Крылатый Череп

Шум. Пляски. Пойло. Взмахи ножек, выглядывающих из-под подолов платьев лишь по щиколотку. Но этого хватает мужчинам для того, чтобы метнуть свой взгляд в их сторону. Пышные люстры, наряды, банкеты. Смех, говор, снова смех вперемешку с музыкой. Вечерний бал-маскарад. Привычное дело для жителей Франции. В особенности для дворян. Все наряжаются то в платья, то в костюмы. Надевают свои лучшие украшения, выставляя их напоказ. И маски. Маски, которые обязаны быть на лицах всех посетителей праздника. Они пышные, украшенные золотом и серебром, бархатом, перьями, бусами, камнями. Из всего, что есть на гостях торжества, создаётся ощущение, что самое дорогое — это их маски. И маски они носят и в повседневной жизни. Когда выслуживаются перед собственными господами, дабы заработать на новый чин. Когда сидят на банкете у друзей, потому что те им полезны, у родственников, которых презирают, но терпят, потому что им по завещанию что-то перепадёт. Когда ищут защиту в друзьях и в родстве перед судом. Сейчас маска накладывается на маску, скрывая полностью нутро человека. Все любезничают друг с другом, хохочут, мило общаясь и попивая из своего бокала вино. Елизавета даже любит маскарады в какой-то степени. Единственный праздник, когда маски носят все, не только она. Люди думают, что скрываться — это весело. Она же проводит свою жизнь скрываясь от общественности. Подруга, торговка, статная дама. Все части её коллекции костюмов… Некоторые могут назвать её мошенницей. Блондинка предпочитает считать себя мастером маскировки, живой легендой. И Лизе душно среди них, этих аристократов. Душно-душно-душно. Эта атмосфера возвращает её в то время, когда ей не было восемнадцати. Тогда она ещё не сбежала из пансионата своей тётушки Анны. Снова эти нахохленные юноши со своими бесячими эполетами, кисейные барышни, смеющиеся непозволительно громко по меркам светского общества и стреляющие глазками в сторону мужчин в мундирах, бальзаковские женщины, что танцуют со своими мужьями, косо поглядывая на молодых девушек. Хотя, быть может, они их дочери просто? И женщины на них злобно зыркают из-за слишком развязного поведения с мужчинами? А что поделать? Всему виной воспитание, влияние окружения, необузданный девичий нрав и навязанная цель поскорее выйти замуж. Ведь двадцать лет равно старая дева. А старую деву кто себе возьмёт? И матери не узнают, что их дочкам противны мундиры. Что им противна щетина с усами и грубые руки в белых перчатках. Что им противна мысль о постоянном деторождении, о поделённом с мужчиной ложе и о его пожирающем взгляде, который оставляет голой. Им бы свободы. Как маленькой птичке. И Лиза эту свободу получила. Горячую, опасную свободу, но лёгкую и сладкую. А потому в момент зрительного контакта с одним из офицеров в маске, Елизавета щупает пальцами в перчатке маску, поправляет пастельное платье, берёт со стола бокал с кисло-сладким вином в руку, дабы промочить горло, разворачивается на все сто восемьдесят градусов и идёт по направлению к выходу из огромного здания, в сад, проветриться. Ей не нужно, чтобы в ней узнали ту самую Елизавету Василенко. Ту Елизавету, за поимку которой по всей Европе предлагают миллионы. А когда мимо неё шествуют Денис со своей супругой Варварой, девушка кивает им, после проходя дальше и махая двумя пальцами в сторону витиеватой лестницы ещё четырём пиратам вместе с Дарьей и Алёной, что стоят у выхода. Разделившись, те бросаются выполнять указание. Операция «золото короля». Всё максимально просто: пробраться на его празднике к нему в гостиную комнату, в которой хранятся богатства в больших двух сундуках, забрать его и смыться с награбленным. Даша и Алёна помогут взломать замок. В это время Денис вместе с Варей будут отвлекать короля на банкете, завлекая его разговорами и прикрываясь знатными особами. Валерия отвлечёт охранников своим обаянием. В здании ещё сорок пиратов, двадцать вне его, и ещё пятнадцать ждёт на корабле. Лиза же контролирует ситуацию из зала. Всё должно пройти как по маслу, тихо и красиво. Так думается капитанше в темноте вечера, когда она, опираясь на узорчатые мраморные перила, отпивает алкоголь из своего бокала в пустом саду, крутит его в руках, оценивая на качество. Светские замашки её не покинули. Это даже раздражает. И Лиза поворачивает голову вправо, когда слышит, что кто-то пристроился рядом. Чёрные глаза, тёмные кудри по плечи, самодовольный, но удивлённый взгляд. И прекрасное платье с очаровательной бархатной маской. — Василёк? — хлопая ресницами. — Лютик? Глаза в глаза. — Лизонька. Пуля из мушкета Елизаветы проносится под самым ухом брюнетки, задевая серьгу и разбивая горшок с растением позади. Она ненавидит эту форму своего имени. Мандраж, страх, сожаление, гнев, боль, смерть. Душевная. — Стой-стой-стой! — размахивает руками Марго, пятясь назад на туфельках — совершенно не умеет на них ходить. А после усмехается с бегающим взглядом. — Я не планировала сегодня умирать от рук любимого человека, вообще-то! — Я тоже тогда не планировала, — сжимая рукоять сильнее. Рядом друг с другом они то мертвы, то живы, играя в горячо-холодно. Марго подходит ближе, отводя от себя рукой дуло чужого пистолета. — Давай жить дружно, Василёк. — Ты предала меня. Или мне напомнить тебе? — приподнимающийся уголок верхней губы и немеющие пальцы на спусковом крючке. Так сложно любить и ненавидеть. Так сложно плакать после многочисленных улыбок. Так сложно смотреть в глаза напротив. Не сейчас… Почему она здесь именно в этот момент? — Прошу, не надо, Лиз, — шепчет жалобно, льнёт ближе. Мушкет прячется под подолом платья. На своё место. Елизавета сдаётся. Просто сдаётся, не в силах противостоять нахлынувшим чувствам. И с бешено бьющимся сердцем: — Пройдём в зал, — улыбается так приторно-сладко, не по-живому и не по-настоящему, ибо улыбаться не хочется. Лиза решает противостоять этому. Они проходят в здание под руку, словно подружки. Одна на каблуках идёт уверенно, другая не очень. Но обе выглядят потрясающе в своих нарядах и в собственном безумии. Маргарита берёт сосуд с вином в одну руку с накрытого стола, а в другую — тарелочку с виноградом и вместе с Лизой отходит в угол банкетной. Они стоят, наблюдая за танцами, за красивым праздником, которому суждено сорваться. Ведь Валерия уже обходит каждого стражника, водя их за собой и приглашая на танец, а Денис и Варя, что-то увлечённо рассказывая, уводят французского короля с его свитой вниз по лестнице к гостям, подальше от комнат. Тот хохочет, а значит, всем доволен. И Лиза этому самодовольно усмехается, покачивая ножкой бокала из стороны в сторону, облокотившись на исписанную стену. Но потом взор голубых очей обращается на брюнетку, что с неменьшим интересом наблюдает за этой картиной. — К слову, а что ты тут делаешь? И Марго поворачивает голову к Лизе, хмыкает и делает глоток. Так самовлюблённо это выглядит. — Могла бы сказать, что проведать тебя прибежала, ломая каблуки, но это было бы лукавством в самом чистом его проявлении, Василёк. Думаю, что я тут за тем же, за чем и ты. — Оу. Не хочешь ли ты сказать, что мы с тобой ещё подерёмся за сокровища сегодня? Ну, и где твоя команда? Корабль, который ты так хотела? — тягуче, насмехаясь, потому что в этом вся Лютик. — Корабль есть. Команду набрать я ещё не успела, но и эти ребята неплохи в работе. Мартышка да парнишка-юнга тринадцати лет. — Нашла собратьев по разуму зато. — А ты побольше девушек к себе в команду понабрала потому, что терпеть мужское общество не можешь, Лизок? Плюются ядом, потому что соскучились. — А ты с ними тоже трахаешься? Или сосëшь своему квартирмейстеру на коленях, пока его жена в неведении? — и залпом весь бокал, пока горькая жидкость растекается по горлу. У неë с Денисом натянутые отношения. И строились они всегда на «надо помочь Лизе» и «не распускай на неë свои лапы, пëс плешивый». Она чувствует от него угрозу, потому что слишком много произошло у них, связанного с мужчинами. И не осталось крупицы доверия. В каждом приходится видеть опасность. И это несмотря на то, что тот и так пришвартовался в тихой гавани. Да и не в его характере поддавать влево руля. И Лиза стреляет надменностью в самое сердце, ведь брюнетка по всем пунктам совершенно не права. Ей не нужен Денис. Ей не нужен мужчина. Ей не нужны другие девушки. Елизавета давит эту пылкую любовь к чëрным глазам в себе, топит в пенистых волнах, роме и шуме прибоя. — Зато я точно знаю, у кого тут из нас двоих недотрах. Ты так никому, кроме меня, и не позволила услышать свои стоны? Я права, Лютик? Они играют, потому что скучают. Играют, потому что о многом сожалеют. Играют, потому что не могут простить. Играют, потому что любят. А потому, когда к ним подходит какой-то мужчина знатного рода в маске, отступают друг от друга, давя ему лучезарные улыбки в поклоне. — Дамы, у вас всё хорошо? Как бы вы не поругались здесь, — шаткий голосок со скрипом, похожим на скрип несмазанных петель двери таверны на Тортуге. Точь в точь. Округлая форма лица с явными морщинками, карие бледноватые глаза и блондинистые волосы. Стан важный, но полноватый, ростом не выше Маргариты. Очередной чиновник, не пробывший на службе и секунды. Луж крови и вблизи не видел. Склизкое отвращение. — Да, у нас всё хорошо, не обращайте внимание, — Лиза важно кивает головой, давая понять, что не нуждается в помощи персонажа напротив. — А что у вас с этой дамой? И обеим понятно, что они наткнулись на любителя посплетничать. Хотя, таких в светском обществе немало. Греют уши, а потом обсуждают в своих гремучих компаниях так, словно их это как-либо касается. Лишь бы языком почесать, да косточки другим людям промыть. Как пьяные боцманы. — У нас особые отношения. Брови Лютик приподнимаются в удивлении, а улыбка непроизвольно тянется до ушей. Прямо-таки «особые»? Хотя, в этом есть своя истина. Их «особые» отношения другим не понять. Их отношения не понятны даже им самим. Но они в них тонут, утопают, захлёбываясь и хотят ещё. Это странная зависимость, с которой не совладать, потому что нет нужды от неё избавляться. Они готовы страдать от ломки, которая не пройдёт, пока они снова не посмотрят друг другу в глаза и не скажут пару ласковых. Они готовы смотреть на ночное звёздное небо в одиночестве, вспоминая о том времени, когда были вместе и так же смотрели на созвездия. Их разделяют континенты, разные корабли, моря и недопонимания на пару с выжженной на лёгких неприязнью, которая перекрывает доступ к кислороду. И мужчина с неоднозначным выражением лица уходит от них к столам, а Марго начинает хихикает в ладонь, пока Лиза приподнимает брови, улыбаясь и поворачиваясь обратно к ней. Вино обжигает горло. Вновь то самое напряжение, вновь те самые голубые и чёрные глаза. Одна теряется во тьме, одурманенная страхом неизвестности, одна тонет в океане, полном неизведанного и опасного, из-за чего и боится его. — Я ни разу не видела тебя в платье и на каблуках, — подбородок приподнимается, а палец отодвигает вылезшую прядку волос за ухо. И Марго хочется сорвать эту маску с прекрасного лица блондинки. — Ну так что? Отдашь мне половину награбленного? Ну так, по старой дружбе, — открыто смеётся брюнетка, нагло переводя тему и проводя ноготком указательного пальца по линии чужого подбородка. Это такое сладко-тягучее действие оседает в органах обеих, заставляя пройти волне мурашек по коже. Да, «по дружбе»… Постельной тоже? — Команда не поймёт. Я обещала 2 больших сундука франтов, вместо одного, — фалангами аккуратно отодвигает от своего лица чужую руку, не прекращая самодовольно улыбаться и смотреть в чужие очи так, словно, отведя взор, она проиграет. — Да и к тому же, тебя многие у меня недолюбливают с тех пор. Увидеть своего капитана сломленным… По ним это тоже ударило, Маргоша. — Я уверена, ты найдёшь, что сказать своим шавкам. — Твои питомцы тоже могут перебиться. — Я не могу. Они хотят скандала. Этот внутренний голод добивает обеих, когда они с остервенением разглядывают друг друга, пока нервы сдают. — Что тебе будет, если ты отдашь мне один жалкий сундучок? Готова поспорить, что таких у тебя сотня на борту, — вздёргивая подбородок и запускаясь в рот ягоду винограда. — А я готова поспорить, что ты не выживешь против сотни разъярённых пиратов, — с такой лёгкостью, словно это не приговор и не угроза. — Если бы не они, ты бы отдала мне этот сундук? — Это ты бы мне его отдала. «Посмотрим, кто круче?» Лизе в эту самую секунду подконтролен весь этот праздник, и когда она надвигается на Лютика, заставляя её упереться спиной в стену и смотреть сверху вниз ошалевшим взглядом, показывает, кто тут главный. Как бы «посмотри, я сейчас на пьедестале», глуша в себе желание уступить. — Какая властная и горячая женщина вы, Елизавета! Дадите ли вы мне честь поцеловать вас, а то, боюсь, не сдержусь, — отпускает шутку в защите. — Не заслужила, — хмыкает, ударяя подушечкой пальца по носу. — А чем могу заслужить? А блондинка пропихивает сквозь чужие губы плод винограда и отходит, со словами: — Пошли в центр, потанцуем, — и залпом опустошается сосуд с алкоголем, бодря. И Лиза, цокая каблуками, с усмешкой и лисьим взглядом, проходит к основной массе аристократов. И Марго вспоминает, как любить. Надменные, шокированные взгляды устремлены на девушек, что, наплевав на всё вокруг, в платьях, на каблуках, танцуют в паре друг с другом. Трогая друг друга за плечи, запястья, локти, талию, изгибаясь в спине. Музыка бьёт по ушам, но они слышат сердца друг друга. Не слышат вздохи и крики «возмутительно!». Не слышат обмороков женщин высокого возраста. Их волнуют сладко тянущиеся мелодии и омуты напротив. Каждое касание отдаётся жаром, заставляя вспомнить, что неприязнь на лёгких выжжена ими же, и что раны могут быть излечены мягким взором, искренней улыбкой и близостью. Ледяное сердце Василька тает под напором этих ощущений. И когда музыка сменяется, они выныривают из-под толщи воды из-за криков короля. Мартышка в тельняшке вместе с мальчиком, четырьмя пиратами и Дашей с Алёной под руку бегут через весь огромный зал к выходу, пока Валерия оглушает своим пением всех охмурённых ею охранников. И из толпы гостей отделяется та часть, которая ей не принадлежала с самого начала, обнажая свои орудия и начиная бежать по направлению к выходу вместе с двумя сундуками золота. Денис, подхватывая Варю на руки, кричит через весь зал: «Бегом!», замыкая процессию, пока все стоят в полном ступоре. И только капитанши своих кораблей стоят на месте, переводя взгляд друг на друга. Марго притягивает Лизу к себе за талию ближе, накручивает на палец вьющийся светлый локон, а после: — Я же всё равно поцелую тебя. — Целуй уже, дурёха, — снимая с себя все маски. Вздохи, разъярённые крики «Она!», испуганные визги. Маргарита с радостью снимает свою, которая порядком ей надоела, и зарывается ладонью в чужие волосы, предварительно испортив пучок. — Вау, ты позволишь мне поцеловать тебя при всех? — Это ошибка, — усмехается в чужие губы Лиза. — Позволишь? — Позволю. Лютик, словно боясь ранить, навредить давно уже не хрупкому Васильку, осторожно примкает к губам, пока Лиза хлопает ресничками, не опуская рук с плеч напротив. Чувственно, трепетно, пока этого не становится мало. Обе ненасытны, обеим хочется целоваться до рассвета. Глубоко-игриво-страстно. Влажные губы отдают сладостью и кислотой дорогого брюта, пока их вылизывают и кусают. Но стоит Лизе приоткрыть рот, как Маргарита с напором толкается языком внутрь, томно проводя им по нёбу, приближая за волосы к себе ближе, заставляя блондинку непроизвольно сжать чужую руку в локте, впиваясь в ткань рукава бледного платья коготками, которое в секунду становится ненавистным из-за желания сорвать с тела здесь и сейчас. Марго аккуратно вбирает в свой рот её язык, кусает разгорячённые губы с ещё большей смелостью, будто без стонов в губы и рваных вдохов из-за недостатка воздуха она умрёт. Они борятся за то, кто будет вести, кто главный, забывая при этом дышать. И одна из них может проиграть. Лиза проигрывать не намерена. А Марго может поддаться. Пиратки расплавляются на месте, не в силах стоять на подкашивающихся ногах. Так сложно голодать столько месяцев по бешеному ритму, по чужим губам на своих и по нежным рукам. Они теряются, ибо любят. Любят горячо, пылко, слегка невинно, непонятно для всех этих напыщенных аристократов. Любят романтичной любовью, жаждущей приключений. Франция. Одна из тех стран, в которой за такую любовь сжигают на костре. А девушки уже горят. Прямо сейчас, стоит им усмехнуться в поцелуй под крики стражников, бегущих на них. И вынужденно разрывают близость, потому что умереть не хочется. Мушкеты из-под подолов платьев, первые выпущенные со свистом пули, пока порох есть. И бегут, на ходу выскочив из треклятых каблуков. «Елизавета Василенко. 1000000000 франтов» «Маргарита Лютик. 100000 франтов» К объявлению о розыске Марго добавится ещё пара нулей после того, как она заберёт второй сундук у пиратов судна Елизаветы, после того, как победно выпустит пули в стёкла королевского дворца и после того, как прокричит пару ласковых ненавистному ею Денису. После того, как Лиза скажет ей, что та должна ей уже 2 сундука. После того, как блондинка притронется к своим искусанным блестящим губам, стоя на борту корабля. И вот их раны снова вскрыты, их снова разделяют корабли, моря и недопонимания. Они вновь порознь. «От мест скопления пиратов я держусь подальше», — набатом слова Лютика в голове, пока губы саднят. И далеко друг от друга они улыбаются, прикрыв глаза и мысленно находясь друг у друга в нежных и трепетных объятиях. Из этой фантазии, или, быть может даже, воспоминания, уходить совершенно не хочется. Они подобны двойному цветку, который имеет совершенно разные бутоны. Их всё время что-то пытается разъединить, не признавая того, что эти цветы друг без друга не смогут выжить.