негромко, переводя взгляд от одной дочери к другой. — Да, — отвечает София, а Маргарита просто кивает. Ей не даётся покоя одна мысль, но озвучивать ее отцу страшно. Он рассердится и все равно сделает по-своему, так, как считает нужным. — Папа, — наконец тихо произносит Марго, глядя на отца. — Не надо оставаться. Поедем с нами. Это все равно ничего не даст. Против толпы даже Вы бессильны. — Nicolá, — голос матери дрожит, когда она отрывает глаза от измятой в нервах страницы. — Она права. Прислушайся к своей дочери. И к супруге, если тебе их хотя бы капельку жаль. Мне страшно выходить из дома. В соседнем имении сожгли семью! Прямо в их доме сожгли! Я не хочу овдоветь! И мест в поезде, я уверена, будет ещё достаточно! Мы и так засиделись в этой проклятой, забытой Господом стране! Император расстрелян, правительство пало. Чего ещё мы ждём? Мужчина проходит мимо обитого парчовой тканью диванчика и останавливается возле окна. Марго он напоминает загнанного зверя. — Я не могу бросить свою страну в такое время. — Это уже не наша страна. Их, — произносит Марго и поднимается со своего места. Она подходит к отцу и касается его руки. — От нашего здесь уже ничего не осталось. — Я не поеду с вами в Париж. По крайней мере, не сейчас, — отвечает он негромко, но слышат его все члены семьи. — Воронцов должен принести три билета. Для вас. Лишь бы вокзал не оказался закрыт. Марго сжимает губы и вскидывает подбородок. Она ещё слишком молода. К ее мнению не прислушаются, да и с отцом так нельзя разговаривать, но… — Ты понимаешь, что тебя убьют?.. Николай проводит рукой по тяжелой кудрявой копне ее темных волос. — Не убьют. Я должен сделать все, что в моих силах, чтобы сохранить то, что у нас есть. Если мы все уедем, даже не попытавшись отстоять свое имущество и капиталы, все национализируют. Разграбят. Я не хочу прожить остаток жизни в нищете вдали от своей страны, — помедлив, он добавляет: — Я не доверяю прислуге. Сходи, проверь, все ли ты собрала. Я хочу отправить вещи на вокзал. — Лучше жить в нищете, но жить, — отвечает Марго, не двигаясь с места. — Поедем вместе. К Дьяволу деньги и имущество. — Ты так говоришь, потому что не знала нужды, и не приведи, Господи, тебе узнать, Марго. Иди. И прихвати сестру. — Папа, ты делаешь глупость, — вздыхает Маргарита и выходит из комнаты, потянув за собой Софию. — София, проверь свой чемодан, — наставляет ее Марго, когда они поднимаются по ступенькам на второй этаж. — Проверь, положила ли ты свою любимую куклу. Эмилия обидится, если ты оставишь ее здесь. — Ты думаешь, мы сюда больше не вернёмся? — тихо спрашивает София, оглядывая свою спальню. В груди начинает щемить. Маргарита касается ее золотистых кудряшек. — Я не знаю, Софи, — она вздыхает. — Мы можем только надеяться. Проверь свои украшения. Нужно забрать все ценное. — Ты говоришь как папа, — отвечает София и порывисто обнимает сестру. — Ну зачем он геройствует? — Я не знаю, — произносит Марго. И это незнание делает больно. Будущее, ставшее теперь столь туманным, пугает ее. Все, что она осознает целиком и полностью — это то, что она обязана позаботиться о сестре и матери. И что все они сидят на пороховой бочке. — Мы ведь не сможем его убедить ехать с нами? — Ты же знаешь, если папенька что-то решил, то его никакими мольбами и аргументами не переубедить, — грустно улыбнувшись сестре, Маргарита отходит от сестринской спальни и направляется в собственную, но не успевает открыть дверь, как снизу слышится громкий шум. «Будто бы дверь ломают?..» — проносится догадка в ее голове. Через несколько мгновений снизу доносится звук нескольких мужских голосов. Разговор сразу переходит на повышенные тона. У Маргариты в груди поселяется очень нехорошее предчувствие. Оказавшись рядом с Софией, она резко разворачивает сестру к себе и, наклонившись, заглядывает ей в глаза. — Быстро иди в свою комнату и залезь под кровать. Не вылезай, пока кто-то из нас за тобой не придет, и ни звука, поняла?! София кивает, во все глаза глядя на сестру и не двигается с места. Марго даже приходится ее подтолкнуть. — Ни звука, Софи! Что бы ни произошло. Она на всякий случай закрывает дверь, чтобы внутреннее убранство не привлекло ничьего любопытного носа да загребущих рук. Маргарита тихо возвращается к лестнице, размышляя, стоит ли спускаться, но истошный визг матери заставляет ее, потеряв контроль, буквально слететь по ступенькам, не упав лишь чудом. Едва ли перевалившая ростом за полтора метра, она врывается в гостиную, готовая кинуться на любого, кто посмел обидеть маму, но их с отцом там не оказывается. Маргарита бежит через смежную комнату туда, откуда слышится звук голосов и крики, но налетает грудью на вынырнувшего из дверного проема незнакомого мужчину, да с такой силой, что валится на начищенный паркет. Маргарита проворно поднимается на ноги, сверкая зелёными глазищами, и сжимает кулаки. — Вы кто?! Где мои родители?! — Товарищ Коршенев, не задерживайтесь, нам ещё оформлять арестованных придется! — доносится из коридора, и тот, проигнорировав вопрос девушки, оборачивается. — Я догоню. Оставьте лошадь, — он снова поворачивается к ней, и взгляд его Маргарите совсем не нравится. Она отступает на шаг назад, глазами цепляясь за красную ленту на груди мужчины. Крики слышатся уже дальше, не из дома, а с улицы — должно быть, отец пытается сопротивляться. — Папа! — вскрикивает Марго и бросается к дверям. Безрассудство и страх больше никогда не увидеть родителей придают ей сил. — Уйдите с дороги! — велит она необычайно властным для столь юного создания тоном и пытается обойти незваного гостя. Она успевает увидеть в открытой двери, как отца вслед за матерью грубо заталкивают в арестантскую карету, а затем ее тянут за волосы так больно и сильно, что Маргарита теряет пол под ногами и валится. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что оставшийся солдат хочет не в шахматы с ней сыграть. Человек, названный Коршеневым, заставляет ее подняться и больно обхватывает пальцами лицо, разглядывая. Он смотрит с такой ненавистью, будто она лично виновата во всех его бедах. — Долго мы под вами терпели. Теперь и вам пора под нами потерпеть, — он толкает Марго с такой силой, что она влетает спиной в спинку дивана. Болезненно отзывается поясница — кажется, оцарапанная деревянной лепниной. «София! Господи, София наверху!» — эта мысль едва не заставляет ее дернуться в сторону ступенек, но Маргарита берет себя в руки. Наверх этот человек поднимется только через ее труп. Она оббегает диван, чтобы между ней и нападающим было хоть какое-то препятствие, и шарит взглядом вокруг в поисках чего-нибудь, чем можно защититься. На глаза попадается графин с алкоголем. Отец пил не часто, но в последнее время обстоятельства вынуждали. Марго хватает тяжелый хрустальный сосуд, крепко сжимает в руке. Она справится. Она справится со всем, не только с этим. Коршенев, надвигающийся на нее как хищник на добычу, улыбается совсем уж противно. — Можете выпить, барышня, только алкоголь не поможет забыть, что я с Вами сейчас сделаю. Марго, понимая, что ее оттесняют к каминной полке, целясь в лицо, выплескивает алкоголь, а затем, пользуясь мгновеньем, пока мужчина уворачивается, бросает тяжелый хрустальный графин ему под ноги. Тот разлетается на кучу отливающих влажным блеском осколков. Солдат громко и очень крепко матерится — кажется, графин попал ему по ноге, прежде чем разбиться. Маргарита пытается проскочить в сторону кухни, туда, где хранятся ножи, но ее хватают за шиворот и валят на пол. Паника наваливается на нее вместе с отребьем, которое язык не поворачивается назвать мужчиной. Мужчины знают, что такое честь, а это — животное. На лицо обрушивается пощёчина такой силы, что она ударяется затылком об пол. Навалившись на нее сверху, Коршенев одной рукой удерживает Марго за шею, придушив, так, что она не может дотянуться и ударить. Воздуха не хватает, горло саднит от давления. Одной рукой пытаясь отодрать от шеи его руку, другой она шарит по полу в поисках хоть чего-нибудь, чем можно ранить. Заметив, что ей задирают подол платья, Маргарита начинает трепыхаться с удвоенной силой, но силы этой все равно слишком мало. Пальцы наконец нащупывают что-то острое и девушка, порезавшись сама, вдавливает острый кусок хрусталя прямо в сомкнувшуюся на ее шее руку. Коршенев кричит. Отдергивает раненную руку, а потом опять бьёт Марго по лицу. — Потаскуха поганая! Ведьма бешенная! Да я тебя!.. Воспользовавшись тем, что ее стискивают уже не так сильно, Марго подтягивает ноги и бьет мужчину коленом пах. Звучат такие ругательства, каких ей, дочери офицера из высшего общества, слышать доселе даже не приходилось. Пнув солдата второй ногой, она отползает и быстро поднимается на ноги, чтобы пересечь комнату и схватить прислоненную к роялю винтовку. Пользоваться огнестрельным оружием она не умеет, но понимает, что ей будет безопаснее, если отправить это оружие прямо в горящий камин — едва ли его теперь будет возможно взять в руки, пока оно не остынет. Боковым зрением заметив движение, она уворачивается от пытавшейся схватить ее за волосы руки и отпрыгивает в сторону, уже нацеливались на висевшую на стене отцовскую шашку. Она взмахивает оружием, и ножны слетают куда-то в сторону, кажется, попав в вазу. Тяжелая шашка оттягивает ей руки и упирается острием в паркет, оставляя царапины. Марго приходится напрячь все свои силы, чтобы поднять ее перед собой и направить на противника. — Не подходи! Зарежу! Как свинью зарежу! — Ишь как заговорила, пташка, — хмыкает Коршенев и направляется к ней, пожирая совершенно плотоядным взглядом. — А силенок-то хватит? Маргарита вцепляется в оружие до побелевших костяшек пальцев. У нее внутри все дрожит и сжимается от страха. Острие упирается Коршеневу в грудь, рядом с красной лентой. Тот наблюдает за этим с издевательской усмешкой. — Думаешь напугать меня этой игрушкой? — нарочито добродушным тоном Маргарита не обманывается. Она прекрасно знает, что в этой ситуации она — загнанная мышь, с которой играет голодный кот. Ее охватывает новая волна паники. Вязкий, липкий страх перекрывает ей дыхательные пути, мешая дышать. Сейчас он выбьет из ее рук оружие, и все будет кончено. Вдруг выражение его лица меняется, мужчина вздрагивает всем телом, глядя на нее, Марго, и отступает на шаг, прижимая к груди руку. Лицо мерзавца бледнеет, а затем искажается в болезненной гримасе. Взгляд Маргариты мечется по комнате, выискивая куда броситься, чтоб спастись. До нее ещё не доходит, что можно больше не бояться. Взглядом она натыкается на зеркало и вот уже сама бледнеет. Ее отражение. Она не узнает себя настолько злым кажется лицо ее двойника из Зазеркалья. Но страшнее всего, что вместо оружия ее отражение сжимает человеческое сердце. Через несколько секунд Коршенев падает на ковер и уже больше не шевелится. Марго недоверчиво смотрит на него и чуть приоткрывает рот. «Что это было? Он умер? Разве так может быть?» Она снова бросает взгляд в зеркало, но на этот раз ничего необычного не видит, и тут же переводит взгляд на тело. Ноги ее будто бы вросли в пол. Шашка выпадает из ослабевших пальцев и с грохотом падает на деревянный пол. У Марго подкашиваются ноги, она неловко валится на колени. Ее трясет от страха. «Показалось. Конечно же, показалось» — Марго! Я не могу больше там сидеть. Мне страшно! — подает голос София, спускаясь по лестнице и напоминая своим видом испуганного зайчишку. Маргарите приходится приложить усилие, чтобы прочистить горло и взять под контроль собственные голосовые связки. — Не ходи сюда. Иди наверх. Переложи мамины драгоценности и деньги в свой саквояж. Я сейчас приду за тобой. — Зачем? Нехорошо копаться в ее вещах. Мама не любит. Будет ругаться. Марго стискивает пальцы в кулаки. Как сказать сестре, что родители арестованы? Она такая маленькая… — Нам нужно уехать, но мы не сможем взять сразу все вещи. Если оставить — их украдут. А мама с папой… Они уехали, — она, повернув лицо, выдавливает улыбку. — Но мы скоро встретимся с ними и уедем в Париж. — Как уехали? Без нас? Куда?! «Их арестовали и увезли. Я не знаю, куда. Мы с тобой остались одни, и я не знаю, как мы справимся…» Маргарита чувствует себя совсем маленькой и бессильной. Мир ощерился на нее, показав зубастую звериную пасть, а у нее нет ни клыков, ни когтей, чтобы ответить хоть чем-то. — По делам. Что-то касательно отъезда. Софи, ради Бога, иди наверх. Я сейчас подойду. — Ты врешь. «Да?» — тихо спрашивает девочка. — Когда ты врешь, у тебя губа чуть дёргается и глаз косит. Девушка, пойманная на лжи, улыбается обессиленно, немного истерично. Врать как следует она никогда не умела. — Иди наверх, Софи. Я сейчас встану и помогу тебе. Когда шаги наверху затихают, до слуха Маргариты доносится хруст стекла под чьими-то ботинками. Она поворачивает голову на звук, готовая не то драться, не то плакать и умолять. Но входит не враг. Друг, которого так ждал отец и который опоздал. Воронцов осторожно обходит осколки, держа в руках револьвер. — Маргарита, с Вами все в порядке? Нет. С ней ничего и совсем не в порядке. Она открывает рот, пытаясь сказать «да», но изо рта вырывается всхлип. — Владимир Григорьевич, — хрипит она, вытирая с лица покатившиеся слезы. — Их забрали… Я не… не знаю, что делать. — Тише, — говорит он и наклоняется к телу Коршенева. Проверяет пульс и выдает вердикт: — Мертв. София цела? Маргарита с трудом кивает. Голова такая тяжелая, что едва хватает сил. — Да. Ее не тронули, я прогнала ее наверх собрать необходимые вещи, — она хватает мужчину за брючину и тянет на себя. — Владимир Григорьевич, я знаю, что вы лояльны новому режиму. Знаю, что у вас есть связи. Помогите. Я что угодно сделаю, только помогите. — Тише, — говорит он, стараясь ее успокоить, и гладит по волосам, словно ребенка. — Успокойся, — Воронцов протягивает руку и помогает Марго подняться. — Я не всесилен, но я сделаю что могу. Она неловко поднимается и совсем не аристократично шмыгает носом. Смотреть Воронцову в глаза тяжело и ужасно смущает — он старше ее на добрых пятнадцать лет, но это все неважно. Она должна помочь своей семье и пойдёт ради этого на все, что угодно. Если такова цена жизни сестры и родителей — так тому и быть. — Сделайте больше, чем можете, Владимир, — Маргарита сознательно не добавляет отчества, отчего обращение звучит более интимно. — И я отвечу «да» на те ваши притязания, в удовлетворении которых Вам ранее было отказано моим отцом. Воронцов теряется всего на несколько секунд, а затем, видимо, переборов искушение, всё-таки качает головой. — Вы говорите глупости, сударыня. Идите наверх. Соберите необходимые вещи. Я поднимусь через несколько минут. Помогу спустить.