Спаси нас

Переступая порог квартиры Киоссе, я ощущала трепетное волнение. Мне не было страшно, скорее неловко. За три года пропасти между нами он сменил жилье. Новое место обитания выглядело… суровым. Серо-черная квартира с белыми вкраплениями. Не было место цвету. Совсем. Отсюда обстановка казалось очень тяжелой, холодной… — Проходи на кухню, нам есть, о чем поговорить. — Никита кивнул в направлении кухни, а из одной из комнат раздался несвязный рык. — Не обращай внимание, я все объясню. На кухне был легкий беспорядок. Три пустые коробки от пиццы, несколько пустых бутылок из-под коньяка и разбитый телефон на столе. В остальном мрачная кухня с серыми шторами и отсутствием каких-либо признаков жизни на плите и столешнице. За спиной раздался тяжелый вздох. Я обернулась, натыкаясь на растерянный взгляд мужчины. Никита подошел к раковине, достал мусорное ведро, затем подошел к столу и скинул туда сначала бутылки, затем смял и отправил следом коробки. — Чай? Кофе? — поинтересовался он, хлопая дверцами навесного шкафчика. — Зачем мы здесь? Его лицо выглядело таким усталым. Ощущение, что он не спал несколько дней, а то и того больше. Мне хочется спросить, все ли с ним в порядке, но я удерживаю язык за зубами ради собственного покоя. Глупо отрицать, что этот мужчина все еще волнует мое сердце, заставляя биться его в конвульсиях каждый раз, когда он оказывается рядом. Нервно кусаю губы, пока снова не раздается этот душераздирающий вопль. — Ты поймал подкроватного монстра? — Никита смеется, и меня одолевает желание рассмеяться в унисон, но я только лишь наблюдаю за ним, как завараженная. — Почти. Пойдем. — он отталкивается от столешницы и спешит на выход. Мы проходим коридор, останавливаясь возле черной двери. Страшно подумать, что может оказаться за ней прямо сейчас. Что-то, что меня может напугать? Я не успела решить, как Никита нажал на ручку, и дверь отварилась. То, что оказалось за ней меня… неприятно удивило! — Какого… — прошептала я, разглядывая пьяное тело, лежащее на кровати животом вниз и головой к выходу. Это был Платонов Мудак Александрович в самом истинном своем мудачьем воплощении. Но, признаться честно, выглядел он жалко. Замыленный пьяный взгляд, взъерошенные волосы и щетина, покрывшая его симпатичное лицо, превращая статного мужчину в алкаша-забулдыгу. — Зачем ты меня привез сюда? — прошипела я, переводя взгляд на Киоссе. — Ты хотела узнать, зачем приезжал Беседин. Вот… — он указал рукой на пьяное тело, после чего закрыл дверь и снова вернулся на кухню. Я последовала за ним и села на прежнее место, пребывая в неприятном шоке. Глупое девичье сердце и дурацкая сердобольность! Как можно было променять вечер в семейном кругу на это все? — Если ты думаешь, что это многое объясняет, то у тебя фигово с объяснениями. — нахмурилась я. Никита поставил напротив кружку с дымящимся напитком. По запаху я поняла, что это кофе. Я не хотела пить кофе. Я хотела понять, какого черта происходит?! — Беседин не мог дозвониться до дружной четы Платоновых и решил навестить их лично. — начал он. — Я сказал, что они оба заняты над проекцией модулей, и он желает их видеть у себя завтра после семи. Платоновых с модулями. — пояснил он. — Но… — я растерянно захлопала глазами. — Ага. — хмыкнул Никита. — Все именно так. Никаких модулей, как и дружной четы. Поэтому у нас есть ровно сутки, чтобы привести в порядок то пьяное тело, что ты наблюдала всего пару минут назад в моей спальне, и сделать проекцию модулей. Челюсть встретилась с полом. Успеть сделать месячную работу за одну ночь? Ха-ха, отличная шутка, только что-то мне подсказывало, что это ни черта не шутка, и что мы в большой беспросветной заднице. — Это невозможно. — прошелестела лишь одними губами. — Но попробовать стоит. — подмигнул мужчина так задорно, как будто речь не шла о жизни и смерти. — Я займусь проецированием, а ты попробуешь вправить мозг этому идиоту. — ЧТО? НЕТ! Киоссе закатил глаза и подался вперед, переходя на тихий размеренный голос. — Понимаю, что желание говорить с тем придурком равно нулю, но я уже пробовал приводить свои аргументы насчет их с Машей ситуации. О, — неожиданно встрепенулся он, — надеюсь, ты в курсе их… — я лишь кивнула. — Отлично! Быть может, твои слова смогут его хоть в чем-то убедить. — С чего бы это? — я была раздражена, потому что жалела о своем согласии помочь. — Вы, девчонки, почти все грезите о семье и спиногрызах. — фыркнул он, а меня обдало холодом с его слов. Вот, значит, как он относился к детям. Спиногрызы. Живот скрутило от этих слов, и я поежилась, жалея о предложенной помощи в квадрате. Мне хотелось уйти как можно скорее, но ноги как будто вросли в пол. В голове крутились его слова, а чувство ответственности за людей и проект все крепче сжимало в своих звериных лапах. Тяжело выдохнув, я снова сделала выбор не в пользу себя и своего спокойствия. Ничего не ответив, на полусогнутых вернулась обратно к спальне и одним рывком открыла дверь. Кирилл лежал в той же позе и мычал что-то неразборчивое в матрас, а когда почувствовал на себе взгляд, поднял голову и застонал. Он не хотел меня видеть. Он все еще злился и винил в своих бедах меня. И в любой другой ситуации я с удовольствием послала бы его к черту, развернулась и ушла, но сейчас… после слов Никиты мы были с ним в одной упряжке. Боль, которая наполняла глаза мужчины, отзывалась и в моей груди. Я понимала его чувства и была готова разделить их пополам. Я была готова поддержать человека, сломившего меня и мою веру в себя. Я была готова стать другом для того, кто этого меньше всего заслуживал. — Почему ты оказываешься рядом всякий раз, когда моя жизнь катится с горы? — простонал Кирилл и просто сел, устало склонив голову на бок. Я просто пожала плечами и села напротив, неуверенно заломив пальцы. В голове все еще пульсировало: «Спиногрызы», и сердце сжималось от обиды за маленькую девочку Еву, которой придется расти без любви родного отца. Я горько усмехнулась и смахнула слезы, запрокидывая голову вверх. — Я знаю, как Вам тяжело… — мой голос задрожал, и мужчина раздраженно фыркнул. — Ты не понимаешь… — он стиснул челюсти и поерзал на кровати. — О, как сильно Вы ошибаетесь. — Меня сейчас стошнит от выканья. — он поморщился. — Мы не в офисе. — я лишь кивнула, принимая правила игры. — И если уж совсем честно… мне слишком хреново, чтобы выслушивать твою болтовню. — Знаю. — мои губы искривились в жалкой усмешке, и Кирилл фыркнул, все еще испытывая ко мне неприязнь. — Я бы с удовольствием убралась от сюда как можно дальше… — Что тебя останавливает? — Сложно сказать, что именно… — глубоко вдохнув, я перевела взгляд на большое панорамное окно, за которым кипела жизнь. Комната Никиты была просторной, но не имела ничего общего с уютом. Холодная и одинокая. Темный цвет кишил в каждой детали: мебель, постельное белье, шторы, даже горшок у искусственной пальмы был из бетона. Мне стало не по себе в этом месте. Поежившись, я обняла себя руками, устало прикрывая глаза. Душа хозяина была такой же мрачной, как и его квартира. Мрачной, тяжелой и холодной. — Она не отвечает на мои звонки, и я не знаю, где ее искать. В квартире пусто, хоть и все ее вещи на месте. — спустя долгое томительно молчание Кирилл приоткрыл завесу своих переживаний, видимо, надеясь, что я расскажу, где Маша и как ее дела. Но я не знала. — Я тоже не знаю, где она и все ли с ней хорошо, но… — заглянув еще раз в его зеленые глаза, я тяжело сглотнула. Отчаяние. Боль. Страх. Эмоции, бултыхающиеся внутри него, резонировали во мне. — Нужно набраться терпения, и дать ей время. Вы оба были не готовы к тому разговору и тем решениям, что оба приняли с горяча. — Ты не понимаешь… — Кирилл стиснул в кулак свои волосы, а с губ сорвался звериный рык, но я знала, что в эту секунду он злился на себя. — Я мечтал о семье, о ребенке. Я не был готов к тому, что с нами произошло. Я думал, что Маша тоже этого хочет. Но она… Я не знаю, смогу ли принять ее желания, смогу ли смириться и жить дальше… И я ни черта не понимаю, почему обсуждаю все это с тобой! Горло сдавливало от гнева, обиды и разочарования. В соседней комнате находился мужчина, в котором я нуждалась больше всего. Мужчина, которому я подарила всю себя. Мужчина, который раскрошил мое сердце на мелкие кусочки. Мужчина, подаривший мне настоящее счастье. Мужчина, который никогда о нем не узнает! — Отец моего ребенка не знает о его существовании, потому что последнее, чего он желает в этой жизни, — обременять себя отцовством. Хуже всего видеть, как твой ребенок растет без любви еще одного родителя. Хоть я и убеждала себя, что дедушка заменяет ей отцовскую любовь, понимаю, что никакое другое внимание не сравнится с вниманием любящего отца. Правда вырывалась из меня неконтролируемым потоком, и если бы кто-то еще сегодня днем сказал бы мне, что я буду делиться сокровенным с Мудилой Александровичем, я бы рассмеялась ему в лицо. Пожалуй, он последний на земле, кто заслуживал моих откровений, но я видела, как он нуждался в искренности, как он нуждался в человеке, чья боль была сродни его боли. Пустые зеленые глаза смотрели на меня в упор. Мужчина молчал, его челюсти стискивались, а губы подрагивали. — Я каждую ночь давала себе обещание обо всем ему рассказать, но боялась правды. Я знала ведь, что вся эта семейная жизнь не вписывается в концепцию его собственной. Он хорошо дал это понять. Но я верила, что где-то в глубине мрачной одинокой души живет желание обрести любовь. — слезы скатывались по щекам, а перед глазами стоял образ счастливой девочки, звонко кричащей на нашей кухне из-за щекотки, которой дразнил ее дед. — Она чудесная. Она забавная. Она маленькая его копия. Она имеет право быть любимой своим отцом, но правда в том, что ему это не нужно. — Почему ты решаешь за него? — хриплый голос прервал мои мысли. — Если он ничего не знает, значит должен узнать. Он имеет право знать, чтобы выбирать… Не лишай его шанса. Я испуганно взглянула на Кирилла, как будто он мог знать, о ком именно мы говорим. Как будто из потока моих истерзанных горечью мыслей он смог понять, что отцом Евы был Никита. Но он ничего не знал. Он просто высказывал свои мысли или высказывал в слух умозаключения, к которым неожиданно для себя пришел. Поток сознания закрутило воронкой урагана. Я попала под этот шторм, не пытаясь даже спастись. Воспоминания вырывались из-под контроля, и я уже ничего не видела, кроме ванной комнаты, в которой сидела на полу с тестом в руках и горько плакала, рассматривая две полоски. Они не улыбались мне, а ехидно смеялись. Две синие палочки, означающие, что все мои мечты, желания и амбиции благополучно поставлены на паузу. Стоп. Дальше только пугающая неизвестность. Срок был ничтожно маленький, но я смотрела на свой живот и горько плакала. Я не хотела этого. Только не сейчас, когда мне больно, одиноко и страшно. Только не сейчас. Живот становился больше сначала каждый месяц, затем каждые две недели, а потом и вовсе как будто рос по часам. Мне было непросто передвигаться, меня все время мутило, я не могла спокойно спать, не могла нормально есть, я в принципе себе больше не принадлежала. А между тем чувство тревоги росло вместе с ребенком. Я боялась стать плохой мамой. Я боялась не полюбить малышку, хотя была в ожидании встречи с ней. Я боялась себя. — Вы еще долго тут будете лясы точить? — в проеме показалась темная голова Киоссе, вырывающая из мыслей. — У нас еще охренеть, как много работы. — Каждый заслуживает шанса, но не каждый его достоин. — хмуро отозвалась я, оставляя Кирилла в недоумении.